Текст книги "Агент СиЭй-125: до и после"

Дома, в Ереване, папа жил этими письмами; он знал их наизусть, нумеровал, работал над ними, опять перечитывал, писал комментарии на полях. Как-то моя тётя (папина двоюродная сестра) написала мне, что когда бы они ни зашли к нам домой, папа сидит в кресле в центре комнаты, со всех сторон обложенный моими письмами, и так и ждёт с нетерпением (или, как любили шутить у нас дома после ляпсуса одного из футбольных комментаторов, с нестерпеньем), пока его кто-нибудь попросит почитать последние новости. А мне, словно в унисон моим настроениям, папа писал: «В общем, живём в сплошных переживаниях, рассуждениях и построениях гипотез о тебе. Балик джан («балик» по-армянски значит деточка), я боюсь на твоей почве сойти с ума. Состояние меняется синусоидально – то мне кажется, что всё будет в порядке, никаких сомнений не может быть, то, наоборот, начинаю представлять, что ты в настолько тяжёлом положении, что у тебя ничего не получается, ты решаешься на обратный путь, и меня бросает в отчаяние и вечную тьму. И эти состояния сменяют друг друга с завидной периодичностью и без передышки. Мама тоже страдает и время от времени беспокоится, что ты можешь не выдержать, но я её успокаиваю. Большое для нас облегчение, что мы по тебе не скучаем (в одном из своих писем домой я просила не писать мне ничего душещипательного, так как сама очень тосковала; папа чётко выполнял мою просьбу), да и тту («тту» – по-армянски «кислое», маринад – мамино соление, которое я очень любила и которое она засолила непосредственно до моего отъезда) в этом году неудачный – сладкий, противный (маринад, как всегда, был отменный, просто очередное выполнение моей просьбы)».

Первая неделя апреля оказалaсь переломной: три с половиной месяца неустанного поиска дали свои плоды. За одну неделю я получила четыре предложения: первое в Лос Анджелесе – из маленькой компании, занимающейся базами данных, второе в Ирвайне – из UCI (University of California, Irvine), где мне предлагали научную (postdoctoral) позицию, третье в Нью-Йорке – из начинающей компании, наиболее близкой по профилю к моей узкой специальности и четвёртое в Бостоне – из компании, занимающейся оценкой и моделированием производительности компьютерных систем с использованием искусственного интеллекта. Я оказалась перед трудным выбором: с одной стороны хотелось в Нью-Йорк, с другой стороны – научная университетская позиция гораздо больше привлекала меня и соответствовала моему нутру, с третьей же стороны – бостонская компания была гораздо более многообещающей с точки зрения разрешения моих иммиграционных проблем и профессионального роста. Пришлось изрядно поразмыслить, и сделать это мне помогли мои новые знакомые. Вместе мы решили, что самым правильным для меня будет согласиться на Бостон.

Осуществилось невероятное: компания взялась поменять мою туристическую визу на рабочую и взять меня на работу в момент, когда многие, давно проживающие в Америке люди, теряли работу! Ликовала я, ликовал папа, ликовали все мои знакомые. Не заставил себя ждать и брат. Он при первой же возможности прислал письмо, в котором предлагал учредить премию под названием: «Вся планета – мой дом!» и наградить меня ею.

Я ещё раз полетела в Бостон, подписала контракт и должна была приступить к работе, как только получу визу. Предполагалось, что это должно занять порядка восьми недель. Это были прекрасные дни, когда я просто наслаждалась жизнью, не пытаясь никому ничего доказать и не имея никаких задач, подлежащих срочному разрешению.

За это время я наткнулась на некоторые отличительные детали сугубо американской действительности. В частности, обнаружила, что в Америке можно найти соответствующий прибор или устройство абсолютно для всего. Приспособить что-то для употребления с целью, отличной от узко определённого предназначения, как это было принято у нас – такое просто не рассматривается. Для любого действия должно быть изобретено какое-нибудь весьма специализированное устройство. Можно себе представить удивление советского человека при виде двух маленьких штырей, созданных специально для держания кукурузы с двух сторон. А как насчёт ложки для кушания только грейпфрута, или устройства для отделения косточки именно авокадо, или прибора, помогающего кушать исключительно киви? Это выглядело полнейшим развратом. Ведь получи советский человек кукурузу, он, без сомнения, сразу нашёл бы, чем её держать. А грeйпфрут, авокадо и киви сами по себе были бы моментально без всяких причиндалов и без всякой жалости съедены.

Все перечисленные выше приспособления принадлежат к пищевой сфере, но не обделены и другие области жизни, причём дело не ограничивается только материальным миром, а с такой же полной покрываемостью распространяется на мир интеллектуальный и эмоциональный.

В магазинах можно найти молотки для забивания больших гвоздей, средних гвоздей, маленьких гвоздей; открытку, поздравляющую каждого конкретного человека с каждым конкретным событием от имени каждого конкретного человека и так далее, и тому подобное.

А раз есть прибор для всего, то почему бы не быть и подробному пособию для всего? Причём темы пособий распространяются далеко за пределы приборов и устройств. В книжном магазине легко можно найти руководства к действию типа: «Как искать работу», «Как не бояться», «Как растить детей», «Как отучить детей (от одного до пяти лет) от подгузников и научить садиться на горшок», «Как выходить замуж или жениться», «Как любить», «Как не любить», «Как не скучать». И всё это – с подробнейшим, шаг за шагом, алгоритмом, что, как и когда делать. Казалось, что можно найти пособие по корректировке каждой малюсенькой эмоции. Особенно много пособий я видела про любовь. Чувство это не из лёгких, того гляди причинит боль, потому всё должно быть идеально нормированным: так, чтобы вдруг не слишком много, но при этом достаточно, а без пособия ведь контролировать трудновато!

Удивляло меня, сколь многие (даже из числа моих знакомых) пользуются услугами психолога или психиатра. Я не понимала, почему люди обращаются в такие заведения во многих случаях лишь для того, чтобы рассказать, что происходит в их жизни; почему многие глотают таблетки, чтобы лучше концентрироваться или чувствовать себя счастливее. Не понимала до поры до времени, до тех пор, пока на собственной шкуре не пришлось испытать, как человек может до этого дойти, или, вернее, как его могут до этого довести. Теперь знаю, больше не удивляюсь, но тогда, едва приехав из Советского Союза, где к таким специалистам обращались исключительно очень серьёзно больные люди, я ничего не понимала и не знала, в чём же смысл такой популярности этой сферы. Оставалось довольствоваться классическим анекдотом: «Встречаются двое: "Как дела?" – "Да вот, всё ничего, только под себя делаю". – "А ты пойди к психоаналитику!" – "Спасибо за хороший совет, обязательно пойду!" Встречаются те же через полгода: "Ну как, пошёл к психоаналитику?" – "Пошёл". – "Ну и что?" – "Всё здорово". – "Значит, уже не делаешь под себя?" – "Да нет, делаю, но теперь я горжусь этим!"». Вообще я заметила, что зачастую многие американцы гордятся или почти гордятся тем, чего в других частях света люди обычно стесняются, видимо, это массовое и заразительное достижение активной работы психоаналитиков.

Вспоминается, как после взрывов на финише бостонского марафона средства массовой информации были полны сообщениями о Чечне и чеченцах. Спустя несколько дней после этого трагического события моя подруга сидела в приёмной врача, долго и упорно (как и полагается) дожидаясь своей очереди. Там же были две женщины, которые довольно громко и эмоционально обсуждали происшедшее и через каждую пару слов говорили, что чехи – редкие сволочи. В какой-то момент подруга не выдержала и по возможности деликатно, извиняясь и оправдываясь, решила сообщить участницам разговора, что Чехия и Чечня – не одно и то же. «How do YOU know?» – последовал вопрос, сопровождаемый надменным взглядом.

Кстати, о книгах и чтении. Помню, как нас с кузиной забавлял тот факт, что её муж постоянно читал толстенную жёлтую телефонную книгу (Yellow pages). «Как же можно читать телефонную книгу?» – сокрушались мы. Правда, иногда он прерывал это занятие, вставал с дивана и совершал поступательное движение в направлении своего письменного стола. На наши удивлённые взоры и вопросы он отвечал: «I am going to organize my desk». Сокрушаясь и удивляясь, я даже не догадывалась, что именно буду читать сама в недалёком будущем. Как-то мне подарили книгу со списком ресторанов и их разносторонней оценкой (еда, декор, обслуживание, время ожидания и так далее). Такого типа книжек я до этого момента никогда не видела и стала с огромным любопытством изучать свой подарочек, каждый раз обнаруживая в нём что-то интересное, при этом ходить по ресторанам я не могла – не было ни денег, ни времени. Когда ко мне приехали родители, они тоже с любопытством заглянули в сборник. На протяжении какого-то времени папа не без удивления терпеливо наблюдал, что же с таким интересом читает его дочь, но в какой-то момент не выдержал и поинтересовался: «Это единственная книга, которую ты читаешь?» Ответ предполагался: «ДА!», но выговорить его я не смогла, так как было слишком смешно.

Другая интересная особенность: в Америке можно всё, что угодно, сперва купить, затем основательно употребить – поносить, поесть, попить, а уже после решить, что тебе это не нравится. Тогда товар, вернее, то, что от него осталось, несут обратно в магазин – сдавать. При этом, как правило, имеют дело с одновременно счастливо улыбающейся и виновато извиняющейся продавщицей, которая радостно принимает твой огрызок, окурок, остаток или ещё что-то в этом роде и говорит тебе, как для неё важно, чтобы покупатель был доволен. Как-то я покупала орехи, и обслуживавшая меня особо лучезарная продавщица стала мне объяснять, что я могу съесть сколько хочу орехов, но, если хоть один мне не понравится, то могу чуть ли не через месяц принести пустой пакет и получить назад мои деньги. Мне это показалось некоторым чересчуром, и я поинтересовалась у неё, а не злоупотребляют ли люди такими возможностями.

– Если и злоупотребляют, то только немногие, а в основном наши покупатели заботятся о нас и дают нам знать, как мы можем улучшить наш бизнес, и мы за это им благодарны, – объяснила ситуацию бесконечно позитивная, приветливая и заразительно весёлая продавщица с явной надеждой, что через полгода я обязательно верну ей хотя бы пустой пакет.

Несмотря на все доводы моего скептически настроенного ко всему американскому брата, возможность сдать купленный товар действует на меня весьма раскрепощающе, когда мне надо что-нибудь купить. Брат, который не зануда (по крайней мере, он так считает), никогда не упускает случая прочитать зажигательную лекцию на свежую тему: о том, что описанная ситуация является результатом того, что главный принцип общества, основанного на потреблении, производить всего гораздо больше, чем нужно; любым способом навязывать покупателю искусственную потребность, вызывать в нём максимальную заинтересованность и жадность и играть на дешёвых распродажах, которые ни о чём другом не свидетельствуют, кроме как о непомерно вздутых прежде ценах. Даже если это так, всё равно это намного лучше, чем «не так». А «не так» – это как случилось со мной пару лет назад в Ереване, когда я в труднопереносимую сорокоградусную жару пыталась купить вентилятор. Я побывала в нескольких хозяйственных магазинах, но ни в одном вентиляторов не было. И вот, наконец, где-то на окраине города мне повстречался один-единственный.

– Извините, пожалуйста, если я куплю этот вентилятор, но дома окажется, что он нехорошо охлаждает, могу я его вернуть? – решила я уточнить у продавца, так как находилась в обществе, видимо, по мнению моего брата, основанном на исключительно морально-интеллектуальных принципах, так что законы купли-продажи могли здесь отличаться.

– Что за чушь ты несёшь??????? С таким отрицательным подходом, как у тебя, ни один прибор не будет работать!!!! – заорал на меня продавец.

– Причём подход? Это – вентилятор, не психологический же объект??? – попыталась я неуверенно возразить.

– Вот, смотри, работает, и нечего такой негативизм разводить, а не хочешь – уходи, вентиляторов больше нигде нет, иди, умри от жары, – бушевал возмущённый продавец, который по шкале моего брата, вероятно, считался приветливым моралистом и галантным интеллектуалом.

Пришлось купить, но в корне неверный подход свою роль сыграл: вентилятор, явно обиженный недоверием, действительно охлаждал, только если человек находился от него на расстоянии нескольких сантиметров. По сей день стоит он в качестве объекта без назначения. Продавца же я вспоминаю часто – каждый раз, когда несу сдавать товар обратно в магазин.

Размышляя о различиях бизнес-моделей в двух странах, я невольно вспоминаю статью из журнала «Экономист», попавшуюся мне несколько лет тому назад. В ней автор довольно-таки метко сравнивал, как происходят деловые сделки в Америке и в России. Если в Америке два бизнесмена, встретившихся с целью заключения делового договора, расходятся оба довольные, то это означает, что сделка удалась. В России же либо оба довольны не бывают, либо, если вдруг такое случилось, то оба недоумевают, что же пошло неверным путём в процессе переговоров и почему противоположная сторона тоже довольна.

Меня удивляла послушность американцев, благодаря которой во многих случаях общество функционирует гораздо эффективнее: никто не лезет куда не надо, никто не нарушает законов, по крайней мере, на первый взгляд. Если при входе в самолёт приглашают людей с билетами с двадцатого по двадцать пятый ряд, то тут же выстраивается очередь, состоящая из людей только с такими билетами и располагающихся на почтенном расстоянии друг от друга (а помните, как мы попадали в самолёт?). Если на концерте, в театре или в кино, имеются свободные места в передних рядах, то людям, сидящим в задних рядах, откуда всё видно намного хуже, и даже тем, кто сидит за какой-нибудь колонной и почти ничего не видит, почему-то даже в голову не приходит пересесть на пустое место. Самое ужасное нарушение правил общественного поведения, которое здесь может совершить школьник или студент, – это либо списать что-то у кого-то, либо дать списать другому. Называется это явление страшным словом CHEATING и карается самыми строгими наказаниями. Помните, как во время любого экзамена или любой контрольной весь класс делился на тех, кто списывал и тех, кто давал списать, при этом все были довольны? Как-то мой приятель, врач-американец, жаловался мне, что нет пациентов хуже советских. Такое утверждение меня несколько удивило, я подумала, что у нас организм как-то не так устроен или органы в запущенном состоянии. Оказалось, такая точка зрения сформировалась у моего приятеля на основе богатого опыта: «Если советскому пациенту прописываешь две таблетки лекарства в день, то можно со стопроцентной уверенностью утверждать, что он будет принимать либо одну, либо три». Да, творческий подход к лечению здесь явно не котируется!

Среди прочего американского забавно было обнаружить, как интересно здесь в школах преподаётся математика. С самого детства, с начальной школы, ученикам прямым или косвенным образом внушается, что математика – это некий Монстр, которого надо бояться, а если вдруг кто не боится – он странный (weird). Для того, чтобы заботливо и гуманно минимизировать самими же учителями внушаемый детям страх, существует целая методика преподавания, которая прибегает ко всевозможным отвлекающим и развлекающим инструментам, наглядным пособиям, дидактическим материалам и трюкам, как то: конфетки, сложносокращённые слова, пословицы, поговорки и многое другое.

Существенным методическим инструментом тут являются конфетки M&M’s. С их помощью можно доходчиво объяснить и графы, и алгебраические уравнения. Они превращают процесс обучения в очередное развлечение, с ними гораздо легче и вкуснее возиться, чем с пресловутыми х-ом и у-ом.

Как-то меня попросили помочь ученикам средней школы с домашним заданием. И вот, пришли ко мне семиклассники школы с весьма котирующейся репутацией и сообщили, что у них трудности с умножением и делением положительных и отрицательных чисел. Я облегчённо вздохнула, понадеявшись, что справлюсь, и начала объяснять, что когда знаки у множителей одинаковые – результат положительный, а когда знаки разные – результат отрицательный. Однако уже на пятом слове я почувствовала, что наткнулась на полное непонимание. Мне даже показалось, что я что-то не то сказала, так как ученики смотрели на меня так, будто я несу последнюю чушь. Я поинтересовалась у них, как же им это объяснили на уроке математики. И вот, что я услышала:

– Если первое число положительное, то это хорошие вещи, если отрицательное – это плохие вещи; если второе число положительное, то это хорошие люди, если отрицательное – это плохие люди. И вот общее правило: если хорошие вещи случаются с хорошими людьми – это хорошо (положительный результат), если плохие вещи случаются с хорошими людьми – это плохо (отрицательный результат), если хорошие вещи случаются с плохими людьми – это плохо (отрицательный результат), если плохие вещи случаются с плохими людьми – это хорошо (положительный результат), – аккуратно выложила мне старательная ученица, губки бантиком, юбочка – короче невозможно.

– Что? – взвыла я, еле не свалившись со стула.

Девочка искренне недоумевала: если я пришла, чтобы ей помочь, неужели я не знакома с этим простым и понятным, прямо-таки очевидным жизненным правилом? Она растерянно молчала, не зная, что добавить. Ей на помощь пришла находившаяся в комнате завуч.

– Да, это их так учат, чтобы было легко запомнить, – объяснила она.

– Хорошо, забудем математику, а как с моралью относительно последних двух случаев? – поинтересовалась я.

– Ну, это немножко провокативно, есть по этому поводу разногласия, – в один голос сказали ученица и завуч.

– Ладно, а как ты посчитаешь 3 раза (-5)? – поинтересовалась я.

– А, ну 3 раза (-5) – это легко. 3 – положительное, значит хорошие вещи, (-5) – отрицательное, значит плохие люди. Когда хорошие вещи случаются с плохими людьми, это плохо. Значит результат отрицательный. Осталось умножить 3 на 5 будет 15. Значит ответ – (-15), – объяснила мне девочка.

Действительно: безупречно, чётко, понятно, коротко, а главное – близко к жизни. Очередной пример того, как важно вооружиться понятным и однозначным алгоритмом, описывающим, как делать что-то шаг за шагом.

Дело было в среду, до выходных я не могла прийти в себя от полученного урока математики вкупе с этикой. В воскресенье мы были в гостях у друзей, чьи дети учились в престижных частных школах. В полной уверенности, что уж им-то материал преподносится в несколько менее бытовом виде, и к тому же, рассчитывая на оглушительный успех юмористической истории, я рассказала всем, что была в школе и узнала, как там умножают и делят отрицательные и положительные числа. Я опрометчиво заявила, что ни один из них никогда в жизни не узнает, какой для этого существует способ. Каково же было моё изумление, когда сын наших друзей не задумываясь выпалил:

– Друг моего друга – мой друг. Друг моего врага – мой враг. Враг моего друга – мой враг. Враг моего врага – мой друг.

Ничего не скажешь! Тоже блестящий вариант морально-математической заповеди.

Недавно я смотрела по телевизору теннис. В перерыве брали интервью у какого-то спортсмена. Он пытался объяснить, при каком поведении спортсмен – good guy, а при каком – bad guy. Мама проходила мимо и краем уха услышала эту часть разговора.

– Наверно, урок математики, – прокомментировала она.

А чего стоит волшебное слово PEMDAS!!! Так ученики запоминают порядок арифметических действий: Скобки (Parentheses), Степени (Exponent), Умножение (Multiplication), Деление (Division), Сложение (Addition), Вычитание (Subtraction). Так что, если кто испытывает трудности при выполнении арифметических действий, может не волноваться и, главное, не перенапрягать аппарат мышления. Достаточно просто запомнить вполне естественное слово ССУДСВ, обогатить им великий могучий русский язык и без труда ориентироваться, что и в каком порядке надо вычислять.

У меня было много поводов убедиться в том, что доведённый до стандартной методики подход к преподаванию математики скорее является спасительной соломинкой для многих учителей, которые сами побаиваются непонятного Монстра. Тому свидетельство – многочисленные развлекательные рассказы некой моей подруги-математика, по совершенно случайному совпадению окончившей аспирантуру МГУ в тот же год, что и я. Так вот, дети моей подруги учились в весьма приличных (по сравнению с другими) школах. Тем не менее, хорошо же тем, у кого дома есть математик, а как же быть остальным…

Эпизод 1: Первый класс, тема – сложение и вычитание.

Школа, в которой учились дети моей подруги, была до зубов оснащена последним словом техники. И вот, когда в каждом классе была установлена Умная Доска (Smart Board) – доска, на которой даже писать не надо: надо просто тыкать и переставлять пальцем буквы и цифры, – администрация школы, непомерно гордившаяся приобретённым новшеством, пригласила всех родителей на открытый урок для демонстрации богатства и мощи школы. Подруга моя идти не хотела, но ради ребёнка пошла. Класс был битком набит родителями, доска светилась, как прожектор, и слепила всех, кто на неё смотрел.

– Сегодня – 104-ый день школы. Придумайте, как складывая и вычитая числа, можно получить 104, – обратилась к детям взволнованная и ожидающая полнейшего триумфа учительница.

А потом она предупредила родителей, что надо быть готовыми к сложным вариантам.

Один за другим дети предлагали: 104+0, 105-1, 50+54 и так далее, но тут поднял руку один мальчик, и учительница радостно (предвкушая УРОВЕНЬ) вызвала его.

– 4000-1500, – сказал мальчик.

– Хорошо, дальше? – записывая первую операцию, спросила учительница.

– Минус 200, – продолжал мальчик.

– А дальше? – прозвучало с нарастающей гордостью, отражённой в интонации.

– Минус 6.

– А дальше?

– Плюс 100, – завершил мальчик.

– Хорошо, следующий? – сказала учительница и быстро перешла к очередному варианту 100 + 4.

Все родители слушали с гордостью, не отвлекаясь. Подруга заволновалась, но никто на это не обратил внимания. Она решила подойти к учительнице после уроков, дабы не смущать её.

– Извините, а на Умной Доске предполагается писать умные вещи или нужно довольствоваться тем, что Доска умна?

– Почему? Я что-то не то написала?

– В предпоследнем варианте ответ был далёк от правильного.

– Ой, ну я не могу так быстро считать, – чистосердечно сказала милая учительница.

– Ну тогда может лучше ограничиваться однозначными или хотя бы двузначными числами? – предложила подруга.

– Да, вы правы, – с готовностью согласилась учительница.

Эпизод 2: Второй класс, тема: деньги.

Во время очередного открытого урока учительница сформулировала задачу: как с наименьшим количеством монет набрать определённую сумму? Дети стали делать это творчески и по-разному, но учительница решила навязать им какой-то непонятный метод, типа перебора, где можно было начинать с любой монеты.

После урока подруга подошла к учительнице.

– Всё же этот метод довольно неоднозначный, – по возможности тактично сказала она.

– Неоднозначный?! Конечно!!! Мы же говорим о математике! Ведь вся математика – это неоднозначность! О чём ещё математика может быть??? – с необыкновенным пафосом выступила учительница в защиту единственной точной науки.

Подруга растерялась и ушла.

Эпизод 3: Четвёртый класс, тема: многоугольники.

Ребёнок принёс домой контрольную, в которой на вопрос, является ли квадрат ромбом, он ответил, что квадрат – это ромб с прямыми углами. Ответ был зачтён как неверный, и потому подруга, забирая ребёнка, на ступеньках школы поинтересовалась, что же неверно.

– Я не знаю, не уверена, мне надо проверить,– ответила учительница с подкупающей искренностью. – Если хочешь, я прибавлю незасчитанные баллы, – с готовностью добавила она.

– Речь не о баллах, речь о квадрате, который ромб.

– Я проверю, – повторила очаровательная и любимая как ребёнком, так и мамой учительница.

Эпизод 4: Пятый класс, тема: сложение и вычитание положительных и отрицательных чисел.

– Дети, смотрите: если мы складываем (-5) и 8 – это то же самое, что 8-5, то есть ответ 3. Если же хотим посчитать -5 -8 (взмах и круговое движение руками) – тут непонятно, chemical reaction – и ответ (-13) (видимо, в результате химической реакции). Как следствие такого объяснения – всеобщий восторг и ликование детей: хохот, радость. Если кто и не понял, это вполне нормально. Ведь вовлечены необъяснимые силы, и понять это просто невозможно, так что лучше уж просто посмеяться.

Эпизод 5: Шестой класс, тема: вертикальные углы.

Ребёнок приносит домой неправильное (неполное) определение вертикальных углов (вертикальные углы – это несмежные конгруэнтные углы). Мама пытается объяснить учительнице, нарисовав целый пучок несмежных конгруэнтных, но НЕ вертикальных углов, что лучше исправить определение, так как у детей могут быть проблемы.

– Я удивлена, что у вашего ребёнка, сильного в математике, проблемы с пониманием вертикальных углов.

– Речь не о моём ребёнке, я ему объяснила. Речь о неправильном определении и о тех детях, которым дома некому помочь.

– В моём классе ВСЕ могут нарисовать вертикальные углы!!! – гордо выпятив грудь в защиту класса, отчеканила учительница.

– Но это же математика, не рисование?!

Так и разошлись.

Это только некоторые эпизоды из истории взаимоотношений моей подруги с американским преподаванием математики, если написать всё, получится целая книга. Во всех приведённых примерах можно заметить что-то общее, объединяющее всех учительниц. Удивительная непосредственность, открытость, способность без какой-либо застенчивости признать отсутствие элементарных знаний, которые, конечно же, по их мнению, совсем не элементарны. Всё сводится к простой формуле: «Перед нами Монстр, и мы делаем всё возможное, чтобы его сразить!»

Интересно, что при таком сугубо бытовом подходе к образованию и обучению (в частности, математике) в школах, Америка полна сильнейшими университетами, где люди получают блестящее образование.

Что ещё меня впечатлило в Америке – это дороги, особенно в Калифорнии. Эти переплетения магистралей на трёх-четырёх уровнях, на каждом из которых может быть по пять рядов в обоих направлениях.

А аэропорты! Каждый размером с целый город. Порхая в поисках работы с одного побережья на другое, я не переставала наслаждаться процессом: приезжаешь в аэропорт за 15 минут до отправления самолёта; на эскалаторах и бегущих дорожках преодолеваешь огромные расстояния; машешь билетом перед глазами человека, стоящего у входа в самолёт; никто не смотрит ни на тебя, ни на твоё имя, ни на твоё удостоверение личности; садишься в своё кресло; гудит мотор; взлетаешь, и после приземления на другом конце всё так же просто. К сожалению, после 11-ого сентября эта часть американской действительности изменилась в корне, процедура посадки стала долгой, трудной, неприятной, порой унизительной.

В конце мая 1991 года я получила рабочую визу и третьего июня (в день рождения папы) вышла на работу. Первый день запомнился мне тем, что не успела я сесть за свой стол с компьютером, как ко мне военным шагом подошла женщина из отдела кадров, на высоких каблуках и в широкоплечем пиджаке, и спросила, кому я хочу завещать свои деньги (которые у меня пока имелись лишь в отрицательных числах – плохие вещи!) в случае моей смерти. Я подпрыгнула от удивления: дело в том, что смерть не значилась в моих ближайших планах в тот весьма жизнеутверждающий и многообещающий момент моей жизни. В Армении такое можно представить разве что в анекдоте. Там царит другая крайность, когда зачастую от неизлечимо больных на протяжении многих лет и уже умирающих людей до последней минуты скрывают, что с ними происходит. Однако американскому оптимизму ничто помешать не способно, так что пришлось задуматься и об этом, раз уж так принято.

Моя компания располагалась недалеко от Бостона, в городке, куда было нелегко добраться на городском транспорте, хотя всё же возможно – на редко ходившей пригородной электричке. Так как мне предстояло работать много и задерживаться на работе допоздна, я не хотела связывать себя расписанием поездов и поселилась в трёхстах метрах от компании. Получилось так, что до ближайшего супермаркета надо было идти пешком минут сорок, а до работы – всего одну. Особо трудно было возвращаться из супермаркета с тяжёлыми покупками, но, благо, так продолжалось недолго. Скоро я обнаружила, что прямо рядом с моим домом постоянно стоит пустой автобус. Я долгое время не догадывалась, что это городской рейсовый автобус, так как ни разу не видела в нём ни одной живой души (кроме водителя). А тут оказалось, что он едет куда-то раз в два часа и останавливается у супермаркета. Правда, подловить его на обратном пути было труднее, так как супермаркет, в отличие от моего дома, был не на конечной остановке. Но я наловчилась подгадывать время и была по этому поводу счастлива без предела, несмотря на то, что в супермаркете надо было проторчать полтора часа. Должна сказать, что это было не слишком весёлым времяпровождением, так как на Родине в это время из-за войны и блокады был практически голод, люди с ночи занимали очередь в надежде добыть чего-нибудь съестного (в каждом письме из дома был оптимистический рассказ о том, как кому-то из родственников или друзей на работе раздавали сметану или ещё что-то, так что и нам досталась баночка; как кто-то поехал в далёкую деревню и привёз оттуда мешок картошки и так далее), а в моём супермаркете только для кошек и собак было несколько рядов с самыми разнообразными лакомствами. Так что, когда погода позволяла, я предпочитала ждать на остановке. Каждый раз, погружаясь в автобус, я заново удивлялась: неужели этот маршрут существует только для того, чтобы обслуживать меня??? Вроде так. Позже, когда у меня гостили родители, мы время от времени ездили за покупками втроём, и тогда автобус казался явно переполненным.

Каждое путешествие в супермаркет было связано с воспоминаниями о том, как проходили наши транспортные будни на Родине: сперва – бесконечное ожидание, потом – плотно зажатое пребывание в битком набитом транспорте («как сельди в бочке»), которое, конечно же, не обходилось без приключений, порой грустных, порой смешных.