Текст книги "Академия поэзии. Альманах №1 2020 г."

Летняя зарисовка

Солнце августа не греет,

Солнце августа не жжёт.

Напоследок лист желтеет

Остывающих дремот.

Жук попался в паутину,

Роза клонится в росе.

Не найти мне половину

В чёрно-белой полосе.

Нежный облачный барашек

Над землёю пролетел

Мимо сутолоки нашей,

Перепутавшихся дел.

* * *

Как мне хотелось бы с ветрами

Отправить прочь словесный хлам,

Чтоб вся палитра под руками

Ушла в невыдуманный храм.

Ловлю любой оттенок света,

Входящий в сумрачную тень.

И долго дожидаясь лета,

Пускаю в дело даже лень —

Она родит под негой строки,

Что не придут в ворчанье вьюг.

Пусть даже сужен взгляд широкий

Под солнцем, делающим круг.

Всё тот же мир пребудет новым,

Лишь вечны виды из окна.

И я прослушиваю снова,

О чём молчала тишина.

Не обойти весь мир великий,

Но зреет он в полях души.

Всечасно небеса открыты,

А в них и грозы хороши.

* * *

Буря метельная бьётся в окно,

Гневно ярится.

Знаю, она притворялась давно

Белою птицей.

В мире заснеженном мне не уснуть

Долгою ночью.

Будто иной, неисхоженный путь

Виден воочию.

Прячу лицо, отвернувшись к стене,

От завываний.

Горестно видеть клочки на окне

Воспоминаний.

Вьюжный, утробный, мучительный стон

Всё нарастает,

Словно ворваться пытается в сон

Громкая стая.

Максим Замшев

Писатель, журналист. Родился в 1972 г. в Москве. Окончил музыкальное училище имени Гнесиных и Литературный институт им. А. М. Горького. С 2004 г. – главный редактор журнала «Российский колокол». С 2017 г. – член Наблюдательного совета литературной премии «Лицей» для молодых писателей и поэтов. Председатель Правления МГО СПР. С 2015 г. работает в «Литературной газете». С августа 2017 г. – главный редактор «Литературной газеты».

Автор десяти поэтических книг и четырёх книг прозы. Имеет более 1000 публикаций в разных жанрах в России и за рубежом. Поэтические книги Максима Замшева увидели свет в Болгарии, Сербии, Македонии, Азербайджане, Румынии, Греции.

Лауреат международной премии «Никола Вапцаров», лауреат премии им. Д. Б. Кедрина, Премии Центрального федерального округа в области литературы и искусства. Награждён медалью ордена «За заслуги перед Отечеством II степени». Заслуженный работник культуры Чеченской республики. С декабря 2018 г. – член Совета по правам человека при Президенте РФ.

* * *

На Литейном голуби подобрели,

К воробьям немножечко подостыли.

А в цирюльнях морщатся брадобреи,

Так чужие волосы им постыли.

Жизнь моя всё крутится, как монетка,

Не всегда здесь ровные мостовые,

Дунешь – и покатится прямо в Невский,

А на Невском дяденьки ходят злые.

Как пластинка, молодость заедает,

Слишком тонким выдалось то свеченье,

Водку кислой горечью заедает

Друг мой, не поверивший в воскресенье.

На Литейном голуби те ли, те ли?

Что с руки кормила ты так беспечно.

Улетели, милые, улетели,

Счастье, как поэзия, быстротечно.

Дедушки и бабушки на скамеечках

Ждут, чтоб наше прошлое им вернули.

Безнадёжность спуталась с бесконечностью…

На Литейном голуби… гули-гули…

* * *

Ты в Дрездене выходишь из трамвая,

А я смотрю. И «Егермейстер» крут.

И осень, в каждом вздохе созревая,

Диктует мне смиренье и уют.

В кафе с утра угрюмые германцы

Торчат, и вместе с ними я торчу.

Куда спешишь ты? Где протуберанцы?

Где молодость? Где резкое «хочу»?

Сейчас уйдёшь ты, видимо, навечно.

Тебя прокисший воздух городской

От глаз моих укроет. Осень лечит,

Прописывая трезвость и покой.

А Дрезден по воде плывёт уныло,

В ней длинно отражаясь и скуля.

Ты вышла из трамвая. Всё постыло.

И камертон чуть ниже ноты «ля».

Прости-прощай, пылинок миллионы

Теперь берут меня на абордаж.

А зелень всё спускается по склонам

Горы, где дом никто не строит наш.

* * *

Я в ярости, я в старости

Стою одной ногой.

И нет конца той ярости,

Мой каждый день – изгой.

Тверская, прежде Горького,

И мексиканский бар.

Я пью текилу горькую,

Я стар, я стар, я стар.

В виски стучится прошлое,

А там и ты мелькнёшь,

Красивая и рослая,

Не верящая в ложь.

Меня сменяв на призраки,

Ты растворилась в них.

Берлинами, парижами

Запнулся русский стих.

А дальше стал я гением

И вынянчил успех.

И даже индульгенцию

Я получил за всех.

Грызутся мысли ярые,

От них лишь пар извне.

Долги тревожат старые

И тени на стене.

Жаль, рюмки стали плаксами,

Дожить бы до хулы…

А в баре шум и клацанье

Тарелок о столы.

* * *

Так много писали о Крыме,

Что если бы строчки гуляли,

Они бы заполнили всё – от Джанкоя до Ялты.

Почтовая стонет открытка,

Влюблённая в маленький ялик,

Пора уж исполнить последнее долгое сальто…

Ведь цирк навсегда уезжает,

И море глотает верёвки,

Которыми что-то к чему-то крепилось недавно.

Трепещет вечерняя жалость,

А сердцу не хватит сноровки

Смириться с глухими ударами Божьего дара.

Так много ходили по Крыму

Серьёзные люди, что ночью

Их тени ползут через тернии к звёздам

холодным,

И падают утром на крышу

Одежды бесцветные клочья.

А ялик столкнулся с огромной подводною

лодкой.

И стал вместе с нею одной засекреченной

сводкой…

* * *

Никому не нужный человек

Посмотрел на равнодушный снег,

Словно видит в первый раз его

И не ощущает с ним родство.

Никому не нужный человек

Погасил во всей квартире свет.

За окном снежинок вьётся рой,

Человек не знает, что герой,

Что о нём неслышно снег поёт,

Но ничем себя не выдаёт.

Жаль, что руки не на чем согреть…

Всё равно в одном аду гореть

Даже тем, кто ночью был прощён..

Знать бы только – долго ли ещё.

* * *

В город мой, распятый

На семи холмах,

Приезжают сваты

И наводят страх

На невест случайных

И на женихов.

Дремлет сговор тайный

У семи холмов.

И в ответ на это

Несколько старух

крутят пируэты

И хохочут вслух.

А в просторе синем

Райская бадья.

Это всё Россия,

Родина моя.

Это всё картинки,

Золотые сны.

Зашнуруй ботинки,

Подтяни штаны

И ступай с друзьями

В Бога душу мать.

Птица-тройка – в яме…

Надо вынимать.

* * *

Выпить кофе на мосту,

Поглазеть на небо.

Снова перейти черту,

Выглядеть нелепо.

В этом всём такая стать

И такая радость,

Что не хочется листать

Жизнь свою обратно.

Там тоска собачьих свор

И пустые зданья.

Там трамвайный перезвон

Перешёл в рыданья.

Там просроченный билет

И замки тугие.

Там меня сегодня нет,

Там теперь другие.

В кофе – горечь, в небе дым

Из трубы завода.

На реке толпятся льды

В это время года.

И пути мои во тьму

С каждым днём всё уже.

А жалеть меня к чему?

Я других не хуже.

* * *

Отделяю от любви

Все волокна.

Фонари да воробьи

Смотрят в окна.

Чьё-то небо впереди

Проступает.

Крутит дырочку в груди

Боль тупая.

Посижу с самим собой

На дорожку.

Убивался мой герой

Понарошку,

И стрелялся мой герой

Несерьёзно.

И пришёл к нему покой

Слишком поздно.

Огорчаться не спеши —

Всё срастётся.

Только дырочка в груди

Остаётся.

Отделяю от любви

Все измены.

Фонари да воробьи

Неизменны.

* * *

Осеннее моё перерожденье

На этот раз попало на октябрь.

И в листьев каждодневное раденье

Я погружаю руки до локтя.

Дыхание, увы, не стало лёгким,

В суде лежит нечитаный вердикт.

Октябрьский воздух застревает в лёгких,

Чтоб осень навсегда в них утвердить.

Но я-то знаю, скоро снег красивый

Меня настроит на высокий слог,

И я опять увижу ту Россию,

Какой её всерьёз задумал Бог.

* * *

Снилось мне всё, что нельзя,

Всё, что не стало лекарством:

Ранняя юность, друзья,

Жизнь без тоски и лукавства.

Снился мне город в скале,

Дом с бесконечным балконом,

Снились на мёрзлом стекле

Дивные буквы с наклоном.

Сесть бы опять в тот трамвай,

В те многократные зимы.

Ветер! Знамёна срывай!

Прошлое невыносимо.

Невыносимо вставать,

Сна вспоминая детали,

Родина! Родина-мать!

Где твои дети пропали?

И почему красота

Ни от чего не спасает?

И отчего пустота

Чёртовы локти кусает?

Трудно признаться во мгле,

Что прокатился впустую,

Что на трамвайном стекле

Стёрла судьба запятую.

Небо шуршит, как фольга,

Ангелы небо колышут.

К вечеру будет пурга…

Кто-то её не услышит…

Воспоминание о Ленинграде 1990 года

Осень навсегда золотая,

Жизнь моя, а ты прожита ли?

По плацу солдаты, шагая,

Землю растолкали ногами.

Свет над Петроградской белеет,

Фонари смущает и листья.

Летний сад терзает аллеи,

На себя осеннего злится.

Жмут собаки в гулких парадных

К стенам охладевшие лапы,

Скоро грянут трубы парада,

Скоро пиво выльется на пол.

А когда из Ладоги мрачной

Вся вода дойдёт до Кронштадта,

Простыни достанутся прачкам

В качестве любви экспоната.

Осень навсегда золотая,

Память истончается, тает,

Путаница веток фатальна.

Небо высоко и печально.

* * *

В адмиралтейской игле

Странного города суть.

В ад ты уходишь во мгле,

Больше тебя не вернуть.

Будь ты хоть трижды Орфей,

Ты не изменишь пути,

Ты не покажешь трофей,

Больше тебя не найти.

Ты не нарушишь закон,

Сладкие мифы любя.

Всё, что ты бросил на кон, —

Всё это больше тебя.

Грешники жаждут любви,

Твой император средь них.

Храм возрастал на крови,

Ты подрастал у чужих

И равнодушных людей.

Им не хватило идей.

В ад ты уходишь во мгле,

В адмиралтейской игле

Странного города суть.

Больше тебя не вернуть.

* * *

Вспомни убогие ранцы

Старых немецких солдат,

Это дорога на Франкфурт,

Это дорога назад.

Майна разжалоби воды,

Воздух в руках раздави,

Эта дорога выводит

К самой последней любви.

И в мировой перебранке

Бьются солдатские лбы,

Это дорога на Франкфурт,

А вдоль дороги столбы.

Думай о славе, о Боге —

Иль уходи в озорство,

Столб у проезжей дороги,

Это вернее всего.

В небо летят спозаранку

Души осенних камней.

Эта дорога на Франкфурт

Жизни и смерти длинней.

* * *

Может, Потёмкин, а может, Орлов:

Жизнь в ожидании вздоха.

Это эпоха заморских послов,

Странная, право, эпоха.

Славное ложе в огне не горит…

Прав был Вольтер многомудрый,

Кто там изменник, а кто фаворит?

Утром откроется, утром.

Пушкина нет. Лишь державинский стих.

В ночь на Ивана Купалу

В Гатчине вылез из спален больших

Ужас наследника Павла.

Матери нет. Отыграться на ком?

– Вы ни о чём не просили.

Ужас немецким болтал языком,

Слюни текли по России.

Не оттого ли в Михайловском, в ночь,

Проклято царское слово?

И Александру уже не помочь,

Кровь непреклонна отцова.

Будет вам солнце, и будет вам тьма:

Всё императора воля,

Будут французы и будет зима.

И Бородинское поле.

Дальше всё то же – молва да война,

Слёзы да песни простые.

Дальше всё то же – большая страна

И купола золотые.

В храмах стоим, о спасеньи моля,

Смерть принимаем без гнева.

А на могилах родная земля,

Самая близкая к небу.

* * *

От скрипки остаётся только дека,

И каждый день беззвучно слёзы льёт.

В себе я долго строил человека,

Но оказался человек не тот.

Куда же делось солнце за домами

И стен румянец, что всегда стыдлив?

Куда исчезло то, что между нами?

Где сам я, неумел и тороплив?

Я так хотел в небесную Фиальту,

Но простоял на берегу реки.

Кто растоптал слова, что по асфальту

Водили несравненные мелки?

Кто разбросал кругом мои минуты,

Что мне из них не выбраться никак?

Кто написал такое ритенуто,

Что доиграть никто не в силах такт?

Во тьме ночная светится аптека,

Фонарь потух. С луны несётся вой.

В России жить привольно человеку,

Особенно когда он сам не свой…

* * *

Всю жизнь прожив на острие ножа,

Мы в соль не превратились, ну и ладно.

А ранняя весна всегда свежа,

И тело у земли ещё прохладно.

О, как любили мы товарняки:

Считать вагоны и вздыхать тревожно.

Те разговоры были так легки,

Что ветер до сих пор их слушать может.

А тот портвейн и плавленый сырок

Могли бы сдать в музей, но всё допили

И дожевали – всякому свой срок.

Всё дело в стиле, друг мой, дело в стиле.

И в том, что человек совсем не стиль,

А продолженье чьей-то неудачи.

Звезда присела на кремлёвский шпиль,

Весна присела на скамью и плачет.

А мы уже давно живём навзрыд,

И что нам эти плачи, эти слёзы.

Портвейн, сырок, тоска, девичий стыд,

Опять тоска и мстительные грозы.

Я вижу юность, что стоит дрожа,

Давай её возьмём, напоим чаем,

Когда б мы были солью, то с ножа

Нас кто-нибудь просыпал бы случайно.

* * *

Жизнь развязалась, как узел морской,

В воздухе пахнет тобой и тоской.

В воздухе пахнет прозрачностью рук,

И тренирует рискованный трюк

Лист, чей удел навсегда предрешён.

Осень глотает прокисший крюшон.

Ты молодая, и что тебе в том,

Как, наблюдая за этим листом,

Я понимаю, что будет потом:

Две наших тени в тумане густом,

Две наших тени, друг в друга войдя,

Нам не оставят ни капли дождя.

Словно верёвки, натянуты дни,

Я потяну, да и ты потяни…

* * *

Мадрид мудрит, и я мудрю,

Я говорю, я говорю,

Что это лето не для нас,

Что рассыпается каркас,

Что всё фламенко – это блеф,

Что в зоопарке стонет лев,

Ревёт, предчувствуя беду,

Мадрид мудрит, а я иду,

Иду на Площадь ста грехов

Освободиться от оков

И пить риоху сто часов,

Пока меня не вздёрнет зов

На виселицу ста разлук.

Мадрид мудрит, он слеп и глух,

Мадрид мудрит, жизнь такова:

Всё упирается в слова

И не воспроизводит ритм.

Ты посмотри: Мадрид горит,

Горят соборы и дома

И сводят горожан с ума,

А я над городом взлечу

Так высоко, как захочу.

* * *

Мы раскололи полную луну

С тобой на части,

Как странно оставлять тебя одну

На фоне счастья.

Гудит вулкан, молчавший столько лет,

В потоках лавы,

Зима рисует смутный мой портрет

На фоне славы,

А на губах рождается тепло,

И слиплись лица,

Слова звенят и бьются о стекло,

Почти как птицы.

Качает проводница головой,

И путь короче,

Я думаю, что будем мы с тобой

Счастливей прочих.

И страсть, и боль как будто первый раз

В последнем стоне,

Ведь ангелы должны запомнить нас

На белом фоне.

Уходит поезд. Руки не согреть,

А жизнь на месте.

И нам, как звёздам, суждено гореть

И падать вместе.

* * *

Утро. Кофе. Солнце. Небо.

Всё так просто, всё так нежно.

А внутри совсем другое,

Там согнулось всё дугою

И никак не разогнётся.

Кофе. Утро. Небо. Солнце

Поднимается над крышей;

В поднебесье вечер рыщет,

Но добычи не находит…

Что-то на меня находит,

Чтобы раствориться в кофе…

И бравурен, как Прокофьев,

Мир трещит по швам случайным,

Солнце длинными лучами

Режет землю по живому…

Жить не стоит по-другому,

По-другому жить не стоит.

Всё простое, всё пустое…

* * *

Монетку наугад кидаю,

Орёл иль решка – всё равно.

Я ничего не загадаю,

Где были звёзды – там темно.

Хотелось счастья… что за дикость?

И торг закончился, и бум.

Душа истаяла без криков,

Чтоб продолжаться наобум.

И безразлично: с нами? с ними?

Она утратит ход минут.

А там уж ей подыщут имя,

Но звуков гласных не вернут.

* * *

Виноградных следов изобилье

Отчего-то не радует глаз,

Если хочешь, поедем в Севилью

И с цыганами пустимся в пляс.

Отдавая долги звездопаду,

Небеса заучи наизусть,

Если хочешь, поедем в Гранаду

И отыщем испанскую грусть.

Пусть песка благородную сдобу

Испекает горячий овал,

Если хочешь, поедем в Кордобу:

Говорят, там Калиф проживал.

А потом ты расскажешь соседям,

Как мы живы единственным днём,

Хочешь, в Малагу нынче поедем,

Апельсиновый воздух глотнём?

У природы не хватит истерик,

Чтоб такую тоску превозмочь,

Выбираются волны на берег,

Андалузская морщится ночь.

Ничего наше счастье не весит,

И слова никому не нужны,

И такой же изогнутый месяц

Кто-то видит с другой стороны.

* * *

Что остаётся от внешности?

Взгляд, что тревожен и скуп.

Что остаётся от нежности?

Мелкие трещинки губ.

Что остаётся от вечности?

Долгой иллюзии крах.

Что остаётся от верности?

Боль в утомлённых руках.

Память обманная, тусклая

Прежний хранит талисман.

В раннюю юность вернуться бы,

Но слишком низкий туман.

Чувства страшусь осторожного,

Пью эту сладкую лесть.

Нет ничего невозможного,

Только возможное есть.

* * *

Выбираюсь из долгого плена,

Даже тень от любви отстраня,

И куда-то уходит Елена,

В те края, где не будет меня.

Вырастает ночная перина,

Часовые считают до ста.

Пропадает во мраке Ирина,

Мне оттуда её не достать.

Сколько песен загублено, сколько

Опрокинуто стопок до дна,

Не успел попрощаться я с Ольгой

Перед тем, как простилась она.

А портрет мой всё краше и краше,

И любви пропадает пора,

Не хотелось мне жить без Наташи,

Но подули другие ветра.

До рассвета осталась минута.

Горизонта кипит молоко.

– Ты хотя бы останься, Анюта!

Но Анюта уже далеко.

Разлетелись, как жухлые листья,

Те, кого не узнать, не понять,

Жизнь так скоро меняет обличья,

Что слезами её не пронять.

Суждено, не изведав испуга,

Мне солёную влагу глотать.

Смерть так быстро проходит по кругу,

Что не стоит её окликать.

Обретают беглянки дорогу,

Уцелев в предрассветной возне,

Только память моя понемногу

Исчезает, как снег по весне.

* * *

Пальцам твоим никогда темноты не нащупать,

И никогда не найти мне тебя в темноте.

Крепко засела в мозгу несвершённая глупость,

Время неслышно подходит к последней черте.

Мне до тебя дотянуться – пустая затея,

Ангелы в небе трубят, что настала пора,

Память на волю пустить, а бесплотные тени

Вышли на зов, и в любовь превратилась игра.

Ты молода, тороплива и пахнешь сиренью,

Ты и не знаешь, что жизнь – это груды камней,

Все пред тобою колена склоняют в смиренье,

Ты продолжаешь свой путь бесконечный ко мне.

Будет ли нежность моя, словно белая пудра,

Лица разглаживать тем, кто не вспомнит о нас?

Будет ли сон мой к тебе возвращаться под утро,

Чтобы святыми слезами пролиться из глаз?

Точки расставлены, и повторяться нам рано,

А малодушное время у чувств не в чести.

К пальцам твоим прижимаюсь губами упрямо,

Словно хочу в них какую-то правду найти.

* * *

Закат, от стыда багровея,

Всю кровь мне сегодня отдал.

Что сделал я с жизнью своею,

Куда я её подевал?

Наверно, в плацкартных вагонах

Трепещет она чуть жива,

В чужих голосах телефонных

Беспечно истратив слова.

А может, у девушки нежной

Осталась она ночевать

И спит на груди безмятежной,

Не зная, что скоро вставать.

А что, коль впитав непогоду

И спрятав от счастья ключи,

В обычных солдатских погонах

Она исчезает в ночи?

А после, как старая лошадь,

Упрямо кусает траву?

Живу я как будто непрошен,

Без жизни живу и живу.

Свою не обманешь породу,

И тень при луне не видна.

Когда обретаешь свободу,

То жизнь никому не нужна.

* * *

Нам достаётся дождь стальной

И медленный прощальный танец.

Ты не останешься со мной,

И я с тобою не останусь.

Колокола болят, звеня,

И ангел плачет за спиною,

Не торопи теперь меня,

Ты не останешься со мною,

Пусть вся вселенная волос

Пройдёт насквозь мои ладони,

И то, что нежностью звалось,

В последний раз в глазах утонет,

Пусть руки вскрикнут в пустоте,

И пустота зашевелится,

В твоей несбывшейся мечте

Не отразятся наши лица,

Пусть будет только тёплый дождь

И запах яблоневой кожи,

Тебе пора! Чего ты ждёшь?

Ты думаешь, я жду того же?

И хоть любви недолог путь

И нету времени для чуда,

Тебе шепчу я – «не забудь»,

Ты отвечаешь – «не забуду»,

Дождь выбивается из сил,

И в тишине неумолимой

Я всё отдам, что накопил,

Всё, кроме счастья для любимой…

Евгений Захарченко

Родился в г. Курске в 1960 г. Окончил военный инженерный вуз в Ленинграде в 1982 г. Ветеран военной службы. Работал в строительном комплексе Подмосковья. Заслуженный строитель Московской области.

Выпустил три сборника стихов: «Рубеж атаки», «Возвращение», «Крымская весна». Публиковался в российских литературных журналах, альманахах, газетах.

В 2019 г. стихи включены в «Антологию русской поэзии». Победитель литературного конкурса Российского союза писателей «Георгиевская лента» в 2018 г., победитель Всероссийского конкурса МО РФ им. генералиссимуса А. В. Суворова в 2019 г., номинант на национальную литературную премию «Поэт года» в 2018 и 2019 гг., лауреат литературных конкурсов. Награждён общественными и литературными медалями. Член Союза писателей России. Живёт в г. Коломне.

Истоки

Мы чувствуем наши истоки,

Пока мы дыханьем полны,

И память потоком глубоким

Уносит нас в древние дни.

Как будто былые былины

Впитала славянская кровь:

Дыхание угров и финнов

И отсветы скифских костров.

И кроной Христовой просторной,

Увенчанный, высится ствол,

И через глубокие корни

Он в землю родную вошёл.

И что нам упрёки и ропот:

Мол, дики мы, дети орды.

Священным наследьем Европы

Мы нынче по праву горды.

На Западе брошенный светоч

В пыли и презренье угас,

Но древние корни и ветви

Лампаду скрывают – у нас!

Пепел на устах

Народу Украины

Над зыбким морем бытия

Летит во тьме душа моя.

А на прибрежье – бьёт прилив,

И мир, как встарь – несправедлив.

И виден жар на сотни лиг:

Опять горят костры из книг,

И душным чадом вьётся страх,

И мысль сметается во прах.

Для службы в демонской ночи

Всегда найдутся палачи.

И вновь пред образом Христа

У Правды – пепел на устах!

Дорога

Судьба вращает жернова —

Поёт огонь в ночи.

И сухо сыплется листва…

Ты только не молчи.

Свеча дыханьем восковым

Уносит думы прочь…

Стучат дожди по мостовым,

Слова пронзают ночь.

Солёный иней на губах,

Замёты деревень,

Владимирки застылый шлях

И горестная тень…

Остроги, пытки, боль потерь —

Железный перегон,

И ветра злая карусель,

И стон со всех сторон…

Но, через горя горький груз,

Сквозь тяжкие пути —

В небесный край шагает Русь,

Сжимая крест в горсти!