Текст книги "Корона Российской империи"

5

Муромцеву показалось, что все ювелиры живут в районе Арбата. Медом там для них, что ли намазано?

Паше удалось созвониться лишь с тремя знатоками драгоценностей. Но это были зубры в полном смысле слова. Просто академики в своей области. И все – специалисты по старинным бриллиантам крупных размеров… Если злодеи решат размонтировать корону, то им есть прямой резон обратиться именно к этим ювелирам. К ним или к их ученикам…

По роду службы Павлу приходилось бывать в роскошных квартирах. Красиво живут гады. Как в мыльных операх!.. И когда вокруг такой блестящий гламур, то человек должен завидовать богатству и ощущать свое ничтожество… Но это средний человек. А Муромцева всякие понты не трогали.

Часто было даже наоборот – Паша жалел богатеньких. Он видел, что счастье никогда не приходит вместе с золотыми унитазами…

Дверь ему открыла прислуга – сорокалетняя женщина в коричневом платье и белом фартуке. Если бы не возраст, то это типичная старшеклассница из шестидесятых годов. И не из простой семьи – из богатой, поскольку бретельки на фартуке в рюшках и оборочках, а воротничок на платье кружевной.

Горничная поклонилась и протянула маленький овальный подносик. И, главное – пустой! Даже без рюмки водки.

Но не зря Паша специально изучал причуды новых русских. Он очень небрежно бросил на блестящую селедочницу свою визитную карточку… Понятно, что в кусочке картона была сплошная липа. Про СОН там не упоминалось ни сном, ни духом. В этой карточке Муромцев числился сотрудником Кремлевской Администрации, консультантом по безопасности.

Гувернантка на визитку не взглянула, а, держа подносик перед грудью, плавно поплыла в глубину барских коридоров… Ну, прямо мыльная опера!

Мадам вернулась через минуту и жестом позвала за собой…

Кабинет Аркадия Борисовича Бобрика должен был ошарашить любого. Ювелир не был скрягой. Свое богатство он держал не только в бабках, а и в антикварных вещах… Огромный кабинет украшали картины в золотых рамах, бронзовые всадники метровой высоты, резная мебель от разных Людовиков и всякое такое прочее… Ярко, дорого и аляповато.

При появлении Муромцева ювелир Бобрик чуть привстал и рукой указал на место за приставным столиком… Ювелир не вышел навстречу, не улыбнулся во весь рот, не сел рядом на равнозначное кресло. Он давал понять, что уважает гостя, но считает его статус ниже своего.

– Что привело вас ко мне, Павел Ильич? Я очень дружу с Администрацией Кремля. Вы в каком отделе служите?

– В секретном… Аркадий Борисович, вам в последнее время не предлагали купить изделие с сотней бриллиантов?

– Понятно! Значит, ее все-таки украли?

– Кого?

– Корону Елизаветы! Я был против ее размещения в этом затрапезном музее. Не послушались меня и доигрались! Я немедленно обзвоню своих коллег, а они распространят информацию дальше. И уверяю, что ни один российский ювелир не посягнет на святыню… Я так волнуюсь. Вы не против, если мы тяпнем коньячку по пятьдесят грамм?

– Я не против… Только обзванивать никого не надо. Будем искать реликвию, но делать вид, что ничего не произошло.

– Понял… Тогда я налью по сто пятьдесят!

6

Он был одет во все черное – от бейсболки и до подошвы кроссовок. Такой цвет очень подходил к его кликухе – в своих кругах его знали как Трубочиста.

У него была уникальная масть – он воровал только через печные трубы.

Хорошо жить тем, которые барсеточники. Эти сумочки в каждой машине лежат без присмотра… Хорошо форточникам – в старой Москве таких окошек тьма тьмущая… А как быть трубочистам? Очень трудно работать в городе с центральным отоплением. Все трубы наперечет…

Человек в черном вышел из метро Фрунзенская и сразу свернул налево. Впереди была длинная и узкая улочка по имени какого-то Хользунова… По правую руку тянулись казармы времен Николая Первого. А напротив длиннющий и красивый забор, за которым парк столетней давности.

Первый раз Трубочист остановился за фургоном, в котором продавали ароматную колбасу и прочие сосиски.

Он проверялся. Он запоминал всех, кто шел за ним… Было уже темно и чернорубашечник стал почти не виден на фоне забора. А когда он юркнул в парк, так и вообще слился с природой. Только не надо было попадать под свет редких фонарей.

Стоя за огромным вязом, Трубочист отследил всех, кто вслед за ним вошел за ограду парка. Среди них не было ни одного, кого он видел ранее, там – за колбасным фургоном.

А это значит, что хвоста за ним нет! И рогов у него нет, и крылышек нет… Не черт, и не ангел. А так – серединка на половинку. Нормальный вор-трубочист и вообще хороший мальчик.

Он улыбнулся приятным мыслям. А еще было радостно, что через четверть часа он получит сорок американских кусков… А работы в том драном музее было всего на час. Они с Гусаком даже устать не успели. Только вот сажи было слишком много – до сих пор не отмылись…

Трубочист пробрался на соседнюю аллею, за которой блестел водоем неопределенной формы.

Вот она та скамейка, где заказчик выдал ему аванс… Теперь пришло время получить всю сумму.

Человек в черном ни разу не вышел из тени. И на всякий случай он в последний момент припрятал корону в укромном месте… Маленькая детская карусель стояла скособоченная, и тяжелая обувная коробка уютно легла под гнилые доски.

Клиент пришел с боем курантов. Прямо, как вежливый король… Сам Трубочист ненавидел такую точность. Человек – не будильник, в конце концов!

Они сидели на разных краях лавки и в этот момент выглядели весьма странно. Ночью в детском парке притаились два мужика. И при этом – не пьют и не курят.

Заказчик заговорил первым.

– Вы сделали дело?

– Все в полном ажуре!

– Принесли вещь?

– А то как же!

– Покажите.

– Дудки! Сначала бабки! Где зелененькие?

– Со мной. Вот они.

Заказчик смело открыл свой кейс и посветил зажигалкой – никаких вещей, и лишь четыре пачки долларов в банковской упаковке.

Трубочист вытащил одну купюру. В полумраке трудно было разглядеть картинку. Он помял бумажку, прислушиваясь к ее хрусту, а потом понюхал денежку и зачем-то лизнул… Похоже, что не фальшивая.

– Порядок! Я готов обменять народную святыню на твои вонючие доллары… Вещь в пяти метрах от нас.

– Отлично! И еще одна просьба… Это все я делаю не для себя. И нам нужна полная секретность. Мы готовы заплатить в два раза больше, если вы на год ляжете на дно.

– Это как это?

– Лучший способ – совершить мелкую кражу и годик отсидеть в уютной колонии.

– Я так понял, Олег Петрович, что через год отсидки я прихожу к тебе и получаю еще сорок кусков. Так?

– Да.

– Так на это я согласен. Вот завтра пристрою денежки и сразу сяду.

– Отлично! И не бойтесь – я не обману.

– А что мне бояться? Я твой особняк на Киевской дороге знаю. И никуда ты от меня не денешься, Олег Петрович… Пойдем совершать обмен. Вот даже жалко отдавать – очень блестящая вещь. Я днем на нее глянул и прямо зажмурился. Сверкает, как казино Рояль…

7

Ирочка Багрова до позднего вечера не покидала коттедж на окраине Южного Бутова. Этот особняк для конспирации имел много имен, но тем, кто в нем работал, нравилось – вилла «Икар».

Это название придумал лично Потемкин. Он даже постарался приклеить сюда политическую основу. Мол, мы тоже летим к солнцу, хотя наши крылья самодельные, а перья держаться на воске.

Кроме Ирины на вилле оставался и Вадик Хилькевич. Работать ему не очень хотелось, но он не мог оставить девушку одну. Не мог и не хотел… Он сидел в ее кабинете и печально смотрел, как Багрова насилует компьютер, выжимая из него возможное и невозможное.

– Ты только посмотри, Вадик! За последние десять лет в Москве всего два десятка краж через печные трубы.

– И через каминные.

– Да, и через каминные… И все они как-то вокруг одного места жмутся. Все пути ведут в Хамовники. Если предположить, что в Москве один специалист по печным трубам…

– И по каминным!

– Ты прав, Вадик – и по каминным… Так если он один, то живет этот вор где-то здесь… Не люблю я нехороших людей! Ты же, Хилькевич, очень умный. Подскажи, как поймать этого гада.

– Тут, Ирочка, надо пораскинуть мозгами… Я помню, по сводке проходило, что на Плющихе есть трактир под названием «Три тополя». Так вот там собирается всякая шушера. Всякие урки и чурки. Одним словом – тусовка мелкого криминала. Если твой Печник из Хамовников, то там его должны знать.

– Интересно, Вадик… А зачем они все в одном месте собираются? Ведь понимают, что их так легче контролировать.

– Большинство ничего не понимают! Нет предела человеческой глупости! А те, кто понимают – тоже не могут удержаться. Их тянет общаться в своем кругу. Это, как Дом ученых или Дом журналиста.

– А нас туда пустят?

– Я думаю, Ирочка, что членских билетов там нет. А вот фейс-контроль очень даже может быть… Ну, у меня физиономия вполне подходящая. А тебя я чуть загримирую – добавлю стервозности и уберу налет интеллекта.

Хилькевич долго работал над лицом Багровой. Разве мог он в обычной жизни вот так нахально дотрагиваться до ее носика, мять щеки, гладить шею… Не мог! Но всегда очень хотелось. Однажды у него даже закружилась голова, когда он представил, как своими губами прикасается к ее губам.

Для своего возраста Вадик был излишне скромным. Не везде и не всегда! В служебных вопросах мог ругаться и упираться рогом. Но когда дело касалось женщин и его личной жизни, он робел, как старшеклассник в спортзале.

За последнее время Багрова стала для бедного криминалиста некой Дамой Сердца. Он старался не смотреть в ее сторону, а в свободные минутки про себя повторял ее имя в разных вариациях: Ира, Иринка, Иришка, Ирочка, Ирунчик…

Трактир «Три тополя» располагался в полуподвале. Из окон не неслись звуки «Мурки» и других блатных хитов. В округе было тихо, как ночью над Днепром. Никаких пьяных драк и подозрительных личностей не было замечено.

Внутри заведения атмосфера была похуже – табачный дым стоял коромыслом и над столами нависал гул пьяных голосов.

Ни у Ирины, ни у Хилькевича не было никакого плана действий. Им казалось, что они зайдут в кабак и спросят: «Кто знает мужика, который грабит музеи через каминные трубы?» И все встанут и укажут пальцем на негодяя, сидящего в углу…

Здесь, в мрачноватом полуподвале задавать такие вопросы расхотелось… Багрова набрала побольше воздуха и двинулась в центр зала. В самом начале ей даже пришлось тащить Вадима за собой.

Столы в трактире были мощные и большие – на шесть-восемь человек. А посему все было занято и с трудом удалось подсесть к одной уже тепленькой компании… Никогда не знаешь, когда тебе повезет, а когда наоборот!

Криминальный квартет отмечал день рождения лопоухого парня, больше похожего на аспиранта или лаборанта. При тостах в его честь именинник краснел и хлопал глазками… Появление за столом Вадима с Багирой совсем не смутило компанию. Они продолжали пить за своего фартового кореша, перед которым открываются все двери и с помощью которого друзья облегчают квартиры лохов и фраеров.

Вскоре братки стали менее бодрыми и вяло травили соленые байки… Одна из историй попала точно в цвет. Ирина делала вид, что не слушает, а уши сами тянулись в сторону говорившего.

– Скажи, Шурик, ты Трубача знаешь?

– Ну…

– Слышал, что он со мной в одном доме живет?

– Ну…

– Хочешь про него хохму расскажу?

– Ну…

– Сегодня утром моя Валька встретила его бабу. Так вот та рассказала, как ночью встретила Трубача скалкой по башке. Мужик явился грязный, как черт, и дура-баба решила, что он соседку на чердаке пользовал… Ты, Шурик, еще не понял юмора?

– Не…

– Оказалось, что соседка три дня, как в деревню уехала. А Трубочист весь в саже потому, что на дело ходил.

– Понятно… А кого он тогда на чердаке трахал?

– Никого! Трубочист вообще не был на чердаке.

– А где он тогда сажу взял?

– Где, где… В трубе!

Хилькевич заказал какие-то закуски, но когда их принесли, то соседняя компания начала расходиться. А их нельзя было упускать! Особенно того, кто рассказывал Шурику про Трубочиста… Они живут в одном доме!

Как нормальный криминалист, Вадим всегда ходил в джинсовом жилете. В таком, у которого тридцать семь карманов – пять на липучках, а остальные на молниях… Это неподражаемая вещь! Если ты запомнил, что в каком кармане, то можно справиться с любой проблемой.

Багира рванулась за соседями, которые неторопливо продвигались к выходу, шатаясь от стола к столу. При этом им удавалось сохранять гордую осанку… Глядя им вслед, Хилькевич из одного кармашка вынул прозрачные пакетики, а из другого карманчика – горсть разноцветных резинок.

Из хлеба, огурцов и принесенного мясного ассорти Вадик быстро монтировал бутерброды, запихивал их в пакетики и стягивал резинками. Одновременно он над головой размахивал свободной рукой, призывая официанта…

Ирину он догнал в ста метрах от ресторана… А мог бы и не догнать! Вадику просто повезло – по непонятной причине Шурик завалился на газон и не хотел вставать. Трое его спутников пытались поднять тело, активно помогая себе ненормативной лексикой. Проще говоря – матерились во всю Ивановскую!

Шурика провожали очень долго. Он вел себя неадекватно, и друзья с трудом наставляли его на путь истинный. На путь, который вел к дому.

Потом трое оставшихся решили проводить лопоухого «аспиранта», поскольку тот был сегодня виновником торжества.

Двое последних долго не хотели расходиться, а Ирине с Вадимом пришлось притаиться за мусорными баками и отслеживать прощальные поцелуи сентиментальных братков.

Потом тот, который рассказывал про Трубочиста, поплелся назад и вошел в подъезд дома, соседнего с трактиром «Три тополя»… Если он не трепался, то именно в этом доме живет человек, который прошлой ночью ходил на дело, вернулся весь в саже и получил от жены скалкой по башке… Таких совпадений быть не может! Если не Трубочист грабанул корону, то в мире вообще нет логики!

Не было смысла сторожить неизвестного вора у его дома. Все решится завтра. Утром Хилькевич установит злодея, днем его захватит группа мосонов, а вечером на допросах он расколется и выдаст корону.

Выруливая с Плющихи, Вадик вдруг вспомнил старую песенку Высоцкого о шахматном матче с Фишером. Вспомнил и один куплет пропел в полный голос:

Ох, мы, крепкие орешки!

Мы корону привезем.

Спать ложимся – вроде пешки.

Ну, а просыпаемся ферзем!

8

Паша Муромцев был удивлен, но только третий ювелир оказался евреем. И именно он жил не в роскоши, а в скромной квартире на Композиторской улице – это задворки между Новым Арбатом и просто Арбатом.

Михаил Соломонович выглядел, как совершенно одинокий старик. И это несмотря на известную всемирно известную фамилию Абрамович… Очевидно, ювелир был не из тех Абрамовичей.

Из кухни тянуло запахом жареной рыбы, чесноком и еще чем-то приятным и очень домашним… Сам Михаил Соломонович был в очень уютных штанах на подтяжках и в распахнутой полосатой рубашке. Естественно, что из этой одежды выпирал солидный животик и хилая грудь с рыжим чубчиком в самом центре.

– Вы простите, уважаемый, что я в таком пляжном виде. Но на кухне так жарко, как на Лонжероне после обеда.

– Где, простите?

– На Лонжероне. Это шикарный одесский пляж. Это лучшее в мире место… Вы, молодой человек, бывали в Одессе?

– Нет, Михаил Соломонович, не приходилось.

– Несчастный человек! Если так, то вы очень много в жизни потеряли. Я считаю, всю землю можно делить на два места – Одесса и все остальное. И все знают, что в Одессе жить хорошо, а в других местах можно, но с переменным успехом… Пойдемте на кухню. Я уже поджарил скумбрию, а сейчас готовлю икру из синеньких.

– Из чего?

– Из баклажан, молодой человек… Я понимаю, этот овощ имеет фиолетовый цвет. Но в Одессе их упорно называют синенькими… А вы жили когда-нибудь в коммунальной квартире?

– Нет, Михаил Соломонович. Не пришлось.

– Жаль… Значит вы не представляете себе огромный коридор, где на стенах весит все, что может висеть. И двери по обе стороны – десять справа и десять слева. А вдоль стен столики, а на них примусы, на которых сковородки со скумбрией. Все это шкварчит и чадит. Хозяйки стоят спина к спине и обсуждают друг друга открытым текстом… Пойдемте на кухню, молодой человек. Я вас научу, как делать икру из синеньких.

Еще долго Муромцев не мог начать деловую беседу… Наконец они сели за стол. Перед этим Абрамович вытащил из холодильника бутылку с мутной жидкостью. Оказалось, что это настоящий абрикосовый самогон с запахом миндальной косточки. Подарок из Одессы!

От первой рюмки сразу пахнуло горячими мостовыми Дерибасовской, приморским парком и вообще – стало хорошо!

У Муромцева проскочило сомнение, а туда ли он попал… Нормальный ювелир в таком почтенном возрасте должен жить богато. А этот бывший одессит не очень похож на Ротшильда… Правда, бывших одесситов не бывает! Михаил Соломонович родился прямо в квартире на улице Розы Люксембург. И сейчас ему все чаще хотелось впасть в детство – ощутить беззаботное блаженство и все, что с этим связано. Все – обстановку квартиры-муравейника, яркую мелодичную перебранку, звон и скрежет трамвая за окном и все запахи, включая чадящий примус, жареную скумбрию и чеснок в икре из синеньких…

Абрамович оказался не менее сообразителен, чем остальные ювелиры. Он слышал о прибытии короны Елизаветы и сразу понял о чем идет речь.

– Я вам так скажу, молодой человек, ювелиры к этой краже руки не прикладывали. После истории с Эрмитажем все стали пугливы, как портовые крысы… Мы иногда нарушаем закон, но это, когда по маленькому. А так – все ювелиры трусы, и по большому не ходят!

– А кто мог заказать это похищение?

– Ищите среди новой элиты. Это стая непуганых жуликов. Они воруют без совести и без предела… Я их так и называю – бессовестные беспредельщики.

– А кого вы, Михаил Соломонович, имеете ввиду конкретно?

– Я их всех имел ввиду! Тех, кто вдруг разбогател на пустом месте… Всех – от министров и депутатов до футболиста из Лондона… Если вы не поняли, Паша, так я намекаю на своего однофамильца.

9

Для Кузькина самой результативной была встреча с восьмым агентом.

Солидный человек в толстых очках напоминал бухгалтера из прежних времен или инженера из заштатного НИИ.

На самом деле агент «Химик» был подпольным антикваром и немножко – скупщиком краденых ценностей… К химии он, понятное дело, не имел никакого отношения. А псевдоним ему придумал опер, который завербовал его двадцать лет назад. Возможно, что майор был поклонником одноименной хоккейной команды. Но, скорее всего так – в те годы шустрый молодой антиквар так ловко жульничал, так химичил, что и назвать его иначе было невозможно.

Если Химик и сообразил, что речь идет об украденной короне, то вида он не подал совершенно. Да и Лев умело уводил его в сторону камина.

– Ты хорошо подумай, Химик… Мне нужен человек, который ночью лезет в чужую печную трубу. Там крадет что-то антикварное и возвращается весь в пепле и саже.

– Страшная картина!

– Просто тихий ужас… Так ты знаешь такого человека?

– Боюсь соврать, но что-то такое слышал.

– Вспоминай, Химик! А я похлопочу о большой премии.

– Деньги мне не нужны. Деньги – бумажки! А мне славы хочется… Наградите меня орденом.

– Сложно нынче с орденами! Просто тихий ужас… А медаль ты, Химик, не желаешь? Скажем – «За отвагу».

– Понятно! Я не гордый, я согласен на медаль… Человека этого я видел мельком. И то – со спины. Мне на него Ося Шнейдер указал и сообщил, что это спец по дымоходам. И кликуху его назвал – или Печник, или Трубочист… А еще Ося сказал, что этот тип живет в Хамовниках. Все!

– Молодец, Химик!.. А пусть твой Шнейдер подробности выдаст. Едем к нему немедленно!

– Далековато будет, Лев Львович. Ося год назад в Израиль уехал и адреса не оставил… Нет, мы можем поехать и поискать его там.

– Не надо… Особые приметы у него были?

– У Оси?

– На хрен мне теперь твой Ося? Я о Трубочисте говорю!

– Понятно! Особые приметы у него были – он был весь в черном.

– Почему.

– Я думаю, Лев Львович, что в белом костюме неудобно в трубу спускаться. Можно испачкаться… И не забудьте – вы мне медаль обещали!

10

Первую ночь они спали в разных комнатах… Катя знала, что робких мужчин нельзя пугать близостью. Даже соблазненный, он может сбежать на следующее утро. Таких, как Мамлеев можно брать только хитростью.

Понятно, что для Вайс директор был не столько мужчиной, сколько стартовой площадкой. Не век же ей жить в общежитии! А вот квартира на Фрунзенской набережной была действительно хороша…

Екатерина выбрала себе дальнюю комнату с большой кроватью и с видом на Москву-реку… Квартира располагалась на верхнем этаже и девушка позволила себе выйти на балкон в ночной рубашке.

Она держалась за перила и гордо вглядывалась в панораму… Справа Воробьевы горы и Нескучный сад. Впереди – просторная река, а за ней культурный парк с каруселями и фонтаном для десантников. Слева красивый Крымский мост, высоченный Петр и что-то от собора и кремлевских башен…

Да, за такую квартиру стоит повоевать!

Катя вошла в комнату и, стоя перед зеркалом, начала переодеваться… Однако, она хороша! Все на своих местах. Не сможет этот рохля устоять. В этом деле нельзя торопиться, но и медлить нехорошо – всего неделя впереди… Она вспомнила, как за секунды до обнаружения пропажи короны директор прихватил ее за талию. И даже чуть пониже.

Воспоминания раззадорили и расшевелили охотничий инстинкт. Ситуация была, как на рыбалке – он заглотнул наживку, Катя начала подсекать, но из-за глупой случайности все сорвалось… Гад этот вор! Не мог украсть корону через день или два…

Директор еще спал, а Екатерина суетилась на кухне. Это было одним из элементов ее плана. Она понимала, что путь к московской квартире лежит для нее и через желудок директора. И через другие части его тела, включая голову.

Вайс собиралась принести завтрак к постели Мамлеева. Это был бы высший пилотаж! И она уже водрузила все на поднос, но над дверью зачирикал звонок.

Кто бы это ни был, но он совсем некстати… Катюша бросилась открывать, надеясь выпроводить гостя и успеть с завтраком к постели соблазняемого шефа.

Не получилось! В квартиру вихрем ворвался вчерашний криминалист Хилькевич, а за ним женщина, которая допрашивала Семена Петровича… Точно! Она представилась, как капитан Багрова.

Гости бесцеремонно ворвались в большую гостиную, где на разложенном диване спал директор… Собственно, он уже не спал, а стоял в центре комнаты обмотанный простыней, как римский патриций тогой.

Ирина Романовна набросилась на него, как пантера на поросенка. Она даже не поздоровалась, а прямо продолжила вчерашний допрос Мамлеева.

– Нам известно, что вор пришел домой весь в саже.

– Очень любопытно.

– Почему это произошло? В последнее время вы топили камин?

– Бывало… В музее финансирование очень скудное. И нам разрешили изредка проводить в зале мероприятия.

– Банкеты и свадьбы?

– Да. А камин жгли для антуража. Для понтов! Некоторые даже шашлык пытались жарить… Но все отчеты сохранились. Все деньги только на нужды музея.

– С сажей все понятно… Вы еще не постирали рубашку, в которой вчера лезли в камин?

– Не успел.

– Хорошо… Передайте ее криминалисту. Сегодня мы возьмем вора, и он у нас не отвертится. Мы сразу же сравним его сажу с вашей…

Катя Вайс провожала гостей, уносивших грязную рубаху Семена Мамлеева… Из всего разговора девушка поняла главное – уже сегодня шустрые следователи поймают вора и вернут корону. А значит, что прощай ее домашний арест в чудесной квартире директора. Получается, что ей снова идти в общагу. Опять, блин, в комнатку вместе с аспиранткой из Уфы… Нет! Надо спешить.

Семен Петрович все еще стоял, завернувшись в простыню… Он, конечно, маленького роста, но совсем не карлик. И даже в чем-то очень милый.

Екатерина подошла вплотную, жалостливо посмотрела в глаза директора и произнесла то, о чем минуту назад и не думала:

– У нас в общежитии редко дают горячую воду. Можно я помоюсь в вашей ванной?

– Конечно, Катюша.

– Но у вас там очень маленькие мочалки. Вы мне поможете спинку намылить?.. Я вас позову через минуту.

Она плавно развернулась и уплыла в коридор… А он не шелохнулся. Только простыня сползла на пол, а коленки начали трястись. И сразу эта дрожь охватила все тело… Минута ему показалась часом!