Текст книги "Скандал"

– Превосходно, – пробормотал он себе под нос. – Мне просто хотелось убедиться, что я имею дело… именно с той женщиной. На какое-то мгновение я засомневался.

Эмили моргнула:

– Что вы сказали?

– Да так. Изволю шутить. – Саймон улыбнулся. – Ваши финансовые советы превосходны, мисс Фарингдон. У нас с вами, кажется, сходная стратегия.

– Да? Вы играете на бирже?

– Помимо всего прочего. У меня широкий круг финансовых интересов.

Он остановил лошадей и привязал поводья к двум ближайшим деревьям, потом взял Эмили под руку и повел к большому валуну у пруда.

Он наблюдал, как она села, грациозно расправив тяжелую юбку своей амазонки. На мгновение он даже забыл о цели, любуясь движением ее рук, разглаживающих складки, но быстро одернул себя. Пора приступать к намеченному, подумал Саймон.

– Вы не можете себе представить, что значит для меня наша встреча, – заявил он, устраиваясь рядом с ней и глядя на пруд. – Я часто рисовал в своем воображении это место. И всегда рядом с собой представлял вас. Когда я прочел ваши стихи, то понял, что вы должны любить это место, как и я.

Она прищурившись смотрела на поросшие травой берега и неглубокий округлой формы прудик:

– Вы полагаете, я точно передала пейзаж, сэр? Вы уверены, что узнали именно это место из описания в моих стихах?

Саймон проследил за ее взглядом, вспоминая дни своей одинокой юности, когда он убегал сюда, прячась от гнева хладнокровного тирана-отца и от бесконечных укоров болезненной, вечно недомогающей матери.

– Да, мисс Фарингдон. Я узнал бы его при любом упоминании о нем.

– Здесь так красиво. Я часто прихожу сюда, чтобы посидеть в одиночестве, поразмыслить над своей поэмой «Таинственная леди». А теперь, когда я знаю, что и вы имели обыкновение приходить на это место, оно значит для меня еще больше.

– Вы мне льстите.

– Я лишь говорю правду. Странно… – Она повернулась к нему, с самым глубокомысленным видом сдвинув брови. – Но, прочитав ваше первое письмо, я сразу почувствовала, что вы мне очень близки. Вы не находите, что это просто чудесный перст судьбы, что мы обрели друг друга в нашей переписке.

– Просто поразительный перст судьбы.

Саймон подумал о том, сколько долгих недель он ломал голову в поисках наилучшего подхода к мисс Фарингдон. Письмо, написанное ей под предлогом, что он услышал о ее увлечении поэзией, показалось в конце концов самым быстрым и легким способом вновь ступить на порог Сент-Клер-холла.

– Я поняла из первого же вашего письма, что вы необыкновенный человек, милорд.

– Это я был поражен, поняв, что переписываюсь с удивительной женщиной. – Саймон галантно поднес к губам ее руку и поцеловал.

Она задумчиво улыбнулась.

– Я так долго мечтала о взаимоотношениях, подобных нашим, – призналась она.

Он метнул на нее оценивающий взгляд… Все легче и легче. Эта женщина уже почти влюбилась в него. В очередной раз Саймон захлопнул дверь перед докучливым чувством вины, которое билось где-то в глубине его души.

– Мисс Фарингдон, а какими вы видите наши взаимоотношения?

Она покраснела, но ее глаза засверкали от воодушевления.

– Очень чистыми, милорд. Скажем, отношениями более высокого порядка, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Более высокого порядка?

– Да. Наши отношения видятся мне чисто интеллектуальными. Отношения, которые существуют уже в метафизическом мире. Дружба, основанная на родстве душ и взаимопонимании. Иными словами, духовное общение, милорд. Союз, не омраченный низменными помыслами и соображениями. Наши чувства иного – высшего – порядка…

– Ко всем чертям! – не выдержал Саймон.

– Милорд? – Она взглянула на него с таким невинным удивлением, что ему вдруг захотелось ее встряхнуть.

Неужели она настолько наивна, несмотря на все свои стихи? В конце концов, ей уже двадцать четыре, да и в прошлом у нее то самое несчастное происшествие, о котором упоминали Гиллингемы.

– Боюсь, вы переоценили степень моего благородства, мисс Фарингдон, – заговорил он, забыв о галантности. – Я приехал в Хэмпшир вовсе не затем, чтобы взращивать призрачные метафизические отношения с вами.

Сияние ее глаз мгновенно померкло.

– Простите, милорд?

Саймон стиснул зубы и снова взял ее за руку.

– Я приехал сюда с более прозаической целью, мисс Фарингдон.

– И с какой же, милорд?

– Я здесь, чтобы просить вашей руки.

Последовавшая реакция была совсем иной, нежели можно было ожидать от старой девы с далеко не безупречным прошлым, которой следовало, конечно же, прийти в неописуемый восторг, услышав, что граф собирается говорить с ее отцом о предстоящем браке.

– Черт подери! – выпалила Эмили. Саймон окончательно потерял терпение с этой странной особой, что сидела сейчас с ним рядом.

– Ну все, хватит, – заявил он. – Сдается мне, мисс Фарингдон, что самое время найти верное средство прекратить романтические бредни о любви на метафизическом уровне, которыми вы пичкали себя все эти месяцы.

– Милорд, о чем вы?

– Ну как же, разумеется о пылких чувствах, мисс Фарингдон. – Он рывком притянул ее к себе и крепко обнял. – Чрезвычайно любопытно посмотреть, действительно ли вы к ним так уж стремитесь.

Глава 3

Эмили ошеломленно замерла в его сильных руках. Прошло пять лет с того дня, как она оказалась с мужчиной в столь же недопустимой близости. А то, что теперь рядом с ней не кто иной, как Саймон, было просто выше ее понимания. Саймона она считала лишь спутником в мире метафизики, благородным, возвышенным и чутким другом, товарищем по духу и единомышленником.

Лишь глубокой ночью в своих самых сокровенных мечтах осмеливалась она представлять его своим возлюбленным из плоти и крови.

– Ах, Саймон! – выдохнула она, не сводя с него глаз, полных изумления и непреодолимого влечения, заставлявшего ее трепетать в его объятиях.

Он не ответил; в золотистых глазах бушевало пламя, которое во всяком другом мужчине испугало бы ее. В этом взгляде, пожалуй, больше беспокойного нетерпения, чем нежности. Все так, но, может, виной всему ее воображение?

Не произнося ни слова, он снял с нее очки и шляпку, положил их на валун рядом со своей шляпой. Наконец его губы медленно и неотвратимо приблизились к ее губам; Эмили забыла обо всем на свете, кроме его крепкого, властного поцелуя.

Поцелуй был именно таким, каким она представляла его в тишине глубоких бессонных ночей, когда разрешала себе предаваться несбыточным мечтаниям.

По правде говоря, это было даже лучше, чем она мечтала. Она не могла бы представить себе в полной мере этого ощущения его губ на своих губах, потому что никогда еще не испытывала ничего подобного. Это совершенно не походило на те поцелуи пять лет назад. Ощущение рук Саймона, обнимавших ее, ошеломляющая интимность его губ вдребезги разбили хрупкие романтические иллюзии, какими она жила до сих пор, и в одно обжигающее мгновение научили ее подлинному смыслу страсти.

Рука Саймона, обвивающая ее талию, медленно заскользила вверх, к ее груди. Эмили смутно чувствовала, что следовало бы немедленно остановить его, но она была не в силах… Ее обнимал Траэрн – человек, которого она возвела на пьедестал, которого любила издали любовью светлой и чистой… Мужчина ее мечты…

И вдруг в ослепительный миг чувственного озарения Эмили поняла, что Саймон ответил на ее любовь. Свершилось чудо, и все остальное казалось, уже неважным.

Пальцы Саймона продолжали свое путешествие по лифу ее амазонки, пока маленькая грудь Эмили не заполнила своей мягкой тяжестью мужскую ладонь. Эмили услышала его стон, когда он нежно провел пальцем по плавному изгибу груди. Ее сосок вдруг болезненно напрягся под тяжелой тканью. Эмили задрожала, и ладонь Саймона властно обхватила ее грудь.

– Иди сюда, эльф, – пробормотал Саймон низким хриплым голосом, притягивая ее к себе.

Согнутым коленом и твердыми как железо руками он удерживал ее в этой прочной ловушке у своей груди. Его сила должна была бы испугать Эмили, но она совсем не боялась. Ведь это ее дракон, и она была с ним в безопасности.

Ее ладони легли на его грудь и пальцы крепко сжали ткань сюртука. Как приятно пахнет, мелькнула у нее мысль. Удивительное сочетание запаха кожи, лошади и мужского тела. Сладкий дурман затягивал ее, все теснее становились объятия.

– Раскрой свои губы, – мягко потребовал Саймон.

Эмили инстинктивно подчинилась, и язык Саймона дерзко скользнул ей в рот. Эмили потрясенно задохнулась и отпрянула. Она внезапно ощутила тяжелую выпуклость естества мужчины на своем бедре и почувствовала, что у нее ярко зарозовели щеки.

– Господи, Эмили…

Все вокруг, казалось, замерло. Она едва могла дышать, не то что отвечать.

– Эмили, откройте глаза и посмотрите на меня.

Как во сне, Эмили подняла ресницы и увидела словно высеченное из камня лицо Саймона. Оно было совсем близко, и Эмили могла разглядеть каждую его черточку даже без очков. Мерцающий огонь в его глазах, растопивший их былую холодность, заворожил ее. Теперь в этом прекрасном искрящемся взгляде горело пламя, буйное пламя мужского желания, сдерживаемого жесткой волей.

– Дракон, – тихо прошептала она, касаясь пальцами его твердой щеки. – Мой собственный золотоглазый дракон.

Он смотрел на нее с легким прищуром.

– У дракона опасная репутация, особенно насчет юных девушек.

Она мягко улыбнулась ему:

– Бесполезно изрыгать огонь и дым, пытаясь напугать меня, милорд. С вами я в полной безопасности.

– Почему вы так уверены?

– Я очень хорошо знаю вас. Ваши письма я читала и перечитывала. И все же, признаться, я не могу окончательно поверить, что это происходит на самом деле…

– И я тоже. – Он резко изменил позу, так что она выскользнула из его объятий, провел рукой по своим темным волосам. – Бог ты мой, я, должно быть, потерял рассудок.

– Я понимаю, о чем вы. По-моему, поэты называют это сладким буйством чувств. Захватывающе, не правда ли? – j Эмили выпрямилась. Немного смущенная и потрясенная, она чувствовала себя счастливой.

– Захватывающе – это только одно из определений. Могу предложить парочку других.

– Например?

– Глупо.

Эмили нахмурилась от его мрачно-иронического тона.

– Что-то не так, милорд? – Она пыталась на ощупь отыскать свои очки.

Саймон отодвинулся, и теперь она не могла как следует разглядеть выражение его глаз.

– Вот, возьмите. – Он нетерпеливо подал ей очки.

Она надела их и сразу же увидела, что Саймон заметно помрачнел.

– Что-то не так? Что же, милорд?

Он искоса бросил на нее насмешливый взгляд:

– Вы меня спрашиваете, после того что чуть было не случилось минуту назад?

Эмили, склонив голову набок, внимательно смотрела на него.

– Вы меня поцеловали. Это было чудесно. Это самое чудесное, что я испытала в жизни. Почему что-то должно быть не так?

– Проклятье!.. Женщина… еще пять минут – и мы бы… О черт! Ладно.

– Еще пять минут – и нас бы «унесло к брегам любви златым, манящим, чудным»?

– О господи! Сейчас не время для поэтических эвфемизмов. – Саймон уставился на зеркальную гладь пруда. Он уже начал что-то говорить, но вдруг его губы изогнулись в лукавой усмешке. – «Унесло к брегам любви златым, манящим, чудным»? Из какого же стихотворения вы, леди, выкопали эту строчку?

– Сама сочинила, – сообщила ему Эмили не без гордости. – Это строка из той самой поэмы, над которой, как я уже вам говорила, сейчас работаю. «Таинственная леди». Я еще не подыскала выразительную рифму к «чудным».

– А «занудным» не подойдет?

Она улыбнулась:

– Ну вот, вы меня опять дразните. Скажите мне правду, сэр: вам нравится эта строка?

Он поглядел на нее через плечо, в его золотых глазах играли искорки… Хорошо, если бы страсти, но Эмили боялась, что это лишь искорки смеха.

– Очень удачное выражение, мисс Фарингдон. Идите ко мне…

Она охотно вернулась в его объятия, но на сей раз он лишь нежно поцеловал ее в лоб, потом в кончик носа и мягко отстранил от себя:

– А теперь, мисс Фарингдон, будьте внимательны, потому что я собираюсь сообщить вам нечто чрезвычайно важное.

– Да, милорд?

– Отныне всякий раз, как только для нас возникнет опасность унестись к манящим, златым брегам любви, я требую, чтобы вы давали мне пощечину. Вы меня поняли?

Она потрясенно посмотрела на него:

– Я этого делать не буду.

– Нет, сделаете, если у вас есть хоть капля здравого смысла…

– Вы не переступите границ порядочности, милорд.

– Я их уже давно переступил, – процедил он сквозь зубы, мрачнея на глазах.

– Дело в том, милорд… – Она озабоченно нахмурилась. – Мне кажется, в подобных ситуациях мы не можем положиться на мой здравый смысл. Похоже, в таких делах у меня его не слишком-то много. Так что придется нам полагаться на ваше чувство чести и порядочности. Не тревожьтесь, милорд, я уверена, вы всегда будете знать, когда следует остановиться.

– Бога ради, что вы имели в виду, утверждая, что у вас нет никакого здравого смысла в подобных делах?

– Нет-нет, ничего, совершенно ничего, – поспешно произнесла Эмили, не желая обсуждать несчастное происшествие без особой на то необходимости. Ведь как только Саймон узнает о том, что случилось с ней в девятнадцать лет, он конечно же прекратит все эти чудесные разговоры о любви. – Просто моя семья считает, что на меня очень дурно влияет любовь к романтической литературе, – без особого энтузиазма пояснила она. Что в общем-то было чистой правдой.

– И она действительно на вас повлияла? – Взгляд его золотых глаз казался непроницаемым.

Эмили покраснела и опустила глаза, словно ее заинтересовал безупречно повязанный галстук Саймона, который, кстати, ничуть не сбился при недавнем проявлении буйных чувств.

– Вы можете сами ответить на свой вопрос, милорд. Вы, несомненно, знаете меня лучше, чем кто бы то ни было.

– Благодаря вашим письмам, конечно?.. – Он мягко приподнял ее подбородок, заставив взглянуть ему в глаза. – А знаете, пожалуй, вы правы. Я не ошибся в своих предположениях, что вы печально непонятая молодая женщина. Но вы ошибаетесь, полагая, что знаете обо мне столько же, сколько я о вас.

– Я ни минуты не сомневаюсь, что мнение мое верно, милорд. – Она с серьезным видом взглянула на него. – В наших письмах мы с вами обрели поистине идеальную интеллектуальную и духовную связь. Я убеждена, что эта связь – связь более высокого порядка приведет нас к истинному пониманию…

– Довольно, – резко прервал он. – Мисс Фарингдон, глупо полагать, что можно полностью доверять мужчине там, где речь идет о страсти.

Она безмятежно улыбнулась, уверенная в своей правоте:

– Не думаю, милорд. Только не в нашем случае. Я доверяю вам всецело.

– Черт! – Саймон покачал головой и отпустил ее подбородок. – Похоже, ваша семья права. Полное отсутствие здравого смысла… Так, значит, вы не против риска любовной игры?

Она слегка пожала плечами:

– У меня в роду много азартных игроков, сэр. Это в крови.

– И как же часто вы рисковали подобным образом?

Эмили окинула взглядом пруд, тщательно подыскивая слова. Гордость требовала от нее честности, но мысль, что вся идиллия безвозвратно исчезнет, если она поведает ему свою историю, была невыносимой.

– Я еще никогда не любила. По-настоящему. Теперь я это знаю. Однажды, очень давно, я думала, что люблю, но, увы, ошиблась. С тех пор я не встречала никого, с кем бы мне захотелось рисковать.

– Любопытно.

Она с трудом повернула голову – граф наблюдал за ней холодным оценивающим взглядом.

– Милорд?

Он что-то пробурчал себе под нос и поднялся:

– Не обращайте внимания. Верно, я утратил четкость мысли. Следствие опасного приближения к златым манящим брегам… Идемте же. Я провожу вас, пока взору нашему не откроется Сент-Клер-холл.

– Я опять сказала что-то не то, милорд?

– Ни в коей мере. Думается, теперь между нами все пойдет гладко. Просто мне хотелось получить определенные сведения, прежде чем действовать. И кажется, я их получил.

– Я понимаю вас. Очень мудро. – Эмили с облегчением улыбнулась ему, совсем не заботясь о том, что глаза выдают все ее чувства. Она ясно осознавала, что будущего у них нет, но есть настоящее, и она собиралась насладиться им как можно дольше. – В вашем последнем письме вы признались, что мои стихи о треснувших вазах и разбитых сердцах произвели на вас сильное впечатление.

Его губы тронула улыбка. Граф взял Эмили за руку и повел к лошадям.

– Да, весьма сильное впечатление, мисс Фарингдон.

– Что ж, мне очень приятно, что они вас заинтересовали, – бодро сказала Эмили. – А вот мистера Паунда, книготорговца и издателя, к сожалению, нет. С утренней почтой я получила от него еще один гнусный отказ.

– У мистера Паунда явно еще меньше вкуса, чем у критиков из «Эдинбургского обозрения».

Эмили рассмеялась от удовольствия.

– Совершенно верно. – Она опять замолчала, пронзенная острым чувством вины. Наверное, все-таки следует предупредить его о неизбежности разочарования. – Милорд?

– Да, мисс Фарингдон? – Саймон отвязывал ее серую в яблоках лошадь.

– Вы действительно хотели сказать, что приехали сюда, чтобы… чтобы просить у отца моей руки?

– Да, мисс Фарингдон, я сказал именно то, что хотел сказать. – Он легко подсадил ее в седло.

Она коснулась его руки, соскользнувшей с ее талии. На глаза навернулись слезы.

– Это совершенно невозможно, как вы сами скоро поймете… Но вы должны знать, я буду вам вечно благодарна за чудесные мгновения. Я на всю жизнь сохраню в моем сердце память о них.

– Что за черт?! – Саймон, нахмурившись, взглянул на нее.

Эмили не могла долее оставаться с Траэрном. Сейчас он непременно спросит о причине ее слез. Слегка сжав бока своей серой кобылы, она быстро развернулась и поскакала от него прочь к дороге на Сент-Клер-холл.

Холодный ветер смахнул с ее щек капли текущих по ним слез.

Саймон нашел в себе силы сдерживать обуревавшее его любопытство до тех пор, пока леди Гиллингем, как всегда элегантно-томная, не поднялась из-за стола, оставив джентльменов за традиционной порцией послеобеденного портвейна.

Как только леди удалилась, оба джентльмена сразу же отбросили церемонии. Откинувшись на стульях и вытянув под столом ноги, они взялись за свои бокалы. Лорд Гиллингем зажег сигару.

Саймон готовился сделать то, чем добропорядочные джентльмены грешили с незапамятных времен: обсудить некую леди за бутылкой портвейна. Он дожидался только удобного момента, и момент этот, разумеется, не замедлил наступить. Гиллингему, успевшему изрядно угоститься кларетом во время обеда, не терпелось поболтать.

– Ну и как вам наше литературное общество? – поинтересовался он, щурясь на сизые клубы дыма от своей сигары.

– Довольно любопытно. – Саймон покрутил в руке хрустальный бокал, наблюдая за игрой света на его гранях. – Страсть к новой романтической поэзии явно распространилась за пределы Лондона. По крайней мере, среди женщин.

– Даже не знаю, чего и ждать, – вздохнул лорд Гиллингем, мрачно покачав головой. – Вся эта романтическая чепуха, без сомнения, очень дурно повлияет на дам.

– Только не на почтенных дам в Литл-Диппингтоне.

– Ну, за тех, кто постарше, вроде наших сестер Инглбрайт, опасаться не стоит, но что касается леди помоложе, все это, определенно, никуда не годится.

– Беспокоитесь за таких, как мисс Фарингдон? – мягко осведомился Саймон.

– Чертовы поэтические бредни, они совсем погубили бедную девочку. Жаль. Но впрочем, вряд ли могло произойти иначе, ведь она росла в этом гнезде никчемных мотов и картежников. Вопрос времени… А после смерти матушки беда стала неизбежной.

– Насколько мне известно, ее мать умерла шесть лет назад?

– Славная была женщина. И красивая, конечно. Все эти вертопрахи Фарингдоны чертовски смазливы – что сильный пол, что слабый. Кроме разве что мисс Эмили. Эти ее рыжие волосы и веснушки как-то не очень… Да еще и очки. Может, ей и удалось бы на время светского сезона скрыть некоторые свои недостатки, да вот беда – девчонка так ни на один и не попала.

– Из-за смерти матери?

– А потом случилось несчастное происшествие, – грустно пояснил Гиллингем.

– И как же серьезно было то самое несчастное происшествие. – осторожно спросил Саймон. Пришло время выяснить все грязные подробности этого дела.

– Достаточно серьезно, если верить ее отцу. Бедная крошка.

– Это случилось пять лет назад? – закинул удочку Саймон.

– Где-то так. Мисс Фарингдон тогда исполнилось девятнадцать. Она с год как потеряла матушку. Ее чертов отец и шалопаи братцы вечно разъезжали, бросая ее одну в громадном доме. Фарингдона долго не удержишь вдали от карточных столов. В общем, мисс Фарингдон была предоставлена самой себе, жила со слугами. Конечно же, она чувствовала себя очень одиноко. Даже посоветоваться не с кем. Бедняжка была обречена на несчастье.

Саймон не спеша взял бутылку с портвейном и доверху наполнил бокал хозяина дома:

– И оно разразилось?

– Несчастье-то? Не замедлило. Разумеется, в виде молодого негодяя. Обычное дело, не правда ли?

– Да.

Саймон безмятежно тянул свой портвейн и удивлялся, отчего ему вдруг захотелось прервать беседу.

Он уже догадывался, чем закончится история, и больше не желал об этом слушать. Но он давно уверился, что информация любого рода может оказаться весьма полезной, особенно когда разрабатываешь план мщения.

– Этот молодой человек… он по-прежнему живет в здешних краях?

– Эшбрук? Да нет же, черт бы его побрал. Его после происшествия не видели. Я слышал, пару лет назад он получил титул. Барон теперь. И поэт. Доболтаться чуть подольше по гостиным Лондона – непременно наткнешься на него или его поклонниц. Вы, определенно, встречали барона на каком-нибудь модном сборище. Из-за него сейчас все просто с ума сходят.

Пальцы Саймона непроизвольно сжали бокал. Он незаметно расслабил их, опасаясь, как бы тонкий хрусталь не хрустнул в его руке.

При упоминании имени лорда Эшбрука он вдруг отчетливо вспомнил пять пар обвиняющих женских глаз, когда он в разговоре небрежно затронул последнюю поэму этого поэта. Он поморщился при мысли о своем досадном faux pas .

– Так, значит, не кто иной, как Эшбрук, погубил Эм… то есть мисс Фарингдон?

– Уговорил сбежать с ним… Печальная история.

– Тайный побег к венцу?

– Бедняжка мисс Фарингдон считала, что так. Но лично я сомневаюсь, чтобы у Эшбрука были хоть какие-то намерения жениться. Фарингдон настиг их на следующий день, и говорят, будто Эшбрука там уже не оказалось и перед разъяренным отцом он не предстал. Но урон чести юной леди, конечно, уже был нанесен. Парочка провела ночь вместе в гостинице, Фарингдон мне сказал по секрету.

– Понятно.

– Чертовски жаль. Эмили славная крошка. У нас стараются не упоминать о несчастном происшествии, чтобы не причинять бедняжке боли. Я бы просил вас тоже особо не распространяться, сэр.

– Разумеется.

Перед Саймоном вдруг возникло лицо Эмили, в отчаянии пытавшейся объяснить ему, что просить ее руки для него совершенно невозможно. Она явно, как и все прочие, считала, что погибла в мнении света. Самое большее, на что ей теперь оставалось надеяться в смысле нежных чувств, – это чистая, благородная, высокоинтеллектуальная связь, возможная лишь в переписке. Неудивительно, что она пришла в такое смятение, вдруг увидев его перед собой.

Саймон припомнил, что он встречал Эшбрука на балах в Лондоне. Тот прилагал немало усилий для создания образа этакого уставшего от жизни циника с обольстительной таинственностью. Дамы, порхавшие вокруг, явно находили его обворожительным. Не секрет, что они видели в нем воплощение нового романтического стиля, ставшего модным благодаря лорду Байрону.

– Почему Фарингдон не заставил Эшбрука жениться на своей дочери? – спросил Саймон.

– Полагаю, он предпринимал такие попытки, но Эшбрук, очевидно, отказался. Не так-то просто заставить мужчину жениться, знаете ли. Конечно, дело чести и все такое прочее, но… К тому же у Фарингдона не слишком большой вес в обществе. Настоящего-то положения у него нет. Бродерик Фарингдон, кажется, потомок какого-то обнищавшего барона в Нортумберленде, и только.

– Значит, Фарингдон смирился.

– Боюсь, что да. У нашей маленькой мисс Фарингдон не было ни внешности, а в то время и приданого, чтобы вызвать у Эшбрука интерес к законному союзу. Молодой человек просто играл ее чувствами, и леди поплатилась за свое неблагоразумие, как это частенько случается с молодыми леди…

Саймон разглядывал свой бокал:

– Меня удивляет, что ни сам Бродерик Фарингдон, ни близнецы даже не попытались вызвать Эшбрука на дуэль.

– Фарингдоны рискуют лишь за карточным столом, иное дело – рисковать своей шеей…

– Понятно.

– В общем, ужасно жаль малышку, – заключил Гиллингем, принимаясь за портвейн. – Спасибо добрым леди из литературного общества!..

Саймон поднял глаза:

– Что вы сказали?

– Компания скучноватая, но весьма и весьма почтенная. Они тогда сплотились и приняли в свой круг мисс Фарингдон, ясно дав всем понять, что не собираются порывать с ней, даже если свет сочтет ее репутацию погибшей. По-моему, они там все ей втайне завидуют. Она внесла некоторое оживление в их однообразную жизнь.

Саймон оценил это весьма проницательное замечание. Интересно, известно ли Гиллингему, что Эмили отблагодарила своих покровительниц, обеспечив им всем к старости неплохую пенсию?

– Итак, мисс Фарингдон не вышла замуж из-за этого скандала. Однако мне не верится, что поблизости не оказалось никого, кто, закрыв на все глаза, просил бы ее руки. Малышка чертовски привлекательна.

– Да нашелся один такой – Прендергаст, – задумчиво произнес Гиллингем. Саймон нахмурился:

– Кто он, этот Прендергаст?

– Из землевладельцев. У него обширные угодья в здешних местах. Год назад похоронил жену. Так вот, он дал понять, что готов закрыть глаза на происшествие в прошлом мисс Фарингдон. Конечно, он далеко не предмет мечтаний юных дев, но и мисс Фарингдон юной уже не назовешь. Да и выбора у нее особого не предвидится.

Несколькими часами позже Саймон оставил безуспешные попытки заснуть. Он отшвырнул тяжелое одеяло, выбрался из кровати, быстро оделся и, подхватив пальто, вышел в холл. С того момента, как он поднялся в свою спальню, пожелав спокойной ночи хозяевам, его не переставали терзать сомнения. Прогулка поможет ему успокоиться.

В доме царили темнота и прохлада. Саймон подумал, не зажечь ли свечу, но потом решил обойтись без света. Он всегда обладал способностью видеть ночью.

Он бесшумно спустился по устланной коврами лестнице, миновал коридор, ведущий в кухню, еще мгновение – и он шагнул в морозную темную ночь.

Отыскать дорогу в Сент-Клер-холл через освещенный луной лес оказалось довольно легко. Годы прошли с тех пор, как он последний раз ступал по родной земле, но эту дорогу он не забыл.

Через десять минут Саймон уже шел по длинной подъездной аллее к дому, прислушиваясь к легком хрусту мерзлой земли под сапогами. Приблизившись к элегантной лестнице, он замедлил шаги, затем повернулся и направился через сад к боковому крылу здания. Он с изумлением увидел свет, горевший в окне библиотеки.

Сердце его сжалось. Так же ярко горел свет и в ту ночь двадцать три года назад, когда он ворвался в библиотеку и обнаружил своего отца, уткнувшегося лицом в письменный стол, залитый кровью.

Теперь Саймон знал, что привело его в эту ночь к библиотеке. Он хотел убедиться, не витает ли еще дух его несчастного отца около того старинного стола из красного дерева.

Где-то в подсознании Саймон почти ждал, что увидит пистолет, по-прежнему зажатый в мертвой руке графа, кровь, и разорванную плоть, и что-то серое, разбрызганное по стене позади кресла. Долгие годы прожил он с этим жутким видением.

Но вместо призрака человека, который потерял все и предпочел трусливо сбежать в небытие, оставив двенадцатилетнего сына одного справляться с бедой, Саймон увидел Эмили.

Она примостилась на краешке большого кресла, усердно склонившись над огромным письменным столом, и казалась такой маленькой и воздушной. В пламени свечей ее рыжие волосы блестели не меньше, чем атласные бока его красавца Лэп Сэнга под лучами солнца.

На ней был милый кружевной чепчик и скромный халатик с оборками вокруг шеи. Она сидела скрестив под креслом ножки, обутые в мягкие атласные ночные туфельки, и деловито строчила что-то гусиным пером в толстой тетради в тяжелом кожаном переплете.

Саймону пришло в голову, что столь романтическое создание, как Эмили, непременно ведет дневник. А если так, то нет сомнений, что он, Саймон, – один из главных персонажей ее сегодняшней записи.

Или она сочиняет новые строфы своей «Таинственной леди»?

Он еще несколько минут смотрел на нее, говоря себе, что надо уходить. Однако не шевельнулся и не отправился в обратный путь через лес к дому Гиллингемов, пока Эмили не отложила наконец перо. Потом она взяла свечу, чтобы посветить себе на лестнице, и вышла из комнаты.

Теперь в библиотеке было темно.

Саймон вдруг очнулся, понял, что по-прежнему стоит и смотрит в окутанную мраком комнату, и усилием воли заставил себя оторваться от окна и вернуться к Гиллингемам.

Он так и не увидел то, ради чего приходил сюда. Дух отца, который должен был обитать в библиотеке, изгнан рыжеволосой зеленоглазой Титанией, восседавшей за их старинным письменным столом.

Всю следующую неделю Эмили словно витала в облаках. Никогда еще стихи не сочинялись так легко. Все, к чему бы она ни прикоснулась и что бы она ни увидела, вызывало у нее прилив вдохновения. Особенно Саймон. А с ним Эмили виделась часто.

Она понимала, что облако, на котором она в восторге качается, скоро развеет ветер и она больно ударится, упав на землю. Но она решила наслаждаться своим полетом как можно дольше. Она буквально впитывала в себя новые дивные ощущения, словно для того, чтобы их хватило на всю жизнь.

Эмили была влюблена, и ее возлюбленный сумел оказаться всюду, где она появлялась в эту неделю.

В субботу вечером она встретила Саймона у Хаттерсейгов, где собрались поиграть в карты. Он был ее партнером в висте, и они выиграли. А как же иначе? Разве могла проиграть такая команда, рассудила Эмили позже.

В понедельник днем он посетил музыкальный час Сьюардов. Эмили обменялась с ним тайным смеющимся взглядом, когда младшая дочь Сьюардов сбилась в «Дивертисменте» Моцарта. Когда та закончила, они ей так отчаянно хлопали, что раскрасневшаяся девочка согласилась сыграть на бис.

Саймон был в поселке, когда Эмили пришла туда за покупками. И он остановился поболтать с ней.

Он оказывался на дороге к Сент-Клер-холлу всякий раз, когда Эмили выезжала на прогулку верхом.

В конце недели Саймон неожиданно возник у ворот садика викария, как раз когда Эмили прощалась с миссис Людлов, женой викария. Он был верхом на гнедом жеребце, которого звал Лэп Сэнгом. С должной любезностью поприветствовав миссис Людлов, он спешился и довольно долго беседовал с обеими дамами.

Наконец он отвесил прощальный поклон и вскочил в седло, но еще на мгновение задержался, улыбаясь Эмили.