Текст книги "Шесть раз кошмар"

Амира Чулкова
Шесть раз кошмар

© А. Чулкова, текст, 2021

© Де'Либри, издание, оформление, 2021

* * *

Эта книга посвящается тем, кто не внимателен на уроках, потому что хочет изучать то, что ему действительно нужно.

Тем, кто любит себя и стремится быть собой.

Тем, кто не боится совершать ошибки.

Тем, кто заваливает почти каждую контрольную, но при этом много знает и понимает.

Тем, кому все равно, что о нем подумают или скажут.

Тем, кто продвигает свои сильные стороны без чьей – либо помощи.

Тем, в чьем окружении нет никого, кто мог бы его понять.

Тем, кто следует сердцу, очищает свой разум от ненужного и исцеляет свою душу.

Тем, кто помогает другим не повторить свои же ошибки.

Тем, кто чувствует себя изгоем в этом мире, потому что у него все не как у всех.

И наконец, тем, кто жаждет быть счастливым и только поэтому следует своей мечте.

Пролог

Раз – ужас во сне.

Два – кровь из носа.

Три – потеря сознания.

Четыре – ты видишь ее.

Пять – невозвратимая потеря.

Шесть… тебе конец?

Девочке снился сон. Он был мутный и серый. Вокруг были только тучи и черные мертвые деревья. Она шла через мертвый лес, где не было никого, лишь она одна.

Вдруг тучи начали рассеиваться. Выходит она из леса и видит большой дом в тумане, а вокруг него летают вороны с красными глазами. Они смотрят прямо ей в душу, и девочка понимает, что птицы сейчас нападут на нее. Чтобы спастись от них, она быстро забегает в дом.

Внутри дом был сумрачный и пыльный. И ни души в нем. Дошла до гостиной – там были только два кресла и один большой диван. Потом она увидела в углу кресло-качалку и решила сесть, что и сделала – и сразу же почувствовала дискомфорт. Попыталась устроиться поудобнее, но не получилось. Решила встать, оперлась на ручки кресла, а подняться не может.

Ей стало не по себе, она еще раз попыталась соскочить с этого кресла, но никак. И вдруг она услышала шепот. С ужасом посмотрела на окно и увидела, что оно потихоньку растворяется, хотела закричать, и тут кресло начало качаться. Ей было очень страшно посмотреть назад, но все-таки она решилась: медленно повернула голову и обнаружила, что кресло качается само по себе, никто его не толкает. Сердце прыгнуло в пятки, и тут она опять услышала шепот, только теперь им был охвачен весь дом.

Девочка очень хотела проснуться, но не могла, словно какая-то сила не давала ей вынырнуть из сна. Закрыла глаза руками и досчитала до трех, а когда открыла, наружу вырвался крик: перед ней стояла женщина с длинным узким лицом. Ее глаза были черными и совершенно безжизненными, а зубы – острыми, тело настолько тощее, что аж кости видны, а на руках проступали черные вены. Бледную кожу женщины покрывали черные пятна, а на лицо, закрывая половину, свешивались тусклые темные волосы. Девочка смотрела на нее с ужасом, слезы сами лились из серых глаз, а сердце бешено колотилось.

Женщина подходила все ближе и ближе, рот ее внезапно стал расширяться, и тут девочка поняла, что женщина собирается поглотить ее душу.

Рот раскрывался все сильные, ветер начал холодить спину. Девочка чувствовала, как душа погибает, но внезапно все исчезло, и она проснулась.

Глава 1

– Катрин, помоги мне загрузить сумки в машину, пожалуйста.

– Иду, мам.

Это был самый худший день в моей жизни. До чего же быстро пролетело время, а ведь казалось, что до переезда еще куча дней.

Сегодня мы уезжаем из Кента в Лондон, папе предложили там новую работу, и, как сказала мама, нам там будет проще жить. Все этому очень рады, кроме меня. Зачем нам приезжать, ведь это наш дом? – думала я. И проще на новом месте точно не будет.

– Ну вот, вроде все собрали… Генри, посмотри, не осталось ли еще каких-нибудь вещей в коридоре.

– Хорошо, пап, – отвечает мой брат.

Ох, вот и все… так, только не переживать… Сейчас я закрою глаза, досчитаю до трех и проснусь. Раз, два, три.

О нет, это не сон, хотя это и так было очевидно.

– Дети, все в машину, – зовет мама.

– Мамочка, я уже в машине, – пропищала моя младшая сестра Айви.

– Умница, солнышко, – ласково сказала мама.

Я сажусь в машину у правого окна, Айви сидит посередине, а мой старший брат Генри – у левого окна.

– Ну, все готовы? – спрашивает папа.

– Нет!

– О боже, Айви, что случилось?

– Мама, я забыла своего мишку.

– Айви, ну что же ты так! Катрин, будь добра, возьми ключи и принеси мишку Айви.

– Хорошо, мама.

Ну вот, чуть что, так сразу: «Катрин, иди туда, сделай то…», как будто я им прислуга. Столько народу в семье, а все делаю я одна. Ну, ничего, зато в последний раз зайду в родной дом.

Я медленно вставляю ключ и поворачиваю в замке. Внутри пусто, и не потому, что все вещи вынесли, а потому, что тут больше никого нет. Как же я буду скучать по этому месту, по этим бежевым стенам… а эти персиковые узоры на потолке, они так согревали… Боже это место прекрасно!

Ну и где же этот медведь? О, наверное, в шкафу Айви. Точно, она всегда кладет его туда днем, чтобы он прогнал всех чудовищ. Значит, придется идти наверх.

– Катрин? – слышу я голос за спиной.

– А-а-а… о боже, Генри!

– Что?

– Что, что – напугал ты меня!

– Ой, прости.

– Да ничего, переживу. Ты, кстати, что тут делаешь?

– Ты нашла медведя? А то родители торопят, да и Айви уже начинает плакать.

– Да, нашла, он все это время был в шкафу.

– Отлично, идем.

Мы быстро спускаемся по лестнице, и я запираю дверь.

– Вот, Айви, держи своего медведя.

– Ура! Мистер Снежок! Какой ты непослушный! Мы больше не будем жить с чудовищами – в новом доме их нет.

– О, я очень надеюсь, что в новом доме у тебя не будет шкафа и ты перестанешь бегать ко мне в комнату по ночам. Хоть какой-то плюс.

– Катрин! Мы же договорились. Так будет лучше для всех нас, и не надо думать только о себе. Если тебе что-то не нравится, пожалуйста, не надо портить настроение всем, ясно? – строго говорит мама.

– Ясно, – киваю я.

– Ну что, теперь все готовы? – спрашивает папа.

– Да! – хором кричим мы.

– Тогда поехали! Прощай, Кент, надеюсь, мы не скоро увидимся! – воскликнул отец, и машина тронулась с места.

Мы едем уже полчаса, Айви за это время уснула, Генри читает свою книгу, а я с каждым километром все больше скучаю по дому и городу, в котором выросла. Вот почему, спрашивается, так происходит? Когда что-то случается, все счастливы, а я одна страдаю (и не только в этом случае), и всем наплевать на мое мнение. Родители всегда гордились только Генри и Айви, на любых семейных посиделках они говорят только о них. Про то, какой Генри умный, как хорошо он успевает в школе и какое великое будущее его ждет. Или про то, как Айви хорошо играет на пианино, а когда родителей спрашивали обо мне, им просто нечего сказать. Серьезно, самое ужасное в семье – быть средним ребенком между двумя идиотами, которые бесят тебя каждый божий день. Генри, правда, не так уж сильно меня доставал в последнее время, наверное, из-за выпускных экзаменов, к которым он упорно готовился и которые, разумеется, сдал на отлично. Но Айви… она вечно меня подставляет – каждый раз меня ругают именно из-за нее.

Однажды родители пошли вечером в театр, Генри пошел в библиотеку делать проект, а мы с Айви остались одни дома. Я сидела спокойно в своей комнате, Айви сидела рядом и рисовала, потом она сказала, что хочет пойти в свою комнату и взять что-то, я не расслышала что именно и выпустила ее. Прошло пять минут – слышу, что-то разбилось. Выбегаю из комнаты и вижу на полу осколки маминой любимой вазы. И это еще не самое страшное – хуже всего было то, что Айви сидела на полу и плакала. Нет, не по вазе – она порезала палец…

Я быстро убрала осколки и забинтовала палец сестре. Мне было не по себе. Хотела спросить Айви, как это случилось, но было уже поздно: родители вернулись. Айви тут же побежала к маме, честно ей все рассказала, но мама рассерженно посмотрела на меня. Папа взял Айви на руки и унес, а мама тут же стала на меня кричать, что я неблагодарная дочь, что они так много для меня делают, а я даже за ребенком присмотреть не могу. В наказание она забрала мой телефон и планшет на целую неделю! После этого случая я стала сторониться Айви, ведь у меня из-за нее одни неприятности, я даже старалась не садиться рядом с ней за одним столом – мало ли что, прольет на себя суп, и я буду в этом виновата. Мама всегда говорит, что, когда Айви вырастет, она (в смысле – сестра) мне все припомнит, но скорее я ей все припомню, чем она мне.

Да уж, в этой семье никто не может понять, как мне трудно…

Из-за Генри я тоже страдаю. Родители постоянно сравнивают меня с ним, говорят, что он лучший ученик в классе, одни пятерки в дневнике, а у меня успехи в учебе пока не очень.

Иногда я думаю, что не должна была родиться, ведь я для семьи пустое место, меня замечают только тогда, когда хотят о чем-то попросить. Нет, я, конечно, не против помочь, но проблема в том, что для родителей я невидимка. Вот самый простой пример: на моих школьных концертах они обычно не присутствуют – либо у них работа, либо они просто забывают о них (чаще всего первый вариант, но я всегда считаю, что именно второй). На концерты Айви или на выступления Генри они всегда ходят, а на меня у них, видите ли, нет времени. Ну да, я же пустое место.

Чувствовать себя лишней в семье неприятно, и я все время пытаюсь хоть что-то сделать, чтобы родители гордились мной. Однако это не так легко: подготовка к экзаменам становится все серьезнее, а тут еще этот переезд, а значит, новая школа. Как же я ненавижу перемены, они реально действует мне на нервы и портят жизнь!

Возможно, я не такая умная, как Генри, и у меня нет абсолютного музыкального слуха, как Айви, но зато я творческая личность. С самого раннего детства я отлично рисую, даже можно сказать, что у меня талант. Для рисования у меня есть все: гуашь, акварель, акрил, масляные, краски с блестками и самые мои любимые светящиеся краски. Также у меня есть пастель (сухая и масляная), угольки, сангина, карандаши разной мягкости и профессиональные маркеры. И бумаги самой разной предостаточно – из хлопка и целлюлозы для красок, специальная бумага для карандашей, скетчбуки для маркеров и бумага для пастелей.

Все это подарила моя бабушка Виктория – именно она обнаружила во мне талант художника, когда мне было восемь лет. Бабушка всегда делала все, чтобы моя техника рисования развивалась: на каникулах отправляла меня на курсы, где меня обучали наилучшим образом, как рисовать пейзажи, портреты, натюрморты и как правильно использовать материалы; также меня учили академическому рисунку и искусству иллюстрации. Я могу нарисовать все что угодно, тут уж мне точно нет равных, но только моим родителям все равно. А мне все равно, замечают они мой талант или нет, ведь я рисую для себя, потому что мне это нравится, и я горжусь своими навыками. Вот серьезно, у меня нет желания кому-то что-то доказывать. Зачем? Ведь это пустая трата времени – слушать тех, кто не разбирается в том, в чем ты сама разбираешься очень даже хорошо. Я не против критики, но она должна быть от тех, кто желает тебе добра, кто хочет, чтобы ты двигался вперед, кто может подсказать что-то. Насколько мне известно, полезную критику можно услышать от друзей, но у меня их, к сожалению, нет. Ибо со мной никто никогда не хотел общаться.

Глава 2

– Вот мы и на месте, – с облегчением сказал папа.

Я разбудила Айви и Генри (он тоже задремал), и мы все вышли из машины. Помогли папе вытащить чемоданы и сумки из багажника и начали осматриваться.

Дом был огромный и мрачный. Крыша темно-серого цвета. На двери висела цепь с замком, слева была небольшая веранда со скамейкой. Дом окружали мертвые деревья, а вдоль фасада росли кусты с красно-алыми розами.

– Это дом был построен в тысяча девятьсот двадцать восьмом году? – спросил Генри, глядя на фронтон где было написано «1928».

– Да, – ответил отец.

– Значит, этому дому уже… девяносто лет, – подсчитал брат.

– Так и есть. Никто, правда, не знает, кто здесь жил в тридцатые годы… Вроде тут был приют, но это неточная информация. Я сделал ремонт, заменил мебель на новую, так что внутри теперь очень неплохо.

– Надо же, приют… Какое совпадение, не находишь, Катрин? – усмехнулся Генри.

– Не смешно! – с раздражением ответила я.

Мой старший братец любит пошутить, что я приемная, «приютская» и все такое. «Ботан», «заучка», и шуточки у него соответствующие.

Отец вставил ключ в замок, открыл дверь, и мы зашли.

От двери начинался светло-серый коридор, ведущий к лестнице. Слева были очень даже красивые двери с витражными стеклами. Я решила первым делом посмотреть, что там, за этими дверями. Там оказалось кухня. В центре стоял длинный стол в окружении шести стульев; через большое окно была видна веранда; на противоположной стороне от входной двери маленькая дверь вела в кладовку.

Не могу не признать, кухня выглядела уютно. Стол был застелен белоснежной скатертью, а все остальное – разных оттенков серого.

Мое внимание привлек листок бумаги, лежащий на столе. Это оказалась записка:

Пусть в этом доме вы обретете

жизнь,

счастье

и

никаких КОШМАРОВ!

– Софи

Хорошее пожелание, но что значит «никаких кошмаров»?

– Катрин, ну как тебе кухня? – спросила мама.

– Уютная. Тут записка. – Я протянула маме листок.

Мама взяла у меня записку, прочла и сказала:

– О как мило с ее стороны!

– Софи – это кто?

– Софи Керг. Она жила здесь до нас со своей семьей. Приятная женщина. Она сделала нам большую скидку за дом, так что мы много сэкономили.

– Понятно… – протянула я.

– Катрин! – неожиданно позвала меня младшая сестра, я и не заметила, как она вошла. – Катрин, иди посмотри, какие там комнаты наверху. Такие симпатичные! Только, чур, самая первая комната моя – она мне больше всех нравится.

Ну вот, отлично, пока я тут рассматривала кухню, все уже выбрали себе по комнате, а мне, как всегда, что останется!

Я поднялась по лестнице и увидела Генри, стоявшего у стены.

– Ну что, ты тоже хочешь сказать, что выбрал себе комнату, а мне – самое худшее? – сухо спросила я.

– Как раз нет, Катрин. Я решил уступить тебе выбор. И, знаешь, я тебя прекрасно понимаю. В детстве у меня тоже кое-кто отнимал все самое лучшее.

Я залилась краской, вспоминая некоторые моменты, когда была самой младшей, еще до рождения Айви.

– Прости, и спасибо тебе большое. Вот уж не ожидала…

– Пожалуйста. Ты же моя сестра, да и все равно я скоро вас покину – через несколько месяцев у меня начнется своя жизнь. Хотя она уже началась, – сказал мой братец, не выражая никаких эмоций.

– Не говори так! – искренне воскликнула я.

– Да успокойся ты. Я буду вас иногда навещать, и к тому же я наверняка еще успею надоесть тебе за это время.

Он обнял меня и пошел вниз.

Я вошла в первую комнату. Нет, вы не подумайте, я не забыла, что эту комнату выбрала Айви, просто захотела посмотреть, и все. Стены тут были пастельно-голубыми, а не серыми, как во всем доме, все остальное – конфетно-розового цвета, что, по-моему, ужасно сочетается. Я просто терпеть не могу розовый, тем более конфетный, но Айви, как и все девочки в этом возрасте, предпочитают розовый. Ну что же, по крайней мере, эту комнату я бы точно не выбрала.

Вторая комната была цвета темного аквамарина, что меня очень привлекло, но болотно-зеленый ковер точно не в тему. Если ковер убрать, будет неплохо. Хотя… в такой комнате не очень-то комфортно жить, меня больше привлекают пастельные тона, чем эта жесть. Значит, идем дальше. Генри все равно, в какой комнате он будет жить, ему главное – чтобы было тихо и спокойно, чтоб его никто не беспокоил. Так что ему эта комната подойдет.

Я открыла дверь третьей комнаты, и… о боже, это просто великолепно! Она была в пастельно-лиловых и серых тонах. Очень красиво и просто идеально сочетается. Все, решено – я остаюсь здесь, эта комната просто создана для меня!

Я поспешила вниз, чтобы забрать свои сумки, и по пути столкнулась с Генри.

– Ну что, выбрала комнату? – спросил он.

– О да, мне понравилась третья, я в ней буду жить, спасибо тебе большое, Генри!

– Пожалуйста, – беззаботно ответил он. – Только ты теперь мне должна! – прокричал мне вслед братец.

– Что? Ты серьезно? – остановилась я.

– А ты как думала? Я что, просто так тебе уступил?

– Ладно, ладно, позже поговорим об это, хорошо?

– Без проблем, сестричка, – засмеялся он.

Я внесла в свою комнату три очень тяжелые сумки и один чемодан, в котором была вся моя одежда. Решила, что первым делом распакую сумки, а чемодан – потом. Из мебели тут были небольшой шкаф жемчужно-серого цвета, рабочий стол белого цвета (о да, белого!), полка над ним, кровать, застеленная нежно-серым одеялом, и белоснежная тумбочка. Все отлично сочеталось между собой.

В первой сумке лежали книги – детективы, ужастики и фэнтези. Я их все поставила на полку, но, к сожалению, поместились только пятнадцать книг, а у меня их тридцать три. Ну и что мне делать? Книги мне дороже всего, они должны быть всегда на виду, ведь, когда я смотрю на них, мое воображение включается. Ладно, пусть пока полежат на рабочем столе и тумбочке, потом попрошу родителей повесить еще одну полку.

Во второй сумке у меня были краски, карандаши для скетчей, цветные профессиональные фломастеры, уголь, сангина, пастель (сухая и масляная), пять больших альбомов (три из них заполнены) и маленький мольберт (еле влез). Все это я разместила в ящиках стола.

О боже, а где же мои кисти? Надеюсь, я их не забыла! Я быстро осмотрела сумку. О нет… ну почему я такая забывчивая? Неужели я не взяла их? Надо посмотреть, может, они в чемодане?

Быстро обыскиваю чемодан, в котором лежали одежда и часть книги, но кистей не нашла, и моя паника усилилась.

«Так, все будет хорошо, они где-то здесь, – внушила я себе. – Ты же еще не посмотрела третью сумку».

Точно, вспомнила! Кисти я положила в сумку с ноутбуком! Расстегнула молнию, вытащила всю свою электронику и во внутреннем кармане нашла кисти. Уф… Быстро сосчитала их – да, ровно двадцать пять – и положила в ящик.

Вытащив одежду из чемодана и положив ее в пепельный шкаф, я перевела дух и решила пойти изучать серый дом.

В коридоре висели три миниатюрные картины, на одной были изображены розы желтого и красного цвета, перед комнатой Генри висела картина с пионами, а перед комнатой Айви – с тюльпанами. Прикоснувшись к картине с розами, я убедилась, что они были нарисованы масляными красками, а внизу было написано «В. Жаккар». Очень даже неплохо, подумала я и перешла к другой картине. Пионы нарисовал некто С. Кератри. По мастерству картина немного уступала первой, но цвета были очень нежные. Автор третьей картины, с тюльпанами, был М. Ариас. Интересно, а сколько лет этим картинам? Я сняла картину с гвоздя и перевернула ее. На обороте было написано: «5 июня 1933 года». Значит, она была написана восемьдесят пять лет назад…

Повесив картину на гвоздь, я спустилась вниз, повернула налево и оказалась в гостиной. Обои были с узором, напоминающим засохшие ветки деревьев. Диван и кресла – темно-коричневые, из кожи. Мебель выбирали родители, все остальное было серым, но кресла с диваном как-то уж очень сильно выделялись.

Кстати о родителях. А где они? Что-то дома очень тихо…

Я вышла из гостиной и направилась прямиком на кухню:

– Ма-а-ам, па-а-ап, вы тут?!

В кухне их не было, однако на столе лежала записка:

Мы все ушли в магазин, вернемся через час-полтора.

Мама

Ясно… а меня с собой даже не позвали. Ну и ладно, зато теперь я могу побыть одна.

Я всегда любила оставаться одна дома, с самого детства, и мне ничуть не было страшно. Когда я одна, я могу фантазировать сколько угодно, чего никогда не делаю при людях, а тем более при своей семье. Невозможно предугадать реакцию людей, а ведь нам, к сожалению, очень важно, что о нас подумают. Меня никогда никто не понимал, и мне иногда кажется, что все считают, будто я сошла с ума. Но это конечно же не так, и в моих фантазиях нет ничего такого. Фантазировать можно в любом возрасте, а не только маленьким детям. Тем более что в детстве кое-кто не очень-то много имел друзей.

Весь мой внутренний мир – это мой внутренний мир. Он не имеет ничего общего с реальностью, но я хочу быть только там. Для меня это источник творчества. Я не та, кто будет следовать нормам. Мне нравится быть такой, какая я есть, но, увы, мне приходится быть скрытной, потому что я не хочу, чтобы меня судили, я очень сильно этого боюсь. Люди не должны никого осуждать, ведь это так низко и неблагородно. Слово «судить» имеет одно значение, но из-за того что все мы разные, мы вкладываем в него разный смысл, по-разному используем. Лично для себя я сделала вывод, что никогда никого не буду судить!