Текст книги "Bce тайны мира Дж. P. Р. Толкина. Симфония Илуватара"

Глава 3. Источники культуры

Кельтская культура (и эпос как ее немаловажная часть) оказала огромное влияние на литературу Западной Европы, а через нее – на современное фэнтези. Именно из кельтских сказаний вырос рыцарский роман, принеся в европейскую культуру не только мотивы странствий в поисках некой ценности, но и поэтизацию адюльтера (корни которой надо искать в сравнительно высокой свободе кельтских женщин, позволяющей им выбирать себе мужей).

Ho в творчестве Толкина влияние кельтской культуры (причем преимущественно не ирландской, а валлийской) было непосредственным, и, возможно, этими объясняется органичность трансформации сказаний под его пером в собственную мифологическую систему, не являющейся калькой с кельтской, хотя более чем глубоко родственную.

B первую очередь это касается образа Арагорна и следопытов Севера.

B древнем Уэльсе, а ранее, видимо, вообще в кельтской Британии король вел непривычный для нас образ жизни: он ездил по своей стране. Речь не идет о каких-то периодических путешествиях, нет: с момента воцарения его жизнь проходила исключительно в переездах из одной резиденции в другую. Резиденция также не имели ничего общего с дворцом: это было бревенчатое здание, обнесенное колоннадой, на колоннаде лежали балки, которые в дождь покрывали соломой[24]24
  Мабиногион. М.Д995. Примеч. 7 к главе «Пуйл».


[Закрыть]. Именно в колоннаде проходили пиры (для древнего общества пир – много больше, чем еда или веселье, это символ единства вождя и его народа), там же король выслушивал жалобы и вершил суд. После чего король отправлялся в другую резиденцию.

Подданные такого короля также вели преимущественно скотоводческий образ жизни, странствуя более чем много.

Эти бесконечные разъезды нашли свое отражение в артуровских легендах, причем не только в образе рыцарей, разъезжающих по лесам в поисках приключений, но и в быте самого короля Артура, который не находится в Камелоте безвыездно, а переезжает в Лондон и в другие города. B валлийском же сборнике сказаний «Мабиногион» образ Артура и его двора мифологизирован значительно сильнее, чем во французских и поздних английских романах (напр. «Смерти Артура» Мэлори), и тема странствий короля со всем его получеловеческим воинством занимает важное место.

Контраст образа жизни валлийских королей и правителей античной, а позже и средневековой Европы был разителен. Такой король-бродяга не мог не вызывать презрения – что нашло свое отражение в судьбе дунаданских вождей, описанной Толкином.

He только Арагорна презрительно именуют Бродягой (Бродяжником, Колобродом и т. д. в зависимости от попыток переводчика смягчить унизительность этого прозвища), его предку Арведуи отказывают в праве на корону Гондора, несмотря на очевидную законность его притязаний.

Ho отчего же Арагорну не только удалось стать королем Гондора, но и возродить разрушенное в войнах северное королевство Арнор? Толкин в романе дает объяснение этого через Войну Кольца и победу над Сауроном, однако, рассматривая сюжет через призму кельтской культуры, мы видим совсем другие причины небывалых политических успехов Арагорна.

Такой причиной оказывается любовь к Арвен.

B кельтской мифологии женщина мыслилась носительницей категории власти. Это означает, что сама она никакой социальной властью не обладает, но ее избранник (в наиболее архаичных текстах жестко и прямо: сексуальный партнер) становится королем.

B таком контексте история Арагорна и Арвен приобретает совершенно другое звучание. Любопытно, что причинно-следственные связи кельтского мифа и текста романа будут прямо противоположны. По логике романа, Арагорн смог жениться на Арвен, поскольку стал королем. B проекции кельтского культурного архетипа герой становится королем, поскольку осмелился полюбить Женщину-Власть.

Ни один из персонажей Толкина, помимо Арагорна, не встречал подобной героини. Арвен в этом уникальна, хотя Толкин в тексте постоянно проводит параллели между ней и Лучиэнью, также полюбившей смертного. Ho ни брак с Лучиэнью не сделал Берена королем, ни брак с эльфийской принцессой Идриль не сделал королем Tyopa – эти браки Первой Эпохи связаны с Толкиновской концепцией эстелъ, надежды, но никак не легендами о Возвращении Короля, кельтскими по своему происхождению.

«Возвращение Короля», давшее название третьему тому романа, это позднейшая из валлийских легенд, уже времен норманнского завоевания Англии, когда особое звучание приобрели легенды о том, что король Артур не погиб в битве со своим племянником Мордредом, а был увезен на чудесный остров Авалон или спит в пещере.

C этими легендами норманнская власть боролась как могла, спешно найду «могилу» Артура.

Анализируя мифологические мотивы в истории Арагорна и Арвен, важно подчеркнуть один принципиальный момент. Обретение власти через брак – это черта отнюдь не только кельтской мифологии, она регулярно встречается в волшебной сказке. Однако сказочный брак – иной.

B сказке герой добивается руки царевны, чтобы сместить на троне ее отца. B наиболее архаичных сюжетах старого царя убивают[25]25
  Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1948. Глава «Невеста».


[Закрыть]. Эта система наследования – от тестя к зятю – была действительно свойственна архаичным обществам, особенно если дело касалось священного вождя (а не реального правителя), воплощающего магическую удачу племени.

Кельтская система иная, в ней нет элемента наследования (см. ниже). Женщина-власть, любовником или мужем которой становится будущий король, наделяет героя магической силой, необходимой для воцарения. Сказочная царевна, напротив, имманентной властью не обладает, она или пассивный объект сватовства, или советчик героя, но не источник его магических сил.

Поскольку «Властелин Колец» – это роман, то место магии под пером Толкина занимает психология. Арвен не наделяет Арагорна имманентной властью, но любовь к ней становится той силой, которая ведет Следопыта вперед и вверх.

Завершая противопоставление кельтской и сказочной системы получения власти, подчеркнем, что Арагорн отнюдь не наследует отцу Арвен, владыке Элронду. И хотя утрата Элрондом власти и воцарение Арагорна не просто совпадают по времени, но и связаны причинно-следственно, это не логика волшебной сказки. To и другое есть следствие уничтожения Единого Кольца и победы над Сауроном.

Обращение к кельтскому образу Женщины-Власти прекрасно объясняет, почему Арагорну удается на удивление быстро возродить Арнор, хотя на протяжении всей Третьей эпохи короли Арнора, затем князья Артедайна, затем вожди дунаданов терпели поражения. Подчеркнем, что объяснение этого изнутри романа – совершенно иное, это опять-таки победа над Сауроном.

Ha наш взгляд, именно это несовпадение мотиваций событий изнутри мира и извне его и придает тексту Толкина ту многомерность, которая заставляет нас переживать события «Властелина Колец» как реальную историю.

Вопрос о том, насколько сознательно Толкин наделял Арвен чертами кельтской Женщины-Власти, для нас остается открытым, но, не делая выводов, заметим, что имя героини состоит из синдарских корней ar-(«власть») и – wen (формант женского рода). To есть это имя буквально переводится как «Женщина-Власть», а варианты типа «Царственная» или «Принцесса» – это уже художественные обобщения.

Черты кельтской Женщины-Власти также можно найти в образе Галадриэли, которая в некоторых (незначительных) аспектах напоминает героиню не валлийских, а ирландских сказаний королеву Медб: страна, где правят совместно король и королева, при этом королева – дочь верховного короля (Галадриэль – дочь Финарфина, одного из королей эльфов на Заокраинном Западе), королева является воительницей (Галадриэль обрушивает стены Дол-Гулдура). Однако черты, доминирующие в образе Медб, вовсе не являются таковыми у Галадриэли, и наоборот.

Гораздо сильнее в образе Владычицы Лориэна проявление другого чисто кельтского мотива.

Как уже было сказано, королевская власть у кельтов отнюдь не была наследственной. Королем избирался человек, который доказывал свое магическое право на власть, – например, под ним вскрикивал священный камень: самый известный такой камень в текстах – Лиа Фаль в ирландском сказании «Битва при Mar Туйред», а в жизни – Скунский камень, привезенный англичанами из Шотландии и сравнительно недавно возвращенный Елизаветой II обратно; на протяжении шести веков этот камень был помещен внутрь трона, на который садился английский монарх при коронации. Образ Артура, доказывающего свое право на власть благодаря мечу в камне, – это контаминация кельтского (любой, кто сможет вытащить меч из камня, станет королем) и генеалогического способов наследования (Артур – сын предыдущего короля, что до поры скрыто).

По сохранившимся свидетельствам, на будущего короля указывали друиды, языческие жрецы. Важно подчеркнуть, что в кельтской культуре представители магических профессий (к которым помимо жрецов, относились также певцы различных категорий и кузнецы[26]26
  Ср. известный эпизод наречения имени герою Кухулину из «Похищения Быка из Куальнге», где король Конхобар отправляется в гости к кузнецу и тот диктует правила поведения. Относительно статуса певцов см. Рис A., Рис Б. Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе. М., 1999.


[Закрыть]) стояли практически наравне с представителями политической власти.

Это превосходство мага над королем мы сполна видим во «Властелине Колец» и других текстах. Речь идет в первую очередь о Гэндальфе, который смело берется решать судьбу не только Арагорна, но и Денетора, Торина Дубощита в «Неоконченных сказаниях», на равных спорит с Элрондом и т. д. Ho поскольку кельтские мотивации у Толкина заменяются на мотивации изнутри мира, то право Гэндальфа решать судьбы королей объясняется тем, что он – посланец Заокраинного Запада, дух-майа в теле, подобном человеческому.

B кельтских текстах провидицы обладают часто не меньшей магической властью, чем маги-мужчины, что у Толкина находит отражение в одном из аспектов образа Галадриэли. Речь идет о ее участии в истории любви Арагорна и Арвен. Она дает им возможность увидеться в Аориэне, она дарит Арагорну камень Элессар, некогда принадлежавший ее дочери Келебриан, матери Арвен, но с этим камнем и этим именем она фактически пророчит о его грядущем воцарении, и уже в следующей главе Арагорн предстает как «король, возвращающийся в свое королевство».

B кельтских текстах нередки истории о том, как короли были лишены власти, и наиболее распространенный способ это сделать – песнь поношения, которую мог исполнить филид (певец). B частности, в «Битве при Mar Туйред» описан такой эпизод.

B книгах Толкина темы лишения короля власти нет, хотя королевский род может пасть, склонившись ко злу, однако даже в этом случае он заслуживает верности[27]27
  Азрефель (Белоконь О.) O верности Верных. URL: http://eressea.ru/library/public/azraphl2.shtml.


[Закрыть]. Тем не менее, мы не можем не упомянуть тему певца, проклинающего короля, поскольку она нашла широчайшее отражение в творчестве русских толкинистов 1990-х годов. He поддержанная текстами Толкина и идейно противоречащая им, она обуславливалась психологическим климатом эпохи и шла во многом непосредственно из кельтских источников, переведенных и доступных абсолютному большинству интересующихся.

Мы разобрали принципиальные, мирообразующие мотивы, взятые Толкином из кельтской культуры (все, кроме одного, см. ниже). Еще раз подчеркнем, что каждом из этих случаев Толкин принципиально меняет причинно-следственные связи, отчего кельтские заимствования в романе оказываются максимально приглушены.

Ho есть и другое. Прямые заимствования из преданий Уэльса, видные «невооруженным глазом» тому, кто хотя бы поверхностно интересовался культурой этой части Британии.

Выше мы упоминали разочарование Толкина от того, как Шекспир в «Макбете» рационализировал тему леса, двинувшегося на битву. Сам Толкин опирается на валлийскую поэму «Битва Деревьев», написанную от лица мага и поэта Талиесина, в которой тот рассказывает, как его приемный отец чародей Гвидион в бою с неким противником создает войско из оживленных деревьев. Описание двинувшегося в битву леса настолько прекрасно и величественно, что процитируем хотя бы небольшой отрывок:

 
Ha битву первыми шли деревья, старшие в роде,
A юные ива с рябиной процессию замыкали;
От запаха крови пьян, шагал терновник колючий; Ольха устремлялась в бой, подняв могучие ветви;
И розы свои шипы к врагу простирали в гневе;
Кусты малины пришли, покинув лесную чащу;
И жимолость ради битвы презрела свою ограду,
И плющ вместе с ней, и вишня,
что шла на битву со смехом; Последней береза шла, мудрейшее из деревьев, Отстав не трусости ради, а гордость свою сберегая; Их строй по бокам ограждал золотарник цветущий, Ель шла впереди, полководцем средь них величаясь;
A королем был тис, что первым в Британии правил; Мохом обросший вяз не в силах был сдвинуть корни И плелся в хвосте,
пугая врагов кряхтеньем и скрипом…[28]28
  Мабиногион.


[Закрыть]
 

Толкин в своем романе не дает описания энтов в походе, быть может, чтобы избежать прямой цитаты из поэмы средневекового Уэльса.

Ho он объединяет эту валлийскую легенду с другой.

Озеро, называемое по-английски Бала, а по-валлийски Алин Тегид, является одним из красивейших в Уэльсе (Национальный парк Сноудония). Тегид Лысый, давший имя этому озеру, – довольно мрачный персонаж валлийской мифологии: супруг Керидвен, представленной в «Мабиногионе» злой колдуньей, отец Морврана, отвратительного обликом настолько, что с ним никто не решался вступить в бой; по одной из версий, Морвран – отец Мордреда, племянника короля Артура и причины его гибели. Правда, дочь Тегида Крейри – воплощение удачи, а ее дочь Индег – одна из прекраснейших девушек Британии (одна из трех любовниц Артура, согласно Триадам[29]29
  Мабиногион. Примечание к «Килох и Олвен».


[Закрыть]), но в целом образ Тегида и его супруги окрашен резко негативно в мифах Уэльса.

Перейдем к легенде об озере. B замке Тегида (напомним, валлийские замки представляет собой деревянный дом с колоннадой вокруг) звучат некие голоса: «Расплата придет, расплата придет» – «Когда же придет?» – «В третьем поколении». Тегид смеется над пророчеством. Проходят годы, Тегид и его супруга празднуют рождение сына. Снова звучат эти голоса, и снова Тегид с презрением слушает их. Проходит еще сколько-то лет, Тегид празднует рождение внука и посылает за арфистом. Арфист во время пира видит маленькую птичку, которая поет «Расплата придет». Следом за ней он выходит из замка, затем наступает необычайно темная ночь, а утром арфист видит, что на месте замка расстилается огромное озеро – и арфа, забытая в замке, плывет по его глади к своему хозяину.

Заканчивая изложение валлийской сказки, добавим, что в Уэльсе не редкость озера, внезапно выходящие из берегов.

Толкин берет от легенды лишь главное: чародея в качестве обитателя замка и сам образ озера, поглотившего его жилище. Относительно чародейства заметим, что в кельтской культуре отсутствие волос – это признак мага, так что прозвище Тегида Лысый – не презрительное и не знак возраста, оно семантически тождественно посоху Сарумана.

Что касается арфы, спасшейся из затонувшего замка, то, возможно, стоит соотнести ее с историей получения палантира – единственного магического предмета, который был вынесен из Ортханка после того, как энты превратили долину в озеро.

Сходство обстоятельств падения замка Тегида и поражения Ортханка позволяет нам сузить круг мифологических прототипов такого яркого образа романа, как чаша Галадриэли.

O воде как о символе тайной мудрости и о чаше как предмете женской магии будет сказано далее, эти представления относятся к числу мировых универсалий. Ho мы возьмем на себя смелость утверждать, что есть и конкретный прототип волшебной чаши, в которой Галадриэль прозревает прошлое и будущее. Это – котел Керидвен.

«Мабиногион» сообщает о том, что супруга Тегида, могущественная чародейка Керидвен, решила исправить страшный облик и злой нрав своего сына Морврана, для чего его «опустить… в Котел Вдохновения, чтобы он обрел знание всех тайн прошлого и будущего»[30]30
  Мабиногион.


[Закрыть]. Она потерпела в этом неудачу, и описание дальнейших событий не имеет никакого отношения к «Властелину Колец», заметим лишь, что в итоге появляется на свет великий поэт Талиесин, от лица которого излагается уже знакомая нам «Битва деревьев».

Итак, нам удалось установить три сюжета, которые Толкин использует в своей работе. И все три связаны с историей Керидвен и Талиесина.

Ho даже когда можно прямо указать легенду или текст, которым вдохновлялся Толкин, мы видим, что он использовал мотивы только как исходный материал для создания собственных, совершенно оригинальных сюжетов.

Если заимствования из валлийских текстов и преданий не вызывают сомнения в прямой цитате, то со знаменитым памятником ирландской мифологии «Битва при Mar Туйред» дело обстоит несколько иначе.

Этот текст описывает судьбу народа ирландских богов, называемых «Племена Богини Дану», их борьбы с хтоническими демонами фоморами и воцарения Луга Всеискусного, верховного бога кельтов. Когда Племена Богини приплывают к берегам Ирландии, они сжигают корабли. Сказание сообщает об этом так: «Сожгли они свои корабли…, чтобы не в их воле было отступить к ним. Гарь и дым, исходившие от кораблей, окутали тогда ближние земли и небо. C той поры и повелось считать, что появились Племена Богини из дымных облаков». Как видим, акцент делается не столько на факте сожжения кораблей, сколько на том, какое впечатление оно производит. Это позволяет считать данный мотив процитированным в «Сильмариллионе», где прибытие эльфов на Срединные земли (на материк, называемый Белерианд) начинается с того, что их предводитель Феанор приказывает сжечь корабли, но не ради недопущения отступления, а чтобы отрезать путь своему сводному брату Финголфину и его воинству. И снова акцент делается на зареве: «И Финголфин и его спутники увидали издалека алый свет, отблеск пожарища на небе – и поняли, что преданы».

После ряда драматических событий Племена Богини Дану остаются без короля, и тогда появляется Ауг Всеискусный. Придя в столицу, он ведет обширный диалог с привратником, перечисляя все ремесла, которыми владеет. Он плотник и кузнец, арфист и чародей, герой и воитель (два разных ремесла, но, к сожалению, различия между ними остаются неизвестны), врачеватель и медик (тоже два разных знания) и т. д. И поскольку он – единственный, кто владеет всеми этими искусствами одновременно, он принят и становится королем.

Невольно напрашивается параллель с образом Феанора. O нем неоднократно говорится, что изо всех эльфов «и до, и после него – он был самым хитроумным и искусным». Перечисляются его умения: создание эльфийского алфавита, мастерство кузнеца, умение делать рукотворные камни, искусство красноречия, позже – создание оружия и мастерство воина. Как видим, список частично совпадает с умениями Луга.

Следует ли считать образ Луга цитатным по отношению к Феанору? Ha наш взгляд, нет. Это тот случай, когда Толкин не следует за древним сказанием, а отталкивается от него. Главное в образе Луга – его победа над фоморами, он не просто доблестный боец, он действительно король и стратег (насколько применим этот термин к мифологическому тексту). Феанор в этом аспекте – полная противоположность. Сын короля, он смог увлечь эльфов за собой, но сразу же после этого показывает, что не способен ни править, ни договариваться с другими правителями, ни вести войны: битва под предводительством Феанора оканчивается его гибелью и поражением войска.

Ho это не значит, что мотивы, присущие в частности образу Луга, не находят воплощения у Толкина. Ho этот мотив не ирландский, а общекельтский. Обратимся снова к валлийским источникам. Так, например, полководец и король Касваллаун (лицо историческое, хотя и сильно мифологизированное позже), назван одним из Tpex золотильщиков обуви[31]31
  Мабиногион. Примечание к «Бранвен, дочь Ллира».


[Закрыть] Британии, Друст, сын Ирба (кельтский праобраз Тристана из рыцарских романов) – одним из Tpex великих Свинопасов, король и полубог Придери (правда, временно лишенный своих владений) лучше всех изготавливает седла, затем щиты, затем обувь[32]32
  Там же. «Манавидан, сын Ллира».


[Закрыть]. B уже упомянутой Битве Деревьев участвуют племянник короля чародей Гвидион (который в другом сказании мастерит и золотит обувь)[33]33
  Там же. «Мат, сын Матонви».


[Закрыть], его брат пахарь Аметон, также упоминается их брат кузнец Гофаннон.

Подчеркнем, что все перечисленные персонажи (список можно продолжать) – или короли, или ближайшие родичи королей, то есть они не просто воины и ремесленники в одном лице, это – высшая знать.

Подобного нет в культуре ни одного народа. He делая здесь обширного экскурса в мировую эпику, приведем только пример из сказаний Северного Кавказа, где герой отчетливо противостоит кузнецу, несмотря на то, что это его приемный отец[34]34
  Нарты. Адыгский героический эпос. М., 1974. Cocp и Тлепш.


[Закрыть].

Если мы теперь посмотрим на мир эльфов Толкина, то увидим, что величайшие мастера – это знать. Самые знаменитые – Феанор и его внук Келебримбор (выковавший Три эльфийских кольца), но все высокие эльфы без исключения сочетают в себе качества мастера и воина. Это прямое заимствование из кельтской культуры и, возвращаясь к вопросу о сопоставлении Луга и Феанора, мы можем уверенно сказать: в культуре, стоящей на триединстве «знатность – мастерство – доблесть» самые яркие персонажи будут неизбежно схожи, но это не прямое влияние одного образа на другой, а независимые друг от друга следствия одной и той же причины.

Выше мы отмечали, что король богов Луг обладает среди прочего искусствами врачевателя и медика. Сложно сказать, насколько эта деталь ирландского мифа повлияла на образ Арагорна как целителя – или, возможно, это отражение универсального представления о чудесных свойствах прикосновения истинного короля.

Еще один ирландский образ, находящий аналогию у Толкина, это предводитель чудищ-фоморов Балор. Он обладает смертоносным глазом, уничтожающим все живое; взгляд этого глаза так силен, что способен убивать и богов. Бой Луга и Балора – центральный поединок «Битвы при Mar Туйред»: Луг камнем из пращи выбивает Балору глаз на затылок, а затем отрубает голову. Разумеется, возникает аналогия между оком Балора и оком Саурона. Подчеркнем, что перед нами не просто два резко отрицательных персонажа, но два героя, которые характеризуются только через око. И если Балор одноглаз, то относительно внешности Саурона нам не известно вообще ничего, помимо отрубленного пальца, на котором тот носил Кольцо. По умолчанию примем, что Саурон не является одноглазым персонажем, и то, что его персонифицирует одно око, действительно может быть влиянием образа ирландского Балора. Ho мифологические мотивы, лежащие в основе образа ока Саурона, далеко выходят за пределы кельтской культуры, как мы покажем в соответствующей главе.

Обратим внимание, что в целом ирландская культура более брутальна, чем валлийская, и этим, вероятно, объясняется, что те единичные мотивы, которые Толкин прямо заимствует, используются им для создания или образа Врага, или далеко не положительных персонажей.

Подобное мы увидим далее при анализе германских источников.

Ho все же одна «неотрицательная» ирландская цитата у Толкина есть.

Если мы внимательно посмотрим на историю Средиземья, то обратим внимание, что для Толкина значимое изменение в судьбах народов всегда связано с тем, что некие герои приплывают. Обратим внимание, что история Третьей Эпохи – это история весьма немалого материка, протяженного на восток далеко за пределы карты (так, о Мордоре в «Сильмариллионе» говорится, что он был «далеко от основных владений Саурона на Востоке», при этом Мордор весьма значителен по территории, и остается лишь давать волю воображению, пытаясь представить размеры основных владений Врага). Ho несмотря на то, что количественное заселение земель шло по суше, качественные миграционные события связаны с морем и кораблями.

Такими решающими событиями становится прибытие Элендила и его нуменорцев в конце Второй Эпохи, что приводит к созданию Арнора и Гондора.

Ранее поворотным пунктом в судьбе людей было создание Валарами острова Нуменор, который, логично, мог быть заселен только с моря.

Ранее историю Белерианда определило то, что приплыл Феанор и часть народа эльфов.

Ранее судьбу эльфов определил путь в Валинор, когда большинство переправилось на плавучем острове, а меньшинство – на кораблях.

Исключение в этой цепи заселений с Моря составляет поход сводного брата Феанора – Финголфина – и его народа в Белерианд через Лед. Ho этот поход мотивирован рознью между братьями и другими важнейшими сюжетными коллизиями.

Обратившись к ирландской культуре, мы видим широко известное в науке сказание «Книга захватов Ирландии», повествующее о волнах мифологических поселенцев. Известные нам Племена Богини Дану – это предпоследняя волна, перед собственно людьми, именуемыми Сыновья Миля[35]35
  Субкультура толкинистов весьма примечательно отреагировала на это заимствование мотива. Известный менестрель Иллет (Наталья Некрасова) исполняет песню на стихи Йетса, в оригинале посвященную прибытию Сыновей Миля к берегам Ирландии, а в фэндоме воспринимаемую как песня о заселении Нуменора. Сходство этих сюжетов настолько сильно, что в стихотворении не понадобилось менять ни одного слова.


[Закрыть]. Поскольку Ирландия – остров, то для нее никакого другого заселения, кроме как с моря, невозможно в принципе, и то, что Толкин переносит эти представления на материки Первой и Третьей (а отчасти и Второй) Эпохи, следует признать прямым влиянием ирландского мифа.