Текст книги "Двойная ошибка"

Глава 7

Леонид

Инга продолжает выговаривать мне на повышенных тонах. Этот разговор злит всё сильнее. Почему я должен терпеть её бесконечные претензии и придирки? И ведь бывают же тихие, спокойные жёны, без гонора и наездов, а меня, похоже, угораздило выбрать из всех самую склочную.

– Послушай, Лёня, мы сделаем так, как я сказала, других вариантов нет. Тебе нельзя ссориться с моим папой.

– Инга, это ты меня послушай! Не надо мне ставить ультиматумы. Я сыт ими по горло!

– А я сыта по горло твоей работой!

Звонит телефон. Номер незнакомый. Неужели проверяющие что-то накопали на заводе Волынского? Этого ещё не хватало! Праздники на носу, а налоговики людям жизни не дают…

– Ну давай, ответь! Это же наверняка по работе! Тебе же это куда важнее, чем я и наша семья!

– Инга, не перекручивай, – тру переносицу. День ещё не успел начаться, а я уже устал. – Моя работа важна мне точно так же, как тебе – твоя. В тысячный раз повторяю, что плясать под дудку твоего отца и перекраивать график своих командировок по его прихоти я не собираюсь!

Телефон всё надрывается. Какая глупая мелодия! Наверное, я был не в себе, когда поставил её на входящие.

– Да! – рявкаю в трубку, надеясь благодаря звонку прекратить пустой спор с женой.

– Здравствуйте! – на другом конце детский голос.

Какой-то ребёнок ошибся номером? Или балуется? Сбрасываю. Мне сейчас точно не до шутников.

– Что ж ты так быстро отключился? Или это любовница? – иронично выговаривает жена, и я уже жалею, что не поддержал разговор с хулиганом.

Разворачиваюсь и выхожу из комнаты, хлопнув дверью. Как же мне всё это надоело!

Телефон снова звонит. И опять этот номер. Что за ерунда? Поднимаю трубку с намерением выплеснуть на шутника всю накопившуюся с утра желчь.

– Да!

– Здравствуйте, – снова детский голос. – Это Леонид Матвеевич Воронцов?

Он знает меня по имени? Любопытно. Всегда думал, что телефонные хулиганы набирают все номера подряд.

– Слушаю!

– Меня зовут Арслан Кара, мне нужна ваша помощь. Моя мама Айлин сказала, что вы поможете.

В голове по-прежнему сражаются аргументы нашего спора с Ингой, поэтому не сразу до меня доходит смысл слов этого ребёнка. И тем более, я не настроен ни на какие благотворительные жесты, а потому слово «поможете» действует на меня, как красная тряпка на быка.

– Кто? Какая мама?

– Айлин Кара. Она сказала…

Мозг всё-таки включается в наш разговор.

– Айлин? А почему она сама не позвонила?

У Лины есть ребёнок? Впрочем, в этом нет ничего удивительного. За десять лет можно было и пятерых спокойно родить.

– Её забрали в больницу.

О, знакомая песня. Знаю я эти разводы с больницей. Небось, нашёл у матери мою визитку и решил подзаработать. Интересно, Айлин в курсе, чем промышляет её отпрыск? А может, сама является инициатором этого развода? Хотя не думаю… Она продинамила меня, а теперь послала ко мне своих детей? Дикость какая-то.

– И что же с твоей мамой случилось? – пытаюсь поддержать разговор в надежде поймать его на лжи.

– Я не знаю. Она болела, болела, а потом ей стало совсем плохо, и мы вызвали скорую. И её увезли.

– А ты, значит, её сын?

– Да, меня зовут Арслан.

– И какой помощи ты от меня ждёшь?

Ясно какой – денег просить будет.

– Я не знаю, что нам делать, мы одни, и нам страшно. А мама не берёт трубку!

– Вы? Ты с кем?

– Я и моя сестра.

Складно поёт. Я бы поверил, если бы не знал, что это развод.

– И что вы от меня хотите? Я нахожусь в столице, далеко от вас. Даже если бы я захотел помочь, как бы я это сделал? Мальчик, передай маме, чтобы она поискала другого благотворителя.

– Но мама не берёт трубку! А мы не знаем, что нам делать! – в голосе отчаяние. – Мама сказала, что вы нам поможете!

Хорошо играет, молодец. Станиславский бы одобрил.

– Мальчик, ну чем я могу вам помочь? Я слишком далеко от вас. Попросите соседей. В конце концов должны же быть в вашем городе какие-то социальные службы на такой случай!

– Лёня, так что мне ответить отцу? – Инга заглядывает ко мне в кабинет и показывает на телефон, который держит возле уха.

– Всё, не могу больше говорить, – сбрасываю звонок. – Инга, я всё сказал, – отвечаю как можно более спокойным тоном, хотя внутри всё клокочет. – Я еду сразу после праздников в Китай, и это не обсуждается. У нас миллионный контракт. Я не буду переносить переговоры из-за прихоти твоего отца, это просто смешно. Неужели он не переживёт без моего присутствия на его юбилее?

– Ну ты и свинья неблагодарная, Воронцов!

Как же я устал от её ненасытного папаши, который решил, что может мною помыкать! Согласен, когда мы с ним только познакомились, я был всего лишь мозговым центром будущей корпорации Морозова, без копейки за душой. Но мы попали в правильную струю и быстро раскрутились. Да, не без поддержки Жаркова, но пусть он выставляет счёт своему другу Морозову – я-то тут при чём?

И вообще, к тому времени, как мы с Ингой решили пожениться, у меня уже был процент в корпорации и неплохой доход, и дорогой тесть ни слова не сказал дочери против моей кандидатуры. А старый хрен ни за что не отдал бы свою любимицу замуж за бесперспективного нищеброда. Это он должен быть благодарен, что я третий год уже терплю его своенравную дочурку.

От конфликта с Ингой разболелась голова, и в офис еду в разбитом состоянии. Вот умеет же она с утра настроение испортить!

В обеденный перерыв некстати вспоминаю об утреннем звонке. Какой-то нехороший червячок ковыряет меня изнутри и мешает выкинуть слова ребёнка из головы. Что этот мальчик говорил? Айлин в больнице? А если это правда? Я так и не понял из его слов, что с ней случилось. Может, и вправду что-то серьёзное?

Но если им действительно нужна помощь, то непонятно, почему они обратились именно ко мне. Что должно было побудить Лину отправить детей к совершенно постороннему человеку в другом городе? Ещё и учитывая нашу не слишком удачную недавнюю встречу и отсутствие с её стороны желания идти со мной на контакт. В этой истории не стыкуется абсолютно всё. И очень похоже на банальную попытку развести меня на деньги. Но загвоздка в том, что их-то мальчик как раз и не просил. Или просто не успел?

Даже если допустить, что Айлин в самом деле попала в больницу, а за её детьми некому присмотреть, то нет большей нелепости, чем просить об этом меня. Да я вообще последний человек, которому можно поручить детей! И наверняка у Лины куча подруг, соседок и прочих женщин, которые в критические моменты готовы прийти на помощь. Помню, что меня мама в детстве частенько к бабе Нюре в соседний дом отводила, а иногда со мной сидела тётя Наташа. Так почему ребёнок позвонил мне?

С тех пор как встретил Айлин три недели назад, у меня все внутренности перевернулись и никак не встают на место. Постоянно кручу в памяти события тех давних дней и пытаюсь найти хоть какое-то оправдание её предательству. Готов допустить, что её заставили отказаться от меня и выйти замуж за другого. Но решительно не понимаю, как она выжила при взрыве и почему не связалась со мной после смерти родных? Почему не нашла меня, когда Рафик уехал? Я тогда ещё не был женат, и всё могло сложиться иначе.

Нам бы поговорить…

* * *

10 лет назад. Лето

После тренировки задерживаюсь с Тагиром возле его дома. Мы некоторое время не общались – друг ездил на сборы. Треплемся, пока не выходит его мать, чтобы позвать домой.

В последние дни я всё время на нервах. От Лины нет никакой информации, а время идёт. Поговорила ли она с отцом? Что он ей ответил? Договаривались, что любимая подаст мне знак через Лейлу, но пока тишина. Да её уже посватать могли за то время, что мы не виделись! Неизвестность сводит с ума, но не представляю, как с ней связаться, чтобы не навлечь беду.

На всякий случай мы перестали общаться по телефону и в мессенджерах напрямую, чтобы её родные ничего не заподозрили заранее. И контакты мои Айлин должна была удалить из смартфона. На дворе двадцать первый век, мы живём в цивилизованной европейской стране, но вынуждены шифроваться, скрывая наши отношения, и придумывать какие-то схемы, будто находимся в средневековье!

Жаль, нам не удалось больше встретиться, чтобы закрепить результат. Если Лина с первого раза не забеременела, то её отец может мне отказать и настоять на её браке с тем мужиком. Дело-то не только в национальности, религии и разных предрассудках, но и в очевидной разнице в социальном статусе. И с этим ничего не поделать… Я готов нести ответственность за неё и ребёнка, сделаю всё, что в моих силах, но сомневаюсь, что смогу обеспечить её привычным для неё уровнем жизни. И это неприятно колет самолюбие.

Неподалёку от дома меня останавливает какой-то нерусский.

– Парень, закурить не найдётся?

– Не курю, – бурчу, намереваясь возобновить движение. Не нравится мне этот тип.

Безлюдно. Но время не слишком позднее, и в любой момент какой-то прохожий может завернуть в переулок. Вдалеке видны фары машины, которая едет в нашу сторону. Да даже и без посторонней помощи я могу за себя постоять! Страха нет, но смутное ощущение тревоги сосёт под ложечкой, подстёгивая выброс адреналина в кровь.

– Куда пошёл? – тип хватает меня за руку, когда я делаю шаг в сторону дома. Тут же пытаюсь провести приём, чтобы освободиться от захвата, но он оказывается сильнее и расторопнее. – Чего дёргаешься? Я ещё с тобой не закончил.

– А я – закончил. Пустите меня.

– Отпущу… может быть. Когда поговорим.

О чём мне говорить с этим амбалом? Я его знать не знаю. Машина равняется с нами и тормозит. В темноте марку не разобрать, не могу понять, это чья-то из местных или залётная. Отвлекаюсь, пытаясь рассмотреть её, в глубине души надеюсь на помощь, которая сейчас может оказаться нелишней, и в этот момент мне на голову накидывают мешок.

Темнота… Ничего не вижу, но предполагаю, что появляются ещё двое, они связывают мне руки и заталкивают на заднее сидение. Машина трогается. Пытаюсь определить, в какую сторону мы направляемся и сколько раз поворачиваем, но очень быстро сбиваюсь.

Едем недолго. Выбираемся наружу, меня куда-то ведут. Судя по всему, под ногами не асфальт, а утоптанный грунт, но очень неровный. Неоднократно спотыкаюсь, не имея возможности смотреть под ноги. Мы за городом? Наконец останавливаемся. Мешок с головы снимают, но руки не развязывают.

Оглядываюсь. Вокруг густо растут деревья – мы в лесопосадке, примерно представляю, где это. Неприятное место. Темно, но в стороне между стволами деревьев видны огни трассы. Далеко не завели. Хорошо это или плохо? Чёрт, страшно… Не знаю, чего от этих бандитов ожидать.

Осматриваю похитителей. Не берусь сказать, какой они национальности, но явно не из наших, переговариваются на непонятном языке. Лица не маскируют – будут убивать? Или просто отморозки, которые ничего не боятся? А может, и вправду привезли сюда для задушевной беседы? Мысленно горько усмехаюсь: звучит неправдоподобно.

Ещё до того, как их главный обращается ко мне, в голову стреляет мысль, что это месть за Айлин. Её отец узнал о нас и решил от меня избавиться. Конечно, смерть – единственное, что может заставить меня отказаться от любимой. Такого варианта развития событий мы с Тагиром даже не рассматривали, уверенные в цивилизованности господина Эмина Кары.

Долго раздумывать об этом не получается.

– Как ты посмел прикоснуться своими грязными руками к чистой дочери уважаемого человека?

Главный с акцентом произносит мне вслух короткое обвинительное заключение, обильно приправленное нецензурной бранью, после чего все трое набрасываются на меня. Бьют сразу на поражение, будто намерены забить до смерти. Вот и всё. Как же не хочется умирать! Темнота накрывает очень быстро…

Глава 8

Прихожу в себя в больнице. Ничего не помню, даже маму узнаю не сразу. Почти ничего не вижу. Боль невыносимая. Мама сидит рядом со мной и всё время плачет. Сломанная челюсть скреплена скобами, не могу ни говорить, ни есть нормальную пищу.

Что со мной случилось? Мама нехотя рассказывает, что меня нашёл какой-то грибник. Думал, труп, позвонил в полицию. А патруль уже вызвал медиков. Поначалу не верили, что оклемаюсь, но я оказался живучим. Из-за границы тут же прилетел отец и настоял на переводе меня в столичную больницу под присмотр бабушки с дедом – родителей папы.

Дед говорит много и очень громко. Каждое слово бьёт по барабанным перепонкам, детонирует в голову и болезненным эхом отбивается в позвоночник. Он ругает маму, она оправдывается. Может, всё обстоит как-то иначе, но сослепу не вижу выражений их лиц и судить могу только по тональности речи.

Как там моя Айлин? С тех пор, как пришёл в себя, думаю о ней постоянно. Страшно представить, что эти нелюди могли сделать с ней. Откуда мне знать, какие на этот счёт обычаи у них? Периодически наваливается такая паника, что её могли из-за меня наказать, хоть на стену лезь. Телефона нет – то ли отобрали бандиты, то ли потерял, когда били. Никакой связи ни с любимой, ни с друзьями.

Спустя несколько дней мама уезжает, со мной остаётся бабуля. Её недавно отправили на пенсию в консерватории, и она с радостью приняла на себя роль моей сиделки. Я, конечно, могу хорохориться и утверждать, что не нужно меня нянчить. Но на самом деле, я очень нуждаюсь в бабушке. Очень стыдно…

– Бабуля, почему мне не дают телефон? Я же не умалишённый! – мычу сквозь стиснутые челюсти.

– Зачем он тебе? Ты ни номер набрать не сможешь, ни написать сообщение. Да и говорить ты как будешь? Разве ж тебя поймут?

– Набери сама, я продиктую номер.

– Чей? Кому ты собрался звонить? Тебе мало того, что с тобой сделали?

Ясно, родители подговорили её.

– Бабушка, мне нужно позвонить другу, он наверняка волнуется.

Вижу, что она не хочет соглашаться, но всё-таки сдаётся.

Тагир берёт трубку не сразу.

– Лёня? Это ты?

Да, знаю, говорю я ещё так себе…

– Привет, друг, как ты? – пытаюсь мычать и шипеть как можно более членораздельно.

– Да я нормально! А ты как? Где? Слышал, тебя избили.

– Поговорим при встрече, у меня челюсть сломана. Будешь в столице – заходи.

– Ты скоро вернёшься?

– Надеюсь, что да, обещали через неделю выписать. Тагир, скажи, что ты о Лине знаешь? Есть какие-то новости от Лейлы?

– Лёнь… А ты что о ней знаешь?

– Да ничего! Вот как мы с тобой тогда поговорили, так ничего нового не слышал. Телефон потерял…

– Лёнь, и мама тебе ничего не рассказывала? – голос какой-то виноватый. Что там случилось?

– Тагир, не тяни. Я готов к любым новостям.

Но нет, я безбожно вру. Потому что к тому, что он произносит, я не готов категорически!

– Лёнь, погибла она. Вот почти сразу, как тебя избили. Официальная версия – взрыв бытового газа. А в городе поговаривают, что это какие-то криминальные разборки. Вся семья погибла, никого в живых не осталось.

Не прощаясь, отдаю бабушке телефон. Бессильно падаю на подушку. Хочется вскочить и крушить всё вокруг, орать не своим голосом. Пытаюсь подняться через боль, но получается плохо.

– Бабушка, ты знала?

Молчит. Наверняка мама ей всё рассказала.

– Почему мне не сказали сразу? Почему?

– Лёнь, а что бы это изменило?

– А то, что вот это всё не надо мне! Не надо было меня спасать! Я хочу быть с ней! Если не здесь, то хотя бы там, – поднимаю лицо к потолку. – Я же не смогу без неё. Ты понимаешь это? Бабуля!

– Успокойся, мой хороший! Нельзя тебе волноваться. Вот не хотела же давать телефон… Теперь дед меня ругать будет.

Слышу, как она зовёт врача, мне что-то колют…

Как только выписывают из больницы, наплевав на предписания врачей, мчусь в родной город. Кажется, что если я туда приеду, то смогу на что-то повлиять. После операции частично вернулось зрение, в очках вижу уже относительно неплохо.

Первым делом отправляюсь на кладбище. Могилы ещё свежие, имена написаны на временных табличках. Трое суток не даю себя оттуда увести. Не ем, не отзываюсь на обращения, игнорирую мамины просьбы. Прощаюсь с любимой и медленно умираю. Тагир с другом уносят меня на руках. Я настолько слаб, что не могу ни идти, ни сопротивляться.

Дед настаивает на моём переезде в столицу. Год назад я отказался ехать туда учиться из-за Айлин. Теперь меня тут ничто не держит. Университет, куда меня берут, не самый престижный, но зато специальность та же, и место бюджетное. Пусть старики делают, что хотят, мне на всё плевать. Какой смысл моего дальнейшего существования?

Мама недовольна моим отъездом, она недолюбливает деда с бабушкой, считая их причастными к её разводу с отцом. А я не вижу для себя иного способа выжить, как начать всё с чистого листа. Забыть невозможно. Но хотя бы ходить по другим улицам, где воспоминания не будут, как акулы, кромсать душу.

В новом смартфоне – новый номер. Записную книжку чищу почти под нуль, оставляя там только Тагира. Может, и его стоит удалить. Но мне нужен в этом мире хоть один человек, с которым я изредка смогу поговорить о Ней.

Говорят, время лечит. Но только не меня, я болен неизлечимо. И лекарства от моей болезни ещё не изобрели. Учусь, работаю как одержимый, выгрызая своё место в столичном бизнес-мире. Встречаюсь с женщинами. Но ни одна из них не может заполнить зияющую пустоту и облегчить боль, с которой живу год за годом.

И я даже женюсь на красивой и удобной женщине. Просто потому, что так надо, потому что в бизнесе женатым больше доверия. Какая разница, кто будет согревать мою постель и выносить мозги, если не Она?

А потом мой мир рушится, когда я узнаю, что Айлин жива… Все эти годы я умирал от боли и безысходности, а она ходила, дышала, смеялась… Ненавижу!

* * *

Наши дни

Выныриваю из тяжёлого дурмана воспоминаний. Выдвигаю нижний ящик стола – там внизу под папками с документами лежит фотография моей боли. Лина на ней совсем ещё девочка. Красивая… Сколько ни заматывай в платки и ни наряжай в балахоны, она всё равно была самой красивой девушкой в мире. И была, и есть…

Очень непривычно говорить о ней в настоящем времени… Отвык за десять лет.

Так что всё-таки хотел от меня её ребёнок? Что-то я совсем сегодня озверел от Инги и её папаши.

Решительно беру в руки телефон, нахожу номер, с которого утром был звонок, и делаю вызов. На другом конце почти сразу отвечает испуганный детский голос.

– Мальчик, прости, не запомнил твоего имени, ты мне звонил утром.

– Да, здравствуйте, меня зовут Арслан. Мы с сестрой одни, и нам страшно. Мы боимся и не знаем, что нам делать.

– А мама ваша где?

– Её в больницу забрали ночью.

– А в какую – врачи не сказали?

– Нет, я думал, она нам позвонит, но она сначала не отвечала, а теперь, кажется, разрядился телефон. Или она его выключила.

– Продиктуй адрес, я сейчас кого-то пришлю к вам.

Выбор, кого просить о помощи, невелик. В том филиале в бухгалтерии есть Карина – молодая девушка, которая недавно очень помогла мне с расследованием схемы хищений. Набираю её номер.

– Леонид Матвеевич, что-то случилось?

– И да, и нет. У меня к тебе просьба нерабочего характера. В долгу не останусь. Можешь подъехать по одному адресу? Нужно проверить, правда ли там дети остались одни? И ещё – нужно позвонить по местным больницам и выяснить, поступала ли к ним женщина сегодня ночью. Адрес и данные на женщину пришлю сообщением. Если найдёшь её, то попробуй выяснить, что с ней случилось, и надо ли что-то – лекарства там или деньги.

– Хорошо, сделаю. А с детьми-то что делать, если они окажутся одни?

– Ты проверь сначала. И в больницу позвони. А там будем думать.

Бросаю взгляд на часы – время не позднее. Если что, свяжусь с тем фондом, что детьми занимается. Помнится, они хвастались, что у них собрана вся информация на подопечных. Может, они что-то знают об отце или других родственниках.

Карина звонит через час.

– Сейчас выхожу из офиса и поеду смотреть детей. В больницы позвонила, нашла в инфекционке. По телефону справок никаких не дают, хотя я назвалась сестрой. Надо ехать туда, но уже только завтра – у них фиксированные часы общения врачей с родственниками. Когда я спросила про лекарства, дама мне сказала, что у них всё есть. Я ей продиктовала свой номер для связи на всякий случай, если что-то понадобится. Не знаю, передаст в отделение или поленится.

Полученная информация пугает. Диагноз почти на сто процентов очевиден – сейчас эпидемия, многие болеют. Я сам относительно недавно переболел этой заразой, и врагу не пожелаю столкнуться с ней. А это же Айлин… Как бы больно она ни сделала мне, я должен ей помочь.

– Спасибо, Карина, я понял. Завтра съездишь, ладно? Я через несколько дней в отпуск лечу. Хотелось бы перекинуть тебе деньги, а ты бы там в больнице по карманам рассовала, кому надо, чтобы я был спокоен. И с детьми ещё надо что-то решать.

Но только ничего решить не получается. Потому что в фонде подсказать никто ничего не может, и я оказываюсь перед выбором: или сдавать их в детский приёмник, или… А что, собственно, или?

Времени на поиски выхода из ситуации мало, Карина непрозрачно намекает, что ей пора домой. Звонит Инга и выбешивает меня до состояния белого каления. И я… принимаю решение – не столько разумное, сколько жене назло, потому что уверен, что когда она об этом узнает, взбесится не меньше.

– Я сейчас куплю им два билета на ночной поезд. А ты собери детям вещи первой необходимости и отправляй их ко мне. А пока они будут ехать, я что-то придумаю.

Очень быстро понимаю, что это, как в поговорке: «Назло кондуктору – куплю билет, пойду пешком». Но поменять уже ничего нельзя – дети едут в столицу.

Звонок в дверь застаёт меня в душе. Звонят настойчиво, заставляя меня накинуть халат и идти открывать.

За дверью натыкаюсь на детей. Несколько мгновений оторопело рассматриваю их. Они оказываются старше, чем я себе представлял. Мальчик стоит чуть впереди. Видно, что он у них за главного. Девочка испуганно прячется за брата. Накатывает волна воспоминаний и ассоциаций. Отчаянно прогоняю видения.

Я помню этих детей! Разве можно забыть их чёрные глаза и девичий голосок, откинувший меня в прошлое? Это… её дети? Какой же я идиот! Не могу прийти в себя, застываю вместо того, чтобы пригласить их в квартиру.

– Доброе утро, Леонид Матвеевич, – подаёт голос помощница. – Малышню с вокзала доставила, сдаю вам лично в руки и бегу в офис. Когда вас ждать?

– Танюша, не знаю. Пристрою их куда-то и приеду. Видишь же, форс-мажор. Так что всех или гони на вторую половину дня, или переключай ко мне на телефон.

В моей жизни и без того сейчас полный хаос. Заканчивается год, куча проверок, внутренний аудит. Через несколько дней мы с Ингой улетаем в отпуск, и я всё ещё надеюсь расслабиться и спокойно встретить Новый год. И надо бы наладить с женой отношения, потому что в последнее время мы как кошка с собакой…

Что мне делать с этими детьми, куда их деть на время моего отъезда?

Я не хочу впускать их, не хочу помогать им. Хочу забыть их мать, как страшный сон, потому что уже чувствую, как мой мир начинает переворачиваться.

– Давайте вы зайдёте в квартиру и всё мне расскажете… Напомните, пожалуйста, как вас зовут.

– Я – Арслан, сестру зовут Эдже.

Мальчик тащит за собой небольшой чемодан. Они приехали ко мне с вещами! Чужие дети некогда любимой женщины стоят на пороге моей квартиры и просят о помощи. Большую насмешку судьбы представить себе трудно.

– Вы… близнецы?

– Двойняшки, – отвечает за двоих мальчик.

– А что мама вам обо мне говорила? Почему сказала звонить именно мне?

– Мама уже почти не могла говорить. Она дала визитку и сказала, что вы нам поможете. А теперь она не берёт трубку. Вы ведь не прогоните нас? – чёрные глаза смотрят на меня с мольбой.

– Я ещё не решил, что с вами делать. Честно говоря, не имею ни малейшего представления, почему ваша мама послала вас ко мне. Но и правда, не выгонять же вас.