Текст книги "Творчество и потенциал. Выпуск 4"

Ева Олина

Ольга Арсентьевна Евстафьева публикуется под псевдонимом.

Родилась 20 декабря 1948 года в г. Стерлитамаке (Башкирия). Окончила КГУ.

Пишет стихи, прозу, детскую литературу. Номинант конкурсов «Писатель года» (2014–2017), «Детская литература» (2014), «Дебют» (2014), «Романтика» (2014), «Наследие» (2014, 2015), «Русь моя» (2015, 2016) Российского союза писателей. Публиковалась в 30 альманахах, журналах «Бельские просторы», «Современные записки», «Серебро слов». В издательстве Канады вышло 11 книг. Автор писала либретто к постановкам народного танцевального коллектива «Акбузат», создавала костюмы для театра танца М. Галимханова при Театре оперы и балета г. Уфы.

Награждена медалями С. А. Есенина, И. А. Бунина, «Святая Русь», благодарственными письмами президента РБ и Всемирного курултая башкир «За вклад в развитие дружбы между народами». Член Российского союза писателей и Союза российских поэтов. Член правления Башкирского отделения РСП. Создатель и руководитель городского ЛИТО «Сте-Лит».

 
Я читаю стихи.
В классе тихо и строго.
За окошком снежинки немые летят.
И средь множества глаз
Два огромных,
Два синих восторга,
Два майских рассвета
Мне в душу глядят…
 

 
Уснули мои синие цветы —
Уж осень бродит по дорожкам сада.
И с самого утра, до темноты
Туманной тихой осени я рада.
 
 
Люблю ее нескромную красу
И в ярких красках увяданье лета.
Фиалок синих горсть домой внесу,
Цветов любимых синевой согрета.
 
 
Я на крылечке тихо посижу,
После работы отдохнуть так надо.
И птичью стаю взглядом провожу.
Ах, так сладка осенняя отрада…
 
 
Пусть отдыхают синие цветы,
Чтобы весной цвести, как прежде.
Во имя Бога и во имя доброты.
И это лучшее, что дарит нам надежда…
 

 
Январь!
Мороз трескучий!
Всё в инее кругом —
Деревья и строенья,
И среди них мой дом.
 
 
Мой дом!
И в нем горит родительский очаг,
Он сердцу так щемяще дорог…
О, сколько раз он, как причал, спасал,
Встречал меня теплом после дорог.
 
 
Январь
Морозный, в серебре дома,
Но в доме мне тепло,
Спокойно и уютно моим детям.
За окнами бродит зима,
И самые сладкие сны на рассвете.
 
 
Морозный дух!
Сквозь иней алая заря,
И на деревьях пташки стаями.
Насыплю теплых семечек, парят,
Пусть птички греются, живут, питаются.
 

 
На белоснежном покрывале февраля
Офорта росчерком следы сороки.
Скрывает солнце мглистая заря,
И беззащитны мы и одиноки.
 
 
И сбилась вьюга с Млечного Пути,
В сугроб сбивая звезды у порога.
И истину, не тужься, не найти —
Умчалась в январи за Козерогом.
 
 
Вот черное и белое – сорочьих два крыла —
День уходящий сбросил у порога.
Черным рисует вещая судьба,
И белое перо по скатерти стола
Вершит спасенье, посланное Богом.
 
 
Роман пишу. Я снова юностью жива,
И будто та ж девчонка-недотрога.
 

 
В распятье сердца,
На разрыв души,
Звучала музыка
Эрнесто Кортазара…
Мажор, аллегро и форте
И Муза тактам отвечала…
 
 
Стелил февраль,
Мели метели,
Но всуе грезились апрели…
О! Звуки музыки!
О пьяно!
И волшебство,
Где нет изъяна!
 
 
Апофеоз:
Аккорды, ноты —
…Торжество!
И жизни всплески,
И разлуки
Напомнили аккорды,
И – затихли звуки..
 

 
Летят искры души, догорая.
Их последний полет в унисон.
Словно клин журавлей, улетая,
Перьев дым слетает с корон.
 
 
Так и годы уносят нас в небо,
Оставляя под пеплом огонь.
Жизнь – как сон, будто небыль.
Тает луч, обжигая ладонь.
 

Maybe i, Maybe you.

Scorpions

 
Может, я, может, ты
За Планету в ответе.
Это я, это ты —
Мы Вселенские дети.
 
 
Теплый ветер с лугов
На рассвете доносит,
Снявши тайный покров
Весть сестер-мироносиц.
 
 
Maybe i, Maybe you!
Так я Землю люблю.
Я люблю и пою,
И тебе говорю:
 
 
Maibe i, Maibe you,
Maibe i, Maibe you
Сохраним для любви
Мы Планету свою.
 
 
Может, я, может, ты
Претворим все мечты.
И потомкам своим
Землю-сад создадим.
 
 
Maybe i, Maybe you.
Я тебя так люблю.
Я тебя так люблю.
Пусть сияет в веках
Maybe you в облаках,
Maybe you, ты в веках
светишь мне в облаках.
 

Наталья Самошкина

Родилась на Дальнем Востоке, в городе, носящем красивое мужское имя – Артём. В связи с тем, что отец был военнослужащим, стала путешественником через месяц после появления на свет, и до окончания школы переезжала с семьей через каждые три-четыре года.

С 1988 года по нынешний день проживает в Санкт-Петербурге. Интуитивный художник и поэт, творящий не по плану, а благодаря тонким ощущениям. Пишет стихи и прозу в самых разных стилях: от произведений для детворы до мистико-эротической прозы для взрослых. Вдохновляется созданием хокку и танка, любовной лирики и философских размышлений, стихотворений о природе и магических узороплетений.

Ведьма из клана Огненного Дракона, энергопрактик. Ведьмовское имя – Найра. Несколько раз была номинантом национальной литературной премии «Поэт года». В 2021-м стала финалистом национальной литературной премии «Писатель года».

 
То ли звёзды присыпаны снегом,
То ль сугробы в небесной золе…
Синим пятнышком прячется Вега.
Стрелки судеб почти на нуле.
 
 
Что изжито, собою измеришь.
Изгоняя, притянешь вдвойне.
Не тверди, что старательно веришь,
Если путь не нашёл при Луне.
 
 
Год окончится, чтобы начаться
С прежних троп и забытых узлов.
Значит, жизнь не спешит обрываться
В толкотне из запросов-углов.
 
 
И пока наглядеться не можешь
Всей землёю на всполохи звёзд,
Ты, себя изменяя, тревожишь,
Выпрямляясь в свой истинный рост.
 

 
Над городом чайки кричат о рассвете,
О долгих дождях, промочивших декабрь.
Кораблик на шпиле – янтарной конфетой —
Сверкает сквозь серую с розовым хмарь.
 
 
Торопятся люди пройти по досóчке,
Проложенной жизнью сквозь волны погод,
Стараясь поставить асфальтово точку
И встретить обещанный радостный год.
 
 
А я не спешу подгонять снегопады,
Короткие дни и волненье синиц.
Случается то, что действительно надо —
От тёплого хлеба до заспанных лиц.
 

 
На озере осень в скорлупке каштана
Плывёт по волнам, словно слово – в молве.
И куполом светлым природного храма
Запуталось солнце в угасшей траве.
 
 
Колеблются эхом страницы осины,
Бросая на ветер обложек узор.
И рыжей листвой, словно тёплой сангиной,
Красуются лисы у полога нор.
 

 
Лист альбомный закрутился,
Став ушедшим ноябрём.
На дорожках снег обжился
Самозванцем – не царём.
 
 
Говорят, ещё дождями
Будет щёлкать нас декабрь,
Подновлять крупой-гвоздями
Старый год – закрытый ларь.
 
 
Зимний дуб листвой-гирляндой
Целый день, как кот, шуршит.
Парк – остывшею верандой —
Засыпает. Дремлет. Спит.
 

 
Ты идёшь за спиною у снега,
Повторяя за вьюгой слова:
«Жизнь без страсти невзрачна и пега,
Как пожухлая – в осень – трава».
 
 
Я танцую на крохотной сцене,
Где вмещается карий рояль,
Повторяя: «Любовь лишь в обмене!» —
И бросаю подснежно вуаль.
 
 
Ты сидишь на лоскутьях скамейки,
Выплетая из сердца смешок:
– Сколько силы в танцующей змейке!
Обхватить бы стремительность ног!
 
 
Я скольжу между светом и тьмою,
Оживляя засохший миндаль:
«Капля яда вдруг станет росою,
Если чувства изведают даль».
 
 
Мы идём за спиною у снега,
Запалив белый иней ветвей.
«Посмотри, пляшет в вечности Вега!»
– Сколько в мыслях на вечер затей!
 

 
Любовь, как барвинок, доводит понемногу
Одних до пламени, других – до алтаря.
Цветок же льнёт беспечностью к порогу,
Лишь тонкий запах страннику даря.
 
 
Как много слов и признанных значений
Вложить спешат в прохладу лепестков!
А барвинок – всего лишь скромный гений,
Посланник стойкий леса и лугов.
 

 
По шёлку – пятна увлечений,
Осколки дней и швы от ран,
Печать сургучная от мнений
И с кем-то «вытертый» роман.
 
 
Наряд стал тесен от пригожья,
От норм, в которых жизни нет.
И вот иду по бездорожью,
Забросив прошлое в кювет.
 
 
И по крупице собираю
Свою святую наготу,
В которой нет ключей от рая,
А только доски на мосту.
 

 
В корзине – тюльпаны, несмятые в буднях,
Горчащие алым в обход февраля.
Хоть снег завалил предсказанья полудня,
Цветы учат жить, бесконечно любя.
 
 
Подвязана ручка плетёная лентой,
Чтоб встречный нашёл этот праздник в себе
До вспышки, до вздоха, до «соли» момента,
До жёлтой пыльцы на припухшей губе.
 
 
В корзине – тюльпаны, взволнованно-свежи,
По-девичьи жадны к всезнанию утех,
Но только не жаждут быть даром невежи,
Который в них видит «три стебля – для всех».
 

 
Город не спит вместе с нашими снами,
Бойко звенит привокзальной струной.
Стены, вагоны, кресты с куполами —
К ним не прижаться влюблённо щекой.
 
 
Где же ты, мой очарованный Странник?
Слышишь, как я тебя песней зову?
Жизнь – не прямая, рубин-многогранник,
Брошенный беглою волей в траву.
 
 
Скверы обмётаны северной дымкой,
Холод грядёт на узлы площадей.
Снова во сне прохожу невидимкой
По переулкам-раздумьям людей.
 
 
Где же ты, мой очарованный Странник?
Я твоё сердце услышать должна,
Чтобы понять: в нём таится изгнанник
Иль Человек, страсть испивший сполна?..
 
 
Клёкот проспектов в ночи затихает,
Ставя на «ноль» ожидания игру.
Кто зачарован судьбою, тот знает,
Что все ответы творятся к утру.
 

 
Иду по проспекту, а рядом по крыше
Гуляет котейка в пятнистом манто
И мне говорит: «Поднимайся повыше!
Смотреть себе под ноги, знаешь, не то!»
 
 
– Но я же не кошка, – шепчу осторожно, —
И в девять дверей моя жизнь не войдёт.
Котейка хохочет: «Вместиться не сложно,
Коль сразу сказать, что тебе повезёт!
 
 
И нос постарайся настроить по ветру,
Чтоб вниз не тянули “ничейные” дни,
Которые знают о точности метра
И громко вещают: “Ярлык оцени!”»
 
 
– Ах, сколько на свете закрытых окошек,
Которым нет дела до крыш и стихов!
Гуляю как хочется! В магию кошек
Влюбляюсь до звёзд и смешных облаков!
 

 
За стеной у соседей звенит домофон —
Мимолётная связь для пришедших.
Кто-то тащит авоську, а кто-то – бурбон,
Кто-то – связку тюльпанов зацветших.
 
 
Я ж сижу на пороге из веры и длин,
Рассыпаю бисквитные крошки
Тем, кто в мраке межзвёздном остался один,
Тем, кто ищет пути и дорожки.
 
 
Всё вмещается просто в высокий проём:
Корабли, океаны и мели,
Беззаботная юность и жизнь «под заём»,
Эдельвейсы, высоты и ели.
 
 
Всё приходит само, словно ангельский хор,
Словно буквы извечного кода:
Откровенная встреча, шуршание штор
И желанная сердцу погода.
 

 
Как практичен наш век, словно стены из блоков,
Как походка скучна, точно бродим толпой.
А, наверно, так хочется «манговым соком»
Повести, закружить, обнадёжить собой?..
 
 
И пройти, не сливаясь с расцветками хаки,
Обливая сердца ароматом дождей,
Откровенно рискуя, как в жаркой атаке,
И назвав эту жизнь полноценно своей.
 
 
И вступить в разговор не словами, а телом,
Вызвончая роман на ладонях-листах,
Чтобы трепетной быть, а не слыть «цепенелой»,
Чтобы чувствовать эхо на мягких губах.
 
 
И рождать города не в унылой каморке,
Не по строгим лекалам религий и мер,
Чтоб не падать на камни от брошенной корки,
Развлекая того, кто фантазией сер.
 

 
На озере – тишь. И в колючей осоке
Бормочет чуть слышно о вечном волна.
Плывут облака по небесной протоке,
И пахнет смолой в жаркий полдень сосна.
 
 
Привязана лодка – щенком – за цепочку,
И тычется носом в прохладный песок.
Костёр догорает. Лохматую кочку
Толкают подушкой диванной под бок.
 
 
И мир так устроен спокойно и просто,
Как будто дощечки с речного мостка,
И жизнь не нуждается в строгости ГОСТа,
Поскольку приходит с земного витка.
 

 
Провода протянуты на небо.
Звон трамвайный слышится с утра.
Горечь в рюмке. Кус ржаного хлеба
И записка: «Уходить пора».
 
 
Ржавый лист плывёт ковшом по луже,
Загибая у вселенной край.
Гуси улетают – к скорой стуже.
В тополях – вороний резкий грай.
 
 
У церквей поют фальцетом свечи,
Не желая гаснуть под дождём.
Тишину ломают боль и речи,
Словно скрип от дужки над ведром.
 
 
На берёзах – рваные просветы,
Будто дыры на изнанке лет.
Кто-то наверху составил смету,
Как платить за колокольный свет.
 

 
Пусть прост букет, и нет в нём громкой славы,
Злачёной красоты и только верхних нот,
Зато весной звенят пролески из дубравы
И горьковато пахнет из борти дикий мёд.
 
 
Пусть прост букет, но дышит в нём природа
Открытой властью глаз и светом наготы,
Всем тем, чего не знает изменчивая мода,
Но держатся веками рожденья и мосты.
 

 
Не тосковать, если лишь на экране
Можешь увидеть рассвет красоты.
Жизнь – перемены. Позднее иль ранее
Быть благодарным сумеешь и ты.
 
 
Где-то на юге томление магнолий.
А у тебя – болтовня воробьёв
Да на окошке три вспышки сенполий —
Не отрекайся от этих даров.
 
 
Ветер качает упругие ветки.
Слышишь от пчёл нарастающий звон?
Чувствуй, живи не для лучшей отметки,
Не для того, чтобы выстроить клон.
 
 
А для того, чтоб губами касаться
Солнца, дождя или новых стихов,
Чтоб понимать, окрылять, обниматься
Иль познавать речь иных языков.
 
 
Чтобы быть центром влекущим в долине,
Замком, холмом – не кротовой норой,
Чувственным обликом – ню – на картине,
Сотканной пряхой – румяной Луной.
 
 
Жизнь – перемены. Позднее иль ранее…
 

 
Дожди скользят по шее жемчугами,
Смывая кем-то нанесённый грим.
Зачем-то отмеряем жизнь листками,
Когда исправить прошлое хотим?..
 
 
Рисуем опыт на щеках альбомных,
Чтоб сбросить груз «не мой, не твой, не наш»,
И ждём видений странных, полусонных,
Чтоб только в них почувствовать кураж.
 
 
И пьём заботы пустотелой ложкой,
Как эликсир, вино иль тихий яд,
Чтоб мысли-бусы вновь собрать с окошка
И подобрать к ним сердце и наряд.
 
 
И в сумрак выйти под дрожанье лилий,
Пыльцу стряхнувших ветру на ладонь.
Как просто всё, когда не слышно «или»,
Когда не выпрошен целительный огонь.
 

 
Я сегодня не Синяя птица —
Воробей из ближайших кустов.
Выбираю сама, кому сниться,
Кто к чириканью будет готов.
 
 
Надеваю забавную шляпку
С непослушным изгибом полей.
Воробья не приучишь к порядку,
Ему лишь бы смешней и быстрей.
 
 
Тороплюсь, чтобы выхватить слово
Из земной и небесной молвы.
Воробей тащит просо с подковы
И алмаз с обросевшей травы.
 
 
Я сегодня не Синяя птица —
Воробей из ближайших кустов.
Нахожу оперенье и лица
Всех летающих с нами богов.
 

 
Длинные пальцы играют со светом,
Струны сощурив, как в детстве глаза.
Жёлтое, рыжее станет ответом
Лишь когда в сердце утихнет гроза.
 
 
Кот золотой на высокой подушке
Мнёт синий бант, словно в осень поёт.
Есть в мире души большие и «душки»,
Мерою им – похвальба и почёт.
 
 
Август кусает ладонь, как лепёшку,
Видно, голодный от жизни пустой.
Кот отыскал во дворе себе кошку,
Мне предложили стать нежной женой.
 
 
Мир полосат, как шмелиное брюшко,
И оттого без зазренья гудит.
Рыжие кудри скользят по подушке,
Значит, полсвета от счастья не спит.
 

 
Как звонко мы общаемся с тобою,
Мы – общие по летнему дождю,
По лужам, по проспектам и по зною,
По зонтику, по мыслям в стиле «ню».
 
 
Как жизнь хлопочет, вытирая листья
В блокнотах тонконогих тополей!
Зачем стирать?.. Дождю нужнее кисти,
Рисующие запах меж ветвей.
 
 
А ливень прёт, грохочет и буянит,
Колотит в вёдра, судьбы и тела.
И нас с тобой по-прежнему дурманит…
Такие вот забавные дела!!!
 

 
По столу рассыпаны лимоны,
Как по полю жёлтые стожки.
Солнце строит во дворе колонны,
Я варю обычные «рожки».
 
 
Твоя скрипка спит внутри футляра
Золотистым отсветом бедра —
Суламифь, Мария или Сара
В беспокойном таинстве утра.
 
 
Тру чеснок на дырах старой тёрки,
Режу в соус пряный базилик.
Может, к ним добавить нежность Лорки
Иль расплавить сыром чей-то лик?
 
 
Просыпайся, мой волшебный гений,
Опьянявший в сумерках меня!
Ночью был моей поющей Тенью
И дрожал, немыслимо звеня.
 
 
По столу разбросаны лимоны.
Может, нам отжать их светлый сок?
Наша жизнь – сплошные обертоны
Или, скажем проще, путь-заскок.
 

 
Мы с тобою – трава многолетняя,
Сохнем осенью, дышим весной,
Очищаем себя – не обеднями,
А лишь тем, что срезаем косой.
 
 
От корней разлохматимся досыта,
Всё равно, сочный луг иль асфальт,
И следами случайными прошиты,
Всё вбирая – и смех, и печаль.
 
 
Мы с тобою такие живучие,
Ведь не зря проросли из глубин,
Только люди ковылью горючею
Нас назвали от ранних седин.
 
 
Да, не видят за сизыми плёсами
Разудалость души и полей,
Где дороги не метят затёсами,
Где пускают – на ветер – коней.
 
 
Мы с тобою – трава семижильная,
Сплетены, зацелованы – в страсть.
От снегов будут воды обильные,
Чтобы жизнь пить влюблённо и всласть.
 

 
А тишина вокруг такая,
Что слышно, как порхает снег
И как полоска золотая
От солнца начинает бег.
 
 
И обмякают телом ели,
Забравшись в ласковый сугроб.
А завтра вновь придут метели,
Крестя двумя перстами лоб.
 
 
И так завьюжит, закудрявит,
Что в лес дороги не найдёшь.
А нынче солнце ковшик ставит —
И не захочешь, а попьёшь.
 
 
И с медовухи поднебесной
Затеешь смачно «трепака»,
А бор качается отвесно,
И тишина вокруг… пока.
 

 
Крик лисы, обошедшей капканы.
Голос нежный, влекущий к любви.
Это я – без прикрас и обмана,
С колдовством оборотным в крови.
 
 
Рыжей шерстью себя одеваю,
Чтобы мороком тешить Луну,
Ворожу, скалю зубы и лаю,
Не давая безмолвия сну.
 
 
А потом выхожу на тропинку,
Что ведёт к дому важных господ.
Кимоно, скрытый взгляд и корзинка
Обеспечат мне выход и вход.
 
 
Тело нежное – хокку на шёлке.
Звон струны – равнодушия порог.
Стены тонкие – ушко иголки.
Страсть кицунэ – для смертных ожог.
 
 
Подползаю смиренно к коленям,
Чтоб сыграть на гордыне мужской.
Зверь на запах приходит из тени,
Чтобы слиться всей кожей со мной.
 
 
Свет луны льётся маслом фонарным,
Завлекая людей-мотыльков.
Ухожу. Только в нише алтарной
Оставляю след лисьих зубов.
 

 
Прислал мне пустоту
На рисовой бумаге.
Что ты хотел сказать —
Вернёшься по весне,
Или зима меж нами?
 

 
Чужая жизнь,
Как лодка на пруду,
Запрятана в ивняк,
Стоит без вёсел.
Без разрешенья в ней не поплывёшь.
 

 
Кленовый лист,
Как угли на жаровне,
Пылает, согревая сердце мне.
Как терпок аромат
Былых страданий!
 

 
Монетой стёртой в кошельке
Луна средь туч играет.
На миску риса только хватит.
 

 
Бамбук голосит
Вслед случайным прохожим.
Никто из них ветром для флейты не стал.
 

 
Прозрачна тишина,
В которой греют листья
Воды остывшей мокрое лицо.
 

 
Монахом нищим
На ступеньках старых
Сидит с потёртой мискою октябрь.
На кимоно заплатки —
Листья клёна.
 

 
Чем легче лепесток,
Тем уловить труднее.
И мысль скользит —
Мгновеньем – на ветру.
Травою стань, чтоб не измять словами.
 

 
Как восхищён я
Прелестью пионов,
Что властвуют, как солнце, надо мной!
Останусь их слугой.
А тень бежит из сада.
 

 
Небесным цветком
Назову я молчанье.
В нём суть раскрывается
Духов-людей,
Прикрывших уста
Лепестками познанья.
Как лёгок их шаг!
 

 
Вода темна
Под выгнутым мостом.
Вплывает лодка жизни
В неизвестность,
Забрав цветенье сакуры с собой.
А кто-то полнолунья не заметил,
Гуляя под раскрашенным зонтом.
 

 
Чем впечатлить?
Вопрос сей неуклюжий
Оставь глупцу,
Меняющему нить
На паутину с потолка сторожки.
Проснись цветком,
Чтоб заново любить.
 

 
Что ночь для кошки? —
Женщина в зелёном,
Что гладит воздух
Сомкнутым цветком.
Что ночь для женщины? —
Все девять жизней кошки.
И смотрят в тьму бесстрастную втроём.
 

 
Сирень сумасбродна,
Как женщина в мае.
Всё ждёт, чтоб в охапке несли!
 

 
Чтоб не помять слова
В «корзине» разговора,
Укрою сладость их изысканным листом.
 

 
Как мне назвать его —
Цветком, обжёгшим губы,
Иль искрой, облетевшей лепестком,
Иль нежностью, открывшейся из силы?
Ах, поцелуй, тебе и слов не надо!
 

 
Как вспыхнуть мне,
Чтоб страстным, алым маком
Себя увидеть в любящих глазах?
Цветок горит, ликуя и смущаясь,
Мной отражаясь в светлых зеркалах.
 

 
Чтоб голос страсти не умолк,
Будь откровенен с миром.
Безличье красится взаймы.
 

 
Цветок не перестанет
Быть цветком,
Когда б прошёл мимо него незрячий.
 

 
Лис лакает в речке воду,
Отраженью лижет нос.
Удивлён – оно чихнуло!!!
 

 
Дуб раскинул тяжёлые ветки,
Хоть срывает тайфун
Горсти листьев.
Спрячусь в кроне я
Маленькой птичкой.
 

 
Окликаешь того,
Кто поднялся на гору,
И молчишь на призыв
С тростниковых болот.
Как услышишь в себе голос друга?
 

 
К цветку, заросшему травой,
Найдёт тропу влюблённый
Или мудрец, проснувшийся стихом.
Как уровнять в душе
Мгновенья строчек?
Как в них оставить позабытый сон?
 

 
– В печали ты? —
Спросили у певицы,
Застывшей взором
Средь гуляк и праздных.
– Я слушаю струну,
А в ней – все песни сердца.
 

Елена Северная

Родилась в 1964 году в г. Рубцовске Алтайского края России.

В 1972-м переехала с родителями в Норильск, где живёт и поныне.

 
Молчит душа…
Ни боли, ни досады.
И жизнь идет тихонько, не спеша.
И мне как будто никуда не надо.
Молчит, молчит моя душа.
И краски осени не дразнят красотой,
И всё равно на дождь и серость неба.
Душа наполнилась безмолвной пустотой,
И капают мгновенья в небыль.
Застыло время в этой пустоте.
И всё равно, куда несется ветер.
Иль я не верю собственной мечте,
Иль всё старо на этом белом свете?!
 

12.09.2022