Электронная библиотека » Амолинг Амолинг » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 1 марта 2017, 12:20


Автор книги: Амолинг Амолинг


Жанр: Жанр неизвестен


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Шрифт:
- 100% +

АМОЛIНГ

НЕБОСКРӘБЫ В ТРАВЕ

неопоэма

ɪ

НОВЫЙ

ЧЕЛОВЕК


Ураган будет в городе с часу на час:

Соберутся народы в воронке последней,

Я останусь один, наблюдая вослед ей, –

В урагане смешается множество рас.

Ни культуры, ни взгляды, ни кожа, ни кровь

Разобщить не способны известные расы.

Я не белый, не чёрный, не жёлтый, не красный,

Потому что я верю в большую любовь.

Освещая высокое в мире родство,

Языков единенье, одухотворённость,

Говорю: нерушимая в мире сплочённость –

Между мной и тобой – для неё, для него.

Так с низов, мы – бок о бок – шагнём в новый мир

Сквозь года, сквозь печалей промёрзшие стены;

Ради наших детей, к поколенью почтенно,

Мы пройдём этот путь без штыков и секир.

Да начнётся, о Жизнь, величайший рассказ

О природе, любви и людей единеньи.

Соберутся народы в воронке последней,

Ураган будет в городе с часу на час.


Эпизод 1: Конец живого – начало неживого

1. Монолог отца

А столетья прошли – ошарашили земли:

Переделка понятий, засилье глупцов;

Отдалились от пращуров новые семьи,

Что гордятся богатством убийц и воров.

И жарок расцветает в стеклянной траве,

И звенят за рекою стальные стрекозы:

Знать, органика слилась с железом навек,

Как сливаются с небом метели и грозы.

Волочусь по Тула́ну, по пояс в железе…

Чистоту родника я признаю?

Попью?

О зернистом и хлебном мечтая и грезя,

Я природу сильнее железа люблю.

И храню в стебле сердца одно предсказанье,

Что когда-то сказал мне твой дед, мой отец:

«Коль погибнет Тула́н, то придёт наказанье, –

И деревьям, и зверю, и птице – конец».

2

Сто́ги, у асфальта сто́ги

Синие, всегда в пыли.

В дёрн крестьянки хромоногой

Провалились костыли.

Помогаю бабке древней,

Выйти с поля – нелегко!

В городе я, как в деревне

Современной, но глухой.

3

В городе нашем Лони́нго растёт –

Дерево, соединённое с травами,

Мхами, цветами поблекшими, алыми, –

Здесь целлюлозно-бумажный завод.

Дерево жизни нельзя вырубать…

Как мне рассказывал дед мой по матери:

«Если не станет Лони́нго, утратим мы

Лоно землицы и водную гладь».

Листья Лони́нго парят над землёй,

Словно воробушки – сине-зелёные,

Ветви врываются в рамы оконные,

Падая на́ пол мечом и стрелой –

Знак приближенья трагедий и войн.

Скоро столкнёмся мы с новыми буйствами?

Мир, разобщённый с природными чувствами,

В руки ладонь не берёт…

Телефон.

4

Стыдно смотреть, что – предания предков?

Бесится люд, сумасшедший и злой,

Новая поросль – врозь с головой,

Старые пни не рождают ростков.

Хлещут природу и рубят, и жгут

Леса останки.

И денежек ждут.

Смок, как в Гонконге, стоит над Тула́ном,

Катится дым по лугам и кварталам.

5. Плач леса

(Из книги Николая Зарубина «Осенние песни»)

Я – синичка, синичка, синичка.

Я – бельчёнок, зайчёнок, грачёнок.

Погорели гнездовья от спички,

Кем-то брошенной, незагашённой.

Мор и смрад опустились на землю,

Мы бездомные стали навеки.

И какого опились вы зелья –

Обезумели вы, человеки.

Я – кукушка, кукушка, кукушка.

Я лисёнок, а я – медвежонок.

Прислони своё ухо и слушай –

Ветер воет и он обожженный.

Обгорели от края до края

Неба синь и глубокие реки.

Что ты делаешь, видно, не знаешь –

Обезумели вы, человеки.

Я – букашка, букашка, букашка.

Я – листочек, травинка, кузнечик.

Погибать от огня очень страшно,

От небрежности человечьей.

Мы – живые, гонимые страхом,

Как же ты, человек, не заметил,

Что ступаешь дорогою праха?

Это – пепел…

И там тоже –

Пепел…

6. Монолог деда

Погорели гнездовья от спички,

Не поют подпалённые птички,

И леса не рождают росточков,

Не набухли весенние почки.

Что ж незваный прогресс технократий

Рвётся в хаты соседей да братий?

Мой внучок, расскажи, что в деревне

Жизнь – не жизнь, без картохи и ревня!

Расскажи, что блага́ технократий

Не заменят руки и объятий.

Напоследок скажи, чтоб травинки

Не топтали на нашей заимке!

7. Где моя Родина?

«Где моя Родина? Я вопрошаю…»

Николай Зарубин

– Где моя Родина?

Я вопрошаю

Поле, заросшее буйным жабреем.

– Там, мой отец, где преступник жиреет,

Там, где любовь, как крупа, дорожает.

– Где моя Родина?

Я вопрошаю

Голые пни от сведённого леса.

– Там, где честнейший писатель зарезан,

Там, где теперь не собрать урожая.

– Где моя Родина?

Я вопрошаю

Кроны берёзок – до вен обожженных.

– Там, где ребёнок, в железе рождённый,

Слово природы не слышит ушами.

– Где моя Родина?

Я вопрошаю

Небо и землю и сердце и душу.

– Станет планета светлее и лучше.

Я обещаю.

8

Пусть дождь размоет берега,

И ветер разбросает лодки,

И дом родной снесёт река,

А мне оставит лишь обломки.

Пускай в тумане пылких чувств

Любовь моя меня покинет,

И там, где душу я лечу,

Я никогда не буду принят.

Пускай со всех сторон – гроза,

Пускай я в землю врос ногами,

Не видят многое глаза,

Слова не смогут стать

стихами.

Другие захлестнут дела,

Поэт умрёт во мне для жизни.

Я буду знать, что жизнь прошла,

Но не пройдёт любовь к Отчизне.

9

В пламени северных сдавленных трав

Городом в эту осеннюю сонность,

Птице и зверю я жаждою прав-

диво сказать:

Впереди – безысходность…

Век небоскрёбов уж прибыл в Тула́н –

Чёрною мглою, осевшей на город,

Соединив железяки и план-

тации ржи, не спасающей в голод.

Мне же учиться уж срок подошёл

Ехать в незнаемый мной Лаксона́лис –

Город, в котором заблудшими пол-

ками России цветы приживались.

Так же и мне, как и этим цветам,

К почве другой и в другой атмосфере

Вскоре прижиться – прибиться и лам-

падами глаз засветиться на сквере.

Формулы слов, как строение трав,

Трудно постигнуть.

В осеннюю сонность

Птице и зверю я жаждою прав-

диво сказать:

Впереди – безысходность.

10

Заалей, о природное слово,

Меж простых, узнаваемых слов,

Меж людей и стеклянных домов

Заалей.

И потухни.

И снова

Заалей, заживи тех, кто ранены,

Воспали молодые сердца,

Успокой пожилого отца,

Помири континенты и страны.

Заалей, схоронись в океанах,

Не пускай на войну сыновей.

Затаись меж кедровых ветвей,

Пережди в развороченных скалах.

Сохрани и природу, и славу

Человечества,

Мудрых мужей.

Ослепляй, зазывай, хорошей,

Переплавь в украшения лаву.

Заалей, о природное слово!

Меж одних и других – пламеней.

Меж ракет, катапульт и камней

Заалей.

И потухни.

И снова

11. В аэропорту

Темным-темно, луна дымится,

Встречаю нужный самолёт –

Коль Бог не дал мне крылья птицы,

Мне птицу даст аэрофлот.

Лететь, лететь, лететь отсюда

На юг, на север – хоть куда! –

Прину́дить к ласке города,

Где нет людей и слишком людно.

Тула́н, ты в сердце навсегда!

Я расскажу твои просторы,

С природой вечное родство.

Встречай, технократичный город,

Ромашку сердца моего!

Пускай она не вянет в холод

И не теряет лепестков.

Встречай, технократичный город,

Плоды неведомых стихов.


Эпизод 2: Новые город и люди

1. Лаксона́лис

Лучами цветок на аллее измят,

Вокруг – суетливость, и – редко, местами –

Ломаются формы растений и зданий,

Людей неоформы бездушно молчат.

2

Вибрации подземок, вибрации вулканов.

Мне страшно непривычно бояться и молчать:

Стараюсь перепрыгать, стараюсь перемчать

Метро локомотивы, воронки ураганов.

Не звуки пианино, не шёпот тополиный

Скребутся у порога поэзии моей,

А стаи вертолётов, как рой пчелосемей,

А станции, заводы – в сетях электролиний.

3

А сколько несчастных людей здесь живёт!

В Тула́не родимом таких не встречал я,

Любимый нещадной и детской печалью.

Не трогай меня, невесёлый народ!

4. Разведка

Избе́гал все тропы и все магистрали,

Бурьянами кожу изрезал по грудь.

Вы столько кроссовок за жизнь не стоптали,

Спортсмен не стоптал и ещё кто-нибудь.

Вы столько зверей и бездомных животных

Не видели днём у осенней реки,

Военных не видели, сильных и потных,

Портретов природы, в заводах станки.

В асфальтовом холоде, грязный, заблудший,

Все надписи вслух прочитав под мостом,

Написанных краской – о страшном минувшем

И нежном, что вспомнишь в поту, перед сном.

Я видел, средь ночи тащился ворюга,

Неся телевизор подмышкой, и как

За кудри тянули – то ль ветер, то ль вьюга? –

За кражу его в глубочайший овраг

С названьем большим для людей «Справедливость»,

И луч его щёки, глумясь, обжигал.

Я видел.

Я видел.

Мне это не снилось.

Я всё здесь избегал, я всё исшагал.

5

В тумане печалей и юности грёз,

Живу я среди загазованных звёзд,

Живу средь бомжей, не стыдящихся слёз…

Ах, город, в котором поэтом я рос!

Здесь было живое, сегодня – мертво:

Как мир ни прекрасен, людишки его

С природою чуткой не ценят родство.

Иду:

Дом,

Дом –

Двор.

А я не из робких, пусть знает народ!

Смотрю: пролетел надо мной самолёт!

Смотрю, как деревья сплелись в хоровод!

Отец, наш Тула́н никогда не умрёт!


Эпизод 3: Ла

*. Моя идеология – из моего сердца

Мои годы в университете в этой книге и последующих (если будет нужно) я – если и стану – затрону вскользь. Почему: кто бы чего ни говорил, но университет должен был стать манифестом личности, а не психбольницей, где все твои убеждения и идеалы берут в смирительную рубашку однобокой трактовки литературы, – чаще всего бездарной, где узколобый национализм и псеводомораль преподавателей преподносятся фразами – цитирую: «Ты не должен говорить, что ты – русский», «Горький отразил крестьянство с его вечным хамством», «Никому не говори о Боге», ««Заратустра» не похож на Библию», «Творчество нельзя объективно оценивать» и многое другое. Я был тогда ещё дитём, но уже понимал, что мне навязывают что-то, чему не дают название, но к чему я обязан прийти, – это похоже на работу, где тебя сначала ограничивают во времени на личную жизнь, затем запрещают говорить, что ты думаешь – дабы не внести разлад в коллектив и в конце концов из тебя творят раба чужих мыслей, чужих идей и мнимых подвигов на благо предприятия, где ключевое звено даже не ты, а твои время и силы, – в том числе и сердечные. Оказавших в этой социальной психбольнице, у тебя пропадает голос, формируются комплексы и опускаются руки; ты понимаешь, что твои лучшие годы идут не на твое развитие, как личности, а на достижение чьего-то превосходства в мире над всеми, кто рождался, родился и будет рождён, поэтому моё повествование продолжится в русле моей истории – из глубины моего сердца.

1

Мы познакомились с Лой

На журналистике злой,

Где говорили о силе

Преподаватели «синие».

Где говорили о лире,

Но забывали о мире,

Где говорили о том,

Как заживём мы потом.

Первый рассказ о любви –

Первые губы твои.

2

Странная радость –

Сидеть с тобой рядом.

Молчание сада.

Ночь.

Автострада.

Странная радость –

Одним оставаться.

Неба громада.

Забытая станция.

Странная радость –

Не чувствовать время.

Неба громада –

Небесные сени.

Ночь.

Автострада.

3. У искусственного озера

В белом озере тонут плечи

Алюминиевых быстрых лодок.

Ты спокойна, как этот вечер,

Ты прекрасна, как наши годы.

И в тебе – понимаю, вижу –

Всё бурлит, всё – как пламя – огненно;

Я надеюсь, никто не выжил,

Кем была до меня наполнена.

От плечей алюминиевых лодок

На воде серебрятся кольца.

Для тебя я, как небо, кроток, –

Доверяй мне, люби, не бойся.

Знаю, косы путей запутает

И судьба, и печали золото,

И окажутся встречи – минутами,

Станут волосы белым холодом.

И на землю ногою слабою

Ты не ступишь с былой надеждою.

Я тогда, моя Ла, про тебя спою:

«Ты была, как тот вечер, нежная».

4. Минималистическое предчувствие

Белая комната, спящая Ла,

Окна открыты, а двери закрыты.

Смуглое тело, как тканью, укрыто

Гаснущей тенью от крышки стола.

Пряди волос по цветной простыне

На́ пол стекают косыми ручьями.

Есть, что не тронуть умом и руками, –

Дикое, нежное – нужное мне…

Ла улыбается: видно, ко сну

Доброму скромно ланитой прильнула.

Сильно устала и быстро уснула.

Нет, ни за что я её не коснусь…

Слышу – стучит за окошком капель,

Чувствую – та же капель между нами…

Белая комната пахнет цветами,

Дождь проникает в оконную щель.

5

Спи, придуманное чудо,

Затерявшийся котёнок, спи.

Ночь катает луноблюдо

По костяшкам горных спин.

Отражаются созвездья

На нетронутой воде.

Так бы прожил я лет двести

В этой ясной немоте.

6

Ла собиралась к себе, в Гуанчжоу;

Мыльца, крема, духи.

Взгляды, слова – глухи, –

Всё мне казалась заморской княжною.

Автомобиль у подъезда стоит.

Что-то предчувствует горе-пиит…

7

Что таят молчаливые руки?

Что сказать не сумели глаза?

Мы в кафе на бульваре разлуки

Молча ждём то, что я заказал.

На столе – треугольник салфетки,

На паркете – квадраты теней;

На стекле отражаются ветки,

Словно руки любимой моей.

И она – неподдельное чудо –

То моя (это точно) вина –

Наблюдает в окно луноблюдо,

Вроде – рядом, а в общем – одна…

Вот последний уж заняли столик,

Ну а я – будто всё позабыл –

Не могу накопить в себе сил,

Чтоб признаться – её не достоин.

Превратилась в комочек салфетка

И расплылись квадраты теней;

Луноблюдо запуталось в ветках,

Словно в пальцах любимой моей.

Заалело печальное слово:

«Нам пора… нам пора на вокзал».

Я прощаюсь с тобой, чтобы снова

Слушать руки твои и глаза.

8

Из балкона берёзка росла –

Ствол широкий, а корень ослаб.

Обрубили ей ветки, макушку:

Застилала собою однушку.

Тополя и высотки и мы –

В предвкушении скорой зимы –

Говорим и молчим у дороги.

Самолёты парят, как сороки.

Воспарил: я обрушивал мысль

На богатых, на бедных и жизнь,

Говорил, что в Тулане не счесть

Тополей и берёзы там есть,

Что – за далью громад-технократий –

Есть места, что вовек не узнать ей.

Я притих.

Ла сказала:

«Мой милый,

Я другого люблю и любила».

9. Расставание

Деревянный и шаткий мост

Нас привёл на вокзал уснувший.

Под ромашкой из первых звёзд

Ты сказала: «Так будет лучше…».

Привокзальный фонарь погас,

Месяц падал бескрылой птицей.

Ничего не осталось в нас –

Всё прошло, не успев родиться.

Заалел на губах вопрос:

«Всё ли правильно в этом мире?»

Ветер рвёт облака волос,

Но я весь, до основы, мирен.

10

Поезд.

Рельсы.

Провода.

За спиной прощальный свист.

Уезжает навсегда?

У неё – другая жизнь?

11

Когда луна бросает свет на город,

Я не могу уснуть, охваченный тоской, –

Не потому, что нет тебя со мной,

А потому, что миг до встречи долог.

И комната мне кажется чужою

Без юбочек и туфелек твоих,

Серёжек и колечек дорогих.

Что делать мне, когда ты в Гуанчжоу?

«У нас такая ночь!» – она мне пишет.

«В России – всё спокойно», – я пишу.

В мечтах,

Во снах

Одну тебя ищу…

Моё большое сердце, тише.

Тише!

Я не один – любовь всегда со мною.

Я столько песен о тебе сложил!

И знаю (знаешь ты), я заслужил

Хранимым быть твоей большой любовью.

Ни в жизнь не опровергнут день и случай

Мою к тебе любовь.

И навсегда

Бессильны между нами города.

Я на планете

Всех людей

Везучей?

Но комната мне кажется чужою…

Что делать мне, когда ты в Гуанчжоу?

12. Сообщение от Лы

«Покидаю любимый Китай.

Не кори, не кляни, не скучай…

Я приеду – мы встретимся снова,

Я даю тебе честное слово».

13. Звонок

«Не пиши, не звони и забудь,

Мы из города скоро уедем», –

Позвонил и сказал эту муть

Парень Лы;

Был он зол и рассеян.

Ах, какой же бесстрашный он гусь!..

Не догладил для встречи рубашку.

Удивился? Не очень…

И пусть:

Я бросаю в окошко ромашку.

14. Что такое ревнивец

Никто не поймёт, что в его голове:

Молчит, но я слышу – дрожит естество,

Спокоен, как лев, но всегда у него

Глаза на спине и кинжал в рукаве.

15. Она сама ко мне пришла!

Не прощай мне нашу встречу,

Не прощай мне эту муку.

Ты останешься навечно

Нелюбимым трудным другом.

Ты останешься печалью,

Ты останешься истомой.

Я тебя не повстречаю:

Опечален, но не сломан.

Не звони.

Твоя улыбка

Будет мукою другого.

Растеклось, что было зыбко,

Не осталось в сердце крова.

Я уйду, не оглянувшись,

Ты уйдёшь, не попрощавшись.

Будет проще, будет лучше –

Я с другою повстречаюсь.

Но всегда я буду помнить –

В нашей встрече есть наука:

Кто встречается исполнить

Слово делом – лучше друга.

16

Она ушла, я, опалённый,

Чужой судьбою осквернённый,

Накинул куртку и пошёл

Туда, где сердцу хорошо.

17

Из балкона берёзка росла –

Ствол широкий, а корень ослаб.

Где к закату сказала:

«Мой милый

Я другого люблю и любила», –

Словно в знак завершившихся чувств,

Отпилили берёзовый бюст.

18

И туман, и грустят незабудки,

День двуликий, двуликий такой…

Я вдыхаю дым новенькой трубки,

Словно тёплое пью молоко.

Забываются слёзы и детство,

Бледной алостью вечер обвит, –

Затянулось ненужное бегство

От себя, от тебя, от любви.

Не грущу, а украдкой вздыхаю, –

Проверяю травинки на вкус.

Кто тот ангел, взмахнувший крылами,

Словно в знак завершившихся чувств?

Ты ушла – ты вернулась к другому,

Но меня не сломила ничуть:

Схороню я на сердце истому –

Поцелуев прошедшую жуть.

Незабудки помну и в придачу

Упаду в голубую траву.

Соберусь в дальний путь и удачу –

Как когда-то тебя – позову.

19. Сверстнику

Мне дорог опыт, опыт – нужен.

Сквозь годы странствий и ветра

Скажу: не обнажайте душу,

Кто обнажил, не жди добра.

Когда с любимой топчешь лужи,

Наполнен радости теплом,

Скажу: кто будоражит душу,

Того есть мир в тебе самом.

Когда тепло сменила стужа,

И ты совсем идти устал,

Скажу: кто согревал мне душу,

Того ещё сильней держал.

Но много тех, кто любит рушить,

Мечтая твой талант подмять.

Скажу: с трудом взрастивший душу,

Себя в себе не смей терять.

Молчать всегда и кротко слушать?

Чужими сказками я сыт.

Скажу: оберегайте душу,

Не уберёг – считай, убит.

Но как бы опыт ни был нужен,

Куда бы жизнь не завела,

Я так же обнажаю душу –

Кому не достаёт тепла.


Эпизод 4: Инне́ль и первые откровения

1. Любовь

И ночь называю тобою, и день.

Тобою себя

Я обидел:

Не знаю тебя и не видел

Нигде.

2

Треугольники окон – вершинами вверх,

Словно птицы, в тумане летящие к звёздам.

Я квартиру люблю, если вечером поздним

Льют дожди, подчеркнув переливами сквер.

Я мечтаю – один,

Засыпаю – один,

Волны строчек текут… Или это дороги,

Что прошёл я, запомнив на свете немногих?

Я сегодня – брюнет, а вчера я – блондин.

Жизнь в полёте над миром ничуть не видна,

Если ты на земле не усвоил уроки.

Я в течение жизни и строчки, и крохи

Собираю на книжку, где будет Она…

Кто Она? – я не знаю.

В какой стороне,

Пережив расставанья, чуть раньше – разлуки,

В одиночку блуждает, несёт свои муки?

Всё равно – это знаю – достанется мне.

Треугольники окон – вершинами вверх,

Словно птицы, в тумане летящие к звёздам.

Об одном я мечтаю: чтоб вечером поздним

Из окна я смотрел вместе с Нею на сквер.

3

Надолго ли останусь я таким –

И в звездопад, и в тишину ночную

Бессмысленно иду к тебе один,

Иду к Тебе, чтоб повстречать Другую.

Наскучил переполненный квартал,

Порвался там, где сердце, старый свитер.

Я много девушек любил и знал,

Но всех забыл, когда тебя увидел…

На светлом перекрёстке – темный люд,

На однотонном мне – цветные блёстки.

Ищу людей, которые найдут

Во мне ромашки, травы и берёзки.

Ну, а пока душа веселья ждёт, –

Веселье – ум – простору мысли учит.

Я случай жду, как жизни поворот,

Я случай жду, простой и лёгкий случай.

Последняя маршрутка, звездопад,

Улыбки чьей-то глупое сиянье…

И я живу, и жизнь моя глупа.

Поэзия? – плохое оправданье.

4. Знакомство

– Привет!

Привет!

– А… как дела?

– Отлично.

Пёрышко крыла

Виднелось в горней вышине,

Как рыбка в первой полынье.

Деревья в звёзды я ряжу:

– Иди за мной, я расскажу

Тула́ны, вечные в листве,

О детстве и моём родстве…

5. Первенец

Добрым родился – рада земля! –

Ветреной ночью – гордость Кремля.

С платья природы ссыпался снег.

Трудится русский, с ним же – узбек.

Домик из брёвен,

Мать и отец.

Общий один я.

Пе́рвене́ц.

Брат – по отцовской – умер во сне,

Тот – что по матери – умер во мне…

Люто рыдали лес и семья…

Умерли двое.

Первенец я.

6

Посадила мать морковку.

Лили частые дожди,

Покупались мне обновки.

Дни летели, мчались дни.

Мой отец рыбачил ловко,

Мать кормила поросят.

Быстро выросла морковка,

Вместе с нею вырос я.

7

А так положено Поэту?

Во все я щели рьяно лез:

То с другом в поле, то мы – в лес, –

Мотались, как ветра, по свету.

Таскали мы вагоностойку,

Сдавали мы металлолом.

Земля, мой детства друг – Антон,

Ходили мы вдвоём на стройку.

Игривое мальцов преданье –

Ремней и шишек – завались.

Ныряли в речку, словно в высь,

Ну а зимой – скорей на сани!

8

«Катитесь, сани! Город, вейся!»

Причуда детская моя!

Лечу с горы, на всё плюя,

Как на футбольном поле Месси.

Я, словно Кришти, оборону

Вскрываю северных снегов;

Уже сошло мильон потов,

Ужель не стать мне чемпионом

Бобслейных трасс и разных горок

Страны добрейшей и большой?

О сани, наперегонки с душой

Летите до родных задворок!

9

Удар.

Я на землю упал, сотрясаясь,

Горошины звуков посыпались в снег.

Палата больничная – дом, и ночлег.

Включите в мозгу моем памяти запись!

10

«Несётся и вертится автомобиль,

Ограды снежинок на узкой дороге

Снося и дробя…

Я потрогала ноги

Твои…

Переломаны, словно горбыль», –

То мать вспоминает.

Возили меня

Из школы и в школу, из школы и в школу.

Ах, детство: бинты, переломы, уколы!

Ах, боль, что сильнее стихии огня!

Хожу еле-еле, закутанный в плед,

Болею тоскою, в неволе болею.

Борюсь с этой болью. Я право имею!

Ах, сколько в печали потерянных лет!

О жизнь, мой рассказ до небес распали,

И пламенем слова древесную сонность

Взбодри!

О любовь и одухотворённость!

Стоять не могу.

Где мои костыли?

11

Долго родители переживали,

Думая, как бы ребёнка поднять.

Скоро решились отец мой и мать

На операцию, где проживали.

Век медицины достигнул Тула́на.

Радуйтесь, люди, любите соц. страны!

12

Чтобы мой разум и тело спасти,

Долго корпели врачи и природа:

Пара хирургов, одна непогода, –

Помню, как бестеневой засветил.

Травы широкие – линии в цвет –

Через окно прорывались под кожу,

Стебли по венам текли, словно позже

Руки хирургов, искусственный свет.

Вместо костей мне вживили металл –

В руки и ноги.

И грозы, и взрывы

Мне нипочём, как спортсмену заплывы.

Тело окрепло.

Я на ноги встал.

Эндопротезы в суставах моих,

Молнии мне прижигают порезы;

Сила природы во мне и железа,

Всё принимает мой взвешенный стих.

13

Обе природы в себе заключив,

Я исцелился от частых болезней.

Плоти нежней и железа железней,

Рвётся из недр сердечных мотив:

«Вот я иду – полужив, полумёртв? –

Ветра быстрее и ливня мощнее,

Э́ВМ рифмы пока не точнее,

Слаб – неизвестностью, замыслом – твёрд:

Нежной природы спасти красоту –

Вот моя цель и отца-исполина.

Яблоня, зрей и не бойся, калина,

Скоро для дела и я расцвету».

14

Лаксона́лисы тёмные краше, чем поле,

Молодёжь железяками вдруг одолели.

Мир затих

На ланитах моих и Инне́ль и

Появился румянец любви поневоле…

15. Слова Инне́ль

А я читаю: хайку, танка.

Твой мир и ты – неровня мне:

Ты – редкий камень, ты – с огранкой,

Мерцаешь в горней вышине.

Пред нами – чудо-небоскрёбы!

Внутри – поля и города…

…Как сделать так, остался чтобы –

На день, на месяц?

Навсегда.

16

Оторопел, листва слетела

С деревьев жёлтых, как песок.

Как зёрна тихий колосок,

Терял я слёзы и метели

Души моей.

Отваги мало –

На плечи кинуть удила́.

Случайность быстро нас свела,

Но разум сердце сделал сталью.

17

Если моё тело не душа, то что же тогда душа?

У. Уитмен

Увлечь за собой не имею права,

Объятья – скрестить две руки навек.

Нужна ли поэту такая слава –

Принять и отвергнуть, о человек?

Любовь – что объятья души несмелой,

Любовь – что привить на груди росток,

Но если уж сердце твоё не спело,

Пленять позабудь симбиозом строк.

Тушуюсь сказать, что люблю другую, –

Пусть Ла не любила, но я любил…

Болтаем.

Молчим.

От тебя бегу я,

В сердцах, меж ветвей зоревых рябин.

Инне́ль, не проспи – вот и дня начало,

Домой – в невесёлый, но свой уют.

Задело меня, что вчера сказала:

Уют не всегда там, где верно ждут…

Знакомство приятно, но эта тишь

Домов и рябин к расставанью лишь…

18. Письма

Инне́ль, устал от писем о любви,

Когда один – писать не надо:

Земной коры я наблюдаю сдвиг

И осень молча провожаю взглядом.

Не сплю и не пишу который день.

В глазах – печали вызревшая нива.

Колышется в окне моём сирень,

И что-то ей нашёптывает ива…

19. Сон перед расставанием

Ты ль вошла в этот сон несказанным свеченьем,

Проходя сквозь машины, скамейки, деревья,

Ничего не коснувшись, как сон, как творенье

Моего беспокойного воображенья?

Громкий город затих, но шумели аллеи

Голубою листвой и водою фонтанов.

Мне почудилось, словно стою средь вулканов,

Мне почудилось, словно стою средь метелей.

Всё в тебе собралось, как энергия мира,

Говоря о тебе и не скажешь иначе:

Я не знаю тебя, но ты многое значишь

Для меня – для поэта бездушной квартиры.

Отключили энергию в городе – драма:

Исчезает весь мир, как с большого экрана.

И пропала, мерцая, твоя голограмма,

Как мечты верный знак, – непонятно и странно.

20

Я скоро понял: не сойдёмся

На веки вечные с Инне́ль.

Пускай с сердец придёт метель

На землю.

Люди, поклянёмся

Другим не врать с начала встречи

И в плен не брать простых сердец.

Скажи, земля, скажи, отец –

Как лишней встречей не калечить?

«Ты – не моя», – ответ простой.

Животное во мне, постой…

21. Письмо Инне́ль

Не стала радостью и тёплым ветром,

Несущимся навстречу в трудный час,

И так случилось вдруг, что я погас

С тобою, как фонарь, – перед рассветом.

Табачным дымом пахнет в спальне мебель,

Пишу опять и мысль моя верна:

О чём пишу – не в том моя вина,

Лишь в том я виноват, что с Нею не был.

Она пришла в мой сон – с планеты сердца,

Когда ни мать, ни друг не помогли,

Когда в кармане кончились рубли,

Когда не жизнь, а – маленькая пьеса…

Когда на мир вокруг ты смотришь мудро,

Уставший вдаль идёшь, срывая снег.

Когда никто не любит, любишь – всех,

А на душе всегда такое утро…

Прости, что я любил не той любовью,

Прости, что думал строчками о Ней.

Не вздумай никогда винить сильней

Меня,

Чем виноватых

Кровью.

22. Месть

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Веки смежила, как крылья,

И поклялась отомстить.

Только тогда вдруг открыл я

Мудрость простого «прости».

Дом, развлеченья, заботы –

Море кокетства и лжи.

Нет, мой читатель, ну что ты –

Я без неё не тужил.

Так же мы с нею дружили

(В дружбу играли, точней),

Так же сентябрь унылый

Плавил листву тополей,

Так же на всём белом свете

Правили холод и зной.

Год.

И другой.

Я заметил:

Что-то случилось со мной…

Быстро пришло наказанье –

Время диктует своё:

Снова я жажду свиданья,

Вот я влюбился в неё.

Не приняла оправданий.

Темень, лишь темень вокруг…

Стервой ты стала с годами.

В стерву влюбился мой друг.


Эпизод 5: Преодоление

1

В детстве сияла тоскливо луна,

В отрочестве – луноблюдо,

Может быть, встретится вскоре Она,

Видная в грёзах предзимних, как чудо.

Долго менялся, ломался и вдруг

Над небосводом взошёл лунокруг.

*. Три года

Однажды в кафе я долго наблюдал за иностранными студентами (скорее всего, это были китайцы). Парень смотрел фильм с ноутбука, а две девушки общались в социальных сетях, и за два часа, что я за ними наблюдал, парень только однажды что-то спросил и – всё, то есть произнёс только одно предложение. Эта ситуация мне напомнила сначала название романа Я. Вишневского «Одиночество в сети», а позже роман С. Минаева «ДУХLEES» – романы, не представляющие никакой литературной ценности, но поднимающие важную тему – «век прагматики». Прагматика стала главенствовать на земле на столько, что мне хочется, как будто бы старику (а, может, и не совсем старику), говорить избитыми фразами из пабликов: «Я из тех безумцев, кто ещё верит в настоящую любовь», как и в сострадание, сопереживание, помощь ближнему и т.д. Причина всему – потеря связи с природой. Я хочу сказать, что по причине урбанизации, роста населения, уничтожения зелёной зоны на земле человек убивает себя сам. Мои внутренние этика и эстетика заставляют меня писать «Небоскрёбы в траве», потому что, по моему мнению, пока ещё можно что-то изменить или хотя бы замедлить процесс развития планеты, который смело можно назвать подменой, потому что денежная система подразумевает не восполнение ресурсов и равенство людей, а использование ресурсов и разграничение на классы. Развитие планеты – не что иное, как истребление земли, и другого определения в рамках России (Москвы и Санкт-Петербурга), Китая, Америки и других урбанистических стран быть не может. Из нас, индивидов, – намеренно или нет – делают высокоинтеллектуальный скот, говоря, что делать и как жить, навязывая призрачные ценности, вроде денег и самоутверждение, исчисляемое в валюте. Людей превращают в рабов, а сам глобальный вопрос развития человечества ставится на карту. Я не могу этого допустить, потому что я живу среди этих людей, потому что я выхожу на улицу, и на каждом баннере, в каждой песне, в каждом автобусе вижу одни и те же знаки, говорящие о том, что я должен или не должен делать. Я не хочу ни с кем бороться, но в тоже время борьба неизбежна по причине того, что кто-то точит на меня зуб за пределами моей зоны комфорта. Не сидеть же всю жизнь в интернете, где талантливых людей – тысячи?

Моя жизнь после Лы и Инне́ль – в связи с перипетиями, которые творились со страной («Болотная» и «Майдан») и новыми обострения межконтинентальной и межнациональной розни – пошла другим чередом: изучение национального вопроса, вступление в союз писателей, изучение трудов Жака Фреско и новых технологий, чтением поэзии 21-го века, прослушиванием электронной музыки и поиском новых течений, чтением интервью известных политиков и экономистов и многим другим. Я как бы вычеркнул эти три года, чтобы накопить материала для новых книг, катапультой для которых служит «Небоскрёбы в траве: Новый человек», всё это время я продумывал концепцию «Небоскрёбов», потому что эта книга мне важна, как и я сам, вернее, она мне важна, потому что это и есть я.

2. Преодоление

А студенчества годы пройдут, как мгновенье, –

Вереницы интрижек и литры вина.

Нагулялся сполна, наругался сполна,

Но теперь моя миссия – преодоленье!

Я устал жить в удушливом немощном мире,

Где развратниц подкожных и шлюх – миллиард,

Где прохожий боится летящих петард,

Где укрыться от глаз невозможно в квартире,

Где расизм преподносят, как дело святое,

Где Америка нынче – учитель и Бог,

Где в умах не величье, а чертополох,

Где моё поколенье гнобят, молодое,

Где за каждой строкою – нещадная слежка,

Где сказать о проблеме – страшнее всего,

Где важнее деньга и его, и его,

Где агония, травля, разрозненность, спешка.

Я устал, но себе не прощу и в покое

Не оставлю себя, государство и люд:

Мои силы на благо планеты пойдут,

Никому не решиться ни в жизнь на такое,

Ведь теперь моя миссия – преодоленье

Ломовых однобоких опаснейших действ.

Никогда человек не допустит злодейств

Всеохватных – моё и твоё поколенье!

3

Мироустройство земли изучал:

Кто примеряет судьбу палача,

Кем пообедали всласть олигархи,

Чем занимались тихонько епархии,

Как защищаться простому народу,

Кто поборолся и слёг за свободу.

Мало имён есть фундамент земли,

В вечности сердца Мухаммед Али.

4. Спасибо, Али!

Лишь в пути я проверю себя на сто раз,

Обездушу стихи и воскресну для чувства:

От тебя, О Али, перенял я искусство –


Страницы книги >> 1 2 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации