Текст книги "Поезд приходит в город N. Сборник рассказов"

Ярославль – Швейцария
Анна Раднева

До последнего Виктор откладывал эту командировку. Уходил в отпуск, брал больничный, обменивался с заказчиками длинными уважительными и-мейлами. Но больше тянуть было нельзя. Брёвна напилены, склад забит, машины загружены, а продаж почти никаких. Пришлось сесть на поезд и доехать самому до Ярославля. Он не любил поезда с детства за вынужденное многочасовое заточение вместе с жареной курицей в фольге и варёными яйцами, но машина была в ремонте, а компания не спешила раздавать корпоративные фордики сотрудникам на испытательном сроке.

За окном поезда менялись осенние заставки. Кроме двух девочек, никто не обращал внимания на то, что показывают за окнами. Они встречали каждое яркое дерево или маленький ручеёк радостными криками: «Смотри мам, смотри!». Так продолжалось примерно час, а потом как взрослые они уткнулись каждая в свой айпэд и перестали реагировать на внешние раздражители. Виктор на своём экране смотрел тренинги по прокачке навыков успешного человека и, ставя на паузу особенно уморительные места, сканировал окружающих в поисках невербальных признаков лидера. Наконец, поезд выпустил всех пассажиров на платформу в Ярославле, но даже в толпе Виктору казалось, что не его несёт людской поток к выходу, а это он ведёт за собой целое войско. Он представлял, как его встретит водитель, откроет двери машины представительского класса и увезёт на важные переговоры – именно так и выглядит хорошая работа успешного человека. Но встречали и забирали каких-то других людей, а Виктор так и стоял с телефоном и сумкой, поправлял галстук, рассматривал своё отражение в витрине киоска, встряхивал плечами, взъерошивал волосы, смотрел на часы в телефоне. «Надо хоть электронную сигарету завести для таких случаев», – подумал он, глядя на расслабленных курильщиков. Один из них с внешностью и мимикой мэра, докурив, подошёл к Виктору и представился:

– Володя, водитель «Яртауна».

– Виктор Сергеевич – менеджер «Надёжного леса».

Володя без всякого злого умысла громко заржал.

– Лесник что ли?

– Деревообработка.

До отеля ехали неловко. Володя пытался рассказывать про город, а Виктор думал, как бы снова не попасть в анекдот. Всё-таки на визитках и в подписи его должность выглядит солидно, внушает уважение, а не смех.

В отеле всё оставшееся время до встречи с клиентами Виктор репетировал приветствие и первое впечатление. На собеседовании ему сказали, что надо избавляться от вялых интонаций, длинных, вежливых, соединяющих мысли фраз, терпеливого, подбадривающего тона. В общем, всего того, что характеризовало его как средненького репетитора, а не как успешного менеджера по продажам. А теперь нужно стать мужиком, таким же надёжным, как вот этот лес из названия фирмы.

Встреча прошла отлично. «Яртаун» приехал в полном составе: директор, финансовый директор, менеджер проекта, менеджер по транспорту, секретарь директора. Каждый что-то говорил, доброжелательное и пустое. В перерывах между ответами Виктор отметил, что внешность и манера этой упитанной гвардии года этак из 1975 в сочетании с названиями должностей по всем правилам современного HR создавала эффект не то Хеллоуина, не то маскарада. Никакой Мосфильм не воспроизвёл бы эпоху так точно, как эти люди, пытающиеся перед москвичом не путать слова «стартап» и «фидбэк». Виктор, убедившись, что никто больше не собирается шутить над ним, расслабился, и презентация его стала похожа на хороший актёрский монолог. «Ну почти Камбербэтч», – подумал он, обратив внимание, как эффектно его рука застыла в жесте из «Сотворения Адама».

Когда переговоры уже подходили к оптимистичному концу, яртанцы разом как-то выключились из процесса. На лицах по команде оказались маски невероятной утомлённости. Директор Шашкин предложил продолжить общение вечером в неформальной обстановке и пригласил всех в ресторан к девяти. Оставалось три часа.

Провинциальные улицы внушали Виктору ужас. Они вызывали многосерийные дежавю по мотивам собственного детства, ощущение чугунной, равномерной безысходности, в которой отменили время ещё задолго до рождения маленького Витеньки. Но тем не менее надо было прогуляться хотя бы для галочки, поскольку любая деловая встреча начинается с непринуждённой болтовни на тему: как вам наш город.

Неутомимый взгляд пессимиста способен увидеть тысячи нелепых мелочей, портящих любой город, но в Ярославле происходит автоматическая замена оптики, и волей-неволей турист оказывается в мире «Бесприданницы», где уюту, размеренности и покою есть только одна альтернатива – любовные страсти под мохнатого шмеля. Последний вариант был полностью вычеркнут из жизненной парадигмы Виктора, и он смело вышел на улицы своей временной командировочной родины. Ну и, конечно же, его внутренний нытик полностью капитулировал, едва оказавшись один на один с городом. Набережная открыточного вида пела шансон и пахла листьями, в уютных ротондах студенты делали селфи, по тротуару неспешно прогуливались старички с маленькими собачками. Река гипнотизировала каждого, кто нечаянно застывал у берега, и отпускала, не выдерживая конкуренции с продавцами мороженого. Виктору всё это показалось даже чересчур. Ну тут подул ветер, и маленькие листья закружились словно золотые конфетти, привлекая толпу с телефонами. Виктор лениво достал свой телефон, чтобы тоже сделать пару осенних кадров. И только, казалось, сказочный аттракцион закончился, как экран телефона осветила яркая вспышка, искра. Он, не понимая, чего ищет, стал оглядываться. Сердце танцевало, от яркости осенних красок болели глаза, толпа превратилось в одно плавно колеблющееся пятно, и где-то там, на периферии людского потока, искрила и смеялась Машка. Может быть, секунда прошла, а может, минут десять, прежде чем он оказался рядом с ней и поздоровался.

– Искринская, ты?

– Да, мы знакомы?

– Маша, это я, Витя, мы вместе учились. Иняз же! Ну!

– Викус? Вот это да! Неплохо ты проапргрейдился. Ты как тут у нас оказался?

– Да бизнес, а ты?

– Квартиру бабушкину продаю.

И как-то стало непонятно, о чём дальше говорить. Всегда с ней такое. Лёгкая, весёлая, но близко не сойтись. Много раз Виктор пытался заговорить с ней в общих компаниях. Устроился писать курсовую к её научному руководителю, ходил на дни рождения к подругам. Каждый раз строил планы, и каждый раз гордо уходил, потому что она совсем его не замечала, смотрела как на мебель, обсуждала с другими людьми какую-то бесполезную ненужную ерунду. А потом он долго готовился к следующей встрече: выбирал повод, одежду, истории. И так три года. В последний раз перед самым выпускным, он пригласил её обсудить диплом, и они проговорили целых два часа и тринадцать минут. А потом он заболел от счастья. Когда прошла неделя, Машка уже встречалась с каким-то немцем.

– Пойдём выпьем кофе!

– Знаешь, давай лучше пиво! Вот как раньше – из бутылки на лавочке, и сухариков купим.

Когда они сели на лавочку со всем своим студенческим реквизитом, уже почти стемнело.

– Какой ты стал важный, как-то неудобно тебя по имени и на ты называть. Прямо Виктор, как тебя по отчеству?..

– Виктор Сергеевич!

– А я Мария Петровна тогда.

– Искра Петровна!

– Да. Но скоро буду Марией Цоттер. Квартиру продам, и прощай, немытая Россия! Уеду в Швейцарию!

– Да ладно?! Чем тебе немытая Россия вдруг разонравилась? Или у вас там типа любовь?

– Да, такая, знаешь, спокойная, понятная. Словно мы женаты уже лет тридцать.

– Это ты просто не встретила своего человека. Возможно, я последний романтик, но я считаю, что брак нужен, только когда искры летят, да-да, ну или что там ещё летает обычно.

– Бабочки в животе. Надо знать классику.

– Когда вот она там где-то замаячила, а ты её уже чувствуешь по электричеству в воздухе, по направлению ветра, по шуму деревьев, в которых внезапно различимы слова, неважно какие, не смейся ты. А вот спокойствие, планы совместные – это всё равно что модель чувства, напечатанная на 3D-принтере. Смотришь – вроде оно. А выкинешь в ведро – ничего и не изменится.

– Да это я просто выбирать не умею. По тебе сразу видно, что ты – умеешь. Вот уеду и тоже научусь, а здесь ведь болото, ну ничего не происходит, совсем. Работу я не люблю, причём ни одну. Пока устраиваешься, едешь туда по два часа в один конец – ещё ничего так. А как доедешь, посмотришь на них на всех, и в окошко хочется. Они говорили, что я плохо старалась: начальник, коллеги и даже родители. Ну я и поверила. Действительно. Людям нужна самоотдача, огонь в глазах. Даже если ты после иняза с двумя языками устраиваешься переводить документацию по стандартам резьбы в шурупах, нужно себя проявить так, словно фраза «крестообразный шпиц» значит для тебя что-то большее, чем маленькая собачка со странной геометрией тела.

– Ну это же инфантилизм чистой воды, ты уж извини. Устройте меня так, чтобы мне нравилось и платите много денег. Не бывает такого. Вот у меня прекрасная работа, да, не всё нравится, но я умею держать баланс. Это тоже искусство. Для взрослых людей. Так что никакая ты не Мария Петровна, а просто Машка.

– И вовсе нет, я тебе сейчас объясню всё на пальцах, как это работает.

При слове «пальцы», Виктор посмотрел на её руки, а там были часы. И на часах было почти девять. Он подумал, что самое правильное сейчас – позвонить клиенту и сказать, что отравился, или заболел, или ещё что-нибудь стандартное. Потому что Маша уже здесь, рядом, не надо больше ничего изобретать, возможно, это его самый последний шанс. Но с другой стороны, как это будет выглядеть? Словно он ненадёжен, не ценит своё дело?

– Подожди, мне, к сожалению, уже пора идти на переговоры. Ты когда уезжаешь?

– Послезавтра. А приходи ко мне после своих переговоров. Это надолго?

– Да нет, ну час-два максимум. Я вырвусь и приду. Говори адрес.

Она долго рылась в маленькой сумочке, почти скрылась там сама по пояс. Достала помаду, кошелёк, какие-то корочки с документами, две связки ключей, телефон, шарфик, солнечные очки, капли для глаз, билет на выставку, скомканные в шарик ненужные чеки, конфету, камушек, разорванный браслет и, наконец, маленький карандаш. На билете она написала адрес и телефон. И вручила этот билет Вите.

Расстались быстро. Ведь два часа уже начались.

Виктор спешил в ресторан, размышляя по дороге, что он должен быть полон сил и энергии, как котёнок в рекламе. Но вместо этого внутри была только ноющая тревога. Он хотел было позвонить яртанцам, предупредить, что задерживается, но у него немного тряслись руки. А когда начал говорить, то понял, что и голос тоже повреждён любовным Альцгеймером.

В «Дальней хижине» уже гудело застолье. Шашкин сидел во главе стола и поглощал свиные рёбра, смеялся, брал жирными толстыми пальцами бокал с пивом, громогласно что-то рассказывал с набитым ртом. Рядом сидела секретарша Ольга Александровна, женщина лет пятидесяти с громким прокуренным голосом и с жёлтыми волосами. Она вульгарно смеялась в ответ на шутку соседки по столу, красивой женщины с точёной фигурой, длинными волосами и декольте. Справа от женщин располагался ряд одинаковых чиновников в костюмах и с залысинами, а за ними ещё одна компания, которую Виктор разглядел сразу – трое деляг в джинсах и рубашках с короткими рукавами. Всё это шумело, смеялось, звенели бокалы после тостов, выкрикивались ёмкие матерные эпитеты. В общем, всё располагало к тому, чтобы уйти незаметно и тихо. Если бы за столом не было женщин. Но они, как выяснилось позже, не только его сразу заметили, узнали, но и поняли как-то, что он был на набережной, и что в отеле не работает фен, что у него в Москве есть собака, и что он не любит футбол.

Шашкин встал с рюмкой и начал говорить приветственный пост, обрисовывая светлое будущее Яртауна – уникальной зоны отдыха с коттеджами. Объявил старт проекта, перечислил уважаемых гостей, без которых ничего бы не началось, предложил выпить за успешное сотрудничество под развесёлое «Ура». Виктор тоже открыл рот, изображая ликование и счастье. Следующие полчаса он потратил на попытки начать разговор о ценах. Наконец Шашкин наелся, отсмеялся и заговорщически подсел к Виктору Сергеевичу.

– Витя, дорогой мой! Понимаешь, в чём дело? Хороший у тебя лес, вот такой! Но цены! Нам на этом этапе нужно максимально быстро заложить пять первых коттеджей, и твоё дерево никак не проходит по бюджету, а других причин купить у тебя нет. Мы с тобой ведь нормальные люди, всегда найдём общий интерес. Ты пей, Витя.

Виктор выпил. Он осознал, что всё зря. Инвестор «Надёжного леса», швед Ларс, в России всего два года, ему ни на каком языке не объяснить, что такое откат, и как это всё работает. Через двадцать два года шансы есть, но вот два – это срок, за которой Ларс едва привык к семимесячной зиме, грязи и дорогам. Специфика российского бизнеса – это всё-таки уровень advanced. Но надо было выкручиваться.

– Конечно, Игорь Борисович, я с вами абсолютно согласен, в этом сложном деле важна солидарность и общие цели. Мы обязательно поставим ваши дополнения на рассмотрение, первым делом. Вот хотите, я прямо сейчас позвоню.

– Ну не спеши, Витенька, не спеши. Я вижу, ты нормальный парень, наш. Скажи, а баба у тебя есть?

– В смысле? Девушка? Есть, да.

– Нет, я имею в виду не вообще, а у нас здесь, ты позвал кого-нибудь на вечер? Вижу, что нет. Эх, Москва, Москва, всему учить надо.

Тут Шашкин расхохотался, и остальная компания подхватила этот смех на всякий случай.

Шашкин кликнул Володю, водителя, который встречал Виктора, и велел ему привести Маринку. Виктор понимал, что на этой стадии надо валить, вот прямо сейчас. И сделал то, чего не делал никогда – стрельнул сигарету и вышел под предлогом покурить.

Стоя у ресторана на свежем ночном воздухе, он вытащил билет с адресом Маши, сфотографировал его на телефон и выбросил. Собирался уже было вызвать такси, как рядом с ним оказались ребята в рубашках с короткими рукавами. Обменялись визитками. Слово за слово, и выяснилось, что они строят лодочную станцию с коттеджем и баней рядом с Яртауном, но никак не могут найти нормальное дерево: всё, что есть на рынке, годится только для сарая, а у них будут отдыхать олигархи. Архитектор сделал проект в стиле минимализм, и теперь они ищут по всей России идеально обработанную древесину. Обе стороны пришли к выводу, что эта встреча у двери – невероятное везение, и надо срочно подписывать договор и делать поставку. Назначили переговоры на завтра, и вернулись в ресторан отметить начало сотрудничества.

Виктор посмотрел на время. Два часа уже прошли. Ещё по одной и надо уходить. Давно ему так не везло. В мелочах бывало, но чтобы оптом: и любовь, и деньги – да ему самому уже хотелось плясок с цыганами. Ещё после двух водок он решил, что надо позвонить Маше и привезти её в «хижину». Ещё через одну стопку Виктор обнаружил себя перетаптывающимся на импровизированном танцполе с Ольгой Александровной; она прилипала своим гусеничным телом к его безупречному прессу и пыталась нащупать сигнал готовности продолжать отношения. Внезапно Ольга Александровна превратилась в симпатичную девушку, потом они куда-то все вместе ехали в переполненном такси, кто-то из женщин сел к нему на колени для экономии места. И дальше сложно было зафиксировать события: что-то курили, кальян или траву, голый Шашкин с огромным упругим пузом рассказывал анекдот, Маринка танцевала стриптиз, так, что невозможно было не смотреть на две её свисающие авоськи с грушами. Виктор долго и до слёз ржал, пошёл попить и уснул в туалете.

Очнулся он совершенно трезвым. На часах было шесть утра. В первый раз в жизни он плакал. Нелепо лежал и корчился. Вспоминал, как его избили, когда он приехал в Москву, а он держался. Как мама стала слепнуть, как она нечаянно задела его утюгом, пытаясь быть полезной и погладить на ощупь рубашку, а он дышал в окно, чтобы мама не заметила, как ему её жалко. Вспомнил и тот случай, когда привёл в дом девушку, а она украла любимые мамины серёжки и траурный кружевной платок, который связала его прабабушка. И как мама молчала неделю. Увидел день своего знакомства с Машей – тогда его обозвали жирным педиком и громко распевали это на все лады, а Маша даже не заметила или сделала вид. Услышал отца, который в ответ на новость о зачислении в вуз велел приходить, когда будет бабло. С тех пор они не виделись лет десять. Всё это он перешагивал и не считал себя героем. Но зато сейчас Виктор ощущал себя одной из грязных потрескавшихся плиток на полу этого гостиничного туалета. Даже говном было бы жить проще, у него хоть есть определение, архетип, в конце концов, а что можно ждать от обоссанной туалетной плитки, серого квадрата, который даже не дождался своего звёздного часа – полёта из мешка с отходами в мусорной контейнер?

В комнате пахло перегаром, храпели тела на кровати и на полу. Виктор подошёл к окну, желая понять, откуда идёт этот невыносимый, равномерный звонкий треск, что за перекличка сотни назойливых будильников. Оказалось, за окном были трамваи. Словно какой-то невидимый ребёнок проложил игрушечные рельсы и самозабвенно играл с каждым трамвайчиком, заставляя его звенеть, останавливаться, открывать дверцы и усаживать у окошек аккуратненьких человечков.

«Ещё не всё потеряно, всё можно исправить», – несколько раз на репите пробубнил Виктор. Выбежал в утро и спустя полчаса стоял уже у квартиры Маши и барабанил в дверь квартиры. Он был готов к любой реакции Маши. Но реакции не было. Она буднично пропустила его и, продолжая упаковывать коробки, спросила, не хочет ли он кофе. Он очень хотел кофе. Но вместо этого вызвался помогать с коробками. И ещё час примерно они делали это почти молча, обмениваясь редкими репликами: «Книги ещё есть? Спицы с нитками, в пакет?».

Когда с коробками было закончено и они переместились на кухню, Витя сидел и наблюдал, как Маша суетится с кофе, слушал её щебетание о погоде и климате и пытался углядеть в ней неидеальности. Вот, например, на руках её тёмные волосы выглядели некрасиво, а причёска «пучок» и лицо без макияжа, длинная серая футболка превращали Машу в серого мышонка. И профиль у неё был то ли птичий, то ли беличий, а лицо анфас и вовсе кривое – уголки губ всегда ползли вниз, придавая лицу выражение недовольного клоуна. Пальцы Машиных ног тоже расстроили: где это видано, чтобы у человека на ногах росли грибы-опята. Но зато глаза были такими, как он любил. Без изюминки. Без загадочного разреза, без густых огромных ресниц и невероятного цвета радужки, не выдающиеся большие и не щёлочки – просто два светлых окна в бесконечность.

– Витя, если тебе кажется, что у меня на голове кальмар или шея в виде пружины, – это не так. Прекрати смотреть и по-дебильному улыбаться. Не знаю, что ты там вчера курил, но я явно не выгляжу так, как ты на меня смотришь.

– Прости, это я просто тобой любуюсь.

– На свой манер. Ну понятно, не буду мешать. Что же ты только утром притащился на меня любоваться?

– Потому что я идиот. Вместо того чтобы идти к тебе, я пошёл вчера в кабак к клиентам, стал с ними пить, а потом поехал на групповую оргию с тётками в гостиницу.

– Но зачем? Это как-то отражает твои оригинальные пристрастия?

– Я и сам не понял, зачем, потому что был рад, что наконец продам эти чертовы грузовики с брёвнами. И меня повысят.

– О, это важно, да.

– Это кажется важным. Понимаешь, с этими людьми нельзя по-другому. Нельзя просто прийти и сказать: «Вот вам договор, давайте деньги». Обязательно приходится с ними пить, иначе они ведь просто отказываются с тобой работать.

– Но хоть удачно сходил?

– Да, всё продал. Сегодня еду на сделку к трём, а потом полностью свободен. Дождусь бонуса и уволюсь. Потому что невозможно оскотиниваться ещё больше.

Маша молчала, пила кофе.

– Маша, а давай притворимся, что ты никуда не уезжаешь, а я не работаю продавцом леса. И что мы вот просто так встретились без всех этих историй. И живём какую-то другую жизнь. Будем гулять, болтать. Сколько у тебя дней до отъезда?

– Ещё два. Ну какой в этом смысл? У меня уже билеты на руках. И в мыслях я уже жду такси в Цюрихе. А ты мне предлагаешь отмотать заново и прожить какую-то дополнительную жизнь в городе, с которым я уже распрощалась неделю назад?

– Да. Ведь там, куда ты едешь, всё работает по часам. У тебя не будет времени что-то делать без цели, без смысла, просто так, для себя.

– Знаешь, я думала о том же. Самое страшное в переменах – это отмена неизвестности. Пока она у тебя есть, эта дыра в судьбе, живётся проще и радостней. Каждая надёжная заплатка убивает мечту.

– А какая у тебя мечта?

– У меня? Нет никакой конкретно. Я не люблю формулировать мечту, потому что одна определённость отменяет другие неизвестности. А я хочу, чтобы они у меня всегда гипотетически были. Вот.

– Ну а если ты ценишь неизвестность, какого чёрта ты едешь в Швейцарию и выходишь там замуж?

– Когда я приехала к Марку в первый раз, знаешь, что меня больше всего удивило? То, что он приготовил мне ланч-бокс в дорогу от аэропорта до дома – коробочку с фруктами, орешками, шоколадкой и свежевыжатым соком. Сложено это было всё в идеальный пазл, даже доставать не хотелось. Когда мы доехали, и я пошла в душ, там были специально подобранные для меня полотенца и мыло с шипровым ароматом. Это я Марку рассказывала, что мой дедушка после ванны всегда щедро обливался одеколоном «Шипр», и поэтому ванна всегда пахла лесом. А спустя несколько дней в доме у Марка сломался замочек двери в туалете. Дело было ерундовое, я пошла в специальный магазин с инструментами, купила маленькую отвёртку и собиралась починить замок. Марк это, конечно, увидел и пришёл в ужас. Словно я собиралась разминировать бомбу или снести стену. Отвёртку отобрал. Вызвал мастера по замкам нужной фирмы. Приехал человек в красивом фирменном автофургончике. Достал чемодан с десятком отделений, раскладных полочек и кармашков. Попросил гарантию на замок, по номеру на гарантии подобрал нужную отвёртку и шурупчики. Сам ремонт занял минут тридцать и то больше потому, что движения и ритуал напоминали действия хирурга в операционной. Марк остался доволен. А меня попросил не трогать инструменты, ведь для этого существуют профессионалы и они долго учатся, чтобы безопасно и быстро делать свою работу. А ещё у него есть сбережения для школы нашего будущего ребёнка, на мою страховку и на наш общий домик в Альпах. Он не хотел его покупать для себя одного, но теперь-то обязательно купит. И мне это всё очень-очень нравится. Неизвестность я действительно люблю, но когда твою жизнь целиком оккупирует неизвестность, приходится бежать в эвакуацию.

Витя смотрел на Машу абсолютно покорённым взглядом. Теперь-то уж точно она никуда не уедет.

До двух дня они болтали, собирали коробки, отгадывали ребусы в старых выпусках «Науки и жизни» и пытались по инструкции из бутылки и проволоки собрать приспособление для сбора яблок. Вместе поехали подписывать Витин договор, а потом долго искали подходящую яблоню, чтобы опробовать прибор. Вечером пришли к Маше, Витя прилёг на диван среди коробок и уснул. Проснулся около двух ночи. И дальше время никак не участвовало в том, что произошло с ним и с Машей. Оба понимали, что это важное и единственное правильное событие, и надо вцепиться в друг друга, обмотаться скотчем, наручниками – как угодно, лишь бы снова не разойтись по своим рельсам, в которые играет какой-то рассеянный, грустный ребёнок.

На следующий день они купили билеты в Москву, где собирались пожениться. За два часа до отъезда сели в маленькой кафешке. В промогазете рядом с их столиком была реклама прыжков с парашюта. Маша читала вслух и радовалась.

– А ты бы хотел прыгнуть с парашютом?

– Нет, даже в мыслях.

– Почему, это же так классно – ощущение полёта, свобода?

– Это ни разу не классно. Вот представь, допустим, ты верующий человек, ну в твоём случае без «допустим», ладно. Ну или у тебя есть какие-то свои теории по устройству мироздания. Так?

– Ну и.

– И вот ты такой живёшь под колпаком глобального величия религии, науки, собственного эго. И тут в одну секунду все мыслимые и немыслимые божества сводятся к одному кольцу. И тебе приходится с ним общаться, доверять ему, доказывать, что ты достоин. Такое вот внеплановое, добровольное чистилище.

– А ты не хочешь с ним общаться, что ли?

– Нет, конечно, у меня много планов, мой жизненный проект ещё не готов для такой глобальной презентации.

– Ну а если готов проект. Тогда полетишь?

– Нет. И тогда не полечу. Скорее всего, мне просто не захочется этот проект никому показывать, вдруг отнимут.

Маша почему-то засмеялась, хотя разговор был совсем не смешным. Виктору это так не понравилось, что он включил телефон, хотя они договорились с Машей, что выйдут на связь с миром только из Москвы. А в телефоне было десять пропущенных и веер смсок.

Начальник требовал немедленно явиться на место выгрузки брёвен и лично проконтролировать наличие документов.

– Маша, мне нужно быстро съездить на склад. Это недолго, правда. Только документы заберу, и всё. Чтобы в Москве не пришлось ждать их почтой.

– Но ты же сказал, что отключил телефон и будешь увольняться независимо от состояния дел?

– Ну конечно. Просто документы с меня всё равно спросят перед увольнением. Одна нога здесь, другая там. Всё, не скучай.

Таксист оказался очень дружелюбным, несколько раз посмотрел на адрес, крутился вдоль бесконечных гаражей и шиномонтажа, пытаясь определить, где именно находятся складские помещения, указанные на визитке. Наконец, они подъехали к ангару, который был закрыт на большой ржавый замок. Водитель пожелал успехов и уехал, и Виктор остался один. Дверь ангара была живописно состарена, синяя краска отслаивалась как кусочки пострадавшей от загара кожи. «Надо будет показать Маше», – подумал Витя и сфоткал на телефон. Потом обошёл гаражи, испачкал в пыли брюки, почистил их. Почистил заодно и ботинки. Достал из папки ручку и проверил, пишет ли она, просмотрел договор. Собирался пройти чуть дальше, чтобы убедиться, сможет ли заехать фура, и понял, что заедут даже две. И тут, проклятая физиология, у него скрутило живот, точнее, живот начал склеиваться с позвоночником. Виктор прислонился к стене и сел на землю. Лучше не стало – закружилась голова. Он пытался себя успокоить, что ничего страшного не происходит, но сердце не поверило и решило дать дёру, пульс зашкаливал. Виктор сделал попытку достать телефон и вызвать скорую, но не смог определить габариты своего тела и положение в пространстве. Он, по всей видимости, лежал на небе, а земля была где-то сбоку, или наоборот. Но и с этим он не успел разобраться.

Очнулся он оттого, что кто-то шарил по его карманам.

– Гляди-ка, живой. Слышь, мужик, мне просто полтинник нужен, дашь?

– Сколько времени?

– Почти восемь.

– Где мой телефон?

– А я откуда знаю! В карманах его точно нет, всё проверил уже.

В карманах не было вообще ничего.

– А машина не приезжала, грузовая? С брёвнами?

– Да, была утром. Перегрузили всё на другую машину и уехали. Тут никогда столько народу не было. Все такие в одинаковых костюмчиках, прям по высшему разряду. Я ещё им помочь хотел, думал, может, подкинут чего, – послали, да ещё и угрожали.

Как ни странно, схема обмана, которая развернулась сейчас подробным сценарием аферы, оживила Виктора. Он понял, что с самого начала на него вышли мошенники и он легко, даже с радостью, отозвался на все их предложения. Кроме того, ему необычайно повезло, что были проблемы с транспортом и он отправил только одну машину вместо трёх. Оставался один вопрос: Маша была тоже элементом схемы или встреча с ней была совпадением?

Чем ближе Виктор приближался к Машиной квартире, тем взрослее и сильнее была его злость на Машу. Ведь это она его сопровождала к юристам и пускала солнечные зайчики в окно переговорной. Она отговаривала его приехать на разгрузку, она перед адским псевдобанкетом в Хижине отключила его мозг каким-то невидимым, одной ей доступным тумблером. И он пришёл на важные переговоры в состоянии белого ходока, дистанционно управляемым красивым маленьким чудовищем.

Надежда, что квартира окажется ненастоящей, что про Машу там никто знать не знает, вернула ему осанку и уверенную походку. Да, он ошибся, но он понял, кто тому виной, и больше на эту романтику не поведётся никогда. А с начальством всё уладится, и деньги он вернёт, обязательно. И правильно бабушка говорила: «Уроки жизни надо принимать». Он поднялся на лестничную площадку, постучал в дверь, позвонил в звонок, снова постучал. Никого.

– Ну конечно, кто бы сомневался

Довольный вышел он на улицу. Насвистывая песенку, направился в сторону вокзала. Пора было уезжать. Обернулся на Машин дом в последний раз и почувствовал в воздухе резкий запах дерева, леса и какой-то травы. Мимо шли две женщины, оглянулись на Виктора, и одна другой сказала: «Вроде нормальный мужик, а одеколоном разит за версту, „Шипр“ – он и есть, у отца такой был». Запах не отпускал, он не мог сделать ни шага дальше. Но зато обратно, к квартире, бежать было легко. Дверь не сдавалась. Раз – плечо, два – нога, три – плечо. Коридор, кухня. Маша.

Маша лежала на полу калачиком, как мышка или как белочка. Всё в той же серой футболке. На столе стояла бутылка вина и прислонённый к ней таблеточный блистер. В углу дожидался своего путешествия новенький Машин чемодан. И так он весело стоял, подмигивал и притопывал колёсиком, что Витя сразу всё понял. Он обнял этот чемодан и вынес, как ребёнка:

– Машка, а я и не знал, что ты волшебница. Ты, главное, теперь не разговаривай, а то с говорящим чемоданом я недалеко уеду.

Они вместе сели на поезд. Поездка была тяжёлой. Как-то так совпало, что все пассажиры в поезде были из компании «Яртаун», Виктору пришлось много и нервно здороваться. Шашкин и какой-то тип в рубашке с коротким рукавом смотрели на Машин чемодан, смеялись и перешёптывались. Но в те моменты, когда они отвлекались на поедание свиных рёбер, Витя наклонялся к чемодану, гладил его нежно и шептал: «Милая, не бойся, этот поезд довезёт нас до самой Швейцарии».