Текст книги "Казино «Фортуна»"

ГЛАВА 3

– Господи, кто еще там? – пробормотала сонная Милославская, нащупывая ногами тапочки. – Джемма, да успокойся ты ради бога!

Так и не найдя домашней обуви, Яна торопливо, пошатываясь от головокружения, засеменила к окну, чтобы посмотреть, кто беспокоит ее в столь ранний час. У калитки стояла совершенно не знакомая ей женщина и настойчиво била щеколдой.

– О боже! – произнесла разбуженная хозяйка дома, тяжело и недовольно вздыхая, и, приоткрыв пошире форточку, крикнула: – Что вам угодно?

– Яна Милославская тут живет? – поправляя упавшие на лицо волосы, тревожно спросила та.

– Это я.

– Мне срочно нужно с вами поговорить!

– Вы нашли не самое подходящее время.

– Я вас умоляю!

– Сейчас выйду…

Яна, потирая глаза, поплелась в спальню за халатом. Надев его прямо на пижаму и слегка подвязав шелковым пояском, она немного оправила спутанные за ночь волосы и пошла к двери, по пути пытаясь сообразить, зачем незнакомка к ней пожаловала.

Позевывая, хозяйка отперла дверь и шагнула на крыльцо. Где-то закричал запоздалый петух. Перепуганная галка шумно вспорхнула с ветки дерева. Воздух был еще совсем свеж, и Милославская поежилась, почувствовав вдруг, как по спине побежали мурашки. «Принес же черт!» – сердито подумала она про себя.

С трудом отодвинув тяжелый засов, Милославская открыла наконец калитку. Перед ней стояла женщина лет сорока с исплаканным лицом, невысокая, худенькая. Она смотрела на Яну с мольбой и надеждой. «Очередная клиентка», – тут же догадалась Милославская.

– Здравствуйте, – подрагивающим и немного виноватым голосом произнесла гостья.

– Здравствуйте, – ответила Яна, смерив ее оценивающим взглядом.

«Одевается в дорогом бутике. Точно клиентка,» – с большей уверенностью мысленно повторила Милославская, а когда увидела чуть левее престижную иномарку, то сомнения в собственном предположении у нее и вовсе улетучились. «Богатые по другому поводу меня не беспокоят, – удрученно подумала она, – наверное, узнала, что муж ей неверен и хочет окончательно припереть его к стенке. Пошлю ее к чертовой матери!»

– У меня мужа… мужа убили, – с горечью произнесла незнакомка и, закрыв лицо руками, зарыдала.

Этого Яна не ожидала.

– Успокойтесь, – холодно и строго сказала она, зная, что иной тон действует на клиентов так, что потом они еще полчаса бьются в истерике, и ее попытки выяснить что-либо оказываются тщетными, – Войдите.

Милославской сейчас вообще совершенно не хотелось браться за какое-либо дело, поскольку она уже пообещала помочь Руденко в расследовании заварушки со взрывом. Однако женщина выглядела такой несчастной, что отказать, не пытаясь вникнуть в суть ее проблем, Яна не сумела.

Хозяйка пропустила гостью вперед и молча зашагала вслед за ней, прикрыв калитку.

– Проходите, – произнесла Милославская, указывая на вход остановившейся у крыльца незнакомке.

Та кивнула два раза и пересчитала ногами ступеньки. Не разуваясь, то ли по привычке, то ли от владевшей ею растерянности, она прошла до середины прихожей и остановилась только перед злобно сверлящей ее глазами Джеммой.

Испуганно прижав к себе руки, гостья вопросительно посмотрела на Милославскую.

– Не бойтесь, – сказала та. – Джемма, свои. Иди на место. Вас как зовут? – обратилась она к незнакомке.

– Люда, – кивнув, ответила та.

– Вот что, Люда, вы сейчас посидите минутку в моем кабинете, а я немного приведу себя в порядок, – продиктовала хозяйка.

Люда скользнула взглядом по штанинам Яниной пижамы, выглядывающей из-под халата, и кивнула, тихо угукнув.

– Пройдемте, – Милославская указала рукой на дверь направо, – Присядьте сюда, – Яна кивнула на диван, – я скоро.

Она скрылась в своей комнате, а Людмила, закрыв похудевшее за ночь лицо сжатыми на груди руками, стала ждать ее, мучительно переживая тягостные минуты. Прошло несколько мгновений, а ей казалось – полчаса, прошла минута, а она думала – как долго! Еще через тридцать секунд женщина встала и стала мерить торопливыми шагами Янин кабинет. Здесь все было необыкновенно, но Людмила в своем состоянии ничего не замечала.

Интерьер этой комнаты удивлял даже видавших виды. Они с удовлетворением делали вывод, что хозяйка дома – натура как минимум загадочная. Высокий диван, на который поначалу Милославская усадила гостью, был обит дорогим зеленым бархатом. Напротив него величаво стояло старинное кресло со спинкой из темной бронзы. Но что по-настоящему тут удивляло, так это изумрудного цвета ковер с вышитыми катренами Нострадамуса. А очень дорогая и ценная статуэтка египетской кошки, нашедшая место на невысокой дубовой тумбе, заставляла загореться огнем зависти глаза не одного коллекционера-любителя и даже антикваров. Сама Яна, таинственная и непонятная для многих, смотрелась в окружении всего этого вполне гармонично.

Она предстала перед Людмилой в красном шелковом до пят кимоно, выгодно оттенявшем ее черные, как смола, распущенные волосы и бесшумно опустилась в свое величественное кресло.

– Я к вашим услугам, – произнесла Милославская.

– У меня мужа убили, – с трудом выговорила Людмила.

Глаза ее увлажнились. Она сжала губы и, через некоторое время собрав усилием волю, произнесла:

– Помогите пожалуйста.

– Когда это случилось?

– Его нашли немногим позже полуночи.

– Позвольте, разве я главная инстанция в таком деле?! – с некоторым возмущением произнесла Яна. – Есть же у нас в конце-концов и милиция…

– Ради бога! – горькая усмешка исказила лицо Людмилы. – Я даже частным детективам не верю, а вы говорите милиция…

– Почему такой пессимизм? – удивленно пожала плечами Милославская. – Не верю… – хмыкнула она, покачивая головой.

– А вы что, вы – верите?

– Я?… – Яна немного растерялась. – Ну… В некоторых случаях органы совершают настоящие чудеса.

– Вот именно, что в некоторых, – с удивившей хозяйку твердостью парировала гостья, особо ударяя на слове некоторых. Тут же смягчив тон и утерев глаза, она продолжила: – Понимаете, наказание преступника – теперь дело всей моей жизни, и я не могу относиться к нему так легкомысленно: найдут – не найдут. А вас мне рекомендовал один мой близкий знакомый, он очень хорошо о вас отзывался…

– Мне это льстит.

– Есть еще причина, – не реагируя на реплику Яны, продолжала Людмила, – понимаете… – она немного замялась, мой муж был, как этой сейчас называется…. новым русским. Его смерть – дело темное, и вряд ли оно по зубам нашей доблестной милиции. Захочет ли она найти и назвать того, кто оказался сильнее хозяина известного в городе казино? Навряд ли.

– Казино? – невольно ахнула Милославская.

– Да, казино, – с приятной скромностью ответила гостья. – Казино «Фортуна». Оно открылось не так давно, около полугода назад, но стало уже довольно популярным…

Яна ее уже не слышала. Наморщив лоб и высоко подняв брови, она переспросила:

– Извините, я не ослышалась – «Фортуна»?

– «Фортуна», – удивленно глядя на Милославскую, подтвердила Люда.

– Ну и дела! Вот это да! Быстро разворачиваются события…

– Я вас не понимаю, – испуганно прошептала Людмила.

– Сейчас, сейчас, – произнесла Яна, пытаясь разобраться в круговерти захвативших ее мыслей.

Только спустя несколько минут она, наморщив лоб, спросила Людмилу:

– Как это произошло?

– Не знаю. Это ужасно! Ужасно… – плечи гостьи затряслись от беззвучных рыданий.

Яна тяжело вздохнула и опустила глаза.

– Он возвращался домой, – с трудом выговаривая слова, начала Люда, – его нашли неподалеку от дома, в сквере…

– Он что, ходит пешком?

– Нет, у него «Джип», водитель, но вчера…

– Знаю, знаю, – с горькой усмешкой перебила Милославская и закивала.

– Иногда он на такси ездил, может, и вчера… Боже, как такое могло произойти?! Его нашли в ужасном состоянии! Какая жестокость!

– Поясните наконец, – прервала Яна поток эмоций.

– Мне трудно об этом говорить… Труп Алеши нашли подвешенным к трубе и обгоревшим.

У Милославской невольно вырвалось восклицание, передавшее всю степень ее потрясения.

– Вот это повороты, – задумчиво проговорила она, пытаясь связать всю имеющуюся информацию в одно целое.

– Экспертиза уже установила, – вытирая слезы и пытаясь избавиться от кома в горле, добавила Люда, – что Алешу жестоко избивали, а когда…. когда он умер, труп подожгли.

– Звери какие-то… – покачивая головой, прошептала Яна.

– Вы кого-то подозреваете?

– Нет.

– Кому могла быть выгодна смерть вашего мужа? У него были враги, недоброжелатели?

Людмила тяжело вздохнула и с сожалением поведала Милославской о том, что она вообще не имела доступа к делам мужа.

После женитьбы они были очень дружны: все было на двоих, интересы, радости, огорчения. Даже обязанности по дому в их семье делились поровну. Они вместе делали дела, потом вместе отдыхали: ходили в гости, в театр, цирк, кафе, ездили на природу, просто сидели дома у телевизора.

Однако время шло и через пару лет у Алексея созрело желание открыть свое дело, заняться бизнесом. «Нам надо думать о будущем,» – сказал он ей, и Люда с ним согласилась.

Она тогда была беременна, сидела дома, поэтому фундамент дела Алексей закладывал один. На первых порах он во всем с ней советовался, прислушивался к ее словам. Дело не сразу, но пошло в гору. В семье появились настоящие деньги.

Родился сын, но Алексей все меньше времени уделял семье и все больше работе. Иногда супругам и поговорить было некогда: он возвращался поздно, уставший, ложился и сразу засыпал.

Однажды Люда ему сказала, что хочет тоже вносить свою лепту в семейный бизнес. Вопреки ее ожиданиям, муж сказал, как отрезал: «Твое место дома, рядом с сыном,» – и вообще перестал посвящать жену в свои дела.

Попытки ее поступить против его воли оказались тщетными. Она наняла няню, но ребенок часто и серьезно болел, и доверять его чужому человеку в такие дни было опасно. Потом Люда снова забеременела, и тогда ей вовсе пришлось забыть о мысли стать бизнес-вумен.

Алексей часто не ночевал дома, не звонил; явившись, ни о чем не рассказывал. Много слез пролила Людмила, но вскоре привыкла и сама стала повторять, что ее место дома, с детьми.

Поэтому в этом плане она ничем не могла помочь Милославской. Яна спросила ее:

– Ну а в вашем общем кругу, кругу друзей, родных не было у вашего мужа врагов, завистников?

– Да что вы, нет, конечно.

– М-да, – протянула Милославская.

Она снова задумалась. Скорость разворачивающихся событий ошеломила ее. Еще вчера Воробья просто припугнули, а сегодня его уже нет в живых. «Похоже, – думала Яна, – планы врагов Алексея кардинально изменились. Почему-то они не захотели ждать, когда тот проявит благоразумие…»

Милославская имела довольно большой опыт расследований, но на ее памяти это был первый и единственный случай, когда человек, которому угрожали, так быстро уходил из жизни. С чем это могло быть связано, она не знала. Единственное, что ей приходило сейчас на ум – Воробей слишком резко ответил на угрозу. Возможно, тоже угрозой. Но, как правило, о резких выпадах криминалитета, город узнавал довольно быстро. Пока же все было тихо. Хотя, впрочем, час был довольно ранний…

– Вот что, Люда, – сказала она, исподлобья глянув на клиентку, – вы сейчас идите домой.

Людмила встрепенулась и тревожно посмотрела на Милославскую.

– Я берусь за ваше дело, – успокоила та, – идите, у вас сейчас много проблем. А мне нужно собраться с мыслями. Давайте обменяемся телефонами, – Яна протянула клиентке свою визитку, взяв ее с журнального столика, – я вам позвоню, как только возникнут какие-то соображения. Да, мне надо собраться с мыслями… – задумчиво повторила она.

Воробьева порылась в своей сумочке, достала из нее маленький блокнотик, что-то начеркала в нем и, оторвав листок, протянула хозяйке.

– Вот, мой телефон, – пояснила она, – и адрес, на всякий случай.

Людмила встала.

– Я вас провожу, – сказала Милославская и вышла из комнаты. Воробьева засеменила за ней.

Закрыв за гостьей калитку, Яна осталась наедине с собой.

Мысли кипели у нее в голове. Она даже не замечала Джемму, которая крутилась под ногами.

Войдя в свою комнату, она плюхнулась на кровать, закинула руки за голову и закрыла глаза. «Да!» – вскрикнула она, вскочив буквально через минуту, и схватила пульт от телевизора. Экран засветился, и Милославская принялась нажимать кнопку за кнопкой, пытаясь отыскать канал, на котором транслировались местные новости.

Ей повезло: один из телеканалов только-только начинал показ программы «Вести». На экране закрутился глобус, а потом вдруг возникла фигура улыбающейся ведущей, которая жизнерадостно поприветствовала телезрителей.

– К делу! К делу! – нетерпеливо бросила в ее адрес Яна.

Она смотрела на диктора, как завороженная, и, затаив дыхание, внимала ее словам. Сюжет следовал за сюжетом, но ничего, что могло бы заинтересовать Милославскую в этот момент, не было. Вслед за обзором политических новостей диктор перешла наконец к криминалу.

Первое, о чем она сообщила – в парке Гагарина найден труп мужчины, Воробьева Алексея Михайловича. Милославская привстала, ожидая услышать что-нибудь сенсационное. Однако, более того, что она уже знала от Людмилы, журналисты не сообщили. «Заведено уголовное дело», – и все на этом. Далее следовал калейдоскоп других происшествий минувшего дня.

Но если «нормальных» людей его освещение порадовало отсутствием других громких преступлений, то Яна разочаровалась – для себя из всего этого она ничего взять не могла: никого больше не убили, никому не угрожали, ни на кого не покушались. Так, «пустяки»: двое напившихся до безумия подрались, и один обеспечил другому сотрясение мозга; на свалке нашли выброшенного мамашей новорожденного мальчика…

Безусловно, Милославская не была черства душой. Не будь она озадачена убийством Воробья, она бы весь день ужасалась услышанному. Но теперь в ее сознании места не оставалось ни для чего, кроме ведомого ею дела. Она искала ответ на вопрос: был ли Воробей убит за резкую реакцию на поступившую в его адрес угрозу – и не находила его. Ни о каких других происшествиях в среде местного криминалитета речи не шло, значит, навряд ли Воробьев успел сделать какой-то резкий выпад в адрес противников.

Далее последовал «Прогноз погоды», и ждать от телевидения было уже нечего. Яна взмахнула пультом, и экран погас. «Возможно, журналисты еще не пронюхали того, о чем я подозреваю, – подумала она и немного успокоилась, однако тут же вслух заключила: – Обращусь к Семе»

ГЛАВА 4

Семен Семеныч в этот момент счастливо почивал, поскольку имел договоренность явиться на работу двумя часами позже обычного. Он громко храпел, раскинувшись посреди кровати и выставив вперед свой все более округляющийся живот.

Дверь в его спальню тихонько скрипнула, и в щелку осторожно просунулось взволнованное лицо его жены.

– Сема-а, – шепотом ласково позвала она, – Семушка-а.

Руденко даже не шевельнулся.

– Сема, – позвала Маргарита Ивановна чуть громче.

Три Семерки дернул головой и перестал храпеть.

– Сема, тебе звонят, – теперь уже вслух сказала его супруга, шире открыв дверь.

Руденко промычал что-то невнятное. Маргарита Ивановна зашла в комнату, наклонилась к мужу и тихонько потрясла кончик его подушки.

– А? – испуганно спросил тот, резко приподняв голову.

– Иди к телефону, там Яна.

– О-о-о, – тяжело протянул тот, снова плюхнувшись на подушку. Закрыв глаза, хрипло спросил: – Чего она хочет?

– Я-то откуда знаю! – всплеснув руками, тихо воскликнула Маргарита Ивановна и, выходя из комнаты, заворчала: – Поди, разбери вас…

Руденко кряхтя сполз на край кровати, спустил ноги и, чуть приоткрыв один глаз, стал искать свои тапки. Найдя и всунув в них ноги, он звучно зевнул, тяжело поднялся и, ширкая ногами по полу и почесывая живот, пошел к телефону.

– М-да, – тоном ленивого кота произнес он.

– Сема, утро доброе. Это Яна.

– До-у-э-оброе, – ответил Руденко, снова зевая и глядя на часы, стрелки которых настойчиво напомнили ему о том, что пора уже собираться на работу. – Чего у тебя?

– У меня к тебе один вопрос. Готов выслушать? – поинтересовалась Милославская, чувствуя, что Три Семерки еще не совсем способен адекватно воспринимать действительность и его на это надо настроить.

Семен Семеныч присел на низенький табурет, стоявший возле телефонной полочки и внятно ответил:

– Готов.

Яна выложила ему все как на духу – все, о чем поведала ей клиентка и до чего додумалась она сама. Слова ее настолько потрясли Руденко, что уже в середине ее рассказа он привстал, обнял телефон, словно его у него собирались отнять и только и делал, что произносил солененькие словечки, выражающие ужас и недоумение. Маргарита Ивановна, конечно, тут же высунулась из кухни и сердито погрозила мужу лопаткой, которой она в этот момент переворачивала оладьи, однако Семен Семеныч, глядя на нее, ее не замечал, а потому сей воспитательный момент пропал даром.

– Ну так что, – спросила Милославская, – ничего не слыхал?

Три Семерки даже не смог сразу ей ответить, переваривая полученную информацию. Только после нетерпеливого восклицания подруги, он протянул:

– Нет, Яночка, насчет этого я в полном неведении… Я вернулся вчера очень поздно и, чтобы выспаться дали, отключил телефон. Это Рита уже с утра… Нет, я в шоке! Что теперь будет?! Взрыв, потом такое убийство!…

– Да, плохи дела… Ну, а раз ты вчера так поздно вернулся с работы, значит, откопал насчет взрыва что-нибудь интересненькое?

– Какой откопал! Так, бюрократические проволочки…

– Понятно, – разочарованно вздохнув, произнесла Милославская.

– Так, – вслух стал рассуждать Семен Семеныч, – я сейчас звякну в отдел, потом тебе перезвоню. Идет? Может, еще выясним что-нибудь.

– По рукам, – ответила Яна и повесила трубку.

Закурив, она стала ожидать звонка от приятеля, надеясь, конечно на лучшее. Минут через десять он позвонил, однако порадовать подругу ему было абсолютно нечем: весь отдел стоял на ушах, и все были в полном недоумении. Причем по поводу трупа никто не мог сказать ничего вразумительного, а в ответ на вопрос о том, не случилось ли минувшим вечером каких-либо криминальных разборок, в которых мог участвовать нынешний покойник, все делали изумленное лицо.

– Ладно, Яна, – завершил разговор Семен Семеныч, – я должен срочно лететь в отдел, так что до встречи. Эх, не сносить нам всем головы…

– Все будет нормально, – попыталась успокоить друга Милославская. – Давай.

Она положила трубку и невесело посмотрела на часы. Задумавшись, тихо побрела на кухню, принялась варить кофе – пустой желудок напоминал о себе нетерпеливым урчанием.

Участь Семена Семеныча была более счастливой – его уже ожидал готовый завтрак. Так было всегда: Маргарита Ивановна всегда вставала рано, всегда свой день начинала с заботы о муже и сыне. Вот и сегодня, поднявшись, когда еще и шести не было, она замесила тесто для оладьев, привела форменную одежду супруга в порядок, намыла и начистила его ботинки, сбегала в магазин, и к пробуждению Семена Семеныча все уж у нее было готово: на голубенькой тарелочке дымились оладьи, политые свежей сметанкой, свежезаваренный чай манил своим горьковатым ароматом.

Руденко, привычный к этому, хмуро вошел на кухню, хмуро опустошил тарелку и бокал, молча умылся и оделся и, на ходу чмокнув прильнувшую к нему жену, торопливо побежал по ступенькам, торопясь на работу.

С женой ему повезло невероятно. Во-первых, она была женщиной очень мягкой и добросердечной. Во-вторых, мудрой: умела вовремя сказать нужное слово, вовремя проявить заботу. Никогда не лезла с нравоученьями, когда видела, что он и без того не в духе, и – что особенно ценил сам Три Семерки и все его приятели – никогда не устраивала скандала, если Семен Семеныч возвращался домой навеселе. Всем вообще казалось, что кричать она не умела и не пробовала, как впрочем, и вести тихую войну тоже. Поэтому в семье Руденко всегда все было тихо и мирно.

Кроме того, Маргарита Ивановна не ревновала. Хотя, возможно, она просто умела скрывать свои чувства. Однако, Семен Семеныч не разу не слышал от нее упрека на эту тему. А что касается Милославской – женщина в ней просто души не чаяла. Встречала дружелюбно, провожала тоже, иногда правда журила, за то что они «с Семой» слишком много работают.

Ко всему прочему, Маргарите Ивановне были подвластны все секреты кулинарного искусства. Она отлично пекла торты, пироги, к каждому празднику подавала какой-то новый салат, фрукты-овощи консервировала на зиму в неимоверных количествах и разнообразии и с удовольствием делилась своими рецептами с другими.

Бремя воспитания наследника, главным образом, несла на себе тоже Маргарита Ивановна. Она одна ходила на родительские собрания, расписывалась в дневнике, следила за подготовкой уроков и даже лекции о том, каким должен быть мужчина, сыну читала тоже она.

Руденко проявлял себя в качестве воспитателя лишь в крайних случаях: высоко взмахивая ремнем, он наставлял сорванца на путь истинный. Тот умолял о прощении, но не более чем через неделю совершал новое «преступление». Маргарита Ивановна, которая многие проделки сына от Семена Семеныча просто утаивала, в такие минуты пыталась остановить разбушевавшегося мужа, а потом тайком утешала провинившегося, прижав его к своей груди и тихо рыдая вместе с ним.