Текст книги "Только звёзды знают её имя. Забытая звезда Салема"

Глава 7

Они сказали, что я должна вредить детям, а иначе мне не поздоровится.

Титуба, из показаний на суде, 1692 год

Я задумалась, размышляя, чьи имена могли бы появиться в нашей книге. Я знала, что очень многие люди заслуживают кары, но теперь, при мысли о том, чтобы в самом деле подвергнуть кого-нибудь тёмному наказанию, я вздрогнула. И всё же, мне так хотелось быть с мамой и папой, что я просто кивнула.

Тэмми подняла руки, и мы с ней и Элизабет соприкоснулись ладонями. В этот миг касания я почувствовала, как Тэмми молнией пронеслась сквозь меня, прогоняя все мои страхи.

– Ты достанешь книгу, Вайолет, и мы призовём фамильяров.

– Фамильяров? – переспросила я, затаив дыхание.

– Это спутники ведьм, животные, которые будут нам подчиняться. Они могут быть нашими глазами и ушами, нашими шпионами. В следующее полнолуние надо принести книгу и что-нибудь ещё – клок меха или змеиную кожу. Или, на худой конец, просто представить себе животное.

Элизабет захихикала и выпятила грудь.

– Я осмотрю столбы заборов, там может быть волчья шерсть.

Тэмми просияла.

– Тогда у тебя будет волк. А ты, Вайолет?

Что у меня есть? И верю ли я во всё это вообще?

У меня была одна вещь, которую я нашла во время своих лесных похождений. Увидев её, я не смогла пройти мимо, а потом тщательно спрятала находку под матрасом, чтобы Бетти и Эбигейл не узнали. Это было то, что напоминало мне о ночных духах, которые, по словам мамы, парили над деревьями в её родных лесах.

– У меня… у меня есть перо из хвоста ворона. Это правда сработает? Я смогу вызвать ворона и попросить его о чём-то?

Тэмми кивнула. Она выглядела довольной, как будто с самого начала знала, что я скажу.

– Принеси книгу и перо, и обещаю: в следующее полнолуние ты будешь смотреть глазами ворона, который полетит, куда скажешь.

Я чувствовала себя просто прекрасно. Лучше, чем за все последние месяцы. Всё это могло быть чепухой и безумием, но мне казалось, что я наконец-то беру под контроль своё будущее.

– Я достану книгу, даже если меня выпорют до крови!

Подняв голову, я посмотрела сквозь лесной полог. Я полечу к Полярной звезде, она укажет на маму и папу, и я снова найду свой дом.

Я улыбнулась до ушей, но тут же увидела Элизабет – грязную, осунувшуюся, одетую в безразмерное платье. На её лице не было ни следа воодушевления или предвкушения бесконечных возможностей, которые сулила Тэмми. Все мои тени встали на дыбы, вселяя в душу сомнения. Что, если всё это только притворство? Не была ли я пешкой в какой-то извращённой игре? Как-никак, моя мама призналась, что колдовала вместе с матерью Элизабет, а Сара Осборн сошла в могилу, отрицая это.

Возможно, Элизабет привлекла эту девушку, Тэмми, чтобы отомстить. И, возможно, поскольку моей мамы нет рядом, именно мне суждено пострадать за её грехи.

Да, я уже пообещала достать книгу, но мне нужно было попробовать колдовство на вкус, чтобы набраться смелости и сдержать слово.

– Докажи! – потребовала я.

Тэмми нахмурилась.

– Доказать что?

Я скрестила руки на груди.

– Покажи, как ходить по лесу, не издавая ни звука. Если не сможешь, я не буду рисковать своей шкурой, воруя из дома Пэррисов.

– О! – воскликнула Элизабет. – Я тебе покажу!

Я посмотрела на неё и не увидела ни следа фальши. Теперь её лицо светилось, как само солнце.

Да, возможно, то, что сделали Элизабет и Тэмми, было сущей мелочью. Они подкрались ко мне в лесу, полном сухих листьев и хрупких сучьев, трещащих под ногами. Уж я-то знала – проведя в этом лесу бесчисленные часы, – с каким шумом приходится по нему ходить. Ни один олень не миновал меня незамеченным. Ни один бурундук не пробежал по подлеску неслышно. Так что да: подобраться тихо было истинным волшебством. Если б Тэмми и Элизабет показали мне подобную магию, я бы им поверила.

Хотя Тэмми была явным лидером в нашей тройке, казалось, что именно Элизабет владеет даром превращаться в невидимку, и ей не терпелось продемонстрировать мне, как это делается. Она схватила меня за руки и крепко сжала их.

– С тех пор, как умерла мама, отчим всячески давал мне понять, что я для него ничего не значу. Что я занимаю место, предназначенное кому-то другому. Он не любит ни меня, ни моих братьев. Думаю, он был бы вполне доволен, если бы мы просто исчезли.

Элизабет посмотрела мне в глаза.

– Знала бы ты, сколько раз я хотела именно так и сделать! А Тэмми научила меня… Показала, как стать незаметной. Как отойти на задний план. Правда, это не всегда срабатывает.

– Но только что сработало, – сказала я, затаив дыхание.

Я вспомнила все те случаи, когда мне очень не помешало бы стать незаметной в доме Пэррисов.

Лицо Элизабет засияло, будто утренняя звезда в преддверии рассвета.

– Прижми ноги к земле. Представь, как будто ты пускаешь корни, и они глубоко-глубоко уходят в почву. А потом вырывайся на свободу.

– Вырваться на свободу? – переспросила я. – Как?

Элизабет сделала глубокий вдох.

– Приникни к земле. Погрузись целиком в эту лесную подстилку. А потом выдохни воздух, и пусть он несёт тебя по ветру. Выдохни – и стань лёгкой, как пёрышко. Оторвись от корней. Будь невесомой, как семечко одуванчика. Стань невидимой…

Тэмми подняла подбородок к небу и закрыла глаза.

– Стань вором, – прибавила она.

Я пристально наблюдала за Тэмми. Она три раза глубоко вдохнула, а потом выдохнула. Её глаза расширились, она вскинула руки и сделала три бесшумных шага ко мне.

Я тоже вдохнула и выдохнула. И поймала взгляд Тэмми.

Сумею ли я сделать так же?

Я вообразила, как выпускаю тёмные корни, врастая в землю. Подумала о мамином мире – о том месте, где она жила до того, как её похитили, – и о птицах, парящих в горячем воздухе высоко над пышным лесом. Я представила, как превращаюсь в гагачий пух, молочай, семена одуванчика…

Лёгкий вздох сорвался с моих губ, когда я почувствовала, как восходящий поток воздуха прошёл сквозь меня, и я сделала шаг. Мои ноги, казалось, не коснулись лесной подстилки. Я поставила на землю второй башмак, но в ответ не раздалось ни шороха, ни треска.

Я выпучила глаза, а Тэмми снова просияла. Она – так же бесшумно – приблизилась ко мне и сжала мои руки.

– Ты – вор, ходящий по ветру, – прошептала она. – Вор, который может заполучить весь мир.

Глава 8

Я видела, как она натравила на неё волка, чтобы он терзал и мучил её.

Титуба, из показаний на суд, 1692 год

Прошла неделя.

Я стояла, уставившись на стеллаж с книгами преподобного.

Утром в городе я видела Элизабет. Она несла корзину с яйцами на продажу. Элизабет не поздоровалась, а лишь вздёрнула подбородок и глянула на меня вопросительно. Луна с каждым днём становилась всё больше, но я только и могла, что слегка покачать головой. Лицо Элизабет исказилось от разочарования.

Хотела бы я объяснить ей, как трудно украсть тетрадь! Если б самой Элизабет предстояло такое дело, она бы тряслась, как осиновый лист!

Я прошла мимо стеллажа – просто прошла мимо, накрывая на стол! – и у меня задрожали руки. Это случилось как раз в тот момент, когда я наполняла кружки сидром.

Я вытянула руку перед собой. Рубец, который был ярко-красным, уже стал нежно-сиреневым.

Вчера вечером, после ужина, когда я оттирала пятна со скатерти, преподобный Пэррис от души ударил меня по руке и пригрозил, что будет хуже, если я не перестану портить его имущество.

Я возвела глаза к потолку. Пусть преподобный дерётся сколько угодно. К счастью, он не может прочитать мои мысли и выяснить, что я замышляю кражу.

Я подошла к стеллажу и дрожащими пальцами провела по корешкам книг. У Пэрриса оставалась только одна чистая тетрадь, зажатая между его библиями и прочими книгами, которых было не так уж много. Конечно, Пэррис своим ястребиным взглядом увидит, что тетрадь пропала.

Осмелюсь ли я? Неужели действительно осмелюсь?

Тетрадь, в которой он сейчас писал свои проповеди, очень скоро закончится. Не пройдёт и нескольких дней, как он потянется к полке, чтобы взять новую. Ту единственную, что осталась…

Нужно действовать быстро. Может пройти несколько месяцев, прежде чем преподобный решит купить новые тетради. Но если эту найдут у меня, случится нечто похуже, чем порка.

Мне хотелось поговорить с Тэмми. Уж конечно, девушка вроде неё знает, как украсть вещь так, чтобы тебя не поймали. Тэмми наверняка могла бы просто подойти к полке, взять тетрадь и спокойно выйти из дома.

Я посмотрела на синяк, темнеющий на руке, и прежняя тревога, не дававшая мне покоя, снова усилилась. Что, если Тэмми – такая же лгунья, как моя мама? Возможно, в этот самый момент она смеётся надо мной. Над тем, как ловко заставила меня украсть тетрадь, наобещав, что я овладею магией и найду родителей.

Я прикоснулась к тетради и закрыла глаза. У меня было великое множество вопросов о великом множестве разных вещей.

Элизабет и Тэмми в самом деле умели ходить по лесу так, чтобы ни одна ветка не хрустнула. И я помнила то ощущение, когда сама стала лёгкой, словно цыплёнок, и меня мог унести даже слабенький ветерок. Вдобавок я никак не могла объяснить силу, исходившую из пальцев Тэмми. Я чувствовала её, она была реальна, как раскалённая молния во время летней грозы.

А мама на суде рассказывала, что видела у Сары Гуд жёлтую птицу. Могла ли она быть фамильяром Сары?

– Вайолет, – окликнула госпожа Пэррис.

Она спускалась по лестнице в сопровождении Бетти и Эбигейл. Я моргнула и отпрыгнула к очагу, чтобы оказаться как можно дальше от книжных полок.

Миссис Пэррис и девушки были одеты в платья для визитов. Я опустила взгляд, посмотрев на их идеально начищенные туфли и молясь, чтобы мои греховные мысли не отразились у меня на лице.

– Мы отправляемся к Уолкоттам по поручению преподобного, чтобы узнать, почему они пропустили четыре последние службы. Мистер Пэррис и Томас будут дома в пять, так что не забудь накрыть на стол перед их приходом.

Взгляд миссис Пэррис переместился на стек, висящий на стене возле меня.

– Бог не одобряет беспечность, Вайолет. Надеюсь, скатерть сегодня останется чистой. Твоя мама никогда не проливала ни капли.

– И каша у неё не пригорала, – с ухмылкой прибавила Бетти.

Я уставилась на неё, недоумевая, когда и как она успела стать такой похожей на свою мать – и такой непохожей, на ту Бетти, которую я знала.

Эбигейл хихикнула.

– И одеяло всегда лежало ровно, а не свисало с кровати, – внесла она свою лепту, глядя на меня сверху вниз.

Госпожа Пэррис фыркнула и направилась к двери.

– Да. Хорошо, что твоей матери здесь нет. Ей стало бы стыдно, узнай она, какая ты неряха. И она была бы очень разочарована в тебе.

Разочарована?

От ярости у меня скрутило живот. Бетти широко распахнула глаза, увидев, как вспыхнули мои щёки. Она приоткрыла рот, словно собираясь что-то сказать, но промолчала и отвела взгляд.

Я совершала небольшие акты неповиновения с тех пор, как мы вернулись из Глостера. Одеяла лежали не идеально ровно. Кастрюля с кашей стояла на огне на минуту дольше, чем требовалось. Ничего настолько серьёзного, чтобы меня за это выпороли. Но когда миссис Пэррис порадовалась, что здесь больше нет мамы, её слова задели меня за живое.

Разочаруется ли мама во мне?

Я почувствовала, как тени, которые я носила в себе, всё глубже запускают свои тёмные щупальца в моё тело. Интересно, остался ли у меня внутри хоть какой-то свет?

– Госпожа Пэррис?

Миссис Пэррис, уставившаяся в библию, отвлеклась от книги и глянула на меня.

– Да, Вайолет?

– Я не думаю, что мама разочаровалась бы во мне. И мне жаль, что её здесь нет. Иначе вы бы быстро поняли, что ошибаетесь.

Глаза миссис Пэррис на секунду расширились, прежде чем превратиться в две узкие щёлочки, лучащиеся возмущением.

– Я не согласна! – резко сказала она, и я прокляла свою браваду.

Ноги подогнулись, потому что колени стали мягкими, как взбитое масло.

– Но качество твоей работы будет оценивать мистер Пэррис – и только он. Я попрошу, чтобы сегодня вечером он высказал своё мнение.

Я слегка наклонила голову, чтобы не растаять от жара её взгляда. Госпожа Пэррис была не из тех, кто повышает голос, но её тихий гнев был не менее разрушителен, чем молнии Тэмми.

– Пойдёмте, девочки. Мы должны потрудиться во славу Господа.

– Это обязательно? – проворчала Эбигейл. – Вообще говоря, какое нам дело до этих Уолкоттов?

Я подняла взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как миссис Пэррис шлёпнула Эбигейл по щеке тыльной стороной руки, затянутой в перчатку.

– Преподобный хочет, чтобы мы объяснили им, как дурно не посещать службы и не повиноваться Божьей воле! У тебя есть ещё какие-нибудь вопросы, Эбигейл? Бетти, может, ты хочешь что-то добавить?

Девушки покачали головами, и миссис Пэррис прижала библию к груди. Они втроём прошли мимо меня, словно я была призраком, не имеющим никакого значения.

Едва лишь закрылась дверь, я внезапно поняла, что буду делать. Этот призрак заберёт тетрадь, а девицы, обвинившие маму в колдовстве и отправившие её в тюрьму, ощутят на собственной шкуре удары хлыста.

Сегодня вечером испачканная скатерть будет самой последней из проблем преподобного, а я стану на шаг ближе к тому, чтобы найти маму и папу.

Я подошла к окну, наблюдая, как три женщины шагают по пыльной дороге. Когда они скрылись из виду, я повернулась и медленно двинулась к стеллажу. Моя решимость ослабевала с каждым шагом, но я заставила себя продолжать.

– Будь как Тэмми! – прошептала я, вперившись взглядом в книги. – Будь сильной, чтобы самой управлять своей жизнью!

Трясущейся рукой я потянулась за тетрадью. Я не знала, заметит ли преподобный, что она исчезла. Я вырвала одну страницу, а потом быстро завернула тетрадь в промасленную ткань и помчалась в лес, где собиралась её спрятать.

По пути я молилась, чтобы план сработал.

Он должен был сработать. От этого зависела моя жизнь.

Глава 9

Ровно в пять часов преподобный Пэррис и Томас вошли в дом. Я с особым тщанием приготовила и приправила рагу. Каждая ложка идеально ровно лежала на аккуратно сложенной салфетке. И, хотя мне казалось, что моё тело вот-вот разлетится на куски, ни одна капля сидра не испортила белую скатерть.

Преподобный бегло осмотрел большую комнату. Эбигейл и Бетти отложили шитьё, а миссис Пэррис торопливо сняла и сложила фартук.

Мне потребовалась каждая унция самоконтроля, чтобы не смотреть на стеллаж, и я с облегчением выдохнула, когда преподобный Пэррис переключил внимание на жену.

– Как прошла встреча с Уолкоттами, миссис Пэррис? Они придут на службу в воскресенье?

Она фыркнула, усаживаясь за стол.

– Кажется, мистера Уолкотта скрутила подагра, а миссис Уолкотт утверждает, что нельзя оставлять его одного в таком состоянии, и поэтому она тоже не сможет посетить богослужение. Должна заметить: мистер Уолкотт не показался мне настолько уж больным. В любом случае, я передала им вашу записку с предупреждением, что, если они будут и дальше игнорировать богослужения, вы начнёте судебную тяжбу. И я молюсь, чтобы они образумились.

– Образумились? – спросил Пэррис, озадаченно приподняв бровь.

Она слабо улыбнулась и погрузила половник в кастрюлю с рагу.

– Увы, я так и не получила заверения, что они придут на следующую службу.

Ноздри преподобного раздулись.

– Вы объяснили Уолкоттам, как важно посещать богослужения? Рассказали о божьем гневе, который неизбежно их настигнет, если раз за разом их места будут пустовать?

– Я сделала, что могла. Но вы же знаете: мои слова не имеют такого веса, как ваши.

Миссис Пэррис наполнила тарелку, избегая стального взгляда мужа.

– У мистера Уолкотта дома было много гостей, и все они в один голос уверяли, что на богослужения ходит всё меньше и меньше людей. А Уолкотт сказал, что его пустующее сиденье будет трудно разыскать среди множества других пустых мест.

Преподобный ударил ладонями по столу, да так, что сидр выплеснулся из кружек. Госпожа Пэррис вздрогнула, и большая капля мясной подливы шлёпнулась на белую льняную скатерть.

– Беспечная женщина! Погляди, что ты наделала! – гаркнул преподобный. Его худое измождённое лицо пошло красными пятнами.

Томас, Бетти, Эбигейл и я – все замерли, когда Пэррис порывисто поднялся и направился к жене.

Ни для кого не было секретом, что преподобный никогда не пользовался расположением прихожан, а после процессов над ведьмами всеобщее мнение о нём только ухудшилось. И ни для кого не было секретом, что выполнение божьей воли не избавило его от вспыльчивого характера.

Пэррис выхватил половник из рук жены и швырнул его через всю комнату, где он с грохотом ударился об очаг.

– Зачем я только надеюсь на вас и прошу говорить от моего имени? Вы и простаку вроде Уолкотта не способны объяснить, что надо посещать богослужения, даже если он терпеть не может меня лично!

Пэррис повернулся и схватил со стола свою тетрадь. Тяжело дыша, он перевёл взгляд на Бетти.

– Принеси половник! Надеюсь, ты не настолько неуклюжа, как твоя мать и наша никчёмная служанка!

– Да, отец.

Бетти медленно встала и шуганула собаку, которая успела дочиста вылизать половник. Пока она ополаскивала его в миске с водой, преподобный сел на своё место и положил тетрадь рядом с салфеткой.

К тому времени, когда Бетти вернулась за стол, дыхание преподобного выровнялось, и Пэррис разговаривал как ни в чём не бывало – словно это не он только что вёл себя самым нечестивым образом.

– Я решил изменить тему воскресной проповеди. Буду говорить о том, что посещать богослужения нужно и важно – даже если вам не нравится священник. И что я такого ужасного сделал? Просил достойное жалованье? Требовал доставлять мне дрова? Так это, между прочим, предусмотрено контрактом. Но кто в последний раз пожертвовал хоть одно полено человеку, говорящему от имени Бога?

Он холодно улыбнулся и указал в сторону стола.

– По крайней мере, я благодарен за то, что могу разделить эту трапезу со своей семьёй.

Преподобный соединил ладони в молитвенном жесте, и мы все склонили головы.

– Мы благодарим тебя, Господь, за твою щедрость и молимся, чтобы Уолкотты вернулись в лоно Церкви. Молим также, чтобы семьи Тарбелл, Нерс и Льюис тоже одумались и мы увидели их на богослужениях. И, наконец, благодарим тебя, Господь, за то, что ты позволил нашему Томасу обучаться у преподобного Джона Мэйзера. Аминь.

Миссис Пэррис с удивлением вскинула голову и дотронулась до руки сына.

– О, это чудесная новость! Наш Томас тоже станет священником!

Томас кивнул, но на его лице не отражалось того же восторга, что на лице матери.

На протяжении многих лет преподобный навязывал своему сыну перо и книги, но письменным словом всегда больше интересовалась Бетти. Видя, как ей любопытно узнать, что это за знаки на страницах Библии, преподобный пошёл навстречу и обучал Бетти грамоте вместе с братом, пока она не проговорилась об этом кому-то из подруг. Когда распространились слухи, Пэррис отчитал дочь за «слишком длинный язык» и прекратил уроки, сказав Бетти, что ей стоит сосредоточиться на женской работе.

Именно благодаря Бетти мы с Эбигейл сумели написать наши имена. Когда родителей не было дома, Бетти учила нас грамоте, водя палочкой по золе или по грязи во дворе. Потом у неё даже появилась грифельная доска, которую Бетти прятала от родителей, и так моя мама научилась писать букву «Т» белым мелом.

Но я знала, что сердце Томаса не лежит к книгам. Ему больше нравилось держать в руке молоток, работая бок о бок с моим отцом. Они почти не разговаривали; Томас – в отличие от преподобного – был молчуном, как и папа.

– К счастью, у меня есть ещё одна чистая тетрадь, чтобы ты смог собраться с мыслями, Томас. На следующем богослужении я буду от всего сердца умолять прихожан о пожертвовании, чтобы купить себе новую.

У меня задрожала нижняя губа, когда я услышала слова Пэрриса. Посмотрит ли он сейчас на книжную полку? Увидит ли, чего не хватает? И если да, сумею ли сохранить самообладание, чтобы мой план осуществился?

Глава 10

Да, мы летаем на мётлах. Постоянно.

Титуба, из показаний на суде

Преподобный Пэррис проглотил немного тушёного мяса и обернулся к своей книжной полке. Он вскочил и провёл пальцами по корешкам библий, остановившись в том месте, где была тетрадь.

– Благоверная, ты видела тетрадь – новую, которую я купил на десятинные деньги в прошлом месяце?

Госпожа Пэррис покачала головой. Пламя свечи отразилось в её удивлённых глазах.

Преподобный Пэррис вытаскивал книги с полки и совал их обратно.

– Куда делась тетрадь? Она стоила пять шиллингов!

– Я не знаю. – Госпожа Пэррис встала. – Вайолет, ты сегодня прибирала на полках?

– Я… – Я сделала паузу, чтобы вспомнить слова, которые репетировала весь день, на случай, если мне зададут этот самый вопрос. – Сегодня я только готовила рагу и пекла хлеб, госпожа. К тому же, мне строго запрещено прикасаться к вещам преподобного Пэрриса.

Она поджала губы.

– Бетти? Эбигейл? Вы трогали отцовские книги?

– Нет! – пискнула Бетти, нервно теребя кончик косы.

Эбигейл энергично замотала головой.

– Тетрадь не могла просто встать и уйти! – рявкнул преподобный. – Томас, ты что-нибудь об этом знаешь?

Глаза Томаса были так же широко раскрыты, как и у всех остальных. Мистер Пэррис исходил яростью, и его сын понимал, что наказание будет суровым.

– Я ничего не знаю, отец. Пока мы сегодня не встретились с преподобным Мэйзером, мне не требовались такие вещи.

– Конечно! Томасу тетрадь была ни к чему! – сказала госпожа Пэррис, кидаясь к стеллажу. – Она наверняка где-то здесь.

Наклонившись, миссис Пэррис принялась рыться на нижних полках. Преподобный стоял над ней, его лицо было цвета осенних кленовых листьев.

– Тетрадь стоила пять шиллингов! Пять!

Он пристально осмотрел нас одного за другим.

– Все стойте здесь!

Миссис Пэррис положила руку на плечо мужа.

– Самюэль, это всего лишь тетрадь…

– Пять. Шиллингов, – прорычал он. – Я копил несколько месяцев, чтобы её купить!

Я стояла с высоко поднятой головой. Я сильная. Как Тэмми. У меня в крови молнии. Я сильная. Как Тэмми. У меня в крови молнии…

Преподобный изучал наши лица.

– Кто мог на неё позариться?

Взгляд его серых глаз встретился с моим. Я вскинула подбородок и даже не дрогнула, но в душе жалела, что я – не огородное пугало и у меня нет палки в спине. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не рухнуть на пол.

Он повернулся к дочери, я с облегчением выдохнула.

– Бетти, – мягко сказал Пэррис, – почему ты не смотришь мне в глаза? Это ты взяла тетрадь?

Я увидела, как покраснели её щёки.

– Нет, отец.

– Тебе же будет хуже, если не скажешь правду.

Она покачала головой, но по-прежнему не поднимала взгляда.

– Я не брала вашу тетрадь, отец.

– Тогда ты не станешь возражать, если я обыщу твою комнату?

– Ищите, где пожелаете. Мне нечего скрывать.

Бетти облизала губы и сглотнула. В её словах было столько уверенности, что я забеспокоилась: не переключится ли преподобный обратно на меня. Но прежде, чем я успела всерьёз испугаться, Эбигейл ахнула.

– Не надо, преподобный! – всхлипнула она. – Не поднимайтесь туда, прошу вас!

Он резко хлопнул в ладоши.

– Воры! Воры в моём собственном доме!

Резко повернувшись на каблуках, Пэррис зашагал к лестнице. Бетти стояла с безумными глазами, наблюдая, как он уходит.

– Я блефовала! – прошипела она Эбигейл. – Ради тебя!

– Блефовала? Как ты вообще смеешь блефовать, когда мы… – Эбигейл рухнула в кресло и зарыдала. – Нам конец!

Миссис Пэррис подошла к своему стулу и медленно опустилась на него.

– Какую пакость ты устроила на этот раз, Бетти? – устало спросила она.

В самом деле, какую?

Пока миссис Пэррис и девочки были в гостях у Уолкоттов, я обнаружила, что не единственная, кто озорничает в этом доме. И это значило, что вот-вот разразится буря.

Три года назад Бетти утащила из дома собраний грифельную доску и мел. Доска принадлежала Джонатану Брэттлу, но Бетти была полна решимости продолжать обучение – с благословения отца или без него. Тогда мы с Эбигейл сочли её поступок просто ужасным, но Бетти в красках расписала, как несправедливо, что Томас – которому вся эта наука в тягость – продолжал учиться читать и писать, а она вынуждена заниматься вышиванием. Было трудно с ней спорить. И, уж конечно, писать мелом на доске оказалось куда интереснее, чем выводить своё имя палкой в грязи или пальцем в золе.

Грифельная доска была ещё одним нашим общим секретом. Я до сих пор помню тот день, когда, смущаясь, показала маме своё имя, накорябанное на этой доске, а Бетти – гордая учительница – стояла рядом с мной.

Мама была поражена.

– Здесь твоё имя? Вот эти закорючки обозначают «Вайолет»? И ты сама его написала?

Я кивнула и по маминому лицу поняла, что она преисполнилась гордости.

– Моя малышка учится писать?

Слёзы навернулись ей на глаза, и она обняла меня.

– Жаль, что приходится говорить такое, но никогда не показывай это хозяину и хозяйке.

Бетти схватила грифельную доску, и в мгновение ока вся моя тяжёлая работа пошла прахом.

– Я могу научить тебя писать твоё имя, мама Титуба. – Она изобразила букву «Т», и моя мама скопировала её, нарисовав две палочки.

– Ну, это было довольно просто, – сказала она, но когда Бетти дописала остальную часть имени, мама покачала головой. – Как это называется? – спросила она, указывая на первую букву.

– «Тэ». С неё начинается имя Титуба.

Мама ещё раз нарисовала две палочки и скрестила руки на груди.

– Думаю, с меня этого достаточно. Оставляю обучение вам, умные девочки.

Тогда я была благодарна Бетти за кражу доски, но до сих пор полагала, что это воровство было первым и единственным в её жизни.

Как бы не так!

Сегодня, когда я приподняла её матрас, чтобы положить туда четыре листа, вырванные из тетради, у меня глаза полезли на лоб. Рядом с доской и мелком были припрятаны бусы из ракушек, маленькие куколки и даже жемчужно-белая расчёска. Некоторые из этих вещей – кем-то забытые – Бетти и Эбигейл могли, вероятно, подобрать в доме собраний. Но под матрасом нашлись и другие предметы, которые совершенно точно не принадлежали Пэррисам – несколько напёрстков, записная книжка, карандаш…

Бетти и Эбигейл – дочь и племянница городского священника – часто бывали в гостях у разных семей, и как знать: не использовали ли они эти возможности, чтобы прикарманить парочку безделушек?

Я оставила их трофеи там, где нашла, прибавила к ним несколько страниц, вырванных из тетради, и положила матрас на место – так, чтобы маленький уголок одного листа торчал наружу. Я была уверена, что девочки не заметят его – а вот преподобный непременно заметит.

Мне было неловко подставлять девочек, но, увидев все эти ворованные сокровища, я почти перестала испытывать муки совести. И всё-таки – пусть даже Бетти и Эбигейл шпыняли меня весь последний год – я не получала удовольствия при мысли о том, что вскоре произойдёт.

– Вайолет, убери со стола, а потом сходи за хворостом, – тихо сказала миссис Пэррис. – По-моему, становится прохладно.

Я уже собрала большую вязанку хвороста, да и вечер был тёплым, но я кивнула.

– Да, госпожа. Действительно, холодает.

Миссис Пэррис смотрела прямо перед собой, её лицо было осунувшимся и усталым. Полагаю, она готовилась к той буре, которая вот-вот должна была обрушиться на девушек.

– Томас, а ты сходи к Хаббардам и спроси, нет ли у них какой работы. Я помню, миссис Хаббард говорила, что им не помешало бы отремонтировать сарай, а у мистера Хаббарда артрит рук. Думаю, ты можешь заработать несколько монет на новую тетрадь.

Томас поспешно вышел. Он явно был рад исчезнуть из дома до того, как вернётся отец. Я встала и быстро убрала остатки ужина. Мне тоже хотелось поскорее уйти.

Эбигейл до сих пор всхлипывала, хотя уже гораздо тише, а Бетти сидела, аккуратно сложив руки на столе, – с таким видом, будто бы полностью смирилась со своей судьбой.

На головы Бетти и Эбигейл вот-вот должна была обрушиться буря. Я использовала их, чтобы безнаказанно достать тетрадь и карандаш, которые теперь были завёрнуты в ткань и спрятаны на опушке леса.

Через две ночи я буду с Тэмми и Элизабет – моими новыми сёстрами – и вновь напишу своё имя.

– Миссис Пэррис! – прогремел преподобный со второго этажа.

Мы все, даже Бетти, чуть не выскочили из собственной кожи, услышав этот голос, наполненный такой яростью, что тряслись стены дома.

– Сейчас же приведите девочек наверх! И пусть Бетти принесёт кнут!

У меня бешено заколотилось сердце. Эбигейл вскинула голову; её покрасневшие глаза чуть не вывалились из орбит. Длинный, полный ужаса вопль вырвался из её горла.

Госпожа Пэррис склонила голову и глубоко вздохнула, поднимаясь на ноги.

– Ты слышала, что сказал преподобный. Принеси кнут.

Бетти окаменела, а Эбигейл издала протяжный вой – такой же, как в тот день, когда её якобы околдовали.

Дрожа всем телом, Бетти подбежала к матери и вцепилась в её руку.

– Мама, нет! Не позволяй ему! – Она ринулась к очагу и схватила стек. – Пусть бьёт этим. Скажи ему! Пусть хлещет со всей силы, как захочет. Но только не кнут! Скажи ему!

– Принеси его. Сейчас же, – ответила госпожа Пэррис ледяным голосом.

– Живее! – гаркнул преподобный сверху.

– Давай же! – взмолилась госпожа Пэррис. – Если будешь медлить, мне тоже достанется.

– Это всё ты виновата! – заорала Бетти, обернувшись к Эбигейл. – Я бы никогда не взяла ничего из этих вещей, если б ты меня не попросила!

– Вещей?.. – прошептала миссис Пэррис. – То есть… речь идёт не только о тетради?

Я помнила только один случай, когда преподобный использовал кнут для наказания. Капитан одного из кораблей нанял моего отца, чтобы прибить несколько досок, и он, работая на пирсе, уронил молоток в море.

Удары стека оставляют рубцы, но кнут может сломить твой дух.

Именно в этот миг я вспомнила, что раньше отец был больше похож на маму. Он привык смеяться. Как я могла забыть, что папа любил смеяться?..

– Вайолет, отправляйся немедленно! И не спеши возвращаться.

Я выскочила из-за стола и выбежала за дверь, с грохотом захлопнув её за собой. Я взяла корзину с крыльца и поспешила к лесу, гадая, долетают ли вопли Эбигейл до бостонской тюрьмы, в которой держали маму, и научился ли папа снова смеяться – где бы он ни был?