Текст книги "Приключения на обитаемом острове"

ОРИГИНАЛЬНЫЙ ЖАНР

На свиноферму Сип шёл кружным путём. Специально свернул на кукурузное поле, чтобы хоть издали поглядеть, как «Беларусь» с прицепленным культиватором прочёсывает ряды с упругими, поднявшимися почти на метр растениями.

Потом он заглянул на пасеку. Володька, в шляпе, с предохранительной сеткой, свисающей с полей, возился с ульями.

До своего нового места работы Илюха добрался, когда солнце было высоко на небе.

– Привет! – помахал он Ситкиной, взвешивающей что-то безменом.

Маша, приветливая доброжелательная Маша, встретила его сердито.

– Вот что, Саввушкин, чтобы это было в первый и последний раз.

– Ух ты! – изумился Сип.

– Я серьёзно предупреждаю. Попробуй только завтра опоздать! Руки мыл?

– И зубы чистил тоже.

– Не паясничай. Покажи руки.

Илюха протянул ей руки ладонями вверх.

– Вот умывальник, мыло, полотенце, – строго сказала Маша. – Таким тебя Вася не примет.

Намыливая руки, Сип как можно миролюбивее спросил:

– Маш, а у вас на ферме ничего не нужно механизировать? Может, автодоилку?

– Во-первых, не у вас, а у нас. Во-вторых, это тебе не коровник.

– Я хотел сказать, автопоилку, – смутился Сип.

– Прошу тебя, – в голосе бригадира послышалась мольба, – оставь все свои эксперименты. Договорились?

– Договорились.

Сип стал разглядывать плакат, повешенный на самом видном месте. Девушка в белом халате, чем-то очень похожая на Ситкину, была окружена розовыми поросятами. И надпись: «Если на ферме чисто и свежо, людям и животным это хорошо».

– Большое у тебя хозяйство?

– Три свиноматки, двадцать шесть поросят, семь подсвинков, Вася, ты и Вера Нaзаренко. – Ситкина сняла с вешалки халат и протянула Саввушкину: – Надень, покажу тебе ферму. С Васей будешь работать только в халате. Понял?

Сип уныло влез в огромный халат. Они вышли из кормокухни.

– Вася, Васенька, – ласково почти запела Маша. – Хороший мой Васенька…

Сип невольно обернулся. Она стояла у загончика, в котором развалился огромный боров.

– Тю-ю! – протянул Сип. – Васька – вот эта хрюшка?

– Не хрюшка, а боров, – обиделась Ситкина. – Породистый, йоркшир.

Вася с трудом поднял своё тело и подошёл к ограде. Маша почесала его за ухом. Боров от удовольствия хрюкнул.

Сип тоже почесал борова.

– Будем знакомы, йоркшир.

Ситкиной это не понравилось.

– Запомни, Илюха, Вася у нас рекордист. И требует особого внимания. Кормление строго по режиму. Он так приучен: по нему можно часы сверять.

Ситкина повернулась и пошла обратно в кормокухню. Илюха поплёлся следом. Маша достала из шкафа толстую книгу, сунула Саввушкину.

– Пока не освоишь, к Васе не допущу.

Илья вслух прочёл название:

– «Свиноводство». Всю? – взвесил он книгу на руках.

– Есть ещё несколько. И брошюры. Вообще тебе неплохо было бы съездить денька на два в совхоз «Путь коммунизма». Вот там свиноферма!

Сип хотел сказать, что не собирается оставаться в Машиной бригаде навечно, однако счёл нужным пока этот вопрос не поднимать: все-таки Ситкина его выручила.

Илюха с трудом осваивал мудрёную науку. А если сказать честно, просто принуждал себя. То, к чему не лежала душа, не давалось ему. Ну разве может нормальный человек запомнить какие-то кормоединицы, болезни свиней, графики и таблицы привеса?

Сип ходил грустный. И это не ускользнуло от проницательного педагогического ока Андрея Смирнова. Как-то он наведался на свиноферму.

– Сильно занят? – спросил Андрей у Саввушкина, дремавшего над очередной книжкой по свиноводству.

– Не очень…

– Оторву тебя минут на пять, не больше. – Андрей положил руку на плечо Илье. – У тебя есть желание заняться художественной самодеятельностью?

Они медленно прогуливались вдоль загонов.

– Для этого талант надо иметь, – протянул Сип.

– Талант есть у каждого. Только его надо развить, – авторитетно заявил пионервожатый.

Они дошли до кормокухни, повернули обратно.

– Обязательно в самодеятельность идти? – спросил Сип после некоторого молчания.

– Почему же обязательно? На то она и самодеятельность. Добровольно. По велению, так сказать, души…

Веление Илюха не чувствовал. Но обижать Андрея не хотелось. Если говорить честно, Смирнов относился к Сипу хорошо.

– Подскажи, какой мне талант развивать, – обречённо попросил Илья.

– Ну, например, запишись в хор.

Сип тоскливо вздохнул. Петь в хоре ему совсем не улыбалось. Вот если бы иметь голос, как у Жорки Петелина из девятого класса, – другое дело. Тот поёт – все молчат. Только подпевают. Выступать, как Жорка, куда ни шло. Тебе хлопают, вызывают. А то стой среди хора. Раскрываешь ты рот или нет – никакой разницы. Хоть ори громче всех, все равно никто не поймёт.

– Я бы не против, но… – жалостно проговорил Илья.

Пионервожатый испытывающе посмотрел на него и укоризненно покачал головой.

– Эстрадный оркестр тебя устраивает? – спросил он так, словно Сип – капризная девчонка. – Иди ударником.

Стать ударником мечтали многие. Среди них было немало достойных. И, получая на следующий день в своё полное распоряжение ударные инструменты, сияющие никелем и медью, Саввушкин не предполагал, каких усилий стоило Андрею уговорить руководителя оркестра, десятиклассника Бедулю.

Восседая на высоком стуле позади оркестра на летней эстраде, расположенной на живописном берегу острова, Сип вдруг почувствовал себя на вершине блаженства. Барабан издавал такой отличный шум, а тарелки так прекрасно сверкали и клацали на всю округу, что репетиция пролетела для Саввушкина одним незабываемым мгновением.

До следующей репетиции Сип отрабатывал технику на всем, что попадалось под руку: штакетнике, тумбочке около раскладушки, на тарелках в столовой. И когда оркестр снова собрался на репетицию, Илья был совершенно уверен, что стал виртуозом. Он притащил Володю Гулибабу и Филю, которые тихо устроились под кустами возле эстрады, с восхищением глядя на приятеля, расположившегося выше всех в оркестре.

…И вот настроены инструменты. Бедуля взял в руки электрогитару.

– Приготовились, – сказал руководитель оркестра и предупредил Илью: – Сип, давай потише и следи за ритмом. – Бедуля начал отбивать такт ногой: – Раз-два-три…

Но прежде чем оркестр взял мелодию, Сип извлёк из барабана такую бурю, что руководитель закричал:

– Отставить! Сип, следи за ритмом. Раз-два-три.

И снова Саввушкин огласил оба берега Маныча каскадом невыразимого шума. Казалось, тарелки вот-вот треснут, а барабаны взорвутся.

– Стоп, стоп! – завопил Бедуля. – Это невозможно…

– Кошмар, – отчаянно произнёс саксофонист.

– Не могу, – простонал электроорганист.

Бедуля некоторое время приходил в себя, потом с затаённой злобой скомандовал:

– Сип, последний раз предупреждаю.

Снова руководитель отбил такт, и оркестр, кажется, преодолел вступление. Илья поубавил пыл, но его хватило ненадолго. Звон меди и гул натянутой кожи до того заворожили Сипа, что он вошёл в раж. В этом хаосе совершенно потонули звуки других инструментов.

Опомнился Илья, когда Бедуля вырвал из его рук палочки, а другие оркестранты стащили его со стула.

Гулибаба и Филя ползком выбрались на дорогу и на всякий случай отбежали подальше: как бы и на них не обрушилась ярость музыкантов… Илюха был изгнан из оркестра.

…День встречи праздновали на острове в первое воскресенье июля. На Пионерский съезжались первые выпускники школы, родители теперешних интернатовцев, лучшие люди совхоза. Школьные поэты загодя сочиняли стихи, художники оформляли специальный выпуск стенной газеты. С самого утра на весь остров разносились с кухни ароматные запахи пирогов. Девочки старались перещеголять друг друга в кулинарном искусстве и творили под руководством тёти Глаши настоящие чудеса. А вечером по традиции на летней эстраде давали большой концерт художественной самодеятельности. Кроме всего прочего, опытное жюри определяло лучшие номера программы. Исполнители получали призы.

Сипу очень хотелось отличиться. Но дела его, прямо скажем, были кислые…

И все же спасительная идея пришла, и пришла совершенно неожиданно. На доске объявлений у директорского домика вывесили плакат: «Внимание! Не забудьте, в День встречи – концерт-конкурс художественной самодеятельности! Что ты подготовишь к нему?»

Плакат был нарисован очень красиво. В одном углу смеялся клоун в колпаке. В другом из саксофона вылетали птицы-ноты. А нижний рисунок молнией поразил мозг Саввушкина: два акробата, один из них выполняет стойку на руках другого.

Сип притащил к плакату Гулибабу и ткнул пальцем в завороживший его рисунок.

– Ну и что? – пожал плечами Володя.

– Айда, – схватил его за рукав Саввушкин и потащил на берег Маныча. Когда они отдышались, Илья серьёзно сказал: – Ты знаешь, Вовик, у каждого есть талант…

– У меня нет никакого, – ответил Гулибаба.

– Есть, Вовик, – убеждённо сказал Сип. – Вот увидишь, мы с тобой такое выдадим, все ахнут!

Володя обречённо вздохнул. Сип нёсся на парусах новой идеи. И остановить его было невозможно.

За три дня до праздника Саввушкин явился к Смирнову, ответственному за проведение концерта-конкурса, и заявил, что намерен выступить на празднике.

– В каком жанре? – поинтересовался пионервожатый.

– В оригинальном, – сказал Сип.

– Что именно: жонглирование, акробатика, пантомима, иллюзион? – допытывался Андрей. – Мне же надо составлять программу.

– Оригинальный, – повторил Илья. – И ещё мне надо чёрный задник.

– Задник у нас один, ты же знаешь.

– Тогда ничего не получится.

Смирнов вздохнул. Вообще-то устроители вечера должны были идти навстречу самодеятельным артистам. По возможности, конечно.

– А коричневый тебя устроит? – после некоторого колебания спросил он.

– Устроит, – обрадовался Илюха. – Только тёмный…

Подготовка номера велась в полной тайне на берегу Маныча под развесистой ивой, когда на небе полыхала вечерняя заря.

А за несколько часов до концерта от летней эстрады донёсся стук молотка, на который никто не обратил внимания: обычные приготовления перед торжеством…

В день встречи гостей набралось немало.

Приехали и Саввушкины, мать и дед Иван, нарядившийся по этому случаю в свой лучший костюм, на котором красовались его боевые награды. Гордостью старика была шапка с красным верхом. Отец Сипа приехать не смог: совхоз послал его на совещание передовиков области. Отсутствие отца огорчило Сипа.

Больше всех задавался Ваня Макаров. Приехал его брат, военный моряк, гостивший в станице на побывке. Макаров-старший произвёл настоящий фурор. Белоснежная матроска, отглаженный клёш, словно жестяной, и самое главное – бескозырка, с ленточками, на которых весело играли якоря. Моряк дал поносить её Ване, и тот чуть не лопнул от гордости.

Среди гостей был и лётчик-испытатель. Молодой, в полковничьих погонах и со звездой Героя. Но он не был чьим-то отцом или братом, а приехал сам по себе, как бывший воспитанник школы. Из Ростова прикатил даже доктор сельскохозяйственных наук.

Первым на концерте выступил объединённый хор. Затем эстрадный оркестр под управлением Бедули. Оркестр имел большой успех. Потом выступал чтец.

И вот конферансье объявил:

– Илья Саввушкин, оригинальный жанр.

Дед Иван, сидевший в первом ряду, не удержался и довольно крякнул. По задним рядам интернатовцев прошёл смешок. Но когда занавес начал медленно раздвигаться, воцарилась полная тишина. Перед зрителями возникла пустая, не сильно освещённая сцена с тёмным задником.

Илюха выбежал в синих трусиках с белыми лампасами, майке и кедах. Поклонился. Вид у него был довольно уморительный: худая мосластая фигура, покрытая веснушками. Представ перед такой аудиторией, Сип, видимо, поначалу оробел. И, стараясь не глядеть на первые ряды, где сидели гости, учителя, Макар Петрович, дед, Илюха с места, не разбегаясь, сделал несколько колёсиков. Приземлился он не совсем удачно, что опять вызвало смешки, но вскочил бодро. Начало было положено. Сип отвесил поклон и пересёк сцену на руках, прыгая «лягушкой».

Теперь уже засмеялись и первые ряды. Илюха поднял руку, останавливая аплодисменты, повернулся к кулисам и трижды хлопнул в ладоши. На сцену вышел Филя, в майке, трусиках и чешках.

– Глянь, Филька, – послышался чей-то голос.

Макар Петрович не выдержал и поднялся. Его сурового взгляда было достаточно, чтобы смешки прекратились.

И тут все замерли, затаив дыхание. Сип и Филя взялись за руки, мгновение – и малыш застыл в стойке на вытянутых руках партнёра. Пусть ноги у Фили были согнуты и несколько торчали в разные стороны, но это было как в настоящем цирке. И самое главное, тощий Сип свободно держал Филю, у него даже не дрожали худые руки.

Первым захлопал дед Иван. И тут же последовали дружные аплодисменты. Они перешли в шквал, когда Илюха отвёл руку и Филя продолжал держать стойку на одной его ладони.

Саввушкин-старший вертел головой, ликующим взором окидывая соседей. Он так неистово бил в ладоши, что тряслась его бородёнка.

Илюха опустил партнёра на пол, и они оба раскланялись. Сип обошёл вокруг Фили, дёргая худыми плечами и потирая руки, как бы отдыхая. Так делают циркачи на манеже.

Свой номер акробатическая пара продолжила под несмолкаемую овацию. Филя выполнил стойку на голове Сипа, затем стоял головой на вытянутой вверх Илюхиной руке. Закончили они выступление коронным номером буквально под рёв интернатовцев. Малыш стоял на вытянутой вперёд руке Саввушкина. Стоял секунду, другую… пятую, пока занавес не скрыл их от зрителей.

Дед Иван хлопал уже стоя. Аплодировали доктор наук и лётчик-испытатель. Даже моряк, брат Вани Макарова, не удержался и крикнул:

– Браво!

Тут со всех концов раздались крики:

– Бис!

– Повторить!

– Тощой-тощой, а силища-а! – послышался голос какой-то старушки.

Занавес раздвинулся. Сип, улыбающийся и ликующий, отвешивал поклон за поклоном, держа за руку Филю. Илью распирало от успеха.

– Хорошо! – крикнул он, видя, что их не отпускают. – Повторяем по желанию публики.

И когда зрители успокоились, он в мёртвой тишине, прерываемой лишь звоном цикад, снова поднял Филю над собой… И вдруг за сценой раздался громкий стук. На глазах изумлённых зрителей Филя подлетел вверх метра на полтора и завис в воздухе, размахивая всеми четырьмя конечностями.

– Занавес, – беспомощно пролепетал Саввушкин, делая кому-то отчаянные знаки. Но занавес не сдвигался.

Смех стал нарастать из задних рядов. Затем он прокатился по всей аудитории. Филя, раскачиваясь как маятник, все увеличивал амплитуду. И когда он стал пролетать над первым рядом, все увидели, что от пояса мальчика к потолку тянется тонкий трос.

Потом на сцене появился Володя Гулибаба, отчаянно дёргая за трос, видимо напрочь заклинивший.

– Мама! Ма-а-ма! – верещал Филя, паривший между небом и землёй.

– Спасай Фильку! – раздался чей-то боевой клич.

Несколько взрослых выскочило на сцену, и акробат оригинального жанра был отцеплен и поставлен на ноги.

Что было потом, Сип не знал. Он убежал в палатку и как был, в цирковом наряде, бросился на раскладушку лицом вниз. Саввушкин не плакал. Но ему было горько и обидно, оттого что так отлично задуманный и выполненный поначалу номер кончился провалом. Илюха уже не мечтал о славе, о первом месте. Дорого отдал бы он тогда, чтобы выступление вообще не состоялось.

Когда раздались шаги, Илья даже не посмотрел, кто пришёл. Тихо скрипнула раскладушка рядом. Знакомое пыхтение.

– Сип…

Илюха ещё крепче вжался в подушку.

– Это я об лестницу зацепился. Ну, и упал… – вздохнул Гулибаба.

В Сипе боролись два чувства: жалость и злость на друга. Илюха одним рывком перевернулся и сел. Володя опустил глаза и завозил по земле тапочками.

– Все из-за тебя! – сказал Сип с досадой. Ему необходимо было на ком-то отыграться.

– Говорил я, что нет у меня таланта, – опять вздохнул Володя.

– «Говорил, говорил»! – передразнил друга Илья. – Сколько трудились, блок вытачивали, трос с трудом нашли… А ты все испортил.

– Не надо было во второй раз выступать, – попытался оправдаться Гулибаба.

Илья посмотрел в окно палатки. Синел июльский вечер. Пахло рекой. Илья с тоской думал о том, как придут с концерта ребята, начнутся шуточки, подковырки.

– Да, – сказал Илья сурово, – правильно пишут, что артист должен вовремя уйти со сцены. Да и Филька хорош. Развизжался, как поросёнок.

Снаружи послышались шаги. Сип инстинктивно бросился под раскладушку. Володя тоже нырнул под свою раскладушку.

– Саввушкин! – сказал в палатке незнакомый голос.

Сип и Володя молчали. Только слышно было сопение Гулибабы.

– Они здесь, это точно.

У Саввушкина в груди вскипела обида. Это говорила Маша Ситкина. Не успел Илюха поклясться припомнить Машке это предательство, как чьи-то сильные руки вытащили его из-под раскладушки и поставили на ноги. Тут же с трудом извлекли и Володю.

– Вы что же это, друзья? Вас все ищут, а вы прячетесь!

Перед партнёрами стоял улыбающийся лётчик-испытатель.

На летнюю эстраду их доставили, когда председатель жюри – это был доктор наук, приехавший из Ростова, – зачитывал решение:

– За выдумку, за оригинальное решение номера и отличное его исполнение первое место присуждается Илье Саввушкину, Филиппу Чилимову и Владимиру Гулибабе.

Все зрители радостно поддержали слова доктора наук аплодисментами.

ФУТБОЛЬНЫЙ МАТЧ

Илья простил Володе его оплошность и Филе его недостойное для артиста поведение на празднике. Победителей, как говорится, не судят. Некоторые, правда, остались недовольны решением жюри и судачили по углам. Бедуля в особенности. Оркестр был удостоен второго места. Говорят, оркестранты бегали жаловаться к Макару Петровичу на несправедливое, по их мнению, решение. Но директор сказал, что члены жюри – по традиции бывшие воспитанники интерната,

– люди уважаемые, заслуженные, к тому же любят свою школу, и если уж отдали предпочтение Сипу и его товарищам, то, значит, усмотрели в выступлении действительно необычное и интересное. После таких слов самого Макара Петровича Саввушкин мог спокойно купаться в лучах заслуженной славы.

Седьмой «А» был доволен. Правда, Ваня Макаров пыхтел. После успеха Сипа на празднике о его брате никто не вспоминал. И когда Ваня начиная задаваться, кичась Макаровым-старшим, то ему тут же указывали:

– Не ты же моряк, а брат…

На следующий день после праздника произошло событие, в корне изменившее отношение Сипа к свиноферме, на которую он попал волею судьбы.

Илюха уже кончил работу, повесил свой халат на вешалку и навострил лыжи к Стасику, когда прибежала запыхавшаяся Маша Ситкина.

– Леонид Матвеевич будет у нас!

Илюха сразу и не взял в толк, что за Леонид Матвеевич, почему так засуетились Ситкина, Веревкина и Назаренко. Маша, так та просто не знала, за что сначала хвататься.

– Девочки, срочно проверьте загоны. Сип, наведи порядок в кормокухне. Нет, девочки пусть убирают в кухне, а ты помоги мне вымыть Васю.

Ситкина словно помешалась. На ферме и так был всегда полный порядок. А Вася – тот сиял как начищенный ботинок: купали его каждый день.

Илюха с большим неудовольствием, ворча, снова надел халат и пошёл помогать бригадиру мыть борова.

– Кто такой Леонид Матвеевич? – спросил он Машу, окатывая Ваську водой из ведра. Тот похрюкивал, довольный, щуря белые редкие ресницы.

– Тю! – вытаращила на него глаза Маша. – Доктор наук!

И тут только до Саввушкина дошло, что Леонид Матвеевич и был председателем жюри на вчерашнем вечере и вручил Илюхе с партнёрами по «мировому аттракциону» подарки.

Ростовский учёный появился на свиноферме вместе с Макаром Петровичем и какой-то незнакомой девушкой. Девушка была в белых брюках, защитных очках и маленькой шёлковой кепочке, чудом державшейся на её пышной шевелюре.

– Людмила Павловна, познакомьтесь, пожалуйста: заведующая свинофермой Маша, – представил гостье Ситкину директор школы.

С самим Леонидом Матвеевичем, одетым скромно – хлопчатобумажные мятые штаны, клетчатая рубашка с короткими рукавами, соломенная шляпа и босоножки на босу ногу, – Маша поздоровалась как старая знакомая, хоть и почтительно.

– А это Веревкина, Назаренко и Саввушкин, – продолжал знакомить Макар Петрович.

– Ба! – воскликнул доктор наук, тряся Илюшину руку. – Артист. Мастер на все руки!

– Совершенно верно, на все… – хмыкнул директор, но объяснять ничего не стал. – Ну, что скажешь, Леонид? – Макар Петрович широким жестом показал на ферму.

– Отлично, отлично, – качал головой учёный. – А с чего мы начинали, а? Помните, как первый раз приехали на остров? Кустарник – не продерёшься. Весь затянут илом…

– В тот год очень сильно разлился Маныч, – кивнул Макар Петрович.

– Две старенькие палатки, – вспомнил доктор наук.

– Все своими руками…

– Нюра Шовкопляс заблудилась, помните?

– А как же. Нашли её в камышах. Там сейчас у нас бахча… Но Нюра-то, Нюра, а? – сказал Макар Петрович.

– Да-а. Виделись в Ленинграде. Главный инженер завода.

– Ты тоже, Леонид, кое-чего добился, – засмеялся директор.

Илюхе было странно слушать, как Макар Петрович называет гостя запросто по имени. Доктор наук, из Ростова. Но потом Илья сообразил: этот самый Леонид Матвеевич был когда-то для директора простым учеником, как и он, Илюха. И тоже бегал босоногим мальчишкой по улицам Тихвинской…

– Леонид Матвеевич, нет, вы только посмотрите! – прервала их воспоминания Люся. Девушка стояла у загона Васи. В её голосе звучало нескрываемое восхищение.

– Да, – сказал земляк, – тебя, Маша, можно поздравить. – Он зашёл к борову, присел на корточки. – Вырастила рекордиста, хоть сейчас на выставку.

Вася, словно догадываясь, что речь идёт о нем, хрюкнул и легонько поддел учёного пятачком.

– А что? – сказала Люся. – Надо будет рекомендовать.

Леонид Матвеевич поднялся.

– Обязательно. Я как член комиссии буду настаивать.

Пришла очередь смущаться Маше. Щеки её запылали.

Сип недоумевал: подумаешь, столько разговоров вокруг обыкновенной свиньи!

Но когда он узнал, что Люся – кандидат наук, да ещё приехала из Москвы, то пожалел, что с прохладцей относился к изучению книжек, которые дала ему Маша. О чем толковали животноводы, он понимал с трудом. Зато Маша была на высоте.

Прощаясь, Леонид Матвеевич сказал:

– В конце лета готовься, Маша, на выставку в Ростов.

– А может, и на ВДНХ, – добавила Людмила Павловна.

Гости ушли, а бригада ещё долго не могла успокоиться. Сип даже забыл, что намеревался пойти в мастерские.

– Счастливая ты, Машка, – сказала Веревкина. – В Москву поедешь.

– Это ещё неизвестно, – ответила Ситкина. Она сидела на табуретке, прижимая ладони к горящим щекам.

– Надо Васю лучше кормить, – предложил Илюха. У него к борову проснулись нежные чувства.

– Будем строго придерживаться науки, – сказала Ситкина.

Покидая в этот день свиноферму, Саввушкин задержался у загона Васи. Тот лежал на боку, дремал, и определённо нравился ему все больше и больше.

После работы Сип не пошёл на рыбалку, как договаривались с Володей и Филей: он схватился за книжки по свиноводству. И теперь они уже не казались ему такими скучными. Не участвовал Илюха и в играх, затеваемых ребятами на вечерней заре.

– Ты знаешь основные методы подготовки кормов для свиней? – спросил Сип у Гулибабы, когда они уже укладывались спать.

Володя, разумеется, не знал.

– Измельчение, помол, дробление, плющение, запаривание, осолаживание, дрожжевание, ферментирование, проращивание и увлажнение, – без запинки отбарабанил Илюха. Гулибаба аж присвистнул от удивления. – А какие вещества входят в рацион?

– Отходы с кухни, ещё картошка…

– Аминокислоты, протеины, минеральные вещества… – начал перечислять Сип и привёл десятка два названий.

Гулибаба молчал, подавленный осведомлённостью приятеля.

Напоследок, залезая под одеяло, Илюха спросил:

– Сколько больших калорий в килограмме говядины?

– Не знаю, – признался Володя.

– 1520 единиц. А в свинине аж 4060. Теперь понял, что свиноводство – это сила?

– Сила, – согласился Гулибаба.

Илюха ещё долго ворочался в постели.

До него доносились едва слышные звуки транзисторного приёмника – Юра Данилов слушал «Маяк». Голос диктора пробивался в сознание Сипа сквозь полусон.

«Передаём последние известия! – Сип медленно погружался в сладкую дрёму. – Сегодня на ВДНХ СССР, – продолжал диктор, – состоится вручение Золотой медали выставки пионерам Тихвинской школы-интерната Маше Ситкиной и Саввушкину Илье, вырастившим рекордсмена Васю…»

…По Москве едет открытая легковая машина. Вокруг столько солнца, такие яркие и нарядные улицы, как бывает только во сне или мечтах. От счастья у Сипа щекочет в горле. Он едет с Ситкиной по московским проспектам. Здесь же, в машине, Вася. Чистый, с голубой лентой на шее.

Потом что? Потом машина въезжает на ВДНХ. Бьют упругие струи, золотятся в солнечных лучах огромные фигуры. Он отчётливо помнит приятную прохладу фонтана Дружбы народов в тот летний день, когда стоял как заворожённый с матерью и отцом перед уходящими вдаль дворцами…

Илюха и Маша выходят из машины. Переваливаясь, солидно колыша тяжёлую тушу, спускается на землю Вася. Щёлкают фотоаппараты, жужжит кинокамера. И много людей вокруг. Улыбающихся, любопытных, восхищённых. Слышна красивая музыка.

«Ваше хобби?» – выныривает откуда-то человек и подносит ко рту Саввушкина микрофон.

«Люблю играть в футбол…»

– Юрка, кончай, – доносится откуда-то голос Криштопы.

Илюха открывает глаза. Сквозь окно палатки виден кусочек неба с крупными звёздами.

Данилов выключает свой приёмник. Сип зажмуривается. Но теперь приходит другой сон. Какой, Илюха наутро забудет…

Посещение свинофермы учёными не прошло незаметным. Скоро весь Пионерский знал, что Ситкина с боровом поедет на выставку. В свинарник повалили любопытные. Сип, который теперь уделял Васе максимум внимания, отвечал на вопросы как заправский экскурсовод. Трудился он не за страх, а за совесть; Ситкина не могла нарадоваться на толкового и расторопного помощника. О прилежности Саввушкина было доложено Макару Петровичу и Андрею Смирнову.

– А как насчёт дисциплины? – поинтересовался Смирнов.

– Слушается, – сказала бригадир. – И очень старается.

– Если так будет и дальше, видимо, пошлём его на выставку вместе с тобой, – сказал директор школы. – Как ты считаешь, Андрей?

– В качестве поощрения, – согласился пионервожатый.

Поездка пионеров на выставку все больше приобретала реальную почву. Леонид Матвеевич и Людмила Павловна зашли к директору совхоза и поделились своими впечатлениями о свиноферме и юных животноводах Пионерского. Директор совхоза выбрал время и тоже посетил остров. Вася вместе со своей воспитательницей становился знаменитостью. Не прошла слава и мимо Илюхи. Неудача на поприще механизации в птичнике была давно забыта. Жизнь снова заиграла радужными красками. Вот уж не знаешь – где найдёшь, а где потеряешь! Во всяком случае, Илья не предполагал, что свиноферма займёт такое место в его судьбе.

В одно из воскресений на Пионерский нагрянули родители Саввушкина: отец вернулся из области и приехал проведать сына. Илюха с гордостью показывал им прославленного борова.

– Теперь дома будем откармливать кабанчиков по-научному, – заверил он своих, блеснув незаурядными знаниями в этой области.

Мать удивлялась, отец посмеивался.

Однокашники тоже прекратили подтрунивание. Саввушкин ходил героем. На несколько дней, правда, его затмил Юра Данилов: мать приезжала забрать Юру с острова, так как ему достали путёвку в Артек. Но Юра категорически отказался покинуть Пионерский. Поступок этот был оценён товарищами очень высоко.

Данилов увлекался лошадьми. И его пестун, жеребец Воронок, был тоже гордостью лагеря. Не такой, конечно, как боров Вася, но кто знает, может быть, со временем и Воронок прославится на соревнованиях. Данилов обещал сделать из него классного скакуна.

Таким образом, жизнь в летнем лагере не топталась на месте. Илюха уверенно шёл к своему очередному триумфу, который грозил перешагнуть рамки района, а возможно, и рамки области.

И вот наступил день футбольного матча на кубок, когда должны были сразиться седьмой «А» и седьмой «Б». Смирнов накануне попросил футболистов поменьше нагружаться: игра предстояла ответственная. Но, как назло, у всех было много работы на своих участках.

Андрей пришёл вечером в палатку седьмого «А» и выпроводил на улицу тех, кто не имел отношения к завтрашней встрече – чтобы не мешали членам команды поскорее заснуть.

А наутро, как всегда, протрубил горн…

Первым вскочил с постели Юра Данилов и с воплем рухнул на пол. Пока он пытался подняться, а это ему не удавалось, раздался крик Шоты Баркалая. Он барахтался между кроватями, выкрикивая проклятия.

Стасик Криштопа прыгал у своей раскладушки, как стреноженный конь, стараясь освободиться от опутавших его проводов. Почему-то и Юра, и Шота, и остальные члены футбольной команды были опутаны медной проволокой.

Ваня Макаров – он не был игроком – встал с постели, спросонья шаря руками в поисках одежды, и тоже споткнулся о провод, тянувшийся к кровати Данилова. Ваня плюхнулся на четвереньки.

– Пусти, говорю, – пробормотал Макаров и сел на пол, озираясь вокруг.

Сип проснулся не от горна, а от шума в палатке.

– Кто… Кто это устроил?! – кричал Шота, стоя босиком, в одних трусиках, весь обмотанный блестящей проволокой. Глаза у Баркалая сверкали негодованием.

Юра тихо стонал, держась за локоть. Падая, он крепко приложился к тумбочке.

– Я спрашиваю! – кричал Баркалая.

Проснулись другие ребята. Только Володя Гулибаба ещё спал, невзирая на шум.

Илюха открыл глаза и некоторое время осматривался, не понимая со сна, что происходит. Но, увидев ползающих по полу одноклассников, сел на кровати.

– Успокойтесь, – поднял руку Сип.

– Ты-ы?! – грозно двинулся к нему Шота. Но его остановили провода.

Ваня Макаров исподтишка запустил в Саввушкина подушкой, промахнулся и попал в Гулибабу. Володя вскочил как ужаленный и, думая, что это работа Данилова, который стоял, размахивая руками, сбил его с ног. Илюха хотел что-то сказать, но его свалило брошенное кем-то одеяло.

В воздухе замелькали подушки, одеяла, обувь. Макаров, видя, какая по его инициативе заварилась каша, спрятался под стол. Кто-то наступил ему на руку. Ваня подскочил, ударился головой о перекладину и испустил дикий вопль. В довершение всего прямо перед его носом трахнулся об пол пузырёк с чернилами, оставленный кем-то на столе. И лицо Макарова окрасилось в фиолетовый цвет.

В дверь просунулась голова ученика другого класса из соседней палатки. Тут же вокруг его шеи обмоталось кем-то пущенное полотенце.

Потасовка неожиданно кончилась. А пока ребята наводили порядок и считали шишки и синяки, Сип вынул из тумбочки какую-то книжку и улизнул на улицу.

Смирнов был удивлён, увидев Саввушкина в такую рань.

– Чего тебе, Саввушкин?

Илюха вздохнул, подошёл к столу.

– Язык проглотил? – спросил Андрей.

– Получилось так… – Сип взъерошил волосы. – Понимаешь, ребята из нашей команды здорово устали вчера…