Текст книги "Салфур: Тайны Запретного Леса"

У Брана прошел колючий холодок по спине. От осознания собственного злодеяния он не мог вымолвить ни слова. Разве мог мальчик догадываться о том, что тот свирепый монстр был Авой, не желающей детям никакого зла? Да и какая теперь разница, когда волшебница, живущая травничеством и сотворением эссенций, вынуждена коротать свои дни в лишенном красок мире?

– Я не знал. Если бы я знал, я бы… – начал оправдываться Бран.

Одвал лишь провел указательным пальцем по собственным широким губам, как бы давая понять, что слова Брана не соответствуют логике его поступков.

– Если бы ты знал, сделал бы то же самое. Вопрос лишь в осознанности собственных действий, – загадочно проговорил сатир, рукой приглашая Брана сесть близ него, на что тот сразу же ответил согласием и умостившись рядом, продолжил с интересом взирать на нового знакомого. – Ты желаешь знать, к чему привели твои деяния, дитя?

Бран молча кивнул, глубоко в душе страшась узнать ответ. Но животный интерес поглощал его, сливался с его кровью и плотью. Иной Бран забрал тело и душу, изо всех сил стараясь развеять страх, царящий в его человеческой кроткой части.

– Как только ты выжег Аве глаза, Мара завладела частью ее естества. С тем, когда зрение покинуло волшебницу, с тем, как ты лишил ее возможности видеть дневной свет, оставив лишь полную черную тьму ослепленных глазниц, Авы не стало. Осталась лишь ночь, в которой царит ее обезумевшая, кровожадная сестра.

Бран опустил голову. Он остро ощущал неверность принятого им решения. После того как юноша нашел в погребе Авы огромное количество чудесных эссенций и узнал, что девушка всерьез поддерживает его ярое увлечение, то вскользь задумался над тем, что однажды, когда буря событий канет в небытие, когда ребята вернутся в Ардстро и разум их очистится от малодушия, он сможет вернуться в дом Авы и с ее позволения поселиться с ней в той диковинно украшенной лачуге, чтобы изучать травничество, создавать эссенции и познавать научную сторону всех этих занимательных процессов, заставляющих его сознание трепетать, а тело бросаться в гущу событий, не страшась возможной опасности.

– Не грусти, дитя. Ты ведь спас своих товарищей. Должно быть, это было более ценным, нежели потухшая жизнь лесного монстра, – сказал Одвал, опуская громоздкую ладонь Брану на плечо. – Сохранение одной жизни ведет к уходу другой. Таков порядок вещей и с ним, поверь мне, невозможно спорить.

Бран уткнулся в собственные колени, пытаясь почувствовать еще хоть что-то, заплакать или закричать в залитую звездным сиянием ночь. Но дверца, за которой покоились его эмоции и чувства, была словно закрыта кем-то. На ней висел тяжелый железный замок, не позволяющий ему хоть каким-то образом пережить это обуревающее его горе.

– Что еще ты хочешь узнать, дитя? – будто вовсе не замечая тщетных попыток Брана сделать что-либо с собственным безразличием, спросил Одвал.

– В этом лесу есть какой-нибудь источник? Ужасно хочется пить, а мы бессильны найти его.

– Источник? – задумчиво переспросил сатир. – Ах да, припоминаю. Есть, но ближайший к вам находится по ту сторону, – крепкой, морщинистой ладонью он указал направление, куда детям стоило держать свой путь. – Там есть небольшое, практически незагрязненное болото. Если не хотите умереть от жажды, то вам лучше следовать на юг. Туда, где простирается поляна лесного камыша, слышно кваканье травяных лягушек, квакш, жерлянок и глухой писк древесной саламандры.

– А чего-то почище болота не найдется? – полушепотом переспросил Бран, все же страшась, что его надоедливые вопросы выведут лесного духа из себя.

– Есть. Туманное озеро. Но я не советовал бы вам отправляться туда сейчас. Пока еще не время… – таинственно сказал Одвал, будто бы замыслив что-то нехорошее.

– Пока еще не время? Что вы имеете в виду? – заинтересованно переспросил Бран.

Пытливый ум юноши распознавал в этих загадках некую откровенную издевку, словно он был управляем кем-то другим, более могущественным и всевластным.

– Всему свое время, дитя мое, а покамест тебе следует послушать кое-что, – с этими словами Одвал достал свою длинную, поблескивающую в свете звездного неба флейту и, не дождавшись ответа юноши, начал исполнять дивную мелодию.

Бран услышал мелодию глинистой плодородной лесной почвы, которой так хотели завладеть жители деревни, молодой травы, плодоносных кустарников, еловых ветвей и причудливых яйцевидных шишек. Мелодию леса, животных, что рождаются, проживают свою жизнь и умирают здесь, становясь черноземом. Мелодию Ардстро и людей, коротающих в деревне отведенные им дни. Мелодию самой жизни. Она разливалась по телу Брана, словно топленое масло по стенкам жестяной кастрюли. Дышала его легкими, отбивала ритм его измученного путешествием сердца. Звуки были необычайно воздушными, чистыми и прозрачными, словно вода в только что вырытом колодце, напоминали пение первых жаворонков. Мелодия порхала над лесом, словно дивная жар-птица.

Эта чудная песнь овладела Браном, его веки стали медленно слипаться, подобно уставшим за день крылышкам бабочки белянки. Поддавшись искушению, он больше не мог держать равновесия и, как мешок, наполненный снедью, свалившись в мокрую сырую траву, крепко уснул, подобно ребенку, засыпающему под самые волшебные сказки, рассказанные родной матерью в предзакатный час.

– Вот же черт! И, по-вашему, я должен был просыпаться из-за этого олуха, решившего прогуляться по полному хищных тварей лесу? Еще и проспал свой же дозор! – возмущался Фиц, раскидывая руки в стороны от собственного негодования. – Он совсем не меняется. Как дрых беспробудно, когда мы искали выход из ведьминого подвала, так безответственно ведет себя и сейчас!

Бран приподнялся на локтях, голова кружилась, а желудок болел от скрутившего его голода. Как он мог проспать свое дежурство? Почему оказался посреди бора, когда должен был оставаться на лужайке?

– Ну уж точно не безответственней тебя! И вообще, твой командирский тон и лидерский настрой уже хуже горькой редьки. Прекращай свои жалкие попытки казаться нужным! – кричала Ниса, переживая из-за внезапной пропажи Брана, ведь она первой спохватилась, осознав его исчезновение и перебудив всех мирно спящих ребят.

– Ниса, прекрати кричать, пожалуйста, у меня очень болит голова, – умоляющим тоном попросил Бран, стараясь сжать голову руками.

– Прекрати кричать?! Да я еще не начинала! – пригнувшись к мальчику, чтобы тот мог явственно разглядеть ее ожесточенный взгляд, в порыве переживаний и злобы воскликнула девочка. – Думаешь, ты чем-то лучше Фицджеральда? Да как ты мог уйти с поляны? Ты хоть понимаешь своей пустой головой, какой опасности подвергаешь себя каждый раз? А если бы что-то случилось?

Фиц ехидно усмехнулся. Его так забавляло, когда Ниса выходила из себя. Особенно, когда ее праведный гнев был направлен на этого, порядком надоевшего ему юношу.

– И правда, Бран, ты нехорошо поступил. Арин и Ниса испугались и огорчились. Что ты здесь вообще забыл? – скрестив руки на груди, осуждающим тоном произнес Девин.

– Я нашел ягоды и… и… – тут Бран неожиданно вспомнил выросшее, словно дикая трава в очаровательном кусте белых, раскрытых к небу и солнечному свету, ромашек, происшествие, приключившееся с ним в эту замыленную мерцанием еще не позабытых снов ночь.

Сатир, назвавший себя Одвалом, духом леса. Ава и Мара, болото, флейта… Воспоминания всплывали постепенно, как горькие чайные листочки или свежие тополиные почки в глиняной кружке, наполненной обжигающим губы кипятком. Он не понимал, было ли это навязчивым сном или затуманенной правдой, но четко помнил лишь одно: нужно идти на юг, там есть вода.

– Ягоды, точно, – неуверенно сказал чернобровый юноша. – Те алые ягоды уморили меня. Они оказались жутко ядовитыми, я съел-то всего одну и уснул.

Подростки непонимающе глядели на него. Рука Нисы легонько задрожала и на секунду Бран подумал о том, что девочка ударит его по щеке или бросится бить его кулаками за доставленную им беспричинную тревогу, или от досады, что тот смеет вот так, прямо в лицо, врать ей.

– Ядовитые?! Но ты же помешан на этих своих травах. Как ты мог такое допустить? – спросила белокурая девочка, кинувшись проверять, нет ли у Брана жара или каких-либо признаков серьезного отравления.

Фиц скривил тонкие губы. Ниса уделяла этому никчемному оборванцу столько внимания и заботы, когда рядом с ней такой чудесный парень, держащий голову всегда поднятой и не позволяющий себе ударить в грязь лицом.

– Все в порядке, Ниса. Я чувствую себя хорошо. Только голова немного побаливает, но это совсем неважно, – с улыбкой ответил Бран.

Ее ухаживания приводили юношу в приятное изумление. Подобно Фицу, он не отдавал себе отчета в том, чем заслужил такое по-особенному благосклонное отношение Нисы.

– Мы, правда, очень огорчились, когда не застали тебя на поляне, Бран, – сказала Арин, приподняв свои рыжие брови. Кажется, за эту проведенную в полном спокойствии ночь она еще больше окрепла и расцвела, подобно дивной садовой розе, переродившейся из увядшего бутона в мясистый, слегка кисловатый плод шиповника.

– Простите, что заставил вас волноваться, – склонив голову перед детьми, ответил Бран.

Юноше действительно было очень стыдно за собственное легкомыслие, тем не менее он нисколько не жалел о содеянном. Ведь эта ночь подарила ему кое-что более значительное, нежели он мог себе вообразить. Даже если все это было обманчивой игрой Морфея.

– Я знаю, куда нам следует идти, – выразительно заявил Бран.

Слова юноши вызвали удивление на лицах товарищей, особенно у ворчливого Фица, считающего его напрасным хвастуном.

– На юг, – продолжал Бран, выдержав паузу. – Дорога займет около получаса, но там определенно будет вода.

Витающий в его памяти, подобно лебединому перу, образ Одвала не покидал. Будучи отнюдь не уверенным в собственных словах, юноша чувствовал нутром, что сатир не соврал.

– С чего ты так решительно говоришь о том, о чем не имеешь ни малейшего понятия? Или это твои всемогущие травы подсказали тебе верную дорогу? – сомкнув бесцветные брови над самой переносицей, насмешливо бросил Фиц, он не мог позволить какому-то лоботрясу перенять занятое им в группе командование.

– Можно и так сказать, – безэмоционально ответил Бран, парируя едкое настроение низкорослого парня. – Я не уверен в том, что вода будет чистой. Скорее всего, мы выйдем к болоту, но выбора у нас нет.

– Хорошо, я – за, – серьезно произнесла Ниса, подняв тонкое запястье над головой.

Девин с Арин поступили таким же образом, встав рядом с Браном.

– Ты серьезно? Хочешь пить из какого-то болота? Ладно, крепыш, он уже и подвальных сырых крыс ел, не думая о возможных последствиях. Арин все равно ничего не смыслит, но ты, Ниса, тоже веришь этому безумному ботанику? – разочарованно спросил Фиц, оценивающе глядя на сестру. – Предлагаю другой план. Идем на север. Мне об этом камышовки нашептали, пока я видел свой десятый сон, – издевательски добавил он, подчеркнув тот, как ему казалось, неоспоримый факт, что Бран не от мира сего, юродивый или того хуже, помешанный.

– Если не хочешь идти с нами, то оставайся здесь. Уговаривать мы тебя не будем, – пригладив топорщащиеся во все стороны, непослушные волны светлых волос, ответила Ниса.

Ребята развернулись, не спеша пошли сквозь густые кедровые ветви, перебрасываясь незначительными фразами. Фиц, недолго думая, побежал вслед за ними, тысячу раз проклиная Брана за то, что тот вообще родился на этот свет.

По прошествии часа, а не половины, как обещал Бран, ребята заметили, как их обступало сгущающееся с каждым шагом кольцо из высоких зеленых с большими длинными головками камышей. Они были поражены тем, какое огромное чудовище представлял собой лес, как много растений, животных и загадочных мест он таил в своем исполинском, практически безразмерном желудке. Затем к болотным растениям, докучающим своим постоянным шуршанием, добавилось мерное кваканье жирных, как набитый рутами кошелек, жаб и свист, цоканье и щебетание лесного конька, отдаленно напоминающего маленького проворного воробья. В воздухе витал дурманящий своей свежестью аромат болотного багульника, торфяной сырости, стоячей воды, скользкой зеленой тины и источающих резкий дух йода водорослей. Цветы мелко росли поодаль болотной трясины, как будто страшились потерять свой чарующий цвет и благоухание, затерявшись в гнилой, травянистой топи.

– Вот мы и на месте, – насмешливо бросил Фиц, стараясь заглушить в себе желание поиздеваться над товарищами, но у него, как всегда, не вышло. – Кто будет пить первым? Может, ты, крепыш? Твой организм уже привык к подобного рода изыскам.

– Раз я привел вас сюда, то первым и попробую, – решительно сказал Бран, ступив на засасывающую ступни глинистую землю.

Зачерпнув в лодочку из ладоней мутно-зеленой воды, запрокинув голову к небу, он сразу же выпил ее. Желудок неприятно заурчал, давая мальчику понять, что это не самый разумный выбор, совершенный им в последние пару дней. Зато горло ликовало, освободившись от сковывающей его чрезмерной сухости.

– Пить можно, – заключил Бран, отступив на пару шагов, будто приглашая детей к противоестественному чаепитию.

Все, кроме Фица, утолили дикую жажду, а тот продолжал гримасничать и кривиться при виде довольных трясинным источником детей.

– Ты разве не собираешься пить? – вытирая налипшую на губы тину, спросила Ниса.

– Перебьюсь, – едко выпалил Фиц, стараясь изобразить на своей физиономии каменное безразличие. На самом-то деле, пить ему очень хотелось и, если бы не его высокомерность, он, подобно товарищам, безропотно лакал бы грязную воду, хоть из глинистой лужи.

– Как знаешь, – пожав плечами, сказал Девин. – Только вот мой отец говаривал, что если человек не будет пить хотя бы два дня, то умрет.

– Много твой отец знает, – фыркнул ему в лицо Фиц. – Хотя бы не отравлюсь черт знает чем.

Путники пресытились болотной жижей и решили ненадолго задержаться и, как следует отдохнув, двинуться в путь.

– Что вы первым делом сделаете, когда мы вернемся в Ардстро? —задумчивым тоном спросила Арин, закусив губу.

– Если мы туда вообще вернемся, – брезгливо бросил Фиц, искоса глядя на товарищей.

Он понимал, почему Арин с ее по-детски наивным характером была так безоговорочно неприятна ему. Она олицетворяла собой его полную противоположность. Более того, он считал девочку не только тошнотворно хорошенькой подругой Нисы, но и абсолютно бестолковой дурехой, способной понравиться лишь такому простаку, как Девин.

– Я бы выпила стакан свежего коровьего молока и съела кусочек хлеба со сливочным маслом, – задумчиво ответила Ниса, в собственных мыслях уже трапезничая за домашним столом различными ароматными блюдами. – Думаю, когда я вернусь, мама закатит большой пир, и тогда я точно наемся вдоволь.

– А я, наверное, первым делом отправился бы к своим младшим братьям и рассказал бы им о том, какой я у них отважный и сколько интересного мне пришлось пережить на пути к спасению, – широко улыбаясь и показывая все зубы, ответил Девин.

– А ты, Бран? Что такого интересного ты хотел бы сотворить, как только мы вернемся? – мечтательно спросила Ниса, будто все это время только и делала, что дожидалась его ответа.

Бран стал всерьез раздумывать над этим вопросом. Что бы он сделал, когда они прибудут в Ардстро? Разве ему есть куда идти? Разве там, среди смотрящих на него свысока людей он сможет найти утешение? Юноша явственно почувствовал нечто, будто ускользающее сквозь пальцы. Это было нелепое желание никогда не возвращаться, продолжить бездельно скитаться с товарищами, изучать дивную природу Салфура и ее диких обитателей, узнавать новое, живое, яркое. То, чего не встретить среди серости дней в проклятой всеми богами деревне. Бран не хотел возвращаться в ту сиротскую обитель, что лишила его радости бытия, семьи, друзей и даже самого обыденного – крыши над головой. Но в душе он понимал, что это было совсем неправильно. Ежели ему выпала такая незавидная доля, то он не имеет никакого права лишать своих друзей надежды на возвращение. Тех, у кого было все то, чего не водилось у него.

– Я бы хотел… – начал было выдумывать Бран, но быстрый топот ступающих по сырой земле ног и гул мужских твердых, как сталь, голосов заставил его сразу же замолчать.

Среди густых тенистых лиан, среди шепчущихся между собой камышей и высокой сорной травы внезапно возникли фигуры крупных темно-зеленых ящероподобных существ. С их жирных, широко расставленных плеч свисали омерзительного вида шкуры убитых и выпотрошенных ими волков, лис и шакалов. Болотистого цвета кожа, покрытая крупными бурыми пятнами, образовывала складки на их тучных бугристых телах. Круглые, как бока сочных яблок, животы выпирали над туго скрученными в поясе темно-коричневыми ремнями, а неприкрытая, сморщенная к соскам грудь висела над ними, образуя некое подобие оплывших капель живицы на крепком хвойном стволе. Носы их были подобны проросшим покатым картофелинам, а глаза настолько впали в глазницы, что их едва можно было разглядеть под походившими на жирных репейниц складками шершавых глазных мешков. В когтистых, забористых лапах они держали мощные костяные дубинки и угрожающе взмахивали ими перед лицами опешивших от страха детей. Монстров было трое, но один из них выгодно выделялся на фоне остальных. На его потной шее висела шкура отнюдь не волка, а гигантского бурого медведя с раскрытой клыкастой пастью.

Ниса начала истошно кричать, схватившись за голову. Девин подобрал с земли крупный камень и так сильно сжал его в своих сильных руках, что костяшки на них побелели. Фиц стал на корточки, пытаясь заслонить свое приземистое тело одним из жирных камышовых стеблей, а Арин тотчас потеряла сознание, ничком упав на зыбучий песок.

– Вы, за нами пошли! Сейчас! – выкрикнула крупная ящерица, пригрозив путникам своим массивным оружием. – Убежать – смерть, понятно?! Рыжую, Краг, взять на руки! – продолжал командовать монстр, указывая остальным взять Арин и запрокинуть на спину. – Связать!

Всем, кроме оставшейся без чувств девочки, огромные ящеры связали толстыми лианами руки за спиной и приказали молча идти за ними

– Вы посягнули на владения Конунга Морлея. За это вас ожидает его кара.

Ниса изо всех сил кричала, дергалась и изводила похитителей, но они оказались много сильнее. Легким движением лап двое обхватили девочку с обеих сторон и заткнули ей рот скользкой тиной, от которой ей, казалось, тут же захотелось опустошить содержимое своего и без того пустого желудка.

– Если кто-то еще станет дергаться и брыкаться, то мы вас убивать на месте, – на корявом, практически нечеловеческом языке проговорила рептилия, которая, по-видимому, являлась неким начальником в их безумной стае.

Услышав угрозу, подростки сомкнули рты, прекратив всякие попытки обороняться и звать на помощь. Опустив тяжелые головы, все зашагали вслед за болотными тварями.

Глава 8

Гибкие длинные лианы спускались все ниже, доставая до самой местами зыбучей земли и разрастаясь все пышнее и гуще, прятали в своих темно-зеленых сетях яркое октябрьское солнце. Казалось, это был уже не лес, а чье-то чудовищное, окутанное постоянным мраком логово. Путники вошли в магический портал и каким-то чудом переместились в ту реальность, в которой не существовало ни нарядных елей с причудливыми шишками на когтистых ветвях, ни певчих пестрых соловьев, ни манящих своей дикой красотой ягодных кустарников. Все живое, что пугало их в чаще леса, исчезло, изменило свое привычное обличье, превратившись в одно сплошное непроходимое болото. Ящерицы вели их дальше, подобно отжившей свой век дряхлой скотине, которой пора бы отправиться на обеденный стол к фермеру, став сухим, прогорклым куском старого мяса на его скудном пиршестве.

Нос Брана отчетливо улавливал малейшие признаки того леса, что затерялся в трухлявом, грибном и резко рыбном аромате зеленого, жирного ягеля, наполненного вязкой болотной влагой. Того леса, чьи покатые глинистые пригорки и свежий мятный дух кедровых острых иголок никак не сочетались со зловонием, царящим в этой странной местности, в этом гнилостном болотном краю.

– Краг, подойди-ка сюда, – приказным тоном повелел старший ящер, жестом руки приглашая своего однородца приблизиться к нему. – Что скажем Конунгу Морлею?

Младшее ящероподобное существо немного сощурилось, осматривая пленников раскосыми впалыми в глазницы глазами.

– Маленькие человеки. Ужасно уродливые, но довольно языкастые. Думаю, Конунг будет рад узнать, что мы привели к нему подвешенные языки, – заключил монстр и хлопнул Брана по плечу, давая понять, чтобы тот двигался быстрее.

– Верно-верно, – острая улыбка исказила нечеловеческий рот огромного ящера и он, запрокинув мощную дубинку на плечо, гордо зашагал впереди общей колонны. – Клетка или сразу придать их суду Морлея? – зашипело оно себе под нос, занимая свои мысли абсолютно риторическим вопросом, так как существо знало, что должно делать с пленниками.

Ребята шли, изредка оборачиваясь назад в удаляющийся вольный лесной край. И чем дальше оказывались знакомые просторы, тем более обреченными и несчастными они себя чувствовали, в груди замирали уставшие от злоключений сердца. Загадочного вида деревья со скрученными кверху, подобно козьим рогам, ветвями и свисающими с них чахлыми вьюнками закрывали собой безоблачный небосвод. Непроглядная тьма и молочного цвета туман сгущались над ними так, что едва можно было отличить мокрые склизкие топи, засасывающие все, что попадет в их вязкие лапы, от глинистой почвы, на которую можно было ступать без опасений. К вящему удивлению детей, над жирными черными кувшинками и кустистым камышом низко летали крохотные янтарные светлячки, освещая своими круглыми бочками затуманенное пространство безразмерной топи. Они были частью этого странного мира, этого странного места с его еще более странными жителями.

Бран охнул, когда заметил в этом болотистом ужасе среди темно-зеленых, мохнатых островков оленьего мха проявляющиеся призрачные силуэты деревянных полусгнивших лачуг. С кривыми овальными окошками, с раскрытыми настежь бурыми створками, длинными сопревшими лестницами, утопающими в склизкой, непроходимой тине, и с излишне ярким для этой, словно бы окутанной жирной сметаной, атмосферы, желтым светом, исходящим из помещений. Юноша заметил, как слегка колышущиеся тени таинственных существ проходят мимо, озираются, таращатся на опустивших головы путников.

Крупная, с широко расставленными шаровидными глазами жаба, трусливо прячась за бурого цвета занавесками, высунула голову в оконный проем. Очевидно, она старалась получше рассмотреть диковинных человечков, ведомых болотной стражей в обитель Конунга Морлея. Постепенно остальные жители этого трясинного городка, последовав ее примеру, начали выходить на крылечки и оглядывать ребят своими алыми, слегка выпученными глазами с узкими черными зрачками. Выглядели они по-настоящему уродливо: ростом чуть выше Брана, с огромными, словно набухшими, головами, толстыми скользкими губами и длинными тоненькими конечностями. Болотные твари прижимали перепончатые лапы к прорезям огромных ртов, охая от нескрываемого удивления и пряча своих малых детей за бугристыми спинами.

– Какие отвратительные уродцы! – крикнула одна из старых, морщинистых жаб на чужом для путников языке и тут же кинула в их сторону горсть мокрой от сырости гальки. – Убирайтесь отсюда! Конунг Морлей хоть и добр, но не глуп! Он обязательно покарает вас, помяните мое слово!

Остальные жители этого, без преувеличения, гнилостного городка в поддержку слов старой жабы стали улюлюкать, горлопанить и подбрасывать на трясинную тропу тухлые овощи, крохотные яйца болотных птиц и глинистый песок.

– Убирайтесь, ублюдки! Прочь из Топи, монстры! Катитесь вон, выродки! – слышалось отовсюду.

Трясина, до этого казавшаяся абсолютно пустынной и безжизненной, неожиданно превратилась в огромный зловонный городок, населенный совсем недружелюбными тварями.

– Эй, тихо! Конунг Морлей станет решать! По домам, чернь! – стал выкрикивать безобразный главарь банды ящеров, потрясая своей дубиной.

К сожалению, его увещевания никак не подействовали на бушующую толпу. Казалось, жители этого места только убедились в собственной решимости покарать безвинных подростков.

– Смерть монстрам! Смерть монстрам! – кричали они на непонятном для путников языке, а совсем еще юные лягушата и походившие на жабоподобных детей вторили выкрикам родителей. – Смерть монстрам!

– Что они говорят? – подал голос Девин, стараясь говорить как можно тише.

– Кое-что нехорошее, – шепнул в ответ Бран.

К своему превеликому огорчению, юноша понимал эту странную речь и совсем не хотел переводить другу их страшные выкрики.

– Это-то я как раз понимаю по выражениям их лиц, вернее, морд, – ответил Девин, косясь на выходящих из своих покосившихся лачуг болотных существ. – А значение самих слов разве возможно разобрать? Какое-то нечеловеческое бормотание. Может, у них свой выдуманный язык?

Бран тяжело выдохнул. Казалось, что эта разноголосая буря, повторяющая одну и ту же фразу, как заученную наизусть молитву, никогда не утихнет.

– Они говорят «смерть монстрам». И да, это не выдуманный язык, а обыкновенная латынь. Только не спрашивай меня, почему они изъясняются именно на ней, этого я точно не могу знать.

Девин посмотрел на товарища так, словно видел его впервые.

– Латынь? Никогда о такой не слышал. А ты сам-то откуда ее знаешь?

– Все травнические фолианты на ней написаны. К тому же… – хотел было продолжить Бран, но один из крепких стражей, кажется, Краг, отвесил ему звонкую затрещину.

– Болтать не сметь! Только молчать и идти. Ясно? – грубо выкрикнул он, взяв Брана под локоть и оттащив от опешившего Девина. – Ты станешь говорить с нашим Конунгом. Язык у тебя подвешен.

Бран в недоумении посмотрел на огромного ящера. Уж если он самый болтливый из их группы, то, должно быть, Фиц в понимании этих болотных существ совершенно нем. К тому же, о чем он станет говорить с повелителем скользких амфибий и злобных рептилий? О самых жирных грызунах и насекомых, обитающих в этой местности?

Густой туман улегся по окраинам широкой Топи, открывая взору путников роскошно украшенные палаты из самого что ни на есть тонкого красного шелка с позолоченной тесьмой, серебристыми колышками, вбитыми в жирную глинистую почву и тонкой дубовой лесенкой, ведущей прямо к откидным алым занавесям этого царского шатра, уж никак не вписывающегося в общую темно-зеленую картину странного городка.

– Пришли, – коротко бросил главный страж и легким движением когтистой лапы поднял тонкую ткань. – Худосочный уродец, вперед. Остальные – в клетку, – выкрикнул он, подталкивая Брана к входу.

Юноша так и остался стоять как вкопанный рядом с шатром, не решаясь войти в него. Остальных ребят крупные ящеры взяли под руки и повели дальше.

– Я сказал – вперед! – нетерпеливо выкрикнул главный, легонько пнув Брана дубиной в спину, отчего тот буквально ввалился в покои здешнего правителя.

– Здравствуйте, сэр. Мы привели к вам заблудившихся в Топи людей, – протяжно сказал ящер на латыни, покамест юноша неспешно поднимался с холодного пола в шелковом шатре. – Этот мальчишка выглядит подобно предыдущему сказителю. Возможно, он сможет стать усладой для ваших ушей.

– Интересно. Назови мне его имя, – снисходительно произнес старческий голос.

Бран в мыслях уже был готов к тому, что придется исполнять своеобразные прихоти какой-нибудь пожилой жабы, походившей на ту старуху, что еще недавно желала ему и остальным ребятам смерти. Подняв тяжелую голову, юноша был весьма удивлен тому, что в действительности предстало его взору. Важный седобородый старец, которого здешние именовали не иначе как Конунг Морлей, восседал на позолоченном широком троне с алой бархатной обивкой, держа в руке маленькую янтарную жабу. Его глаза были абсолютно белыми, как свежевыпавший снег, от самых склер до слезных каналов, исключением оставались лишь тонкие багровые вены, прорезающие его глаза, подобно косым молниям.

Бран был изумлен тем, какой удивительно чистый интерес представлял для него один лишь вид этого таинственного человека.

– Говори имя, которое носишь, уродец, – толкнув рукой Брана, сказал страж уже на привычном юноше языке, на котором говорили в его родном Ардстро. – Люди такие глупые, – добавил он, с неприязнью посмотрев на растерявшегося юношу.

– Мое имя Бран. Бран Каллаган, – ответил мальчик на латыни, глядя в бездонные глазницы ни на шутку удивленного Морлея.

– Откуда тебе известна латынь?! – возмутился ящер, продолжая сверлить Брана испепеляющим взглядом, будто юноша покусился на то, что никак не могло ему принадлежать.

– Все же, с вашего позволения, я хотел бы говорить на привычном для меня языке, – не обращая внимания на шокированного стражника, продолжил Бран. – Скажите, вы можете отпустить нас? Мы не желаем зла жителям Топи, мы хотели бы вернуться к себе домой, – сказал Бран, стараясь быть как можно деликатней, ведь такой резкий выпад с его стороны мог быть воспринят неадекватно.

– Исключено, – загадочно улыбнувшись, сказал Морлей, продолжая поглаживать свою янтарную жабу по холке, отчего та издавала звучное кваканье. – Отныне ты и твои товарищи будут жить здесь.

К искреннему удивлению Брана, старец говорил на абсолютно понятном ему чистом языке, в отличие от его преданных слуг.

– Но зачем мы вам? – непонимающе произнес Бран. Казалось, он вовсе не боится быть казненным, более того, судя по сузившимся зрачкам ящера, он просто-напросто испрашивал для себя кары.

– Как смеешь ты, уродец, говорить так с Конунгом Морлеем?! – выкрикнул страж, желая поскорее расправиться с неугодным юнцом.

– Замолчи, Сар, а лучше и вовсе уберись вон из моих покоев, – продолжая поглаживать ручного зверька, сказал Морлей.

Крупный ящер, не задерживаясь ни на секунду, вышел из шатра, затаив дикую обиду на недостойного человечишку, что посмел так нагло обратиться к Морлею и вынудить того выставить самого преданного из всех стражников за дверь.

– Бран, – вновь обратился к юноше старец, – сочини для меня какую-нибудь небылицу, сказку по-вашему, – протяжно произнес он, как будто это было совершенно обыденной просьбой.

– Но я совсем далек от писательского искусства. Как говорят, двух слов связать не могу. К тому же, зачем вам это? – про себя премного удивившись, ответил Бран.

Старик, словно не замечая того, что говорит его собеседник, подвинул к себе поближе позолоченный поднос с дивными спелыми фруктами и, подняв крупную гроздь винограда, погрузил ее себе в рот. Затем проглотил ягоды и, смачно причмокнув губами, продолжил: