Текст книги "Принц для неудачницы"

– Из Мексики?

– Именно, из нее, – раздраженно подтвердил муж. – И в то же самое время!.. Или нет – на два часа позже. Усекла? Все, время мое вышло…

– Володя, подожди!..

Но в ответ Ксения услышала короткие гудки.

Поначалу Ксения ждала мужа. Ей казалось, Володя обязательно вернется домой. Однако минула неделя, а он так и не объявился. Даже не перезвонил. Детям решила пока ничего не говорить, отец, мол, срочно отбыл в командировку.

Встреча была назначена на шесть часов вечера, но Ксения начала собираться с самого утра. Она волновалась. Тревога, не покидавшая ее последние дни, разрослась до чудовищных размеров.

Она судорожно перерывала гардероб в поисках того самого платья. Ей казалось, что нужно одеться непременно так, как она была одета тогда, в день их возвращения из Мексики.

Наконец, Ксения нашла его. Она выволокла на свет невесомое платьице на бретельках. И тут же нервически расхохоталась. Из Латинской Америки они прилетели ровно полгода назад. И тогда было лето. Зной Гвадалахары сменился московской духотой. А сейчас поздняя осень, почти зима.

Когда за окнами завечерело и комнату начали наполнять сумерки, ждать стало невыносимо. Ксения поехала на встречу.

Заветный ресторан находился в центре Москвы, в переулках возле Покровского бульвара.

Она оставила машину в двух кварталах от ресторана.

Ксения сама не знала для чего, но чувствовала: сейчас нужно действовать именно так – конспиративно.

До встречи с Володей оставалось сорок три минуты.

Она осмотрелась. Темные переулки были пусты. На оледенелые мостовые моросил мелкий дождь. Тускло горели фонари да редкие окна. Как ни странно, такая картина ее ободрила. «Сейчас я увижу Володю, – вдруг подумала Ксения, – и мои треволнения останутся в прошлом. Он, как всегда в безупречном костюме и благоухающий дорогим парфюмом, на все ее вопросы лишь небрежно улыбнется, махнет рукой и скажет:

– Бизнес – штука непредсказуемая. За это я и люблю его… И тебя, – прибавит он».

Из ресторана они уедут домой вместе. А тяжелые переживания последней недели забудутся как страшный сон.

«Наверняка Володя уже там и ждет меня» – эта мысль заставила Ксению поторопиться, и она ускорила шаг.

За поворотом показался ресторан. Сквозь дождевую мглу он мерцал всеми окнами первого и второго этажей. Около ресторана было припарковано несколько чужих машин. Володиного «бентли» среди них не было. На Ксению вновь накатил страх.

«Еще очень рано, – успокоила она себя, – до назначенного времени целых двадцать три минуты. Но скорей всего, Володя уже ждет меня, просто шофер его отъехал по каким-нибудь срочным делам».

Ксения открыла тяжелую дверь и очутилась в полутемном холле. Гардеробщик поклонился ей и бережно принял ее шубку. Ксения остановилась перед зеркалом поправить прическу и не узнала себя. Из темноты на нее смотрело жалкое перепуганное личико.

Боже мой, охнула она и начала торопливо подниматься по ступенькам.

В зале ресторана сидело несколько человек. Столик у окна – тот самый, за которым они с Володей ужинали в день приезда из Мексики, – был пуст.

Близоруко сощурившись, Ксения торопливо оглядела присутствующих. Володи среди них не было. Рядом с ней замерла официантка. Ксения обреченно раскрыла кожаную папку меню.

«А вдруг Володя сегодня не придет?! – мелькнуло у нее в голове. – Нет-нет, такого быть не может».

Однако мысленно она пересчитала деньги в своем кошельке. Сто с чем-то рублей.

– Мне, пожалуйста, салат с брынзой и оливками. И чашечку кофе.

Официантка не уходила.

– Пока все, – уткнувшись в меню, уточнила Ксения.

Она с детства ненавидела брынзу, но брынзовый салат здесь стоил, кажется, меньше всех других блюд.

Официантка удалилась за салатом.

Посреди зала наперебой щебетали, по временам возбужденно вскрикивая, две подружки. Они никого не ждут, ни за что не волнуются и не замечают никого кругом – встретились, чтобы поболтать в спокойной обстановке.

В самом углу сидели двое молодых мужчин. Они вполголоса спорили, приводя веские аргументы, о достоинствах чьей-то крейсерской яхты. Одеты они были в мягкие свитера, под которыми чувствовались мощные торсы и накачанные бицепсы.

Ксения украдкой глянула на часы. Уже начало седьмого. А Володи все нет!

Вернулась официантка с брынзой и кофе.

Наискосок от Ксениного столика сидел, наверное, репортер. Она так решила по его чудаческому виду: отросшие желто-пегие кудри падали на лоб, не менее странно вы глядели усы такой же окраски. На репортере был клетчатый пиджак не первой свежести. Низко склонившись над тарелкой, репортер хлебал суп.

Ксения заставила себя прожевать кусочек ненавистной брынзы и сразу запила ее кофе. Уже почти половина седьмого. Где же Володя? Может быть, попал в пробку. Сейчас дверь распахнется и… все разрешится.

Между тем репортер доел суп и принялся бросать на нее откровенные взгляды.

«Вот еще! – Ксения мгновенно сделала строгое лицо. – За кого он меня принимает? Сижу одна в ресторане, вечером, да? Но ничего, сейчас придет Володя, и все встанет на свои места».

Ксения старалась не смотреть в сторону репортера, однако краем глаза она видела, как этот мерзкий тип придвинул к себе стакан чаю, шумно отпил из него и принялся подавать Ксении какие-то неприличные знаки.

Ну это уж слишком! Она гневно повернулась к репортеру, желая таким образом остудить похотливый репортерский пыл… И остолбенела.

В сальном типе она неожиданно узнала Володю. Ксения раскрыла рот, чтобы позвать его, но «репортер» вдруг сделал жуткое лицо. Это было похоже на страшную сказку.

Она не замечала, как молодые мужчины в углу прекратили спор про яхты и очень внимательно смотрели на нее. «Репортер»-Володя продолжал подавать непонятные знаки выпученными глазами. Ксения не выдержала и заплакала:

– Володенька, что с тобой?!

Молодые люди как по команде поднялись и шагнули к ее мужу. Рука того безжизненно упала в карман пиджака.

И тут случилось невообразимое.

Володя вдруг вскочил и прерывающимся голосом выкрикнул:

– Ни с места!.. Стоять!

В руке его блеснула вороненая сталь пистолета. Он медленно пятился к выходу, держа под прицелом двух молодых мужчин. Те замерли, напряженно глядя в пистолетное дуло. Внезапно он споткнулся. Официантка выронила поднос с едой, загрохотавший африканским гонгом.

– На пол всем, я сказал! – Голос Володи дрожал, рука с пистолетом бешено плясала. – Я сказал – на пол!

Молодые люди стали медленно оседать.

Володя допятился до лестницы.

– Три минуты лежать! – просипел он и опрометью бросился вниз по ступенькам.

Молодые люди разом вскочили и кинулись вдогонку.

Внизу хлопнул выстрел… потом еще… Что-то упало. Стукнула входная дверь, и все стихло.

Всхлипывая, официантка собирала битую посуду.

Ксения поднялась и направилась к выходу. Волнение и страх сменило тупое безразличие ко всему.

Она беспрепятственно покинула ресторан и побрела к своей машине.

– Ника, собери вещи. Мы завтра уезжаем.

Вероника сидела за письменным столом и рисовала мультяшные рожицы. На подростковом наречии они назывались непонятным Ксении словом «аниме». От прилежания дочь даже язык высунула. А казалось бы, чего тут сложного? Ведь все одно и то же, на один манер. Круглые, словно в удивлении раскрытые глаза, резко очерченные пряди волос, мини-юбочка и ботинки почему-то высокие на шнурках, подчеркивающие ноги-тростинки.

Сначала Ника до посинения вырисовывает этих куколок, потом так же старательно воплощает свои художества в жизнь.

– Уезжаем? Мам, что за ерунда?..

Ксения молчала, соображая, как лучше растолковать дочке, какая ерунда приключилась в их семействе, а Ника продолжала болтать, изображая складки на мини-юбке очередной анимешки:

– Слышала, в «Подземном городе» распродажа… Платье-баллон всего одиннадцать тысяч, а было шестнадцать с копейками…

– У тебя уже есть платье-баллон.

– Белое! Я в нем как невеста! Как дура!..

– Если как дура, нечего было покупать.

– Это сейчас я как дура, а летом белое – самое то…Ты, кстати, куда хочешь ехать? В Египет? В Тунис?

– Ты не поняла, Вероника. Мы переезжаем. На старую квартиру.

– Отстой, мам! – Ника отшвырнула карандаш и резко обернулась к матери. – Чего мы там забыли?

– Я бы не так ставила вопрос.

– Мам, ну пожалуйста! Ты можешь по-человечески говорить?

– Что тебя не устраивает? Ты уже большая – шестнадцатый год. Представляешь, наверно, что жить в «Гринвуде» дорого.

– Зато прикольно! – Ника схватила с кушетки громадную желтую подушку, сшитую в форме сердца, и подбросила ее вверх. – У меня здесь собственная комната. И гардеробная. И бассейн. А в старой квартире у нас шкаф был один на двоих и Кирка вечно запихивал куда попало мои вещи… нет уж, мамочка, никуда я не поеду.

– Ну послушай, девочка моя, – вздохнула Ксения виновато. – Если бы все в этой жизни зависело от наших желаний…

– Да? Значит, от наших желаний ничего не зависит? – Ника пересела на кушетку рядом с матерью и строго заглянула ей в глаза. – От моего желания? От Киркиного? Так?..

– Ну в данной ситуации так.

– Значит, все зависит от твоего желания?

– Почему от моего, Ника?

– Потому что ты решила бросить папу и прихватить нас с собой, как бессловесных животных! Так учти: никуда мы не поедем! Нам и здесь хорошо.

Ксения горько усмехнулась:

– Дело совсем не в этом, дочь.

– А в чем же тогда?

– Знаешь пословицу такую: по одежке протягивай ножки? Это о нас. Мы больше не можем оплачивать жизнь в «Гринвуде». Платить за землю, за охрану, за коммунальные услуги, помощникам по хозяйству… Ну я не знаю, на это уходят тонны денег – целое состояние!

– Странно!.. – произнесла Ника не спеша. – И с чего это ты стала рассуждать про деньги? Сама же говорила недавно: всем, что у нас есть, мы обязаны папиному бизнесу, а ты в своем издательстве…

– Вот именно! Я в своем издательстве зарабатываю копейки, и поэтому нам придется переехать на старое место.

– Подожди-ка! Но ведь этот коттедж наш все равно! Живем мы в нем или нет – платить рано или поздно придется.

– Ты права, – вздохнула Ксения. – Коттедж – папина собственность, и когда-нибудь он за него заплатит.

– Папа? – осторожно уточнила притихшая вдруг Вероника. – А мы тут, значит, ни при чем?

– У папы, – Ксения запнулась, – у папы сейчас кое-какие проблемы…

– Не парь мне мозги! – рассердилась девочка. – Говоря по-нормальному, папа бросил нас?

– Ника, нет в русском языке такого слова – «по-нормальному».

– Это мне по барабану!.. Ты не ответила на мой вопрос.

– Дурочка ты у меня, дурочка! – Как ни горько было у нее на сердце, Ксения все-таки рассмеялась и поцеловала дочь. – Насмотрелась глупеньких сериалов. То я ухожу к другому, то папа решил бросить нас!..

– Значит, он поедет с нами на «Тимирязевскую»?

– Может быть.

– А может и не быть?.. – Ксения молчала. – Ой, да не хочешь говорить – не надо. Я сейчас сама папе позвоню… Ну вот, опять недоступен! Мам, что случилось? Ты можешь объяснить без понтов?!

– При чем здесь понты? Я скоро перестану понимать твой русский… У папы проблемы с бизнесом. С деньгами. Ему пришлось уехать…

– И бросить нас без гроша! – закончила дочка. – Поздравляю!

– Во-первых, – сказала Ксения строго, – запомни: папа нас не бросал. Повсюду только и говорят про кризис. А у них молодое предприятие… нераскрученное… – Она не знала, что еще сказать в оправдание мужа. – Все так неудачно совпало… В общем, папа оказался в очень неприятной ситуации… И не говори, что он бросил нас!

– Ну допустим, с папой все ясно! Бизнес не катит, фишка не прет… А дядя Леша? – не унималась Вероника.

Боже, как же ей не пришло в голову позвонить Апельсинцеву?! Он-то наверняка знает что-то.

– Дядя Леша сейчас в такой же ситуации, как твой отец!

– Уж не знаю, что ты называешь такой же ситуацией, только Герка написал мне «В контакте», что отец покупает им с матерью хибару на Рублевке.

Гера был сыном Апельсинцева от первого, распавшегося брака. Второго брака как такового не существовало, поэтому прежнюю семью Лешка не только поддерживал материально, но и предпочитал держать в поле зрения. В свое время он купил для них домик в «Гринвуде», по соседству с собой. Теперь вот на Рублевку решил переселить. Значит, и сам туда переедет вскоре.

Ксения остолбенела.

– Алло! Леш, привет. Это Ксения.

– А я не Леша!.. Вы ошиблись, девушка.

– Извините… Но у меня этот номер закодирован как телефон Алексея Осинцева. И я уже звонила по нему несколько раз…

– Да вы хоть по голосу понимаете, что я не Леша?!

– Ой… конечно, извините.

– Ничего, – смилостивились в трубке. Голос принадлежал молодой, уверенной в себе женщине.

– Значит, теперь этот номер ваш?

– Нет, это по-прежнему номер Осинцева. Он улетел на несколько дней в Европу, оставил дома этот аппарат. Если будет что-то важное, просил переадресовывать. Вы можете передать информацию для него.

– Я хотела наоборот… Не передать.

– А что же?

– Получить… Получить информацию. Я жена его компаньона, Владимира Костромина, и мне нужно спросить…

– Никогда у Алексея Сергеевича не было такого компаньона, – спокойно перебила невидимая собеседница.

– Как это не было?!

– Очень просто! Мы вместе два года, и я в курсе его дел.

– Значит, вы не в курсе!

– Не надо нервничать, девушка! Я сейчас перезвоню Алексею Сергеевичу, если что-то узнаю, сообщу вам. Номер определился.

– Да, пожалуйста, перезвоните.

– До свидания.

И сразу стало ясно, что она не перезвонит. Осинцев найдет себе дело поинтереснее и поважнее, чем успокоение жен всяких там неудачников. Ксения уже не сомневалась, что в бизнесе ее мужу фатально не везло. Так же фатально, как везло в науке.

Тогда почему же он так легко бросил науку? Серьезно прельстился жизнью в «Гринвуде» и путешествиями в Мексику?.. Не может быть!

Недавно он обмолвился, правда, что подался в бизнес не без влияния Апельсинцева. Оказывается, Лешка давно писал Володе в «Одноклассники», предлагал реальные коммерческие проекты, один соблазнительнее другого. А тут еще этот Владилен поспособствовал личным примером… И вот теперь неизвестно, что ждет их впереди.

Да что же ждет их, наконец? Разорение, утрата бизнеса, не дай бог – долги… До сих пор Ксения боялась думать об этом. Только видно никуда от этих мыслей не денешься…

Итак, они вернутся в старую квартиру. Двойняшки – в пятнадцатиметровую комнату, на двухъярусную кровать. Ника забьет шкаф платьями от Киры Пластининой – они покупались в расчете на гардеробную, шкаф не выдержит такого богатства.

– Ерунда, – сказала она вслух. – Думать сейчас надо не об этом. Шкафы, кровати – не в этом ведь жизнь.

Да, жизнь в другом… Надо идти работать. То есть явиться к Анне Викторовне на поклон и объяснить все от печки. Анна Викторовна не бросит, конечно. Но ведь и она не всесильна. Анна Викторовна – не Господь Бог, а только добрый, сердечный человек. К тому же со связями в издательском мире. Может, халтурку какую подкинет… В общем, проживем как-нибудь.

Значит, все как раньше? Утренняя суета: двойняшки – в школу, она – в издательство. Споры о том, кто первым пойдет в ванную и кому сегодня посуду мыть… Стоп, а Володя?

Ксения уже плохо помнила, как ей жилось без Володи или, точнее, до Володи.

До Володи она была худенькой девочкой: глазки-вишенки, щечки-клубнички и смех – несмолкающий серебряный колокольчик.

Однажды поздним вечером это девятнадцатилетнее чудо природы ехало на эскалаторе и по обыкновению заливалось смехом. И вдруг смех прекратился – Ксения почувствовала на себе незнакомый взгляд.

На нее часто смотрели с умилением, или с восторгом, или с просто с повышенным вниманием. А тут… Это был взгляд хищного зверя, выбравшего себе жертву.

И этот зверь – тщедушный мужчина в поношенном, но аккуратном костюмчике и такой же белой рубашке – типичный маньяк со стенда «Их разыскивает милиция», проследовал за ней по метрополитену и, что уж совсем ужасно, запрыгнул в ее троллейбус у метро.

К родной остановке Ксения подъезжала, как к Голгофе. Сейчас она выйдет из троллейбуса – в абсолютное безлюдье и темноту, а опрятный коротышка вновь последует за ней… Дальше воображение отказывалось работать. Просто из самой глубины существа зловеще полз вверх арктический холод. Она в смятении поднимала глаза, неизменно сталкивалась с ледяным взглядом коротышки, и ей становилось еще холоднее.

Выходя из троллейбуса, Ксения не чувствовала под ногами земли. И вдруг совсем близко от остановки она увидела Человека. Он быстро шел наперерез ей в направлении шоссе… Только ее не интересовало, в каком он идет направлении! Он, этот Человек, был для нее последней соломинкой, за которую она не могла не уцепиться!

– Проводи меня, – попросила Ксения непослушным от страха языком.

В ответ он не сказал ей ни слова – лишь изменил направление движения, довел ее до дома, до подъезда… Она давно забыла про опрятного маньяка, который не отважился больше следовать за ней ввиду атлетической фигуры сопровождающего ее Человека.

Кстати, Человек этот оказался не только атлетически сложен, он был еще и хорош собой. По крайней мере, Ксении тогда показалось так. Крупные черты лица, мягкие вьющиеся волосы, спокойствие и некоторая индифферентность.

Индифферентность не то чтобы обидела, но как-то раззадорила Ксению. От воздыхателей отбоя нет, только и спрашивают: адресок, телефончик… А этот вообще ни слова, да еще при таких пикантных обстоятельствах.

– Наверное, он решил, что никто за мной не гнался. Что я просто так – приключений ищу, – сказала Ксения подруге.

– И ему это очень не понравилось?

– Может быть. Он такой серьезный. Про таких еще говорят: «положительный».

– А вдруг это был твой ангел-хранитель? – предположила весело подруга. – Зачем ему твой телефон? Он и так все знает о тебе, надо будет – позвонит.

Они по обыкновению посмеялись и понемногу стали забывать серьезного молодого человека. А когда забыли окончательно, он объявился сам.

Стоял конец августа. Погода была пасмурной и дождливой, но в середине дня вдруг начался дикий солнцепек. Ксения ездила за учебниками в университет. Отстояла двухчасовую очередь, потом тащилась с сумками по метро, с трудом влезла в троллейбус и кое-как преодолела путь от остановки… Шла вспотевшая, растрепанная, и вдруг у подъезда кто-то окликнул ее:

– Это вы?

Она не обратила внимания – прошла мимо. Не до сантиментов ей было с этими проклятыми учебниками!

– Подождите! – Он подошел и слегка коснулся ее руки. – Это же вы! Я вас провожал тогда до дома… в июле… Вам еще казалось, что за вами кто-то гонится.

– А мне не казалось! – Красная от смущения и жары Ксения поставила сумки на асфальт и поправила выбившуюся из прически прядку. – Просто он вас испугался и дальше поехал на троллейбусе. Знаете, страшный какой?

– А меня вы не испугались?

– В каком смысле?

– Могли ведь от волка на медведя попасть.

– Ой, правда!.. А я об этом и не думала. Знаете, как мне было страшно? Я думать вообще не могла.

– Я видел. Кстати, меня зовут Володя.

– А я Ксения… – И засмеялась: – Как ты долго шел ко мне, Володя!..

– Так получилось. На следующий день я уехал в горы. А потом несколько раз заходил, тебя не было.

– Ты, наверно, живешь неподалеку?

– В Беляеве. Сюда час добираться плюс-минус десять минут.

– Значит… ты хотел увидеть меня еще раз? – уточнила Ксения, растаяв.

– Вообще-то у меня друг на Дмитровке живет. Но тебя мне тоже видеть хотелось.

– Вот как?.. Ну что ж, тогда пойдем ко мне пить чай. Мама варенье абрикосовое сварила. Заодно и учебники поможешь донести.

Через два года они поженились. За это время она успела так привязаться к Володе, что жизни своей не мыслила без него. Он был лучшим в мире собеседником, самым эрудированным и остроумным, дарил смешные и милые подарки, сладости и восхитительные букеты. С ним она впервые поехала в горы, сходила на концерт группы «Кино», заглянула в монитор компьютера… Много чего она в первый раз проделала вместе с ним.

Завершилась эта цепь первооткрывательств красивой свадьбой и путешествием в Юрмалу.

После возвращения из Юрмалы они поселились в квартире Ксении. Мама, чтобы не мешать счастью молодых, переехала к сестре в подмосковный Дмитров.

Отсюда, из разоренной сборами спальни, та молодая жизнь вдвоем представилась ей тихой и радостной. Иногда к ним приходили гости. Друзей у Володи было немного, но это были настоящие друзья, а не случайные приятели. И все у них тогда было настоящее: и дело, и дружба, и любовь.

В те годы ее муж был страстно, беспредельно увлечен наукой. На все остальное: житейские мелочи, бытовые неурядицы – он попросту не обращал внимания, и все в конце концов улаживалось само собой.

Даже рождение двойняшек по большому счету несильно изменило их привычный уклад. Дети подрастали, даря родителям новые радости и заботы. Но это она так воспринимала их тогдашнюю жизнь. А муж?

Возможно, все происходящее с ними он видел по-другому. Или же его взгляд на их жизнь постепенно менялся… Когда это случилось? Когда он объявил о намерении заняться бизнесом? Или раньше, когда решение еще вызревало в недрах его существа?

Свои планы он скрывал до последнего – и вдруг сказал, что уходит в бизнес, как говорят о свершившемся факте. Не посоветовался, не спросил… Как змея, сбросившая шкуру, Володя в один прекрасный день предстал перед ней совершенно другим человеком. Но качественные изменения, как известно, подготавливаются исподволь. Выходит, в его организме шли скрытые от ее глаз, таинственные процессы. А она, Ксения, о них даже и не догадывалась.

«Да что ж это я? – сказала она себе в следующую секунду. – Осуждаю его, что ли? Ему сейчас и так плохо. Хуже, чем мне».

В русском языке есть устойчивое выражение: победителей не судят. Но, может, правильнее было бы не судить побежденных? Боль, позор, поражение и есть наказание само по себе.

«Нет-нет, я буду ждать его, буду молиться за него. И когда все образуется, я больше не пущу его ни в какой бизнес. С нас и этого вполне достаточно».

Тут, как и любой человек, попавший в трудные обстоятельства, Ксения вспомнила о Боге. Как лучше обратиться к Богу, она точно не знала – просто прочла единственную известную ей молитву, «Отче наш».

Что там подходящего к ее ситуации? Оставь нам долги наши. Лучше не скажешь. Прости нам наши долги. И пусть те, кому мы задолжали, тоже простят нам.

Но особенно вот что: избавь нас от лукавого. От новой змеиной сущности избавь, и мы опять будем жить как жили.

– Ксения Дмитриевна, я все понимаю. Не надо отчаиваться. Такая у нас жизнь – все неустойчиво, шатко. А особенно с приходом этого кризиса… Будь он неладен! – Анна Викторовна тяжело вздохнула. – Пока ничего значительного для вас у меня нет. Никакой серьезной работы. Честно скажу, дела наши все хуже день ото дня. И поверьте, не у нас одних. Везде та же самая песня. Приходится отказываться от запланированных изданий, сокращать тиражи… Особенно что касается вашей ниши – исторических и художественных книг. В отделе маркетинга, например, уверены, что в условиях кризиса будущее принадлежит покетам.

– Мне все равно. Пусть будут покеты. Лишь бы работа…

Анна Викторовна веско помолчала.

– Еще раз прошу вас: не отчаивайтесь! Жизнь – она ведь полосатая, как известно. Ваши полставки я как-нибудь сохраню, а там будет видно.

Вот такой у них получился разговор – неутешительный и беспредметный. Зря только надеялась.

Работы по-прежнему было мало. Оставленные Володей деньги таяли с каждым днем. Зато свободного времени образовался вдруг целый вагон. Но драгоценное для большинства людей свободное время воспринималось Ксенией как тягостное безделье.

Впервые в жизни она не знала, куда себя деть и чем занять. Попробовала навести порядок в доме.

Но теснота и убожество родной квартиры действовали на нервы, выводили из себя. К тому же двойняшки категорически отказались спать на двухъярусной кровати и вообще уживаться в одной комнате. Ника без лишних слов со всеми своими платьями, картинами, фотографиями в рамках, мягкими игрушками, замысловатыми коробочками и прочими девичьими прибамбасами перебралась к матери. Компьютер она установила на мамином туалетном столике, мольберт в углу – на месте кресла. Кресло же при пособничестве братца Кирилла выставила в коридор, после чего там стало ни пройти ни проехать.

В комнату сына Ксения вообще предпочитала не заходить. Достаточно сказать, что, зайдя туда, она неизменно обнаруживала роликовые коньки, валяющиеся посередине. Тетради и учебники на письменном столе соседствовали с огрызками яблок, апельсиновой кожурой, кружками с недопитым чаем и даже тарелками с застывшим на них кетчупом. Так же хаотично на столе валялись диски, флешки и еще какие-то компьютерные причиндалы, о которых Ксения понятия не имела.

– А где же ты занимаешься? – спросила она сына.

– На полу. Папа, когда был маленький, точно так же делал уроки.

– Послушай, Кирилл, но ты-то уже не маленький.

– А я так привык!

И чтобы убедить Ксению в преимуществе своего способа приготовления уроков, Кирилл схватил со стола первый попавшийся учебник и растянулся с ним на полу, отпихнув в сторону роликовые коньки.

Ксения порывалась навести порядок в комнате сына. Но он ее порыв в два счета остановил. А она не чувствовала в себе сил противостоять его напору.

Получалось, что в собственном доме ей голову некуда приклонить. Можно, конечно, пойти на кухню, включить телевизор и под сериал «Кармелита» сварить суп-пюре с куриным окорочком. Картошка и морковь варятся отдельно, потом все ингредиенты, включая куриное мясо, мелко перетираются и заправляются куриным бульоном. Кстати, в бульон для пикантности можно кинуть кубик «Галины Бланки» или концентрат «Горячей кружки».

Ника почти всегда отказывалась от такого угощения, а Кирилл съедал по две тарелки, не очень разбирая, что ест.

В целом же дети довольно равнодушно восприняли переход в новое материальное измерение. Они скучали по отцу, иногда ностальгически вспоминали житье-бытье в «Гринвуде», но не капризничали и не клянчили денег. Спокойно довольствовались малым.

С одной стороны, такое поведение называется деликатным. С другой… Ксения не обольщалась. Было ясно, что за блочными стенками их скудного, неуютного дома у ее детей нарождается что-то собственное, касающееся только их и не имеющее никакого отношения ни к папе, ни к маме.

– Займись чем-нибудь интересным! – советовала Ленка. – Ты – молодая женщина, чего сидеть киснуть в четырех стенах?!

– Ну что мне, в музыкальную школу записаться? – спрашивала с усмешкой Ксения.

– В музыкальную школу – не знаю, а вот на фитнес – вполне подходяще.

– Ты хочешь сказать, что я растолстела?

– Я хочу сказать, что занятия в фитнес-клубах тонизируют и настроение поднимают.

– Что значит «тонизируют», я не понимаю. И зачем искусственно настроение поднимать – честно говоря, тоже. У меня все плохо, а я буду ходить с приподнятым настроением. Как какая-то идиотка.

– Ну давай пройдемся по магазинам. Помнишь, как раньше?

– Чего там делать без копейки? Мне даже на метро зря тратить не хочется.

– Ну я не знаю… Ну познакомься хотя бы с кем-нибудь.

– С кем? – не поняла Ксения. – А… Зачем?

– Для тонуса. Глядишь, появится цель в жизни.

– И что это за цель?

– Любить и быть любимой! – Ленка звонко расхохоталась. – Только не говори, что ты продолжаешь любить мужа. Я все равно в это не поверю.

– Это почему?

– От мужика что должно быть? – спросила Ленка учительским тоном. – Толк!.. Польза должна быть от мужика. Вот что! А от твоего Володечки толк какой? Одни убытки.

– Странно ты рассуждаешь, Лен. Мы с тобой что, содержанки, что ли?

– При чем здесь содержанки?! – завелась Ленка. – Вот представь себе, живут двое – муж с женой, так?

– Ну и что?

– И жена не делает ничего: ни стирает, ни убирает, ни готовит.

– Бывает. Попадаются такие женщины.

– Попадаются!.. Вот видишь, ты же первая осуждаешь таких! А теперь представь: другая пара. Он и она одинаково ходят на работу и зарабатывают примерно одинаково, плюс она стирает, убирает, готовит, рожает детей, делает с ними уроки и ходит на родительские собрания, а он на досуге ездит на охоту и смотрит телевизор.

– В основном так у всех.

– А ты знаешь, как это называется? Несправедливость! Понятно?

– Почему несправедливость? Так сложилось исторически. Ты что хочешь, чтоб муж у тебя посуду мыл?

– Мы вообще-то посудомоечную машину недавно купили, – заметила Ленка между прочим, – а до этого времени он мыл!.. А что еще с него взять? Денег сумасшедших он не зарабатывает. Так, с голоду не сдохнуть чтоб. Ну, сережки подарит на Восьмое марта… А так-то что? А я должна и на кухне, и в магазин, и с детьми!..

– А сам по себе он, что же, не представляет никакой ценности?

Ленка задумалась.

– Хрен его знает… Иногда с ним прикольно, чего-нибудь вкусного притащит, накроет поляну… А вообще мне давно хочется чего-то такого… – Ленкины серые глазки подернулись таинственной поволокой. – И тебе хочется…

– С чего ты взяла? – перебила Ксения.

– С того!.. Твой – он сейчас где? В бегах? У бабы какой-нибудь задницу греет. – Ленку не смутило, что Ксения попыталась протестовать. – Точно тебе говорю! Он, может, и не любит ее, а отсидеться-то ему надо где-то. А ты что же – не человек?

Ленка была уже не той двухгодичной давности робкой Ленкой. Она ощутила почву под ногами – несмотря ни на что, сумела вписаться в Москве. Чопорные коллеги-редактрисы постепенно признали ее своей. С нелепыми блузками в крупный горох было раз и навсегда покончено. Наставляемый мудрой женой, Мишка тоже не терял времени даром. За отличную учебу в академии, а также за прошлые боевые заслуги страна наградила его трехкомнатной квартирой у станции метро «Бунинская аллея». Так что Ленка была теперь настоящей москвичкой и на равных разговаривала с москвичками. А если эти москвички оказывались ей неравными, то есть, попросту говоря, не догоняли элементарных вещей, она была готова им все объяснить не стесняясь, в простых доступных выражениях.

– Кстати, – вспомнила Ленка, – мне в квартиру надо кое-что посмотреть. Может, в выходные скатаешь со мной в «Вегу»?

– «Вега» эта твоя черт-те где, – апатично заметила Ксения.

Ей не хотелось тащиться в гипермаркет, но и воскресный день в обществе двойняшек, с их болтовней по телефону, музыкой, непрерывными словесными стычками, которые иногда завершались настоящими потасовками, представлялся жутью кошмарной.

– Ну плиз, – попросила вкрадчиво Ленка. – там бесплатный автобус от метро. Пообедаем в ресторане. Я угощаю! Ну что, согласна?

– Поехали.

– Мам, ты уходишь? – бормотала Ника наполовину сквозь сон. – Почему так рано?

– Так надо. – Ксения аккуратно прикрывала дверцу платяного шкафа, стараясь окончательно не разбудить дочь.

Ника сладко зевнула в ответ и натянула одеяло повыше. А как еще нормальный человек может отреагировать на вскакивание чуть свет воскресным февральским утром?! И чего это ей не спится?