Текст книги "Консерватор. Элитизм. Часть III"

Глава 11

Новая эволюция сознания

Новая эволюция сознания

Сегодня я спешу написать свою книгу «Два», как всегда, пожираемый юношеским максимализмом, идеализмом и, возможно, тщеславием (ибо я доминирую после этой книги, после каждой ее главы над тысячей фарисеев – разве это не прекрасно?). Но также отлично знаю о бесполезности затеи.

Полтора месяца назад я так же спешит удивить книгой «Красный». Поставить перед носом фарисеев зеркало. Но так называемые современные левые – это такие же эгоисты, фальшивые, довольные собой идеалисты. Эти ленивые, тщеславные, так сказать марксисты не будут смотреть в зеркало. «Это не я!» Не дадут, не поставят мой материал на своих страницах в Фейсбуке (социальная сеть, запрещенная на территории РФ). Потому что они мелкобуржуазные вожди – как сказали бы об этих несчастных Маркс, Ленин, Троцкий. У всех вождей есть честолюбие. У всех людей есть самолюбие. (Не зря я говорю о самолюбии народов, теперь именно народов, потому что самолюбие, собранное в одном месте, в социальных сетях в первую очередь стало оружием массового поражения. Самолюбие, или эгоизм никогда не имели такие размеры в истории. Если раньше самолюбие было бактерией, обитающей в каждом человеке, сегодня появился такой микроскоп, чтобы самолюбие превращалось в буквальную пандемию и люди боялись умереть).

Возрастные лидеры никогда не поведут в поход. Загниванию левого дела человечество обязано пожилым вождям. На митинги социалистов приходят пожилые люди, выступают с речами старики ораторы. Им нечего предложить молодежи, кроме старых догм, которыми они любуются со времен своей молодости. Они хотят чтобы молодежь тоже любовалась старыми рукописями. Но молодежь не хочет читать Троцкого. Она хочет денег. Разве вы не видите, что стареете в одиночестве?

В чем Маркс был не прав.

Когда восторгался новыми механизмами на фабриках, что новые машины освободят человека от невежества.

Мало кто из людей желает думать. Некоторым нравится только мечтать. Да, человек наделен разумом. Именно разумом человек понимает ответственность. Но перед кем ему отвечать? Сначала стоит такой вопрос. Перед своей семьей? Перед родом? Перед народом? Перед банком оф Америка?

Если понимать перед чем и перед кем отвечает человек, тогда совершится прорыв. Но сначала надо сказать об иерархии.

Традиционный человек признавал иерархию.

Современный стремился к доминированию. В чем тут причина? Такова природа человека. И никакие новые машины на атомной энергии не могут освободить человека от первобытного желания быть первым.

Почему человек Маркса должен был только философствовать от искусственного безделья? Разве у него не было бы конкурентов в дурдом?

Философствовать во имя торжества «справедливости добра, красоты» каждый человек не сможет. Зачем насиловать каждого? Люди имеют разное развитие. В невозможном будущем Маркса бесспорно доминировали бы шизофреники.

Но нас не интересует далекое будущее.

Нас интересует наше унылое настоящее, в котором несколько стариков изображают красных вождей. Зачем эти декларации? Зачем насиловать локтевые суставы, поднимать зажатые кулаки? Редкая молодежь будет также выбрасывать верх кулаки и не более. Что делать этим молодым идеалистам завтра? Разве они хотят быть только попугаями?

А вот это будущее как раз записывается в программе. Чтобы делать, надо знать путь.

Со старой программой можно вести только в пропасть. У русских есть фольклорный герой, Иван Сусанин. Он завел польских оккупантов в лес, где те погибли. Ведут ли ленивые марксисты в этот дубовый лес, чтобы молодежь там духовно зачахла? Хотят ли они этого?

Выше я описал ситуацию модерна и постмодерна. Эти клише помогли показать, откуда у нового фашизма берется сила. Почему в тренде так называемая демократия. Почему современные люди забросали социализм гнилыми помидорами. Почему на сегодня добро – это зло, а зло – это добро, ложь – это правда, а правда – это ложь. Почему мир перевернулся верх ногами.

Это не смешно и не грустно. Массовые люди выразили таким способом свой протест. Они такие маленькие и непослушные, как дети нарисовали взрослым дурные картинки. Ваш мир – это ваш мир! Наш мир – это наш мир! Мы так хотим! Потому что нас много и вас много, но вы не уступаете нам место по законам природы. Мы хотим быстрее занять ваше место. Не машины из 20 века на это влияют, а технологии из 21 века их в этом убеждают. Весь конец 20 века начиналась эта перегруппировка ценностей. Что можно было увидеть в картинах Пикассо? Что ценного в квадрате Малевича? Обычные доктора давно поставили диагноз и Пикассо, и его зрителям. Но для постмодерна дадаизм или поп-арт – это не болезнь, а искусство. Дурные дети нарисовали дурным родителям? А почему? А потому что протест стали выражать миллионы. Постмодерн вызвал к жизни не только протест дурных детей. Протест дурного человечества – это массовый психоз демократии.

Социализм также принимал в этом переходном искусстве прямое участие. Коммунисты старались привить миллионам «новых господ» хорошие манеры. И у них почти получилось. Советская мораль напоминала традиционные ценности добра. И в этом была преемственность модерна. Советский модерн сохранил традиционные ценности, оставил, выделил группу из первобытного коллектива – диктатуру пролетариата.

Национал-социалисты – это второй вариант «хороших манер». Но они сохранили принцип доминирования, традиционную иерархию в массе агрессивной мелкой буржуазии. Нацизм воплотил первобытное превосходство в превосходстве мелких буржуа над всеми остальными. Партии националистов и коммунистов – партии модерна нашли дело для низовых и угнетенных масс. Диктатура массы, выраженная через авангард – партию как лицо модерна. Огромное количество сначала крестьян (будущих нацистов), затем рабочих (будущих социалистических бюрократов) влилось в число художников, а также и зрителей судьбы народов и своих достижений. Но именно массовое художество или вовлечение массы в творение мира породило следующий этап – доминирование совершенно аморфной безыдейной массы с помощью демократии.

Демократия всегда порождает только агрессию, хотя рядится в современные одежды терпимости. Именно демократия порождает агрессивное «искусство» мелкой буржуазии. Германский нацизм пришел к власти демократическим путем. Потому что демократия, призывая массы править страной, порождает хаос, но прежде неудовольствие и раздражение посттрадиционной массы. Бывшие крестьяне, получившие гражданские права, превращаются со временем в богатых людей. Эти новые богачи, нувориши никогда не забывают про свое низкое происхождение. Чтобы доказать свое право на власть, они начинают копить деньги для утверждения своего господства. Безудержная страсть, жадность доказывают испытанное их предками унижение. Чтобы не страдать больше никогда, они верят в спасительное свойство денег. Из-за своей жадности они создают новые проблемы, всем вокруг и себе одновременно.

Любой радикализм, а нацизм является самым очевидным примером агрессии, возникает из-за кризиса. Все думают, что именно экономический кризис порождает отчаяние, взывает к протесту. Прежде чем случается экономический кризис, жадные нувориши (из модерна) будут бесконечно копить деньги, называя свои страдания рыночной конкуренцией. Конкуренция во имя чего? Во имя доминирования! У меня больше денег! У тебя денег нет. В этот момент никто не увидит, что появилось уже другое, еще одно новое лицо постмодерна. Сотни тысяч, миллионы, а теперь и миллиарды предпринимателей, обывателей желают доминирования. Но из этого ничего не получается, кроме нового поиска очередной новой элиты, потому что человечество не может жить без иерархии, без системы.

И у этой массы требуемая элита появляется в лице нескольких мировых магнатов. Они делают бизнес из всего, даже из банального гриппа, потому что мир стал глобален. Самой главной ценностью миллиардов, божеством пост традиционной массы закрепляется криптовалюта.

Итак.

Аристократия поддерживает феодальную традицию. Аристократия не справляется с зерефной петлей и происходят буржуазные революции. Буржуа уравниваются с аристократией и уничтожают аристократию, пытаются ее заменить.

Традиция заменяется модерном. Вовлечение массы в государственное строительство есть модерн. Феодальная традиция сменяется демократией модерна. Модерн сохраняет человеческое лицо, лицо модерна – это пестрая масса граждан. От множественности строителей и художников, производителей и потребителей возникает кризис перепроизводства. Буржуазия стремится показать свое право на господство. Она бесконечно копит деньги, чтобы заменить традиционные ценности на ценности прогресса и гуманизма. Из-за жадности магнатов случаются кризисы, что ставит господство буржуазных выскочек под вопросы. Из-за кризиса появляется масса недовольных, они создают движение нацистов. Элитарный принцип (традиция) меняется на групповой (модерн) Нацисты – это те же самые буржуа, но фашизм это шаг назад и этот роковой шаг ошибок совершает та самая «денежная» элита – либералы.

Фашизм – это вторая попытка найти, выбрать другую элиту. Вторая партия модерна – это заготовка для постмодерна, потому что снова творят только массы, при модерне и постмодерне везде абсолютный прогрессизм. Доминирующий признак – нация (при нацизме), пролетариат (при социализме). Творец истории в двух случаях – масса.

Нацизм де-факто проигрывает коммунистам модерна (бюрократии Сталина) в союзе с демократами (Америки и Британии). Советская бюрократия не подозревает, что помогает созреванию финансовой – новой элиты постмодерна и сама проходит стадию созревания, чтобы влиться в новую мировую систему в качестве вассалов нового финансового тоталитаризма.

Глава 12

Почему вокруг все лживые.

Традиция

Человек подчиняется традиции. Две тысячи лет именно традиция управляла человечеством. Община выбирала жрецов. Коллективная племенная солидарность поддерживалась жрецами. Народы не могли выбирать слабых вождей. Постоянная война с враждебными соседними племенами, опасность захвата поддерживали в народе высокий дух и моральные качества. Любое нарушение традиции, означало нарушение связей между традиционными людьми (между зерефами). Поэтому традиционная мораль поддерживала дисциплину, и сами люди подчинялись неписанным законам традиции. Обычай и ритуалы стояли на первом месте. Сыновья подчинялись отцам, женщины мужчинам. Постепенно традиционное общество усложнилось до подчинения монархам и феодалам. Племенная солидарность была заменена на этническую, затем на неформальный союз народа, наконец появилась национальная идентичность. Каким бы изменениям не подвергался консервативный социум, традицию всегда можно отличить по главному нравственному критерию. Несмотря на внешнюю грубость, и даже иногда свирепость, нетерпимость к чужакам традиционные народы знали, что такое отец и что есть правда. Патернальные отношения и четкие понятия правды, поиск истины – вот что отличает зерефов от рефагов (торговых народов и демократии). Смыслом жизни традиционных людей является хлеб насущный. Чтобы был мир и все дети были устроены. Еще для традиции нужен враг, что всегда лагерь– орду, государство окружают враги, для того чтобы люди орды, государства и режима были в тонусе.

Итак, инерция консерватизма – это бить врагов, рожать детей при первой возможности. Смысл: хлеб насущный, при любых условиях приспособляемость. Путь: поиск правды и справедливости.

Модерн

При сохранении традиции все традиционные народы отличает плодовитость. Современные люди не понимают, откуда такая безответственность? Современные люди – это люди модена и пост – модерна. Для модерна (для ремидов) постмодерна (для рефагов) непонятно: человек беден, а у него столько детей. Детей надо кормить, сдержать, дать все необходимое, чтобы они имели будущее. Какой невежественный человек! Они же не знают: от плодовитости зерефов зависела сила народа. Чем больше народа, тем больше родится мужчин, тем сильнее первобытный народ. Плодовитость как гарантия от геноцида соседей. Каждый зереф хочет рождения сына. Все думают, что для передачи наследства. А что может передать бедняк, нищий многодетный отец? Эти люди давно забыли, для чего они «стараются» по ночам. Если спросить всех современных обывателей, для чего ты живешь (вариант работаешь, торгуешь на рынке, занимаешься коррупцией, воруешь)? Ответ будет один: «Ради детей!» Это не есть старая привычка, это есть генетическая память. Это есть консервативная инерция.

Современные народы все забыли.

Они потеряли солидарность и корпоративность. Все дети в прошлом были общими, все родственники заботились о них.

Что же осталось сегодня от прошлого? Миллионы обывателей, весь смысл жизни и оправдание поступков у которых – это дети и кому передать нажитое. Сотни тысяч многодетных отцов, которые на взгляд цивилизованных людей какие-то глупцы, на самом деле так выглядят. Но все эти изменения – реформа модерна. Гуманизм и развитие техники привели к росту населения. Моральные нормы традиции и технический прогресс способствовали созданию потенциальной армии солдат. Для чего рождались мальчики? Для войны. Это было раньше. До начала XX века традиция торжествовала вместе с техническими изобретениями. В каждой семье было по десять детей! Посмотрите на фотографии тех лет. Посмотрите – сколько было детей у мигрантов в Америку в начале XX века? Посмотрите на современных мигрантов в Европу. Сколько сирийские мигранты имеют детей? Ни одно правительство не могло бы справиться с таким ростом населения. Левые политики утверждают, что капитализм порождает агрессию и империализм. Олигархи заинтересованы в огромных прибылях, они хотят грабить недоразвитые народы. Да, несомненно, они хотят грабить! Потому что сами являются потомками мещан – это во-первых. Во – вторых, любое правительство сохраняет солидарность с народом. Даже олигархи будут делиться с нацией через налоги. Любое правительство заинтересовано в народной поддержке.

Поэтому нацизм и фашизм – это очередная стадия традиции и модерна одновременно.

Для миллионов сельских мигрантов, бежавших их голодной деревни и от «глупых» отцов, всегда нужна «племенная» идеология. Кто-то должен отвечать за их страдания. Поэтому интеллигенция первой волны (зеремиды) обобщает настроение «родственников» и дает им идею превосходства.

Откуда взялись эти интеллигенты первой волны? Да они еще раньше сбежали из села. Все народы нуждались в новом оружии. Техническая революция создавала новую силу государства. Технический прогресс дал превосходство над «недоразвитыми народами». Одни народы изобретали новую технику, другие народы до сих пор только ударно плодятся. Правители цивилизованных народов, именно так стали называться передовые нации после модерна и постмодерна, производили тотальную модернизацию экономики, значит образования и культуры. Они нуждались в помощниках и операторах технического перевооружения нации. Эти народы перестали быть просто народами, а превратились в нации. Для нации важна постоянная миграция, как внутренняя, так и внешняя, во вне.

После модерна появилась та самая («вшивая», потому их иногда реально кусали вши на теле) интеллигенция социалистов. Эти первые социалисты указывали на врагов. Все бегущие из села парни искали причину для кооперации (потому что, как был сказано, традиция, если нет ответа, ищет врагов). Эти первые интеллигенты социалисты показывали в какую строну двигаться и на кого нападать. Нацизм и фашизма – это кооперация традиции в условиях модернизации. Нацизм без модерна невозможен. Во-первых, технический прогресс создает переизбыток населения. Во – вторых, зерефы всегда ищут правду и справедливость. Им нужен виновник, кто отнял их хлеб и сделал вторым сортом. Все мигранты зажаты, закомплексованы именно новыми обстоятельствами. Поэтому вместо солидарности родственников появляется солидарность земляков. Вшивые интеллигенты называют всех «земляков» согражданами, потому что всех этих деревенских парней, рабочих, торгашей – лавочников не знают и знать не хотят, но обзывают их нацией. Вот откуда агрессивный национализм.

Зажатые провинциалы в поисках правды любят подобные поощрения. Они очень зависимы и тщеславны. Подобное массовое тщеславие провинциалов используют не только интеллигенты первой волны миграции, но и правительства. Они обязательно развязывают масштабную войну. Самый сильный пример – Первая мировая война. Первая мировая война произошла формально от «империализма» олигархов, на самом деле от переизбытка традиционного населения, первобытную агрессивность которого упаковали в нацию и национальные интересы.

Современные цивилизованные народы первыми избавились от традиции. И первыми же перешли к постмодерну.

Итак, модерн. Смысл: выжить и приспособиться в новых условиях как правило города. Путь: получение образования и профессионализм. Инерция: изобличить, избавится, победить врагов нации (врагов народа)

Постмодерн и «перенаселение» модерна.

Чтобы получить авторитет и власть без войны и захватов, зерефы стремятся получить образование. Советская модернизация лучше всего показала, как с помощью образования и служения народу можно достичь небывалых высот. Конечно карьерный рост очень зависел от идеологических клише: что первыми образование должны получить дети рабочих, что только дети рабочих должны быть везде руководителями. Но это было противоестественно. На самом деле в руководстве КПСС после Ленина были сплошь крестьянские дети.

Все советские люди были прекрасны, что искали правду, оставались приверженцами традиционной правды и справедливости. Но традиция взяла верх над модерном. Она приспособила модерн и идеологию под семейные интересы партийной номенклатуры. Постепенно люди перестали искать правду, а стали искать хлеб насущный. А почему? Да потому что огромная армия сельских мигрантов снова создала кризис перенаселения. Этот кризис комплексный. Здесь сошлись две волны миграции, старой и новой. Зерефы толпой смирных карьеристов ринулись получать не образование, а документы о высшем образовании. Эти карьеристы скопились наверху во имя традиционной выгоды (хлеба насущного).

Для постмодерна характерна выгода и массовый поиск благ.

Всеми поколениями и людьми разных рефлексий. Но пример для всеобщего поиска создается из одного центра.

При постмодерне наверху скапливается толпа образованных профессионалов. Старых и новых мигрантов в том числе. Все они хотят найти престижную работу – получить место под солнцем. Но впереди огромная очередь из кандидатов. Примерное равенство происхождения, навыков и документов о знаниях (много образованных оппонентов, даже с учеными степенями). Рефаги никогда не ищут авторитета как зерефы, которые всю свою жизнь обязаны трудиться или совершать военные подвиги: войны нет, отныне кругом гуманизм и демократия. Но всем зефа и рефагам очень хочется получить земные блага как можно скорее. Ложь – кратчайший путь наверх. Честь и правда – это долгий путь традиции и модерна. Представьте себе очередь, стоящую за продуктом. Через время этот продукт должен закончится. Что чувствуют стоящие в данной очереди на последних местах? Что они будут делать? Последние ринутся вперед, опрокидывая – не соблюдая очередь. Это и есть постмодерн. При постмодерне никому правда не нужна, потому что никого не устраивает последнее место в очереди. Все «мигранты» понимают: если впереди более талантливые, образованные, обеспеченные, так можно и не дождаться своего часа. А не лучше ли нарушить очередь? А не лучше ли перевернуть шкалу ценностей? Сотни, сотни тысяч, миллионы людей начинают поддерживать любую альтернативу, любую ложь, чтобы получить кратчайший путь к благам. Сначала хулиганов и нарушителей как будто бы мало. Потому толпа зерефов смелеет, видя как первым наглецам везет. В образовавшийся моральный проем и нравственную дыру устремляется толпа желающих. Ложь становится трендом, к ней присоединяются миллионы. Они присоединяются уже к системе лжи. Создается впечатление, что ложь уже всеобъемлющая правда современной жизни. Все лгут, изворачиваются, при этом улыбаются друг другу чтобы задушить. А все почему? Да потому что благ мал, а желающих много. Тем более пропаганда сообщает, что «каждый может» и жизнь одна. Традиционные люди (зерефы) очень влюбляются в ложь, и врут еще наглее, вызывающе, циничнее – грубо. Появляется поколения, для которых ложь становится правдой. (Никогда не забывайте, что является смыслом жизни для традиционных людей, – хлеб насущный). Постмодерн обещает все блага за любую ложь. Он покупает зерефов, то есть дает им деньги на достойное существование (в виде кредитов). Что легче, работать, зарабатывать честным трудом или врать? Конечно лгать, хитрить, изворачиваться, спекулировать и заниматься коррупцией. Если чиновники – провинциальные выскочки, то будущее традиционного народа под большим вопросом. В постмодерне складывается союз западных финансистов, локальных олигархов и маргиналов, визжащих за мир и демократию. Все лгут и все притворяются.