Текст книги "Для влюбленных: как научится доверию и сохранить любовь в отношениях"

В детстве мы нередко чувствуем, что нас не любят, не ценят и не замечают. Именно в такие моменты растет наше недоверие.

Когда мы оглядываемся назад, многие события детства кажутся нам незначительными и совершенно обычными, но восприимчивый ребенок мог чувствовать себя тогда подавленным и опустошенным. И совсем необязательно из-за явно негативного опыта – физического, сексуального или частого эмоционального оскорбления. Конечно, насилие над личностью оставляет в сердце ребенка глубочайший след и вынуждает не доверять больше ни себе, ни миру. Но такое же сильное недоверие может возникнуть и в результате небольших, казалось бы, незначительных травмирующих событий. Если бы мы могли посмотреть видеозапись нашей жизни и увидеть, как нас воспитывали, мы были бы потрясены тем, через что нам пришлось пройти, чтобы выжить. Уже то, как большинство из нас рождается, само по себе является травмой. Кто-то был травмирован еще до рождения, в утробе, если во время беременности мать испытывала стресс, или обстановка в доме была напряженной. И огромное количество травм все мы получили после рождения.

Множество эмоциональных ран возникает из-за давления, которое оказывают на нас родители, а также из-за их ожиданий, страхов и разочарований, связанных с нами. Многие родители разрушают самое естество ребенка, заставляя его играть определенную роль. Например, распространено мнение, что дети должны заботиться о родителях и оказывать им эмоциональную поддержку. Некоторые надеются, что чада пойдут по их стопам и выберут их профессию. Многие ждут, что дети сделают то, чего сами они не смогли. Самые большие ожидания чаще всего исходят от несостоявшихся в чем-то взрослых. Они хотят, чтобы сын или дочь осуществили родительские мечты, достигли тех высот, которых самим родителям уже никогда не достичь. В остросюжетном фильме «Сияние» один несостоявшийся музыкант жестоко мучил своего одаренного сына Дэвида, заставляя его играть на пианино. Этот отец искренне верил, что таким образом оказывает сыну любовь и поддержку. Самым ужасным было то, что мальчику действительно нравилось играть на пианино, но ожидания отца слишком сильно действовали на его нервную систему. У Дэвида не было никакой возможности понять, чего же он на самом деле хочет.

На наших группах мы часто спрашиваем, кого из присутствующих родители били в детстве, и каждый раз нас потрясает количество поднятых рук. Порка или простые шлепки кажутся обычным делом. Возможно, родители и сами подвергались в детстве физическому насилию. И, конечно, у взрослых достаточно напряженная жизнь – понятно, почему они бьют детей. Более того, если пойти глубже, то становится очевидным, что, наказывая детей, родители дают выход своим подавленным чувствам: гневу, горечи и разочарованию. Они используют детей в своих собственных целях. Но все эти объяснения не снижают интенсивность травмы, нанесенной ребенку. А из-за того, что ребенка бьют, он теряет самоуважение и начинает себя ненавидеть.

Менее очевидно, чем побои, ребенка травмирует физическое отсутствие одного или обоих родителей и эмоциональное игнорирование. Последнее может показаться не таким уж значительным для многих людей, но маленького уязвимого ребенка может глубоко ранить. Принято считать, что мы чувствуем себя покинутыми, когда кто-то из родителей уходит или его никогда нет дома. Но правда состоит в том, что мы чувствуем себя очень одиноко и нам кажется, что нас бросили, даже тогда, когда мать или отец просто не слушают нас, не понимают или навязывают нам роль, которая не соответствует нашей природе.

Вот несколько примеров с нашей недавней группы в Швеции.

У Эвелин (все имена изменены в целях сохранения конфиденциальности) была младшая сестра, которая постоянно болела. Эвелин все время должна была вести себя тихо и быть послушной, чтобы не тревожить больную сестренку. Теперь Эвелин боится проявлять гнев и вообще беспокоить кого бы то ни было. При этом она позволяет другим вторгаться в ее пространство и обходиться с ней неуважительно. Поэтому у нее ни с кем нет глубоких, искренних отношений.

Мать Андерса страдала астмой, и ему приходилось заботиться о ней. Андерс – кардиохирург, и у него совсем нет времени на то, чтобы заниматься по-настоящему любимым делом. Но если он не будет заботиться о других, то все его существование потеряет смысл. К сожалению, необходимость работать и помогать людям отнюдь не делает его счастливым. Он попал в ловушку собственного страха. Андерс все еще боится обидеть мать.

У Хайме были жестокий отец и мать-алкоголичка. У него не было никакой возможности прислушиваться к собственным желаниям и потребностям. В результате сегодня он слушает всех, кроме себя, и обижается, когда ни у кого нет на него времени.

У Марит – «особые» отношения с отцом. Все считали Марит его любимицей. Однако на самом деле Марит была его тайной возлюбленной вместо матери, которую тот никогда не любил. Это привело к тому, что Марит воспринимала себя особенной, и в то же время отец полностью ей не принадлежал. Испытывая чувство вины перед матерью, она не может иметь близких, душевных отношений с женщинами и чувствует себя отсоединенной от своей женственности. Однако ей всегда нужно быть привлекательной для мужчин, потому что она чувствует себя хорошо, только если желанна.

Алан для своих родителей был нежеланным ребенком. Это привело к тому, что Алан стыдится своего собственного существования. Он подвержен частым глубоким депрессиям.

Ян назвали мужским именем, потому что ее родители ждали сына, а родилась девочка. Чтобы угодить родителям и заслужить их любовь, Ян отрицала свою женскую природу, отдавая предпочтения всему, что любят мальчики. В результате она возненавидела саму себя. Теперь ей трудно найти мужчину, ведь она глубоко презирает себя за то, что она женщина.

Дети часто страдают из-за родителей, которые слишком заняты собой и относятся к своим детям невнимательно. На самом деле, родительский нарциссизм – это, возможно, одна из основных причин детских травм, и он имеет множество разных проявлений. Самовлюбленные родители никогда не слушают ребенка, вместо этого они читают нотации или дают советы.

К тому же они не видят и не поддерживают того, что ребенку действительно интересно. Они игнорируют его природные способности и таланты. Им важно, чтобы он выбрал угодную им профессию. Они хотят, чтобы он следовал их морали, и подавляют естественную энергию ребенка, потому что боятся осуждения со стороны других.

Криш: Мой хороший друг до сих пор страдает от того, что у него чрезвычайно самовлюбленная мать. В детстве все внимание, которое он получал от нее, было лишь отражением ее собственных потребностей и желаний. В юности он стал играть на гитаре и обнаружил, что обладает особым талантом. Он начал учиться и даже сочинять собственную музыку. Отец поддерживал его, но мать вообще ничего не знала о его увлечении до тех пор, пока спустя много лет не побывала на его концерте в местном клубе. Ее нарциссизм был таким глубоким, что порой дело доходило до сексуальных оскорблений.

Полуголая, мать дефилировала вокруг дома, чтобы привлечь внимание сына, или просила его совета и одобрения, когда примеряла новую одежду. Даже сегодня, когда он звонит ей, она говорит только о себе и почти никогда не спрашивает о его жизни. А если все-таки интересуется тем, как у него дела, то никогда не выслушивает ответа. В течение многих лет ему приходится работать со своим глубоким внутренним конфликтом между естественной любовью сына к матери и дикой яростью от того, как она с ним обращается.

Ни родители, ни среда, в которой мы росли, не были достаточно внимательными к нам, чтобы воспитывать нас в атмосфере любви и заботы. Взрослые не чувствовали наших потребностей, не воодушевляли и не поддерживали нас. Пусть даже те, кто воспитывал нас, хотели как лучше, но они просто не знали других методов воспитания, кроме стыда и вины. Так воспитывали их самих.

В сознании маленького, беспомощного, уязвимого ребенка любая нечувствительность воспринимается как глубоко ранящее событие. Со временем детская открытость и восприимчивость уходят все глубже и глубже внутрь, туда, где никто не сможет их потревожить и где они будут в безопасности. Мы формируем «внешнюю» личность, благодаря которой можем функционировать в обществе (в определенных пределах). Однако самые глубокие слои нашего существа оказываются скрытыми даже от нас самих. Мы не знаем об их существовании до тех пор, пока не вступаем в значимые для нас отношения. Но как только мы сталкиваемся с авторитетом (или просто начальником) либо становимся с кем-то близки, неожиданно для себя мы обнаруживаем, что вовсе не так открыты, как привыкли думать, или же довольно ранимы.

Одна наша клиентка страдает частыми мигренями. Она заметила, что чаще всего у нее начинает болеть голова после визитов к родителям. Естественно, у клиентки возникли подозрения, что между визитами к родителям и ее головной болью может быть какая-то связь. Во время последней встречи девушка рассказала нам, что ее отец увидел, как она читает книгу Джона Брэдшоу о стыде. Он взял книгу, шлепнул ею дочь по голове и со словами: «Хватит уже копаться в собственных чувствах», посмеялся над ее желанием читать такие книги. Клиентка сказала, что ее мать тоже страдает мигренями, и спросила, может ли эта болезнь передаваться по наследству. Мы предположили, что, конечно, у женщин в ее роду может быть некоторая физическая предрасположенность к мигреням.

Но, скорее всего, причина болезни кроется в презрении и в шовинизме, которые проявлял ее отец по отношению к ней, к ее матери и вообще ко всем женщинам. Единственное, что в такой ситуации может сделать чувствительная женщина, чтобы защитить себя, – это научиться сдерживаться, но тогда начинает болеть тело. Боль похожа на маленького ребенка, живущего внутри человека. Ребенок плачет, стремясь обратить на себя внимание.

Криш: После нескольких лет исследования своего внутреннего мира и работы со своими чувствами сначала в Америке и затем в Индии я в течение нескольких месяцев посещал курс интенсивной терапии по исцелению детских травм. В то же время я много медитировал. После этого я вернулся в Штаты навестить родителей. Раньше я в основном их идеализировал. Я прекрасно помню, как на группе в Индии одна из терапевтов спросила меня: «Если твое детство было таким замечательным, то почему ты настолько эмоционально закрыт, почему ты живешь только головой и пытаешься контролировать всех и вся?» Я знал, что в ее вопросе был смысл, но тогда не смог определить причину моей эмоциональной сдержанности. К тому же я чувствовал внутренний конфликт. Мне казалось, что я рос в любящей семье, помнил, что родители заботились обо мне и во всем поддерживали, что они были добрые, внимательные люди. Мне не хотелось ни в чем их обвинять.

Но в то же время у меня было сильное желание еще глубже исследовать собственные чувства, мне хотелось целиком погрузиться в свой внутренний мир, но для этого нужно было взглянуть на детство не с точки зрения взрослого человека, а с точки зрения травмированного ребенка. Нужно было вновь пережить все, что видел и чувствовал маленький уязвимый ребенок. В тот раз, когда я вернулся домой, я посмотрел на происходящее другими глазами. Я понял, что значит вырасти в такой семье, как моя.

В тот приезд я заметил, как отец подавляет гнев, а мать контролирует других, давая всем советы и никого не слушая. Прежде я никогда не обращал внимания на эти черты своих родителей. Теперь же я понимал, насколько пугающим это было для меня в детстве. Кроме того, я увидел, что отношения моих родителей между собой и с другими людьми были поверхностными. Мать и отец старались быть вежливыми и тактичными друг с другом, но в этом не было абсолютно никакой искренности.

Мне было больно осознавать, что жизнь нашей семьи основывалась на рациональности, все происходило очень быстро, а главными ценностями моих родителей были престиж, имидж и достижения. Я понимал, что все это могло глубоко шокировать любого чувствительного ребенка, чья природа предназначена для того, чтобы «быть», а не «делать». Я довольно сильно преуспел в «политике партии», научившись быть вежливым, бесконфликтным и совершать множество «хороших» дел. Но моя чувствительность и мятежный дух оказались похороненными глубоко под толстым слоем необходимости кем-то стать. Давление и стремление к достижениям стали и моими ценностями. Моя же уязвимость и индивидуальность оказались не востребованы.

Через какое-то время я начал читать книги о созависимости и смог глубже понять, почему я отказывался видеть, что с моей семьей что-то не так. Например, прочитав небольшую, но вместе с тем великую книгу Роберта Сабби «Lost in Shuffle» о негласных правилах, существующих в дисфункциональных семьях, я увидел, что и моя семья во многом существовала по тем же законам. Сабби писал о том, что в таких семьях проблемы не обсуждаются, эмоции подавляются, на детей возлагаются чрезмерные ожидания (которые, конечно же, невозможно выполнить), проблемы других ставятся выше собственных и решаются в первую очередь и в основном за счет близких. Члены таких семей стремятся во что бы то ни стало сохранять спокойствие, а тема секса для них – табу. Они никогда не бывают безответственными и веселыми и не умеют доверять себе. Соблюдение таких правил приводит к тому, что дети из этих семей испытывают глубочайший стыд и страх. Они перестают проявлять спонтанность и радоваться жизни. Вся эта обусловленность довлела и над моей семьей.

Амана: Я выросла в семье, где проявление чувств и обсуждение проблем было немыслимым. Выражать чувства мог только отец, когда бывал пьян. Он становился агрессивным, обвинял всех вокруг или кричал, что больше не хочет жить. Моя мать спасалась тем, что была практичной и жесткой, никому не показывая свою боль. Она никогда и ни с кем не обсуждала происходящее. Никто ничего не знал – ни ее родители, ни даже близкие друзья. Я помню напряжение, висевшее в нашем доме. Я чувствовала себя одинокой и чужой. Когда мне было грустно, я закрывалась в ванной, чтобы меня никто не видел, и плакала. Если моя мать понимала, что мне грустно, или я злюсь, или чего-то боюсь, то ее глаза выдавали ее страх и беспокойство. И еще я читала в них один и тот же упрек: «Ты совсем как твой отец». То есть безответственная, слабая, вечно всем недовольная неудачница. И однажды я решила, что никогда никому не буду показывать, что я на самом деле чувствую. Я закрылась до такой степени, что внутри меня все онемело.

Мне понадобилось очень много времени, чтобы вновь что-то почувствовать и показать свои чувства кому-то другому, при этом не испытывая стыда за то, что я вообще что-то чувствую.

И еще больше времени мне понадобилось на то, чтобы избавиться от буквально преследующей меня судьбы отца, страдавшего депрессиями и желанием все разрушить в своей жизни. Каждый раз, когда мне было плохо и трудно, мне стоило больших усилий не идти по его стопам. Мне все еще очень трудно просить помощи у других, я пока еще только учусь этому шаг за шагом.

Недавно я перенесла операцию на стопе и впервые в жизни с самого раннего детства почувствовала себя абсолютно беспомощной. Я запаниковала. Как я буду получать то, что мне нужно? Мне было ужасно стыдно от того, что приходилось просить буквально обо всем, ведь я не могла сама о себе позаботиться. Стремление делать все самой глубоко укоренилось в моей природе. Я даже подумать не могла о том, чтобы просить помощи или от кого-то зависеть. Мои нервы были на пределе, я злилась, когда Криш сам не догадывался о том, что мне нужно (мне бы очень этого хотелось), и мне приходилось его просить. Я чувствовала себя униженной.

Тогда я поняла, что это чувство было напрямую связано с моей матерью. Она ужасно обижалась, когда ей приходилось оставаться дома со мной, в то время когда мой отец веселился на вечеринках. До операции я всегда считала, что мне трудно просить помощи из-за отца. Ему всегда было что-то нужно, он был слишком эмоциональным и занимал все наше пространство. Его желания были превыше всего, а угроза очередного запоя висела над нами как дамоклов меч. Нам приходилось приспосабливаться, и я настолько преуспела в этом, что совершенно разучилась слышать свои собственные чувства и желания.

Теперь я вижу, что это была всего лишь часть истории, хотя у меня и нет конкретных воспоминаний о том, что меня стыдили за мои желания. Когда моя мать забеременела, ей было всего восемнадцать лет. Она мечтала уйти от родителей, которые слишком сильно ее контролировали, и она нашла способ: выйти замуж и родить ребенка. Но после моего рождения отец продолжал вести все ту же жизнь, что и раньше, и моя мать была вынуждена взять всю ответственность за мое воспитание на себя.

Она заботилась обо мне и одновременно обижалась на мужа. Она искренне любила детей и очень хотела иметь ребенка, но ей приходилось сидеть дома со мной, вместо того чтобы встречаться с друзьями. Все это ее очень расстраивало. Из-за того, что мой отец ничего не делал, а мать злилась втихомолку, я приспособилась к ситуации очень рано, научившись ни в чем не нуждаться. В нашей семье было небезопасно чего-то хотеть и еще страшнее было от кого-то зависеть.

Мы ищем причины нашего недоверия в прошлом, учимся видеть связи между детскими травмами и нашим нынешним состоянием вовсе не для того, чтобы кого-то обвинить. Наши родители и учителя делали все, что было в их силах, чтобы вырастить нас и воспитать, они стремились дать нам все самое лучшее. Однако мы все ограничены своим бессознательным и обусловленностью, которая наследуется из поколения в поколение.

Бывает страшно снять завесу иллюзий с собственного детства. Ведь если пелена рассеется, то мы с ужасающей ясностью увидим, что вся та любовь, которую, как нам казалось, мы получали, вовсе не была любовью. И все-таки важно понять, как сильно наше прошлое влияет на настоящее. Тогда нам станет легче наблюдать за нашими реакциями в различных жизненных ситуациях. Мы довольно часто испытываем сильные чувства, потому что груз прошлого чрезвычайно тяжел.

Однако нам доводилось видеть чудесные перемены, происходившие с нами и со многими, кто был на наших семинарах. Благодаря простому наблюдению и принятию своих чувств мы трансформируемся. Чем больше мы осознаем, тем реже нами овладевают эмоции.

Наблюдая за собой, наполняя сердце любовью и пониманием, мы постепенно перестаем вести себя, как роботы, а наш внутренний ребенок, который постоянно реагирует и отказывается подчиняться, занимает все меньше и меньше места в нашем внутреннем пространстве. У нас появляется возможность выбора. Наблюдение и принятие исцеляют душевные раны.

Уделяя внимание своим чувствам и эмоциональным реакциям, мы растворяем обиды, и внутри нас растет благодарность тем, кто нас воспитал. Мы учимся воспринимать их такими, какие они есть, такими, какими они были, и ценить то, что они нам дали.

Глава 4
Когда подавленный ребенок берет над нами верх. Наблюдение за тем, как мы реагируем

Недавно у нас на семинаре в Италии была одна женщина. В то время, когда кто-то делился переживаниями, ей тоже нужно было высказаться, и так происходило каждый раз, когда мы приглашали участников рассказать о своем опыте. На семинаре было двадцать четыре человека, и каждому нужно было уделить внимание. Эта женщина стала для нас настоящей проблемой. Когда мы обращались к кому-то другому, несмотря на то, что она первой поднимала руку, она расстраивалась и злилась. Мы сказали ей, что иногда нужно удерживать разочарование внутри и наблюдать за тем, что происходит: какие мысли, какие чувства возникают вместе с недовольством. Это стало важной частью ее работы. Постепенно она нашла внутри себя пространство, в котором могла удерживать разочарование. И тогда внутри себя она увидела часть, которой кажется, что она умрет, если на нее не обратят внимания. Она решила побыть с чувством разочарования и тревогой, и постепенно внутри нее что-то начало расслабляться. Она поняла, что в состоянии управлять собственными паникой и отчаянием, и что даже когда они захватывают ее целиком, она может оставаться сама собой. Она осознала, что у нее есть силы справиться с неудачей.

Как часто в те моменты, когда нам кажется, что нас оскорбляют, ранят или унижают, мы реагируем эмоционально, забывая о логике и здравом смысле, и затем очень долго носим в себе обиду? Иногда бывает и так, что мы не осознаем, что нас оскорбили, потому что находимся в шоке. Мы обижаемся и испытываем унижение уже после случившегося, и тогда в голове у нас возникают тысячи вариантов того, что нужно было сказать или сделать. Внутри нас растет желание отомстить за все ситуации, в которых другие люди нарушали наши права, вторгались в наше пространство, предавали нас, а мы так и не смогли выразить боль и гнев. Боль проникает глубоко в подсознание и живет там, ожидая момента, когда вновь сможет выйти на поверхность.