Текст книги "Синдром русалки"

Но будущее с яхтами и Димой звало и манило её. Хотя, конечно, Ирины странные надежды были несколько надуманы.

Тем не менее, будущее в будущем, а настоящее в настоящем. Вернёмся в июль. В деревне традиционно отмечалась ночь Ивана Купалы. Деревенские в эту ночь топили баню, вечерами купались, по берегам реки жгли очищающие костры, устраивали пляски, игры, лазили по огородам, в местном клубе проводился карнавал для молодёжи… Но ребята, в каком-то смысле, были отщепенцами, белыми воронами, и для них совершенно не представляло никакого интереса смотреть на пьяные рожи знакомых. Поэтому они составили для себя собственную программу.

Ещё в день Агафрены Купальницы была запланирована вылазка в заброшенный и ветхий дом местной колдуньи, гадания на цыганских картах, к вечеру – ночные купания, посиделки у костра, страшные истории и много всего интересного…

Организацию мероприятия распределили каждому по силам. В прошлом году им помогал старший брат Алика, но в этом году он отдавал долг своей стране, крася траву в зелёный цвет, потому приехать не смог, и ребятам приходилось справляться самим.

Одним словом, друзья предвкушали интересный день и каждый, несмотря на свои материалистические убеждения, в глубине души надеялся увидеть что-нибудь необыкновенное.

2

Светлело. Тёмное небо становилось зеленовато-голубым, потом приобретало более тёплые тона по краям. Утренний туман стоял над рекой неким дивным мостиком, лежал шапкой на поле, окутывая деревню. Всё ещё спало. Дети сопели в своих кроватках, крепче обнимая мягкие игрушки, на улицах было тихо и пустынно. Лишь изредка, побрякивая кузовом, проезжали фуры и грузовики с усталыми и сонными дальнобойщиками внутри.

Небо стало совершенно светлым, и вот из-за синей полосы далёкого спящего леса показался край огненно-рыжего шара… Закричали первые петухи, знаменуя новый рассвет. Залаяли собаки, очнувшись ото сна. Потихоньку стало наступать утро. Первые лучи солнца коснулись капелек росы на траве, осветили листья на деревьях, пробудили радость к жизни и порвали лёгкую дымку сна. Месяц начал бледнеть и растворяться в голубом небе, прячась за редкими розовыми облаками. Птички запели свою весёлую песнь, окружили радостным чириканьем лето… Точно так же щебетало и пело сердце у ребят в предвкушении приключений…

Было ещё часа четыре утра, а Димка уже бродил по лугу, среди мокрой травы, наблюдая за восходом. Джинсы были влажными от росы до самых колен, но это ничуть не расстраивало парня. В каждой капельке отражался целый мир, перевёрнутый вверх ногами, и Дима, то и дело приседая к ним, заглядывал в каждую. Так же его занимали блестящие паутинки, изредка белевшие в траве. Каждая паутинка была будто воздушным замком, сотканным из тонких, дрожащих лесочек, на которые были нанизаны бисеринки – капельки. Мальчик вдыхал прохладный чистый воздух полной грудью и душа внутри него дрожала. Рассвет, новый рассвет, несущий очередной день, новые события и новые слова! Ещё одна возможность изменить свою жизнь в лучшую сторону, ещё один шанс совершить несовершённое!

Если вы никогда этого не делали, вам не понять, какой восторг переполняет человека, встретившего солнце, лично увидевшего, как ночь раскланялась, и уступила своё место новому дню. И радость, и боязнь нарушить очарование происходящего переплетаются где-то глубоко внутри тебя и вырываются наружу искренней улыбкой. Конечно, не каждый поймёт такое, и не каждый сможет себя заставить встать ранним утром из тёплой кровати и выйти в утреннюю прохладу. Но, попробовав лишь раз, вы наверняка захотите ещё.

Дима оторвался от очередного маленького перевёрнутого мира в капельке и решил пройтись по берегу реки. Солнечные зайчики прыгали на волнах. Розовые букеты цветов, на которые обычно никто никогда не обращает внимания, но которые так прекрасны при ближайшем рассмотрении, лениво качались по берегам. Вдоль воды были припаркованы многочисленные лодки. В одной из них кто-то был. Человек сидел в лодке, склонившись над тетрадкой, и что-то в ней выводил шариковой ручкой.

Тёмный силуэт показался Диме до боли знаком.

– Катя, ты? Что ты здесь делаешь?

Человек в лодке дрогнул.

– Дим, а у меня такой же вопрос. Ужели наш реалист решил нынче рассвет встретить? Али романтик проснулся в душе?

Дима усмехнулся, подошёл к Кате.

– Ты не замёрзла? – спросил он, глянув на внешний вид девушки. Катя выглядела смешным нахохлившимся птенцом в этом белом свитере с огромным воротником. Её золотистые чуть спутанные волосы были заправлены внутрь воротника, из-за чего причёска напоминала каре, а вся девушка – одуван.

– Ммм… только если немножко, – улыбнулась Катя, – совсем забыла, как холодны июльские ночи в противовес жару дней. Мамин свитер оказался не таким тёплым, как я думала…

Дима снял с себя тёплую толстовку и накинул её на плечи девушки, оставшись в одной футболке. Катя начала просить парня надеть её обратно, но он настоял. Тогда девушка одела толстовку на себя, и, выправив запутанные волосы, улыбнулась:

– Ну, разве сегодняшний рассвет – не чудо? Так свежо, так прекрасно и так легко на душе!

Но Дима проигнорировал Катин восторг,

– Почему ты не позвала меня? Я думал, тебе нравится встречать рассветы вместе со мной… – мальчик нахмурился и сел рядом.

Катя положила тетрадь в зелёной обложке на другое сиденье, и, смутившись, ответила:

– Я просто хотела сегодня утром дописать одну вещицу… Ну, мне нужно было сосредоточиться, и я решила погулять одна… Во мне всю ночь копошились мысли и не давали уснуть. Но, как назло, мои мысли не желали оборачиваться в нужные слова. Я решила прогуляться, пришла сюда, и здесь меня поцеловала муза…

– А, так там твои стихи? – загорелся Дима – Наконец-то я их увижу! Давай сюда тетрадь! – парень потянулся за Катиным секретом.

– Нет, нет, что ты! Их нельзя читать! – Катя схватила руку мальчика, – Да там ничего важного. Так, бред графоманский.., – девушка запнулась.

– Зачем ты их пишешь, если никому не показываешь? – удивился мальчик.

– Мне это не нужно. Это слишком личное. Понимаешь, я никому никогда их не показывала. Эти стихи – это частичка меня. Возможно, они кривы, косы и уродливы, но когда я перечитываю их, во мне возрождаются те мысли и эмоции, которые я чувствовала, когда писала. Эти стихи – это мои воспоминания, моя прожитая жизнь моими глазами. Никто не почувствует того же, что чувствовала я, когда писала их, и что чувствую я, когда их перечитываю. Они нужны прежде всего мне…

– Что ж, прости, я просто считал себя твоим лучшим другом, я думал, что мы доверяем друг другу…, – Дима опустил взгляд и скрестил руки.

– Ну, Дим, их никому нельзя читать – начала успокаивать Катя.

Дима не поднял взгляда.

– Дима, ну не дуйся! Хватит манипулировать мной, – строго сказала девушка, но парень вновь никак не отреагировал на эти слова, – понимаешь, это как с Троянским конём. Мой Лаокоон, мой разум, меня предостерегает, что я могу обжечься, доверив тебе такое сокровенное, впустив тебя в свою душу. Понимаешь? Я читала про взятие Трои и я поверю Лаокоону.

– Я не враг тебе, глупая, – тихо ответил мальчик, слегка обиженно взглянув в её глаза.

Тогда Катя, тяжело вздохнув, взяла свою тетрадку и протянула её Диме.

– На, читай. Только не смейся и не критикуй, я не собиралась никому это показывать.

Дима улыбнулся и взял тетрадь. Внутри себя он ликовал, но виду старался не подавать.

Толстая, 96-листовая тетрадь была исписана ровным почерком чуть более чем наполовину. Тем не менее, в ней было много помарок, зачёркиваний, рисунков, видно было, что тетрадь, в принципе, черновая, и не предназначена для посторонних глаз.

Дима пролистал несколько страниц, в поисках самого сокровенного. Здесь было ироническое стихотворение о правлении Лисы и Медведя в лесу, которое закончилось пожаром; было стихотворение, рассказывающее теорию, о которой накануне говорила девушка; было произведение о русалке, выкинутой штормом на берег далеко от воды, и о её трагической гибели; довольно большое произведение рассказывало о ямщике, которому в тёмную ночь два клиента наперебой советовали, как ехать, и в итоге повозка с ними всеми сорвалась в реку; было много рассуждений на тему России, несколько пейзажных зарисовок; и, конечно, несколько стандартных девчачьих стихотворений посвящённых загадочному «Ему», какие пишет любая в 15 лет. Катины стихи не были банальным нагромождением слов, это были лёгкие изящные рифмы, пронизанные нежностью и грустью. Юная поэтесса писала о том, какой «он» замечательный, о том, как девушка боится его потерять и как боится себе признаться, что влюблена до кончиков ресниц. Несчастная, видя, что весь этот лирический пубертатный бред читает всегда серьёзный Дима, то бледнела, то краснела, нервно теребя в руках ручку.

– Кать, а кто такой «он»? – улыбнувшись, спросил Дима, ожидая услышать своё имя, – Я думал, что знаю все закоулки твоей души.

Катя не знала, как ответить. Она игриво прищурилась, и чуть склонив голову, сказала:

– Боюсь, моя душа для тебя потёмки.

– Какой же у тебя интересный образ принца получается, – Димина улыбка стала ещё шире.

– Ага, собирательный образ, – Катя отвела глаза к залитому восходящим солнцем горизонту и тяжело вздохнула, задумавшись, как бы перевести тему, – а скажи, как всё-таки прекрасен этот мир! Разве можно вдохновиться в городе? Ты встречаешь городской рассвет, а вокруг уже катят машины, летит пыль, и – дома, дома, дома. И рассвет как будто блёклый, серый… Вернёшься домой – интернет, тупые шутки, пельмени. А здесь невероятной красоты закаты, нежные восходы… Правда, собеседники докапываются не по делу, но тут уж ничего не поделать, – девушка едва заметно улыбнулась.

Дима сидел, задумавшись. Катя поднесла руки к губам и выдохнула на них, пытаясь согреть. Парень положил тетрадь на сиденье, протянул свои ладони и взял её руки в свои.

– Холодные, – произнёс он задумчиво – не согрелась, значит?

Дима пересел ближе к Кате и приобнял её. Девушка удивлённо отодвинулась. Она всегда отодвигалась, когда Дима переставал себя вести, как просто друг. Конечно, она очень хотела растаять в его объятиях, но боялась, что так даст ему шанс, надежду, и они, повстречавшись недолго, расстанутся и потеряют друг друга во всех смыслах: не смогут быть ни семьёй, ни друзьями. Дима был очень дорог девушке, она не могла рисковать из-за сильной симпатии к нему. Катя не могла себе позволить потерять его.

– Мне домой надо. А то я совсем замёрзла, – сказала она быстро и вылезла из лодки, – Спасибо за толстовку, но я просто уже давно сижу здесь, поэтому мне так просто не согреться…

– Я тебя провожу, – спохватился Дима, – ты так забавно выглядишь в моей толстовке, жаль – фотоаппарата нет, – улыбнулся мальчик.

Однако нельзя было не признать, что даже в таком виде – с запутанными волосами, в зелёной Димкиной толстовке из которой нелепо торчал белый воротник свитера, Катя была весьма и весьма прелестна.

Юные романтики на пионерском расстоянии пошли в сторону домов. Дойдя до своего, не так давно отремонтированного, домика, Катя сняла с себя Димину кофту, и, сказав спасибо, уже хотела уйти, но парень остановил её.

– И ты просто вот так уйдёшь?

– А что? – не поняла Катя.

– Просто…, – Дима запнулся.

Он не знал, что сказать, чтобы продлить очарование этого утра, но Катя его сама опередила:

– Хочешь чаю?

– Я не люблю чай, – скривил губы Дима.

– Да ладно. Согреемся, – улыбнулась Катя и ненадолго скрылась в глубине дома.

Дима поёжился от холода и присел за столик, стоявший на веранде.

Катя выпорхнула из дома, и, казалось, с особой осторожностью, поставила на стол две небольшие чайные чашечки с золотистыми узорами. Затем девушка принесла изящные позолоченные ложечки и фарфоровую сахарницу. Последний поход Катя завершила принесением заварочного чайника и кипятка. Девушка улыбнулась, глубоко вздохнула, будто на секунду задумавшись, и всё так же аккуратно, даже с какой-то нежностью, разлила заварку насыщенного солнечно-оранжевого цвета из небольшого чайничка. Добавила кипятка.

– А печенье у тебя есть? – смущённо улыбнулся Дима.

– Оно перебьёт вкус, – с этими словами Катя, взяла в руки чашку и вперила глаза в поднимающийся от напитка пар.

Дима поступил также. Горячая чашка слегка обжигала пальцы. Пар поднимался с поверхности чая, извиваясь причудливыми формами и растворяясь затем в воздухе. Солнце пробивалось сквозь пар ровными лучами. Такой танец получившей вдруг возможность взлететь воды действительно завораживал. Дима проследил за ним взглядом и наткнулся на взгляд Кати.

Она редко так откровенно смотрела. Обычно она скрывала взгляд, отворачивалась, как только их глаза встречались. Но сейчас она смотрела и загадочно улыбалась, будто ждала, пока Дима приоткроет какую-то тайну. В её глазах играло солнце, ныряя в тёмные кратеры радужки и чуть подсвечивая её по краям. Мальчику этого было достаточно для того, чтобы чувствовать себя счастливым: просто смотреть, не отводя глаз.

Возникшая вокруг тишина, прерывающаяся лишь редкими звуками просыпающейся природы, придавала чаепитию особую чудаковатость. Но вот Катя отвела глаза, поставила чашку, зачерпнула ложечкой сахара и окунула её в чай. Стала мешать по кругу, стараясь не касаться ложкой чашки, дабы не нарушить звоном идиллию тишины. Чаинки закружились в танце с белыми кристалликами сахара, повинуясь движениям ложечки.

Дима улыбнулся, и, повторив процедуру, сделал глоток чая, закрыл глаза, наслаждаясь терпким вкусом. Катя тоже поднесла чашку к губам и, сначала аккуратно попробовав губами температуру, окунулась в круговорот вкуса.

Так они пили чай в абсолютной тишине, наслаждаясь солнцем, этим удивительным ароматом чая, танцем чаинок и узорами пара.

– Кать, может, сыграешь что-нибудь?, – выдохнул Дима, допив чай и понимая, что ситуация снова из необыкновенной становится неловкой.

– Ты чего? – удивилась Катя, – такая рань… да ты и классику не любил никогда…

– Ну и что такого? Это же так необычно – звуки фортепиано на рассвете.

– Но всё же проснутся!

– Ну, ты тихонечко… – попросил Дима.

Катя в улыбке закусила нижнюю губу, потом пожала плечами и, пройдя в застеклённую часть веранды, села на табуретку перед фортепиано. Немного подумав, девушка заиграла арию Баха «Воздух» из оркестровой сюиты ре-мажор, переложенную для фортепиано. Стройные высокие гармоничные звуки как нельзя больше подходили к прохладному, чистому утру. Тонкими пальчиками Катя скользила по чёрно-белым клавишам и босой ножкой жала на позолоченную педальку. Во всём была непередаваемая девичья изящность, неотшлифованная, не навязчивая, но искренняя и по-настоящему грациозная: в изгибе спины, в линиях ключиц, в лёгких взмахах рук, в золотистых прядях волос, в самой мелодии.

Дима всегда считал, что классическая музыка скучна и однообразна, но сейчас внимал каждой ноте и растворялся в звуках. Величественная ария будто была соткана из переливающихся лучей света. Дима отождествлял её то с высоким куполом лазурного неба, то с чистотой и прохладой утреннего воздуха, то с самой Катей, а в особо минорные моменты с невозможностью целовать её в пухлые розовые губки. И на душе было и тоскливо, и радостно, и вдохновенно. Если бы Дима был поэтом, он бы обязательно решил, что Катиными руками говорит его муза. Но поэтом он не был, поэтому просто наслаждался чудесными звуками. Это было действительно необычно, в полной тишине эта музыка как будто будила лёгкими поцелуями ещё не до конца проснувшийся мир.

– Что это? – спросил Дима.

– Бах, Иоганн Себастьян, ария «Воздух», – тихо ответила Катя, не прекращая играть.

– Бах, Воздух, – шёпотом повторил Дима, и добавил громче – очень красивая. И так вторит утру.

Катя качнула головой.

Вдруг мелодия резко прервалась:

– Тетрадь! – простонала Катя, заломив руки.

– Что «тетрадь»? – не понял Дима.

– В лодке оставила тетрадь со стихами… Вечно я всё забываю!

– Ах, это. Ну, давай я за ней схожу, когда встретимся – верну, а ты иди досыпать – заботливо предложил парень.

– Тебе не трудно? – смутилась девушка.

– Нет, – улыбнулся Дима, видя, в какой растерянности находилась Катя.

– Спасибо большое, – улыбнулась девушка, встала, закрыла клавиши фортепиано крышкой и, подарив Диме ласковый взгляд, добавила – ты всегда меня так выручаешь! Мне невероятно льстит твоя забота…

Парень довольно хмыкнул. Девушка скрылась в доме, а Дима медленно побрёл к реке.

Когда он подошёл к лодке, в которой они не так давно сидели с Катей, солнце уже поднялось над горизонтом и наступило полноценное солнечное утро. Тетради он в ней не увидел и наклонился проверить под сиденьями.

Рядом кто-то кашлянул. Дима поднял голову и увидел сидевшую недалеко бабку Авдотью.

Никто не знал, сколько бабке на самом деле лет, откуда она взялась в деревне. Казалось, Авдотья Никитишна существовала в деревне всегда. При взгляде на неё у всех, в том числе и у бесстрашного Димы, по спине пробегал холодок. В её зелёном взгляде как будто таилась злоба на весь мир и ярость, что говорится, тысячи солнц, некая безуминка горела в них.

Вот и сейчас, неожиданно появившись на берегу, она произвела жутковатое впечатление. Бабка сидела на брёвнышке, кутаясь в чёрную флисовую накидку с большим капюшоном. Седые волосы были собраны в тугой пучок, слегка, однако, потрепавшийся. Ярко зелёные глаза смотрели пристально, и не отрываясь на Димку. Парень почему-то прочитал в них и ненависть и недоумение. Лицо было испещрено косыми морщинами. Кривая ухмылка надменно красовалась на нём. Чуть выше губ была противная большая чёрная бородавка. В сморщенных руках бабка держала Катину тетрадь. Её длинные ногти вонзались в мягкую обложку, оставляя на ней следы.

– Ах, это вы – выдохнул Дима – Доброе утро, Авдотья Никитишна. Я вижу, вы нашли Катину тетрадь?

Бабка в ответ кивнула головой.

– Вы не могли бы отдать её мне? Дело в том, что мы сегодня забыли её на берегу. Я передам.

– Сама ко мне придёт и забёрет, – ответила бабка скрипучим, даже немножко стальным, голосом.

– Но если вы её мне отдадите, будет гораздо проще, – возразил Дима.

– Мне нужно с ней увидеться, – отрезала бабка.

– А мне нужно вернуть ей тетрадь, – настоял Дима.

– Чего ты привязался? Тетрадь, тетрадь! Вернуть, вернуть! – запричитала бабка – бессовестный гадкий мальчишка! Чего со старшими споришь? У меня она забрать не может, что ли? Ноги есть – придёт, сама заберёт!

– Но эта тетрадь очень важна для неё, – продолжал настаивать Дима.

– Важна, тоже мне. Оппозиционные стишки, копания в себе, да любовная лирика, что тут важного? – как-то страшно «заскрипела» на Диму бабка.

Юноша выдохнул и повторил просьбу:

– Отдайте, пожалуйста, тетрадь, а я передам Кате вместе с тетрадкой ваше приглашение, – твёрдо сказал Дима.

– Надоел, гадёныш. Забирай и убирайся, не мешай бабушке отдыхать – не по-старушачьи метко Авдотья Никитишна кинула тетрадь в руки Диме.

– Спасибо, – мрачно сказал Дима и быстрым шагом удалился.

Отойдя от реки метров на триста, он услышал громкий всплеск и нервно обернулся. Авдотья Никитишна, слегка задрав юбку и накидку, дабы не намочить одежду, стояла по колено в воде в водорослях, и, наклонившись, что-то делала. Через несколько секунд она поднялась, держа в руках банку, в которой томились несколько лягушек.

Дима не был удивлён. Местные жительницы периодически делали какие-то лекарства из трав и всякой чепухи. Конечно, зачем нужны были пойманные на рассвете лягушки бабке Авдотье, Дима не понимал, но зная суеверность местных жителей, списал эту странность на какой-нибудь народный обряд. Так же в мыслях проскользнули варианты использования лягушек для хранения молока, или, в конце концов, чтобы комаров в доме ловила. Дима усмехнулся этой последней идее и пошёл дальше, пытаясь забыть неприятный разговор и сжимая в руках Катину тетрадь. Вернувшись домой, он лёг на кровать и начал перечитывать её стихи. Девушка впервые доверила свою тетрадку Диме, такой шанс нельзя было упустить. Но бессонная ночь взяла своё, и мальчик уснул, обняв тетрадку…

В девять часов ребята, продрав глаза, собрались около домика колдуньи. Это утро далось Диме очень непросто: голова слегка кружилась, а всё происходящее вокруг как будто шло мимо. Помимо дружной компании мальчик встретил около домика колдуньи и Иру. На её приглашении настояла Катя.

Девушка, хоть и недолюбливала Иру, искренне пыталась с ней подружиться, считая, что все их стычки происходят потому, что девушки плохо знают друг друга, потому что не нашли общего языка. Кате было некомфортно жить, зная, что кто-то беспричинно к ней питает ненависть.

Компания долго сопротивлялась уговорам взять с собой рыжую бестию, но потом, не выдержав, согласилась.

Именно поэтому теперь они все вместе, переминаясь с ноги на ногу, разглядывали дом.

Он был из старых, полуразвалившихся тёмных брёвен. Почти весь участок, прилежащий к дому, оброс крапивой и какой-то ещё, горько пахнущей травой. Белые, с облезшей краской, оконные рамы с резными наличниками, смотрели надменно на ребят, будто что – то скрывая. За, порой треснувшими, стеклами окон стояли разноцветные склянки, сушёные гербарии, тюбики, старый шкаф, уставленный книгами с поистёршимися заголовками.

Было такое ощущение, будто если не изгнанная ведьма, то её дух наверняка защищает этот дом от разграбления. Внутри дома всё выглядело так, как будто там ещё кто-то продолжал существовать. На самом деле, просто все жители не только этой, но и рядом стоящих деревень, обходили этот дом стороной и всем тоже это советовали.

Жившая здесь ранее ведьма по разным источникам была изгнана людьми то ли 100, то ли 200 лет назад. В любом случае, все, кто знал её при жизни, были мертвы. Однако местные старожилы любили рассказывать деревенские легенды, устрашая молодёжь.

Оля, помнившая рассказы стариков чуть ли не наизусть, поправив очки, тихонько произнесла:

– А можно я туда не пойду?

– Трусишь? – спросила, наигранно улыбнувшись, Катя.

– Угу, – пробурчала Оля, поджав губы, потом смутилась – И если честно, отнюдь не немножко. Помните деревенскую легенду, про то, что этот дом проклят, и что тот, кто войдёт сюда, никогда не выйдет? Помните историю про девушку с венком? А мы ещё в такой день сюда идём. Не случилось бы чего…

– Каких только глупостей не насочиняют деревенские! Только вперёд, друзья мои! – покровительственно улыбнулся Дима, ему нельзя было трусить рядом с любимой.

– К тому же, я рядом с тобой, – Алик улыбнулся и, подойдя сзади, обнял Олю, – я тебя ото всего спасу, от всех бед закрою собой, солнце.

Ольга подняла на него свои зелёные глаза и, улыбнувшись, пожала плечами. Ира стояла рядом с окнами, разглядывая внутреннее убранство дома. Она чувствовала себя не в своей тарелке. К тому же, ей пришлось сегодня встать раньше обычного, и она была этим жутко недовольна. Тем не менее, она успела накраситься и выбрать подходящую юбочку для похождений.

– Ну, вперёд! – сказал Саша и открыл заранее сломанную, немного покосившуюся от старости, дверь.

За ним вошёл Димка, а следом шагнула Катя. Ира, справляясь со страхом и мелкой дрожью, тоже поддалась интересу и, сжав кулаки, шагнула в дом. Затхлый воздух пахнул в лицо.

Внутри всё было в паутине. Толстый слой пыли покрывал всё: огарки свеч, книги, вазы. Посреди комнаты был позолоченный деревянный стол, ножки которого были искусно превращены в резных драконов, около него стоял такой же старинный и странный стул. На столе стояла стеклянная ваза, в которой красовался сушёный гербарий. Так же хаотично были разбросаны исписанные листы. Дом вовсе не напоминал деревенскую хату, было ясно, что человек, живший в нём, был довольно богат и на удивление интеллигентен для своего времени. Множество шкафов были уставлены разными книжками. Так же в комнате стояла дубовая кафедра, на которой лежала закрытая книга. Она была довольно толстая, в деревянной резной обложке. Название было стёрто, видимо, временем. К ней подошли подростки.

– Ребята, это та самая книга, которую ведьме, по легенде, подарил сам чёрт? Книга Дьявола! – воскликнул Алик.

– Не подарил. Они сделку заключили – заметила Оля, – после того, как жители деревни простили убийцу её матери и насильника, она поклялась отомстить. Она призвала Лукавого, и когда тот пришёл к ней в дом, девушка заключила с ним сделку. Сатана дал ей около трёхсот лет жизни и эту книгу с заклинаниями, а она в ответ обещала приносить в ад ежегодно пять человек, как дань, и гореть после истечённого срока в самом большом пламени дьявольских владений. Вот дура-то девка была!

– Да, большую цену она за месть заплатила, – грустно вздохнула Ира, – уж лучше бы самолично поквиталась…

– Кого простили жители деревни? Убийцу и насильника? – спросила Катя, задумавшись.

– Ну, вроде, местный дурачок топором голову рассёк матери этой девушки. Несчастная скончалась на месте, от потери крови, – снова заговорила всезнающая Ольга – будущей ведьме было тогда десять, что ли, лет. Отец у неё ещё в её младенчестве умер, родных не было, осталась она совсем одна оплакивать своё горе. Соседи помогли с похоронами, да и вообще… Дурачка не тронули, судить не стали, что с больного взять? Девушка, конечно, горевала по этому поводу. А через пару месяцев этот паренёк пришёл к будущей ведьме и изнасиловал её. Дурачку снова всё сошло с рук. Люди его, конечно, пожурили, а некоторые молодцы, вроде как, даже выпороли. Но, в основном, его жалели, не смотря ни на что, потому что парню тоже туго приходилось. Девушка потеряла надежду на светлое будущее и поклялась отомстить, чего бы ей это не стоило. Ну, и когда заключила сделку с дьяволом, естественно первое, что сделала – убила насильника. Причём довольно жестоко. Как рассказывали местные, она с помощью чар утащила парня за пределы деревни, куда-то далеко в поле, там пригвоздила его к земле, вспорола брюхо и ушла, оставив его мучиться и умирать долго и мучительно. Но этого ей показалось мало, и через несколько дней она довела до суицида его сестру. Много она ещё сумасбродила… Потом влюбилась в чужого мужа и приворожила его. Когда к ней пришла жена того мужика, ведьма что-то с ней сделала, и бедная женщина сошла с ума. А мужик пропал без вести. Хотя до всей этой истории несчастный приворожённый и сумасшедшая были примерной семьёй. Детишек отдали куда-то. В общем, ведьму не любили здесь. А книга эта была главной помощницей во всех её злодеяниях. Пытались ведьму выгнать из деревни, но простой люд был бессилен, и тогда пригласили священника. И когда поп освящал дом, читая молитвы и окрапляя здание, помещение и саму книгу святой водой, ведьма теряла сознание, кричала от боли, и только за пределами дома ей становилось лучше. Она пыталась проникнуть внутрь своего домишки, чтобы забрать подарок Лукового, но книгу вынести не смогла, так и ушла ни с чем. Говорят, священник над этой книгой немало молитв прочёл. Иронично, неправда ли – намоленная книга Дьявола? Но ведьма не может её теперь ни в руках держать, ни в её страницы смотреть. Впрочем, какие-то способности у неё остались, и рецепты многих заклятий она помнила, но много чего она с этой книгой и потеряла. С тех пор она много душ задолжала Дьяволу…

– Бабкины сказки! – усмехнулся Алик.

– Забавно, забрать, что ли, с собой эту книженцию? – насмешливо спросил Димка, – будем местных пугать!

– Лучше разрушим старый мир и построим новый! Или вернём совесть олигархии, – засмеялась Катя – Это, конечно, очень заманчивое предложение, но старинными заклятьями здесь не помочь. Да зачем она нам? Если верить легенде, так это вообще опасно – выносить её за пределы дома… С чего вы взяли вообще, что это именно она? Может быть, это обычная поваренная книга?

«Посмотрим, что я смогу приготовить для тебя, Катенька, по этой поваренной книге…» – мысленно улыбнулась Ира, и, когда все прошли в другую комнату, задержалась на пару секунд, бесшумно убирая пыльную книгу в джинсовую сумку, которую она всегда носила на плече.

Новая комната не сильно отличалась от предыдущей, но была гораздо больше похожа на деревенскую. Очевидно, это была кухня. Внимание привлекал большой железный котёл посреди комнаты. Везде, где было можно, были расставлены склянки с содержимым разных цветов. Стол, стоявший у стенки, был похож на столовый, но вся столешница была исцарапана. Если присмотреться, можно было увидеть символы, рисунки, странные знаки. Так же комнату украшала белая русская печка, во вполне годном состоянии.

– Да, вот на такой и катался Иван-дурак! – усмехнулся Саша.

– Смотрите, нож в стене! Зачем он ведьме здесь? – спросила Катя, увидев охотничий нож, ручка которого торчала из деревянной стены рядом с печкой.

– Местные рассказывали, – заговорила Оля, – что однажды к колдунье пришли два самых сильных и смелых парня этой деревни. Они хотели прогнать её, освободив деревню от колдовства и чёрной магии. А ведьма и правда надоела жителям – пошалить она любила: то мужа чужого приворожит, то дочь непонравившейся матери отправит топиться, то ещё что-нибудь. Так вот пришли эти парни и говорят ей, якобы уходи отсюда по-хорошему или хуже будет. Не знаю уж, чем они ей угрожали, но она в ответ только рассмеялась и сказала вроде что-то обидное. Так у одного парня кровь взыграла, он кинулся на неё, прижал к стене и уже хотел нож воткнуть в шею, руку занёс, размахнулся, а она – бах, и исчезла, нож в стену воткнулся. А ведьма сзади них очутилась, хохочет.

Мальчики удивлённо посмотрели на нож и подошли к нему, чтобы разглядеть.

– Ведьма сказала, – продолжила Оля, – что если те этот нож из стены смогут достать, то она их отпустит и сама уйдёт из деревни, а если нет – отправит в преисподнюю гореть веки вечные. Парни тащили, тащили, да вытащить не смогли. Тогда она подошла, и, извлекла нож лёгким движением руки, да сказала, чтобы они шли прощаться с родственниками. Они испугались, конечно, но усмехнувшись, посоветовали ей прощаться с домом и ушли. А на следующее утро парни исчезли, и никто их больше никогда не видел… Потом уже к ней пришёл местный священник и освятил дом. Ведьма кричала тогда, наверное, от боли, бормотала какие-то заклятья, но в итоге ушла. Нож, видимо, с тех времён и воткнут здесь.

– Вот этот маленький ножичек? – рассмеялся Дима, ухватился за его ручку, поднапрягся, но не смог его вытащить…

Катя, Ира и Алик засмеялись над ним, а Дима махнул на него рукой:

– Странно, конечно, но, скорее всего, он просто уже врос в стену…

Сашу тоже ожидала неудача, и блондин так же списал это на какую-то глупость.

– А где ведьма сейчас? – обернулась Ира к Оле.

– Никто не знает. Хотя говорят, что она до сих пор ходит по деревне, – закончила девушка, – пытается в дом проникнуть.