Текст книги "Совушкины сказки"

Совушкины сказки
странные и жуткие сказки о реальности
Анастасия Демишкевич

© Анастасия Демишкевич, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Белая

– Пьешь? Спросила Белая.

– Пью, – ответил дядя Гриша. Компанию составлять будешь?

– Не буду, – презрительно скривилась Белая. Пойду лучше к Ваньке с третьего.

– К Ваньку? Так он же малой еще, – удивился дядя Гриша.

– Малой – не малой, не твое дело! Огрызнулась Белая. Вы, старые пьянчуги, вот у меня уже где. Молодого, сочного хочется.

Ваня был последним человеком, на которого Белая могла обратить свое внимание. По крайней мере в этом доме. Ваня был маленьким человеком. Ребенком, проще говоря.

Было тихо. Все по своим постелям: храпел отец, сопела бабушка, кот Барсик урчал. Ване спать не хотелось. Он радовался тому, что завтра с отцом они пойдут в зоопарк, смотреть на тигров, оленей, сов и кабанов. Ваня редко видел отца, как-то в сентябре отец уехал и больше не возвращался. Позже выяснилось, что Ваня теперь может ездить к отцу в гости, как к чужим.

– Совушка прилетит, собаченька придет, лисонька хвостиком укроет, – шептал Ваня.

Мама всегда укладывала его спать с этими словами, как бы снимая с себя ответственность, и отдавая ее другим. И действительно, как она может защитить Ваню во сне? А вот лисонька и собаченька могли это сделать. И делали – хранили Ваню.

Никто не слышал, как вошла Белая. Она бесшумно скользнула по коридору и ловко, для своих лет, запрыгнула в постель к Ване. Холодное и липкое прикоснулось к нему, Ваня закричал, но не услышал своего голоса. В кровати его лежала какая-то старая тетка, и тяжело дышала ему в ухо.

– Кто ты? Что тебе надо? Голос вернулся откуда-то из пяток.

– Я – Белая. А надо мне тебя, мальчишка. Белая ближе придвинулась к Ване и запустила цепкие пальцы ему в волосы.

– Меня? Я тебя не знаю.

– Не знаешь, так узнаешь. Знание – сила! Или как там у вас в школе говорят. Белая беззубо захихикала.

– Исчезни! Крикнул Ваня, рукой нащупывая выключатель прикроватной лампы. Ваня был умный мальчик и знал, что в темноте может привидеться всякое, а свет всегда спасителен. Ничего не произошло, свет не загорелся. А Белая продолжала прижиматься к Ване, быстро ощупывая его шею, плечи, спину, как будто что-то искала.

– Отпусти меня! Отстань! – Крикнул Ваня, как мог громко. Страх медленно закатывал его в кокон, и голос отказывался слушаться.

– Не отпущу. Я тебя поймала, малец, – захохотала Белая, – крепко держу, не отпуш-шууууу.

От Белой пахло чем-то кисло-сладким и тяжелым. Так иногда пахло от соседа дяди Гриши. Ваня запомнил этот запах, он был противен ему, но когда он вдыхал его, то не мог надышаться. Ему казалось, что вот-вот на следующем вдохе из омерзительного он превратится в прекрасный. Но этого никогда не происходило.

– Мамочка, помоги! – просил Ваня, вырываясь.

Когти Белой вонзились в шею Вани, она специально отрастила их для этого случая. Белая, чавкая от удовольствия, раз за разом втыкала когти в бьющееся тело, с каждым разом все глубже и глубже.

– Помогите! Мама, Папа! – звал Ваня. Боль и ужас все сильнее опутывали его, и не мог он выбраться из страшных объятий.

– Нет мамы, нет папы. Только ты и я, – шептала Белая, облизывая ухо Вани. Никто тебя не спасет, никого больше нет. Она добралась до мышц и связок и, причмокнув, стала их рвать, как мокрую бумагу.

Сил не осталось у Вани. Белая вгрызалась в него, в самую его сущность. Ни в кожу, ни в жилы, ни в кости, а в самого него.

– Совушка прилетит, собаченька придет, лисонька господи помоги! Господи, помоги! – Закричал Ваня и проснулся.

Ваня вскочил с кровати и, чувствуя внутри себя Белую, кинулся прочь. Врезаясь в стены, он бегал из комнаты в комнату и нигде не находил убежища. Ему хотелось выплюнуть ее, выкричать, выплакать.

– Господи, помоги. Господи помоги! – Просил он и плакал.

Все в доме повскакивали. Отец, бабушка, кот. Дедушка заворочался в своей комнате.

– Ванечка, Ванечка, что с тобой? Испуганно лепетала бабушка.

– Припадок у него какой-то, – заключил отец, крепко схватив Ваню за плечи, – а ну ка проснись! Иван, проснись.

– Как будто белая горячка, – сказала бабушка и перекрестила Ваню.

– Какая белая горячка? Заранее что ли пришла? Ерунду не говори! Прикрикнул на бабушку отец.

– Иван, проснись!

Ваня проснулся. Прожил до тридцати одного года и умер от алкоголизма.

Жило дерево

Ветер разглаживает мои морщины, он бедолага старается, но слишком уж они древние, слишком глубоко врезались. Не под силу с ними справиться даже ему. Да и зачем?

Я старо, отголоски былых мыслей долетают до меня, они шуршат и перешептываются, каждый новый листик пытается напомнить мне о чем-то. Но их все меньше. И все меньше воспоминаний.

Долго я стою на этом холме. Солнце пригревает меня, и я жмурюсь от его ласковых лучей, дождь омывает меня и избавляет от усталости, птицы находят приют в моей поредевшей шевелюре. Когда-то она была густой и белокурой. Когда-то я было мальчишкой.

Когда-то я было мальчишкой. Но я совсем ничего не помню об этом. Мне помнится старик, он что-то все время записывал, а замусоленный карандаш выскальзывал из его слабеющих пальцев, разрастающихся и превращающихся в узловатые ветви.

Старик знал, что ему осталось недолго. Но он не понимал, почему никто не видит происходящих с ним изменений. «Ну, а вы что хотели? Возраст», неизменно говорила угрюмая не по годам санитарка. Дома у нее был маленький ребенок, неоконченный ремонт и бутылка коньяка. Ей было не до стариковских причуд.

– Возраст, – вздыхал старик. С возрастом приходят болезни и немощь. И одеревенелость. Вот это последнее и беспокоило старика. Он не просто умирал, он превращался в дерево.

Сначала появились почки. Они умели казаться обычными родинками, которыми и были раньше. Когда-то маленькая девочка считала их и говорила: «Бородавчатый ты, как лягушенька». И вот давно уже нет этой девочки на свете, а родинки есть. И с каждым днем они все больше, и листья пробиваются сквозь них. Санитары в хосписе не видят этого. Не хотят замечать и ставят очередную капельницу. А старик чувствует, как рвется его ветхая кожа под напором молодого и сильного. Он кричит от боли, но все кричат от боли здесь. В стройном хоре предсмертных криков, его собственный едва слышен.

Становиться деревом больно. Кому-то повезло и он просто проснулся однажды березой или тополем, старик же мучился, с трудом расставаясь с самим собой.

За почками стали пробиваться ветви, они надорвали ненужные больше ногти, и стали расти из самых пальцев. Старик стал пачкать простыни окровавленными руками. Санитарки ругались и привязывали ему руки. «Опять себя расцарапал старый», – озлобленно шептали они.

Когда настала очередь корней, старик бился на кровати так сильно, что пришлось привязать и ноги. Они как будто отделились от тела и жили сами по себе, с какой-то только им одним известной целью. Скручиваясь, они росли с каждым часом. И все меньше становилось старика. А потом совсем не стало.

Все силы старика перешли ко мне, и пробившись сквозь сырость и черноту земли, я увидело свет. Было тепло и спокойно, ничего больше не тревожило меня. Кроме девочки. Стоит она где-то сейчас осиной и считает родинки, а меня с ней нет.

Сова дядя Ваня

Дядя Ваня жил в пятом подъезде со дня его основания. Подъезд, конечно, появился не отдельно от всего девятиэтажного дома, однако с самого начала возведения и до сегодняшнего дня «пятый» существовал каким-то тайным, особенным образом, и разительно отличался от своих четверых собратьев. Началось все еще во время строительства. За подъездом плотно закрепилась дурная слава. Рабочие все время жаловались на головную боль, сонливость и понос. У их коллег, трудящихся на других участках, таких проблем не возникало. Может быть потому, что они не употребляли спирт от Фроловны, предпочитая ему старую добрую «Зеленую марку».

Поносом дело не кончилось. Начальник бригады Игорь, пронырливый мужчинка лет сорока, славившийся похабными анекдотами и умением дальше всех ссать с крыши, не справился со своими конечностями, сверзнулся с лестницы и сломал себе шею. Так подъезд взял свою первую жертву.

Прошло много лет, про бедолагу Игоря уже никто не вспоминал, приличные и респектабельные люди расселились по всем четырем подъездам. По всем кроме пятого. В нем традиционно проживали маргинальные элементы, не проходило и года без того, чтобы кто-нибудь не выпрыгнул из окна, не поколотил жену или мужа или не упился до белой горячки. Всех, кто селился в пятом, ждала незавидная участь. Даже если человек въезжал относительно приличным (имел несколько смен белья, цветной телевизор и дубленку), за год жизни в пятом он непременно опускался: терял работу, начинал пьянствовать, переставал менять исподнее и мыться.

Так случалось со всеми кроме дяди Вани. Был ли он крепче духом, или просто предпочитал водке марихуану – не известно. Поговаривали что-то о мощном ангеле-хранителе, но дядя Ваня на это только лукаво улыбался, скручивая в руке свежий выпуск журнала «Железный марш». Так или иначе, зло не коснулось дяди Вани: он по-прежнему работал резчиком по дереву, не пил, жарил вкусную картоху, а по вечерам читал книги или слушал музыку. По воскресеньям дядя Ваня выбирался в лес, говорил, что на охоту, но всегда возвращался с пустыми руками и таинственной улыбкой на лице. Из леса дядя Ваня приносил только красивые листья и веточки. Он подолгу смотрел на них, а потом брался за работу и всегда вытачивал что-нибудь интересное: фигурку белочки, совы или подставку в виде осинового листа. Очень часто дядя Ваня дарил эти фигурки соседям просто, чтобы сделать им приятное. «Куда мне столько одному», говорил он, «Так и места в доме не останется».

Обитатели пятого подъезда от его подарков обычно отказывались, а если и брали, то продавали или обменивали на спирт. Другие соседи с радостью принимали и благодарили дядю Ваню за его доброту.

Разбитная бабка Прокопьевна часто спрашивала дядю Ваню почему он не женится и не заведет семью. Грустно улыбаясь, дядя Ваня всегда отвечал, что если он до сих пор никого не встретил, то значит, наверное, и не судьба ему. Прокопьевна задавала один и тот же вопрос каждый раз как видела дядю Ваню – она получала удовольствие от того, чтобы лишний раз напомнить одинокому человеку об его одиночестве. Однако дядя Ваня на нее не обижался и всегда терпеливо говорил с ней.

Как-то дядя Ваня возвращался из леса в особенно приподнятом настроении. У дома он столкнулся с Прокопьевной.

– А что это у вас в корзинке? Грибов что ли набрали?

– Совенка нашел, – смущенно улыбаясь, ответил дядя Ваня, приподнимая тряпку, которой была прикрыта корзина.

– Совы птицы дикие, – важно сказала Прокопьевна, как будто открытие сделала. – Пропадет, – весомо добавила она.

– Не пропадет, – уверенно ответил дядя Ваня. – Не пропадет совенок, – зачем-то повторил он.

На работе сразу заметили, как повеселел обычно задумчивый дядя Ваня. Заметили и то, как он торопится с уходом домой. Даже на обед стал ходить, хотя раньше всегда брал его с собой.

– Бабу завел, не иначе, – сказал усатый столяр Митя.

– Седина в голову – бес в ребро, – усмехнулся рыжий Василий.

Дядя Ваня действительно стал спешить, он хоть и любил свою работу, но дома ждал его совенок, щелкал клювом и пищал в ожидании, когда дядя Ваня вернется и накормит его.

Дядя Ваня устроил совенку импровизированное гнездо рядом со своим письменным столом. По вечерам, когда он читал книгу, совенок выбирался из гнезда и, цокая коготками по линолеуму, подходил к дяде Ване и небольно поклевывал его за пальцы ног.

– Скучно тебе? – спрашивал дядя Ваня и, посадив совенка на ладонь, аккуратно перемещал его на стол и подолгу гладил по маленькому клюву.

Спустя какое-то время совенок стал встречать дядю Ваню, когда он приходил с работы. Открыв дверь, и едва войдя в прихожую, дядя Ваня уже слышал цоканье совиных коготков по полу – его еще не умевший летать питомец спешил к нему, чтобы приветственно ущипнуть за палец. Хорошо жилось дяде Ване с совенком, забота о нем занимала все свободное время дяди Вани, и он, чувствуя, что кому-то необходим, был счастлив.

Однажды, вернувшись с работы чуть раньше, дядя Ваня не услышал привычного цоканья. Подумав, что совенок спит, он осторожно разулся и на цыпочках прошел в комнату. Совенок лежал на полу лапками кверху. Его маленькие коготки были плотно сжаты, а глаза закрыты.

– Что же ты, совеночек? – Только и смог выговорить дядя Ваня и, упав на колени заплакал.

– Хороший совенок, – приговаривал дядя Ваня сквозь слезы, поглаживая маленький мертвый клювик.

– Хороший совенок.

Соседи долго не видели дядю Ваню. Зато они слышали совиное уханье, раздающееся из его квартиры. Сначала оно было надрывным и яростным, затем стало жалобным и печальным. Когда полиция вскрыла дверь, столпившиеся в коридоре соседи увидели сидящего на полу в куче перьев дядю Ваню. Рядом валялась разорванная подушка. Дядя Ваня ухал по-совиному.

«Совсем не отличить от настоящей птицы», говорили те, кто когда-либо слышал крик совы.

После того, как Сову дядю Ваню определили на дурдом, жизнь в пятом подъезде как-то неожиданно наладилась. Люди стали приходить в себя: бросали пить, устраивались на работу, затевали ремонт. Чертовщина, гнездившаяся здесь, казалось, рассеялась. Возможно пятый подъезд наконец насытился, а может быть просто подавился светлой душой Совы дяди Вани.

Невеселая история

Вчера весь день они провели на воздухе, а сегодня у Леры поднялась температура.

– Сходи за лекарством для сестры, – сказала страшно занятая мама.

Аня побежала, перескакивая через две ступеньки. На улице шел снег, и Анина миссия была очень важной. Она воображала, что сестру поразило страшное проклятье, и только она одна может ей помочь. Не то что бы она слишком в это верила, просто реальность казалась ей не особенно интересной, и ей нравилось придумывать всякое. «Если бы я двигалась так же медленно, как все остальные люди, боюсь, что Лера уже бы умерла. Но я в пять раз быстрее, я не хожу, а практически летаю, бесшумно скольжу над поверхностью земли. Даже снег не успевает упасть мне на плечи». Несмотря на свои сверхчеловеческие способности, Аня была уже прилично усыпана снегом, который впрочем, по ее желанию легко превращался в белые перья, и она летела дальше. Она хотела сократить путь до аптеки и пошла напрямую, а не тем путем, что обычно. Может поэтому, а может быть потому, что слишком размечталась, Аня увидела перед собой не аптеку, а кирпичную стену. Стена была длинная, но не очень высокая, тем не менее, заглянуть за нее она не могла. Неужели придется признать, что заблудилась и вернуться назад? Этого Ане совсем не хотелось – ведь это займет столько драгоценного времени. Кто-нибудь, непременно, подскажет ей дорогу. Она стала оглядываться, но как назло никого не было, да и из-за снега ничего было не видно. Поскольку смотреть было особенно некуда, Аня посмотрела наверх.

На стене сидел человек, как ни в чем не бывало, болтал ногами и курил трубку. Выглядел он не очень опрятно. Скорее бомжевато. Одежда его была потертой, в некоторых местах даже до дыр, лицо украшала свалявшаяся рыжая борода, показавшаяся Ане не настоящей.

– Добрый вечер, – сказала Аня.

– Отличный вечер, – ответил бомжеватый.

– Не подскажите, как пройти в аптеку? – Моей сестре нужно лекарство.

– Джеральдина больна? Ай-ай, как нехорошо.

– Мою сестру зовут не Джеральдина, а Лера, – возмутилась Аня. – Что это за имя вообще такое?

– Имя как имя, у человека вообще может быть много имен. У меня вот их несколько.

– Ну и как вас зовут?

– Тебе все перечислить? – человек осклабился, показав несколько подгнившие зубы.

– Ой, нет, все не надо, я очень тороплюсь, – запротестовала Аня. – Скажите, что вы видите за этой стеной? И нет ли там аптеки? Человек немного помолчал и выдохнул облако дыма.

– Что ж, за стеной я вижу девочку, которая не знает меня, но хочет познакомиться.

– Да нет же, не с этой стороны стены. Что вы видите с другой стороны?

– А с другой стороны я вижу девочку, которая знакома со мной, но знать меня не желает. Шалтай-Болтай к вашим услугам.

– Мм, очень приятно, а я – Аня. А как на счет аптеки?

– Ну, раз есть девочка – значит, есть и аптека. А вообще я могу дать тебе одну вещь, которая избавит тебя от необходимости в последней.

– У вас есть что-то, что поможет сестре?

– Несомненно. Только ты должна кое-что мне пообещать.

– Я не могу пообещать кое-что, я могу пообещать только что-то конкретное.

– Разумный подход. Пообещай, что завтра ты вернешься сюда с сестрой. Аня задумалась. Перспектива была так себе, но идти куда-то вместе с Лерой было в тысячу раз лучше, чем одной. Да и вообще любое дело, даже самое неприятное становилось лучше, если они делали его вместе.

– Лера, конечно, не в восторге будет, но ладно, обещаю.

– Верное решение, Кимберли! Бомжеватый незнакомец, представившийся Шалтаем, явно очень обрадовался.

– Что за имя дурацкое? Возмутилась Аня. Я – Аня, и, кстати, где обещанное? Что-то упало в сугроб рядом с ней.

– Расческа?

– Именно, пусть Джеральдина расчесывает ей волосы каждый день, перед тем как лечь спать, и она почувствует себя лучше. Шалтай говорил это тоном, не терпящим возражений, но у Ани почему-то возникли сомненья.

– Спасибо, конечно, но скажите, а как мы сможем найти это место? Я совершенно не ориентируюсь в этой части города.

– Выходите из дома и идите по следам.

– По каким следам? Все следы к тому времени уже заметет.

– О-о, эти следы вы не пропустите. Они, как бы это сказать, будут весьма заметными.

Температура у Леры спала, после того как она воспользовалась расческой, но мама не разрешила ей выходить из дома еще по крайней мере несколько дней. Запрет этот, тем не менее, можно было легко обойти, так как мама уходила на работу до шести вечера.

Когда Аня и Лера вышли из подъезда они действительно увидели следы. И эти следы, как и обещал Шалтай-Болтай, невозможно было не заметить. Они даже как-то слишком бросались в глаза, и девочки не понимали, почему до сих пор вокруг них не собралась толпа любопытных. Не каждый день все-таки можно увидеть следы гигантских птичьих лап. Однако люди проходили мимо и совершенно не смотрели себе под ноги. Обычно они под ноги смотрят: бояться поскользнуться или наступить в собачьи, а если очень повезет, то и в человеческие каловые массы. Ане и Лере ничего не оставалась, как пойти по следам и радоваться тому, что с ними происходит что-то необычное.

– Может нам все-таки не стоит к нему идти? Спросила Лера. – Мы ведь его совсем не знаем.

– Брось, пока мы вместе ничего плохого случиться не может. Ты же знаешь.

– А какой он – Шалтай-Болтай? Снова поинтересовалась Лера.

– Если честно, то довольно мерзкий. Ничего общего с тем как обычно выглядят волшебники. То есть я, конечно, не знаю, как они выглядят, но, во всяком случае, представляют их обычно по-другому.

– Может он только претворяется таким.

– Может быть. Здорово все-таки, что с нами это происходит.

– Ага.

С небывалым чувством собственной исключительности Аня и Лера следовали дальше. Наконец, они оказались у вчерашней стены.

– А вот и вы! – Обрадовался Шалтай-Болтай и очень быстро швырнул что-то похожее на бутылку за стену.

– Очень рад видеть Джеральдину в добром здравии. Лера только хотела возразить, но вспомнила, что Аня предупреждала ее о странных наклонностях Шалтая.

– Добрый день, – сказала она. – Рада познакомиться.

– Я позвал вас за тем, – торжественно начал Шалтай-Болтай, – чтобы показать то, что за этой стеной. Шалтай театрально махнул рукой в противоположную сторону, на мгновение потерял равновесие и чуть не сверзнулся вниз.

– Да неужели, а мы думали затем, чтобы сыграть в пинг-понг, – шепнула Аня Лере, и они захихикали. Шалтай нагнулся за стену, извлек оттуда лестницу и опустил ее туда, где стояли девочки. Рука его снова исчезла и через минуту рядом с ними стояла вторая точно такая же лестница.

– Прошу, не бойтесь, с той стороны гораздо лучше, чем с этой. Но только помните, не пытайтесь туда перебраться.

– Почему это, если там так хорошо? Спросила Лера.

– Терпение, милая Джеральдина, сейчас туда нельзя, но кто знает, что будет потом.

Девочки осторожно забрались вверх и так, как Аня была немного выше Леры, то первая увидела то, что было за стеной. Глаза ее широко открылись.

– Лера, смотри! Теперь и Лера заглянула за стену и так же замерла в восхищении. Они увидели город на холме, освещенный золотистым теплым предзакатным светом. Он был окружен горами, с которых падала вода, образовывая множество небольших озер. Но самым удивительным было то, что над городом парили огромные птицы. И хотя девочки не могли видеть жителей города, но они слышали их пение, которое едва доносилось до них. Столько радости было в этом пении, и песня казалась такой знакомой, что они не заметили как стали подпевать, хотя обычно с ними такого не случалось. Лера отказалась от занятий хором, а Аня вообще считала свой голос отвратительным, однако сейчас они совершенно забыли об этом.

– Пора спускаться. Голос Шалтая-Болтая донесся до них откуда-то издалека.

– Ну, еще немного! Можно мы еще немного посмотрим? Захныкали девочки.

– Никак нельзя. Немедленно слазьте, – отрезал Шалтай. Они нехотя оторвались от созерцания города, и сосредоточенно глядя себе под ноги, стали спускаться на землю. Оказавшись внизу, Аня и Лера недовольно уставились на Шалтая-Болтая. После того, что они видели, он показался им особенно гадким и неуместным. Пальто его задралось, обнажая потертые и вытянутые на коленках рейтузы, борода покосилась куда-то набок.

– Нуу, – выжидающе протянул он.

– Что это за место? Как нам туда попасть? Наперебой начали девочки.

– Что это за место – решать исключительно вам. А вот как туда попасть – это, пожалуй, я могу вам сказать. Вам нужно пройти три испытания, я помогу вам, но вы должны оказать мне ответную любезность.

– Ну, вот началось, – недовольно прошептала Аня. – Что за любезность?

– Мм, в вашем доме живет один старик, он каждый день выгуливает большую белую собаку в парке напротив.

– Мы его видели, – перебила Шалтая Лера.

– Так вот, хоть он и гуляет с этой собакой, собака эта ему не принадлежит. Она попала к нему случайно и должна вернуться назад к своему настоящему хозяину.

– А кто ее настоящий хозяин? Перебила Шалтая на этот раз Аня.

– Приведите ее ко мне, эта собака из-за стены, ей не место здесь, – уклончиво ответил Шалтай-Болтай.

– Вы что хотите, чтобы мы украли собаку?

– Не украли, а вернули. Вы ведь хотите получить шанс? У вас есть на это три дня, – ответил Шалтай, резко качнулся назад и свалился за стену. Девочки какое-то время недоумевая, смотрели друг на друга.

– Как думаешь, он не ушибся?

– Не знаю, звука падения я не слышала. Шалтай-Болтай сидел на стене, Шалтай-Болтай свалился…

Лера влетела в комнату, запнулась о школьную сумку, глубоко вдохнула и заговорила:

– Скорей! Бежим! Там, на улице человек с собакой. Я его из окна только что видела. Аня, натягивая колготки, выглянула во двор: старик сидел на скамейке и смотрел как большая белая собака, радостно виляя хвостом, то убегает вглубь парка, то возвращается, как бы приглашая его следовать за ней.

– Нужно колбасы взять, – догадалась Лера. Девочки вышли из дома и остановились в нерешительности, до сегодняшнего дня им не доводилось «возвращать» чьих-либо собак. Решено было, что Аня отвлечет старика, а Лера в это время приманит пса и уведет его в другой конец парка, а оттуда уже они отправятся к Шалтай-болтаю.

– Добрый день, – сказала Аня, присаживаясь рядом с хозяином.

– Добрый день, милая девочка, – ответил он. Голос его был ласковым, и Аня почувствовала неприятный укол совести. Старик был весь белый подстать своему псу, он добродушно взглянул на Аню из-под косматых бровей и улыбнулся.

– Отличный день для прогулки, вот и я решил, что нечего нам с Джимом сидеть дома в такую погоду.

– Джим – это ваш пес? Спросила Аня.

– Да, вот прибежит, и я вас познакомлю. Он добрый, не кусается.

– Это хорошо, – ответила Аня, помня о том, что у Леры сейчас есть возможность испытать хваленую доброту пса на себе. Ей опять стало не по себе, и она никак не могла придумать, что бы еще спросить. Старик, как будто почувствовав это, продолжал говорить без всяких вопросов. Аня была взволнована и большую часть рассказа пропускала мимо ушей, а старик рассказывал о том, как встретил Джима, как лечил его и о том, как радостно им жилось.

– Извините, мне пора, – сказала Аня, заметив, что собака давно исчезла из виду.

– Что ж, не смею задерживать. Жаль Джим где-то забегался, вы бы наверняка подружились.

– Да, жаль… Аня смущенно взглянула на старика и быстро зашагала прочь. Ей было стыдно и грустно.

– Ну, вот ничуть он и не похож на злобного похитителя чужих собак, – первым делом сказала она Лере, ждавшей ее у противоположного входа в парк и державшей за ошейник собаку.

– А он и не должен, Шалтай же говорил, что собака попала к нему случайно, а он, может быть, просто не подумал ее вернуть.

– Может быть, Аня погладила пса, – его Джим зовут.

Джим довольно спокойно следовал за девочками первую часть пути, Лера то и дело подкармливала его колбасой и он, казалось, даже и не думал удирать. Однако как только появилась стена, Джим стал скулить и упираться, колбаса уже не помогала.

– Джим, ну что с тобой? Спросила Аня.

– Джимка, мы ничего плохого тебе не сделаем, – присоединилась Лера. Уговоры не срабатывали, Джим лаял и вырывался.

– Джим, ты же из-за стены, а значит ты не обычная собака, может быть, ты умеешь говорить? Если ты скажешь нам, почему мы не должны вести тебя к Шалтаю-Болтаю, то мы не будем заставлять тебя, – обратилась к Джиму Аня.

– Ну, же! Скажи нам что-нибудь. Джим, как ни странно, упорно молчал. Он только смотрел на девочек печальными глазами и мотал головой. Им было жаль Джима, и они решили не отдавать его Шалтаю, пока он не объяснит, зачем ему этот пес.

Шалтай-Болтай как обычно сидел на стене. Под ним, на снегу, красовалось небольшое углубление желтого цвета, о происхождении которого можно было только догадываться.

– Кого я вижу! Развязно выкрикнул он. – Кимберли, Джеральдина и наконец-то блудный пес, Джим! Весьма рад вам всем. И поздравляю вас с успешно выполненным заданием. Шалтай скинул со стены длинную веревку, другой конец которой продолжал сжимать в руках. – Будьте любезны, привяжите эту веревку к ошейнику собаки.

– Постойте, – начала Аня, – Мы исполнили вашу просьбу и привели вам Джима, но давайте на чистоту, что вы с ним собираетесь делать? Мы отдадим вам его только, если вы гарантируете, что с ним все будет в порядке.

– Вы готовы отказаться от возможности попасть за стену из-за собаки? Что ж…

– И говорите правду! Добавила Аня.

– Ну, разумеется – правду! Так уж получилось, что я не могу говорить неправды, как бы мне порой этого не хотелось. Хотите знать про собаку – хорошо. Джим, как вы поняли, необычный пес. Он имеет одно замечательное свойство – продлевать жизнь своему владельцу. Владельцем Джима был я, пока он не удрал от меня. Ну, и как можно догадаться, я не всегда был таким, годы, знаете ли, стали сказываться. Зубы вот вываливаются, а мне важно поддерживать товарный вид. Для пущей убедительности Шалтай сплюнул в снег пару гнилых зубов.

– Понятно, проговорила Аня, поморщившись. Значит, вы заинтересованы в том, чтобы с Джимом все было в порядке?

– Разумеется, как никто другой. Кроме того Джим создает по эту сторону стены, как бы это сказать, дисбаланс.

– Ну, вот, Джим, ты будешь в безопасности, кроме того вернешься домой, – обрадовалась Лера и привязала веревку к ошейнику отчаянно залаявшего пса. – А когда мы сможем попасть за стену?

– О, в самое ближайшее время, но вы должны выполнить еще одно мое задание. Оно очень важно, так как – это плата за проход на другую сторону.

– Что мы должны сделать? Шалтай вытащил из кармана мяч и бросил его под ноги девочкам. Возьмите этот мяч и отдайте его тому, кого вы больше никогда не хотите видеть. Все очень просто, как видите. И даже приятно, я бы сказал.

– И правда просто, – согласились Аня и Лера. – Но, что будет с тем человеком, которому мы отдадим это мяч?

– Этот человек исчезнет, – как всегда невозмутимо ответил Шалтай-Болтай.

На обратном пути, когда Аня и Лера подходили к дому, у одного из подъездов стояла машина «Скорой помощи», они не обратили на нее внимания, так как воображение рисовало им чудесный мир за стеной. Через два дня состоялись похороны, но о них они тоже ничего не узнали.

Вернувшись домой, Аня и Лера обнаружили неприятный сюрприз – у них в гостях была Саша, племянница их мамы и, стало быть, их двоюродная сестра. Сестрой они, впрочем, ее никогда не считали, и на то у них были причины.

Больше всего на свете Саша любила ябедничать, львиная доля наказаний, полученных Аней и Лерой, были делом ее рук. Она была младше их на два года и обо всем, что было непонятно ее не слишком развитому мозгу или просто казалось неправильным, она тут же докладывала взрослым. Именно благодаря ей девочки были наказаны за чтение недозволенных книг, а так же за вранье по поводу существования другого волшебного мира.

К огромному их возмущению, мама пустила Сашу в их комнату, где она расположилась в кресле и нахально перебирала сцапанные с полок игрушки. Вид у нее был довольный – значит, она уже успела на что-то нажаловаться.

– Поздоровайтесь с сестрой, – строго сказала мама.

– Привет, – с нотками брезгливости проговорили Аня и Лера.

– Аня, можно тебя на минуту? Все так же строго позвала мама. Это был явно не вопрос, и Аня сразу поняла, что разговор будет не из приятных. Она скорчила рожу за спиной у Саши, подмигнула Лере и пошла на кухню.

– Анна, откуда у тебя эта расческа? Спросила мама, помахивая той самой расческой, которую Аня получила от Шалтая-Болтая. Тон ее не предвещал ничего хорошего.

– Я ее нашла, не придумав ничего лучше, – ответила Аня. Не могла же она сказать, что ей ее подарил рыжий неприятный мужик с накладной бородой. И уж тем более то, что это волшебная расческа.

– Нашла значит… А вот Саша утверждает, что это ее расческа, и ты взяла ее у нее без спроса, когда мы несколько дней назад заходили к ним. «Ну, конечно, же Саша утверждает», пронеслось в голове у Ани.

– И если уж называть вещи своими именами, то ты ее украла.

– Ничего я не крала! Возмутилась Аня. – Можешь и дальше верить этой Саше, она всегда говорит про нас гадости.

– Я у тебя такой расчески не помню, и очень сомневаюсь, что ты ее нашла. А если и нашла, то не должна была поднимать.

– Но я действительно ее нашла. Негодование Ани быстро улеглось, так как она понимала, что доказать что-либо она все равно не сможет.