Текст книги "Привал с выдернутой чекой"

Глава 4

Нас никто не гнал, не заставлял, не приказывал, но, может быть, именно поэтому мы всей группой назавтра и вышли на зарядку? Трусы, кроссовки – вот и вся спортивная форма. А куда лучше, если утро, а в тени плюс двадцать семь?

– Что, блин, застоялись, буланчики? – Я сам в одних труселях прогуливался перед выстроившимися в две шеренги разведчиками. – Разминаться будем?

Вопрос, заданный для проформы, вдруг нашел поддержку:

– Будем! – ответили чуть ли не хором.

– Хм, хм, – помял я губами, пытаясь переварить данное событие. (Обычно на разминку времени не тратили, сразу начиная с бега.) – Так, Козлов… – Я хотел назначить Евгения на проведение разминки, но неожиданно для самого себя решил провести ее сам. – Отставить. Опанасенко – середина, от Опанасенко вправо-влево на три шага разомкнись!

Десять минут, как отдай, ушло у меня на проведение разминки, потом пять километров легкого бега, занятия на брусьях, еще километр бега восстанавливающего, и все – в душ. Зарядка как никогда прошла продуктивно, мышцы наполнились силой, настроение у всех бодрое. Сегодня у нас еще один день отдыха, хотя, собственно, уже достаточно наотдыхались. Появилось желание пойти в поле, провести занятия – мне не терпелось опробовать новые тактические схемы. С другой стороны, дают – бери, а бьют – беги. Отдыхать так отдыхать. И мы отдыхали.

Зачем младшего сержанта Бубликова занесло на узел связи, он потом так и не вспомнил. Раньше Вадим никогда не заходил к расположившимся на отшибе (в небольшом фруктовом саду) связистам. Но в тот раз забрел в сад и, витая где-то в облаках, стоял и пялился на сидевшую на одном из деревьев бабочку.

– Эй, военный! – окликнул его веселый девичий голос. – Проблемы?

Вадим повернулся и, казалось бы, со все тем же задумчивым видом пристально уставился на стройную, молодую, в такой же, как у него, но только гораздо более подогнанной форме, девушку. На плечах у нее блестели золотом латунные звездочки. Только их он в первые секунды и не заметил, увидев и сразу потонув в другом блеске, блеске ее голубых глаз.

– Да я вот… – растерянно пробормотал Бубликов, не в силах оторвать от них взгляда.

– Что, язык проглотил? – Она продолжала смеяться.

– А вас как зовут? – совершенно по-дурачьи ляпнул он.

– Яна, – вопреки всем раскладам отозвалась она. – Но для вас, товарищ младший сержант, «товарищ прапорщик».

– Да, так точно, товарищ прапорщик! – машинально отозвался он.

– Да я пошутила, – рассмеялась девушка. – Ты сам-то представишься или мне тебя так младшим сержантом и называть?

– Бубликов, – ляпнул он и тут же: – Вадим. Вадим меня зовут. Вадим Юрьевич.

– Очень приятно, Вадим Юрьевич. – Было видно, что она едва сдерживается, чтобы не расхохотаться.

– И ничего смешного, – обиделся Бубликов и готов был, развернувшись, зашагать прочь, но что-то его продолжало удерживать.

– Простите, – извинилась девушка. И уже вполне прапорщицким тоном уточнила: – Вы что-то хотели?

– Да так, – ответил он, – гулял. – И неожиданно для себя улыбнулся. Ее лицо тотчас снова осветила улыбка. Осмелев, он заметил: – А я вас здесь раньше не встречал.

– Меня здесь раньше и не было, – рассмеялась она. – Мы только вчера прилетели.

– Это здорово.

– Что здорово? – удивилась она. – То, что прилетели, или то, что только вчера?

– То, что я вас встретил, – совершенно искренне сообщил он.

– А давай на «ты», – предложила Яна, – а то я себя старухой чувствую.

– Какая же вы старуха? – тотчас возразил Бубликов.

– Вот опять. – Она, упрекая его, покачала головой. – Мне, между прочим, двадцать два.

– А мне, между прочим, двадцать три, – в тон ей сообщил Бубликов и рассмеялся. Ее смех присоединился к его. Она что-то спросила, он ответил. Они снова смеялись.

Бежали минуты, они продолжали болтать о себе и ни о чем. И ему и ей было так легко, так просто беседовать, что казалось, они знают друг друга долго-долго. Ему было приятно слушать ее голос, смотреть на нее, чувствовать ее запах.

Время бежало незаметно.

– Ой, – вдруг спохватилась она и, перестав улыбаться, взглянула на часы. – Чуть не опоздала, заболталась я с тобой. Все, Вадим, я побежала, мне на дежурство пора. Все. Все, пока!

– Как? Когда же…

– Я в ночь заступаю, – уже убегая, сообщила девушка.

– Я приду завтра во столько же, – крикнув ей вслед, пообещал он, и в задумчивости пошел по тропинке, ведущей к лагерным палаткам, так до конца и не понимая, что это было: обещание свидания или ничего не значащая встреча «на поболтать»?

В обед меня вызвал к себе ротный.

– Разрешите? – Я вошел в канцелярию и сразу оценил обстановку: ротный сидел на кровати и выглядел хмурым, я бы даже сказал, слегка расстроенным.

– Садись, – первым делом то ли приказал, то ли предложил он и насупился, видимо решая, с чего бы начать предстоящий разговор.

«И в чем же моя-твоя провинилась?» – гадал я, пока ротный пребывал в раздумьях. Не видя за собой никакой особой вины, я тем не менее говорил спасибо нашему отрядному психологу. Хорошую он нам соломку постелил, раньше бы Белов на меня еще с порога орать начал, а сейчас сидит, думу думает. Слов печатных, наверное, подобрать не может. И все-таки в чем же моя вина? Вроде бы ничего такого с утра не было. Или было? Бойцы что-нибудь набедокурили, а я и не знаю? Да вроде бы все на виду находились. Уж быстрее бы начинал, что ль? Что тянет? Все нервы поистрепал. Или как там моя бабушка говорила: «Все жилы вытянул»? А ротный еще раз так жалостливо на меня посмотрел, вздохнул и заговорил.

– Виктор Петрович, тут такое дело, даже как и начать, не знаю. – Сказав эту вступительную фразу, он замолчал, а у меня сердце аж захолонуло. Что ж такого у нас произошло, что ротный к разговору приступить никак не может? О, блин! Точно что-то с бойцами случилось. Что-то очень серьезное. И что меня теперь по такому случаю ждет – выговор или увольнение? А Белов все молчит. Да задолбал он тянуть!

– Товарищ майор, – не выдержал я. – Что случилось-то, блин?

– Вот опять! – Белов всплеснул руками.

– Что опять? – Я не понял сути возгласа.

– Виктор Петрович, я все понимаю: упали вы там и прочее, на волосок от смерти были, тут же бой, стресс, с которым не всякий справится, но с другой стороны – у нас что, раньше стрессов меньше было?

– Ну-у, – протянул я задумчиво, были у нас стрессы, не поспоришь. Конечно, этот стресс – всем стрессам стресс, особняком стоит, но сказать, что раньше наша нервная система пребывала в полной безмятежности, значит крепко погрешить против истины. – Ну, бывало.

– Вот именно, бывало, и я так считаю, – прямо даже повеселел ротный. – Тогда скажи на милость, пожалуйста: почему со стороны первой группы такое постоянное неоправданное применение ненормативной лексики?

И это что, все, из-за чего он меня вызвал, или я чего-то не знаю? Не догоняю, так сказать? Может, министр обороны приказ по матерщине издал? А теперь с проверкой едет? Но вообще-то приказы положено доводить до личного состава. И в списке доведения расписываться тоже. Бред какой-то! А майор Белов продолжал гнуть свою линию.

– Времени прошло достаточно, – справедливо заметил он, – пора и честь знать. Если коротко, то с ненормативной лексикой пора бы вам уже заканчивать!

Я сглотнул: издевается он или нет? И как выражается: «ненормативной лексикой»! Не мат и не нецензурщина, а «ненормативная лексика»… Я, наверное, раскрыл рот или как-то по-другому выглядел глупо, по-идиотски, но тот интерпретировал мою ошеломленность по-своему, потому как пошел на попятную.

– Я ни в коем случае не настаиваю! – заявил он. – Каждый волен выбирать сам, как ему разговаривать. – Это, я так понимаю, он, прежде чем продолжать, меня в своей толерантности заверил. – Говорить – одно из немногих естественных прав человека. Но, с другой стороны, язык наш гробить и засорять не надо! – «Не надо» он произнес твердо, почти жестко, в общем, как обычно. Почти как прежде.

Я согласно кивнул. А майор Белов продолжал:

– Сам не хуже меня знаешь – это американские спецслужбы нам культуру ненормативной лексики чуть ли ни как национальную идею втереть пытались. И все к тому шло, что на русском языке, по всей видимости, вскоре и разговаривать стыдно стало бы. И, соответственно, его место в культурном общении занял бы какой-то другой.

– Какой же? – с улыбкой уточнил я, предполагая, что сейчас скажет «китайский».

– Да тот же английский. – Как выяснилось, я не угадал. – А нет языка – нет народа, и страны, в которой он обитал, тоже нет. Каждый бы по своим уголкам разбежался. И без того Украина с Белоруссией чуть не откололись.

Я хмыкнул: насчет Украины он погорячился, да и относительно Белоруссии еще вопрос, что через двадцать лет будет.

– Вовремя опомнились.

Это он о чем? Точно приказ вышел, надо будет поспрашивать. Не сейчас, попозже, тихой такой сапой, а то вдруг я расписался, а даже не глянул? И я на всякий случай согласился:

– Вовремя.

– Теперь нормально разговаривать научились. Гидру в зародыше задавили. – Честно, я балдел: «Нормально разговаривать научились». И это мне сказал наш ротный майор Белов – первый в отряде дебошир и матерщинник? Как подменили человека! А нас всего-то несколько часов и не было!

– Что, теперь ни-ни? – Я растянул улыбку до ушей, всеми силами изображая, сколь несерьезен мой следующий вопрос. Мол, я все понимаю, но не могу удержаться, чтобы не подурачиться. – И что, теперь за мат расстрел и конфискация?

Ротный тоже улыбнулся, шутка ему понравилась.

– Ты, Виктор Петрович, пойми: я не ратую за полный запрет. Ненормативная лексика имеет право быть. Это не обсуждается. Даже природой можешь восхититься, только сумей это сделать так, чтобы красоту природную подчеркнуть, а не испортить.

«А ведь красиво излагает, – подумалось мне, – складно!»

А ротный продолжал разглагольствовать:

– В бою ты можешь ее применить или в сердцах когда заругаться. Это понятно и простительно. Оно врага иногда даже полезно как следует крепким словом припечатать. Для того ненормативная лексика как ругательство и существует. Но не разговаривать же? А то порой у иных получалось как у Элочки-Людоедочки – …надцать слов в словаре, и все из раздела ненормативной лексики.

Он встал и покровительственно (по праву старшего товарища) похлопал меня по плечу.

– Так что, Виктор Петрович, хватит хандрить. С ненормативной лексикой пора заканчивать. Договорились?

И что я мог ответить? Правильно.

– Договорились! – сказал я, вставая. Уходил я от ротного с тяжелым сердцем. Не знаю, как кому, а мне эта затянувшаяся комедия стала надоедать.

Глава 5

Приказ на боевое применение пришел раньше, чем планировалось. Как говорится, беда пришла откуда не ждали.

Как комбат сказал кому-то: «Пусть Белов срочно готовит роту к выходу. Двадцать минут на сборы», – я услышал, возвращаясь от медиков (ходил за витаминами). Так что для меня приказ ротного собирать рюкзаки неожиданностью не стал. Я раздал бойцам полученные у медиков витаминчики и начал собирать рюкзак. Впрочем, что его собирать? Вода по максимуму, продуктов на три дня – двух раздербаненных пайков за глаза и выше крыши. Коврик, куртка – ночью довольно холодно. Вот и все сборы. Все остальное – снаряжение и вооружение. Все привычно, все обычно, ничего нового, но при постановке задач случился один казус. Да такой, что я уж подумал, у меня при падении совсем мозги перевернулись, но потом первый раз во всем засомневался. Не по-хорошему так засомневался.

Мы собрались на ЦБУ. Мы – это командиры групп и ротный. На широком столе командир роты расстелил карту и, привлекая наше внимание, пару раз щелкнул пальцами. Мы обратились в слух.

– Вот здесь, – ткнул он ручкой-указкой в маленькую точку на местности, – час назад сбили американского летчика. Наша задача найти и захватить.

Признаться, я этот момент пропустил, пролетел он мимо моих ушей. А Белов продолжал доводить предстоящую задачу:

– Приземлился он соответственно дующему ветру куда-то сюда. – Опять ручка-указка скользнула по карте. – Если мужик не дурак, то пойдет в зеленку, туда от места приземления километров пять. Даже если он слегка поломался, шансы дойти до нее и попытаться там спрятаться до нашего подхода у него есть. Сирийские беспилотники уже вылетели, но пока они долетят, амерс уже может скрыться в лесочке и, скорее всего, скроется. Если бы турки раскачивались быстрее и сообщили нам о сбитом самолете сразу, мы бы стопроцентно сумели перехватить его в пустыне. – Командир роты огорченно вздохнул.

– Наша задача? – воспользовавшись моментом, спросил командир второй группы капитан Леонов Аркадий Филиппович.

– Приказ – взять живым, – без особого энтузиазма поведал нам ротный. И тут-то у меня наконец «прорезалась» нестыковочка: «взять живым» это несколько иное, чем «найти» живым.

– И да, – самое интересное, как оказалось, командир роты припас под конец, – по непроверенным данным, в район сбитого самолета выдвинулись до двух рот американцев. Так что, парни, берем боеприпасов по полной. Возможна встреча.

– Эх, – Леонов молодецки крякнул, – давненько наши дорожки с амерами не пересекались! Я ради такого дела теперь с собой два огнемета возьму, попробую их неграм задницу поджарить. Мне бы только с ними встретиться, уж я бы оторвался!

– Не говори гоп, пока назад не вернемся. – Ротный оптимизма группника-два не разделял. – Мало того, что они воевать умеют, так еще, как я сказал, их две роты, а нас, сам понимаешь, одна. Да и в каждой роте у них минимум по сотне стволов.

– А то мы их не били! – самоуверенно отмахнулся Леонов.

– Били, били, – устало согласился Белов, – но я бы предпочел обойтись сегодня без их жарких объятий.

– Командир, да все это…

Они обменивались фразами, а я слушал, и мой мозг медленно опухал. Да, именно так – они болтают, а у меня мурашки под кожей перебегают точь-в-точь солдатики под обстрелом. Стою, ушами хлопаю и ничего не пойму: такое впечатление, что они не шутят. Но тогда что получается: у меня проблемы? Нет, надо хоть что-нибудь окончательно прояснить, а то что-то совсем нехорошо.

– Так американцы же наши союзники… – как можно нейтральнее удивился я.

– Кто, америкосы? – Командир роты покрутил пальцем у виска. – Ты извини, Вить, но тебя точно здорово долбануло! Тебе бы у доктора провериться надо. Америкосы – наши союзники… надо же такое придумать! Или ты пошутил?

Я понял, что сморозил глупость.

– Да дурачусь я, дурачусь! – тут же открестился я от своих слов, очень уж не хотелось, чтобы глупые вопросы задавать начали. И ведь есть из-за чего! Может, и правда провериться? Идем с задачей захватить американского летчика, можем столкнуться с американцами… с ума сойти… Но я точно знаю, что мы с амерами вместе. Уверен на все сто. Вот блин, а еще и сны эти непонятные сниться стали… Черт. Может, правда головой крепко ударился? Сознание я пусть и на секунду, но терял. Надо с людьми поплотнее пообщаться, прояснить кое-что для себя. Можно сразу тут и начать.

– А американца кто сбил?

– Турки, кто еще, – с легкой неприязнью довел информацию ротный. – Только нам никак не сообщали. Наверное, когда поняли, что у самих с пленением летчика ничего не выйдет, только тогда сообщение и передали. Те еще союзнички! – Ротный недовольно покачал головой.

Турки сбили? Союзники? Еще одна новость. Что творится-то? На моей памяти они только наших сбивали. Но виду лучше не подавать, точно за сумасшедшего сойдешь, и так голова кругом.

– А амер на кой… – хотел я выразиться, но в последний момент язык не повернулся, выдав нечто нейтральное, – черт сюда залетел?

– А что они всегда делают? – Захотелось сразу спросить: «А кстати, что?» Но я промолчал, Белов и сам ответил: – Как обычно, боеприпасы игиловским группировкам доставлял.

– Если будет отстреливаться, как поступаем? – нужный вопрос задал Леонов. Намекая тем самым, что, мол, шлепнуть в таком случае – и, как говорится, сам виноват.

Но у вышестоящего командования была иная точка зрения, о чем командир роты категорично и предупредил:

– Приказано живьем взять!

– А если местечко для обороны удачное и подходы открытые, как быть? – пытался отстоять свое мнение комгруппы-два.

– Я же сказал: живьем. – Ротный вздохнул и уже жестко потребовал: – Никакой самодеятельности! Делайте что хотите, обкладывайте, плюшками кормите, травите как зайца, цель ему предоставьте, пусть все патроны израсходует. Но подстрелить – ни боже. Можно разве что слегка покалечить при задержании. Но челюсть не ломать. Ему еще на пресс-конференции выступать. Для души и ног хватит! – ротный замолчал, а у самого желваки так и ходят.

Да-а-а, а я смотрю, крепко амеры наших достали, если командир едва сдерживается, чтобы пенной злобой не изойти, а ценному пленнику ноги переломать разрешает. Если это все правда, когда успели-то? Меня же полдня в ПВД[6]6
  Пункт временной дислокации.


[Закрыть] не было. А плевать! Я тоже давно с амерами встретиться хотел. Они уже весь мир за… – опять чуть не заругался, – одним словом, достали они всех.

– Так, товарищи, вопросы есть? – Белов вернулся к постановке задачи.

– Работаем вместе? – Это командир третьей группы вопрос задал, что ж, правильный вопрос.

– Двумя отрядами, но рядом. В одной зеленке, только заходить по-разному будем. Первая-вторая группы начнут выдвигаться отсюда, – ротный показал указкой маршрут следования, – то есть от места приземления парашютиста, чтобы, значит, сразу проверить, не остановился ли он где на полпути. А третья-четвертая вот отсюда. – Указка снова проползла по карте. – Задача: предотвратить возможность ухода в развалины города. – Ручка-указка показала эти самые развалины. – Американцы же выдвигаются вот с этого направления. Надо постараться быть на месте раньше их. Захватить летчика и, не вступая в бой, уйти.

Леонов нахмурился.

– А если америкосы нас опередят? – спросил он.

– Тогда догнать их и уничтожить! – жестко потребовал ротный.

– Пленника, я так понимаю, и тогда трогать нельзя? – этот вопрос задал уже я.

– Только в случае абсолютной невозможности его пленения, – пояснил Белов.

– Ясно… – недовольно буркнул я.

– Ничего тебе не ясно. – Командир роты упер в меня свой хмурый взгляд. – А чтобы было ясно, даю вам мое личное указание: в случае успеха американской спасательной миссии мочить всех без разбору. Удастся захватить живым – хорошо, нет – еще лучше. Не тащить! Да плевать, если и тащить скажут. Мне лучше тащить чужого, чем кого-то из наших! – ротный взглянул на часы. – Все, парни, лимит времени на постановку задач исчерпан. Через пять минут прибывают «вертушки». Давайте всех на площадку.

Услышав крайнее указание, я потянулся к радиостанции.

– Болото, – позвал я своего заместителя.

– На приеме Болото для старшего, – тут же отозвался тот, узнав мой голос.

– Выдвигайтесь на площадку. И просьба: мой рюкзак захвати, хорошо?

– В лучшем виде, – отозвался Илья, а ко мне подошел командир второй группы.

– Будь добр, – попросил он, – свяжись еще раз со своими. Пусть моим скажут.

– А у тебя почему таких радиостанций нет? – кивнул я на свою внутригрупповую WYf-11.

– Да ты что, не помнишь? – удивленно вытаращился на меня Леонов.

Я отрицательно качнул головой.

– А я что-то должен помнить?

От столь, казалось бы, невинного вопроса Леонов аж поперхнулся:

– Кхм, кхм, н-да, здорово тебя все-таки шарахнуло. Ты, Вить, сначала звякни, а я тебе потом расскажу.

– Илья, – опять позвал я Болотникова, – скажи второй группе то же самое, добро?

– Принято, – без лишних слов отозвался зам, а капитан Леонов принялся «восстанавливать мою память».

– Вы в тот раз с третьей группой на задачу ходили. Груз у агрюшек отбили. Оружие и там всякую другую приблуду, вот эти радиостанции там и были. Прилично так, но на всех все равно не хватило. Распределили следующим образом: в нашу роту, как захватившую трофей на три группы, – три комплекта, а в остальные по два. Твоей и третьей группе радиостанции, само собой разумеется, на автомате (автоматически) достались, а мы с Крутиковым (он назвал фамилию командира четвертой группы) жребий тянули, я промахнулся.

– Так вы что, теперь без радиостанций?

– Нет, почему, у нас наши есть, отечественные, ничем не хуже, только потяжелее раза в полтора и на вид не такие крутые. Моя на рюкзаке лежать осталась. Я же не знал, что мы к «вертушкам» прямо с ЦБУ рванем, – пояснил Леонов.

– А, вон оно что! – кивнул я, пребывая в полной задумчивости. Вот хоть убей, не помню того, о чем он мне рассказывал. Мне все казалось, да что казалось, уверен был, да я и до сих пор уверен, что это нам амеры радиостанции по-до-гнали – подарили, значит. Но версия Леонова выглядела иначе. Совершенно. Если верить ему, то американцы радиостанции нам подогнали, конечно, но несколько по-другому. Точно голова кругом. А вон и «вертушки» летят, меня аж в дрожь бросает. Так какая наша? Вон она, двадцать второй номер. Подхватываю свой рюкзачок. Вертолет садится, из открытой двери опускается скамейка, знакомый борттехник призывно машет рукой – Кузьма Иванович собственной персоной. «Привет!» – «Привет»! – ответно машу рукой, общаться на борту будет некогда. Задача моим разведчикам еще не поставлена. Хотя бы вкратце надо обрисовать. Не до жиру.

– Вперед! – командую, как только вертолет касается колесами почвы. Пока бойцы осуществляют посадку, переосмысливаю полученную информацию. А ведь американцы – это не обязательно Соединенные Штаты Америки, про США никто ничего не говорил, точно. Это ведь и ЧВК[7]7
  Частная военная компания.


[Закрыть] какая-нибудь может быть. И самолет тоже частный, а то зачем его Турции сбивать? С Америкой они вообще союзники и в одном блоке состоят. Точно ЧВК. Уф, слава богу, разобрался. Аж от сердца отлегло. Думал, совсем сбрендил. Но одна закавыка все же осталась – радиостанции. Так откуда же все-таки они у нас взялись? Может, Леонов что путает? Да ладно, хватит воду в ступе толочь, пора бойцов в курс дела ввести, а то долетим скоро.

– Уши навострили, – обратился я к своей группе. – Сбит летчик противника. – Смысла рассусоливать и разжевывать бойцам все хитросплетения нет. Американцы, ЧВК, зачем сейчас это? Чтобы и они полчаса лбы морщили? Нет, увольте, просто летчик противника, просто две роты негров, может, и не негров, но если америкосы, то сколько-то негров наверняка есть. – Нам необходимо захватить его живым. Ключевое слово здесь «живым»! – кричу я, стараясь перекричать гул моторов и свист винтов. – Возможна встреча со значительными силами противника. В случае если летчик будет уже у них, наша задача уничтожить всю эту шоблу… – договорить язык не повернулся, ввернув другое, – воблу, и в первую очередь летчика. Всем понятно?

– Так точно! – бормочет сидевший рядом со мной радист Синюшников, и это меня успокаивает. Я замолкаю. Вертолетная тряска возвращается ко мне холодом ползущего страха. И то ли от него, то ли от выброшенного в кровь предбоевого адреналина тело начинает бить дрожью. Стремительно проносится земля. Чуть отставая, по левому борту тащится наша мельтешащая тень. Справа, слегка приотстав, идет вертолет с группой Леонова. От сирийцев сообщают: их беспилотники обнаружили парашют, но летчика нигде не видно. Предположительно ушел в зеленку. Но уверенности в этом нет, и потому нам предстоит идти по его следу. Странно, но точных координат приземления вражеского пилота так и не передали, только район. Что ж, будем искать. Пока пребывал в собственных рассуждениях, «МИ-8» начал сбавлять скорость и наконец завис, зацепившись колесами за землю. Пулемет с турели снят. Пора десантироваться.

– Пошел, пошел, пошел! – поторопил я бойцов, кивнул на прощание Кузьме Ивановичу и сиганул вслед спрыгнувшему радисту. Приземлился не слишком удачно, на камень, едва не подвернув ногу, поскакал дальше, прихрамывая, ругаясь и одновременно поглядывая, как мои парни разбегаются в разные стороны. Выбежав из-под лопастей, я распластался на глинисто-каменистой почве. А турбовальные двигатели уже набрали обороты, вертолет слегка клюнул носом, оторвал от земли задние «лапки» и, постепенно набирая скорость, отвалил в сторону.

– Двигаем! – потребовал я, направляя группу к сомкнувшемуся прищуром горизонту. Слева от нас выстраивались в боевой порядок разведчики второй группы. Так мы и пойдем, параллельно друг другу, быстрым шагом, иногда переходя на бег. Застать вражеского летчика на открытом месте (со всеми проистекающими из-за этого минусами) все же предпочтительнее, чем выискивать его в зеленке местного оазиса. Надеюсь, что он еще где-то на равнине, а не в лесу. Но, скорее всего, мы опоздали.

Обе группы начали движение, и почти сразу же меня по радиостанции вызвал капитан Леонов.

– Виктор, пятно справа видишь? – спросил он.

Я глянул в сторону, сразу же действительно заметил нечто пестрое, тут же отозвался:

– Да, вижу.

– Приглядись повнимательнее, – попросил Леонов, – кажется, парашют.

Я хмыкнул: чего приглядываться, если у меня пятнадцатикратный бинокль? Поднес к глазам окуляры – несомненно, на земле лежал разноцветный купол.

«Вот тварь, – мелькнула мысль, – даже парашют прятать поленился, сразу к лесу рванул!»

А может и не рванул, заныкался где-то и лежит покалеченный? Говорят, их иногда катапультой жестко вытряхивает.

– Вижу, парашют точно! – сообщил я Леонову. – Надо дойти поглядеть, вдруг он где рядом.

– Дуй, – принял мое предложение, не споря, командир второй группы. – Я со своими, чтобы время не терять, по прямой пойду, у зеленки встретимся.

– Заметано, – согласился я. И уже своим: – Головняк, слышали?

– Так точно! – отозвался сержант Козлов.

– Сворачивайте. И предельная осторожность. Может залечь и ждать, – предупредил я бойцов. Хотя большого смысла в том не было – ребята и без напоминаний прекрасно понимали, что к чему.

Солнце палило нещадно. Казалось бы, пора давно привыкнуть, но какое там, – жарко, как в первый день приезда. Я физически чувствую, как пот выступает на моей одежде белесым налетом соли. Хочу пить, но не буду. Иначе начну пить каждые пять минут. Ни к чему. Да и никто не пьет, все терпят. Напьемся позже. Идем по хрустящему песку. «Солнце светит прямо в глаз, офигенная жара».

Увы, америкоса подле парашюта не оказалось. Удрал, гад, – на песке отчетливо отпечатались уходящие в юго-восточном направлении следы. Что ж, без всяких неожиданностей – американский летчик уходил к оазису.

– Космос, – назвал я позывной группы Леонова, – мы идем по следу. Клиент движется в заданном направлении.

– Принял, – отозвался Аркадий, и мы побежали.

Догнать в «поле» летчика так и не удалось. Не повезло – ни переломов, ни каких-либо серьезных травм и ушибов у него, по-видимому, не оказалось. Шел он размеренно, я бы даже сказал, уверенно. Так что надежда нагнать американского пилота на равнине с самого начала была призрачной. Разве что ногу подвернет или на солнышке перегреется. Не подвернул и не перегрелся. Так что когда мы вышли на небольшой взгорок, за которым открывался вид на простирающийся на несколько десятков километров лес, местность вокруг него была пустынна. Я взглянул на раскинувшуюся перед нами чащобу и задался резонным вопросом: «И где его, мля такого, тут искать?

– Работаем как намечено?! – одновременно и спросил и приказал Леонов, ведь как-никак майор Белов назначил его старшим.

– Да, без изменений, – отозвался я, без лишних раздумий шагнув вперед и движением руки растягивая группу в цепь. Без особых изысков проческу зеленки мы решили осуществлять по тактической схеме «Противник с фронта» – отличие только в постоянном движении.

– Идем медленно, – потребовал я, именно потребовал, мне еще не хватало, чтобы кто-нибудь в спешке на пули нарвался. Задача задачей, а о здоровье личного состава забывать не надо. – Смотреть внимательно. Левый фланг – постоянная зрительная связь с Космосом. Космос, ты слышишь?

– Да, – отозвался Леонов, совершенно не к месту продекламировал: – «Родина слышит, Родина знает…» – и умолк, переключившись на что-то другое.

Первые полчаса поисков прошли в тревожном ожидании выстрелов. Но выстрелов не было. И слава богу. Потом я, окончательно разуверившись в успехе наших потуг, уже брел совершенно бесцельно. И лишь иногда автоматически заглядывая под кусты и в переплетения ветвей, среди которых тщился отыскать вражеского летуна. Но где там! Видимо, только из-за своего неверия в успех я и проскочил мимо него взглядом. И если бы не собственное подсознание, отметившее некий диссонирующий с окружающим пространством признак, то ходить бы по лесу нам пришлось еще долго.

«Стоп!» – сказал я сам себе и тормознулся. Поднял руку, останавливая группу.

– На месте, – шепнул в микрофон находившийся слева от меня радист.

«Так, – сказал я сам себе, – пару шагов назад». Попятился, поглядел вправо и чуть не задохнулся от возмущения и злости. Злость появилась не на самого себя, не заметившего его сразу, а возмущение от поведения америкоса, вальяжно развалившегося под кустом и тихо посапывающего. Этот говнюк спал! Вот так просто лежал на коврике и дрых без зазрения совести и задних ног. Такая наглость должна наказываться немедленно! Думал я недолго. Шагнул и, наклонившись, рывком заломил правую руку американца за спину. Он взвыл так, что по лесу разлетелось пронзительное эхо.

– Заткнись! – Ткнув кулаком под ребра, я заломил ему и вторую руку. – Данила, – окликнул я Синюшникова, – давай веревку. Вадим, – крикнул я, и рядом тотчас нарисовался второй радист сержант Виденин Вадим Эрнестович. – Свяжись с нашими, передай: клиент взят. И запрашивай эвакуацию.

Трепыхающийся в моих руках гад попробовал лягнуться. За что и получил коленом под одно место.

– Есть! – Виденин нырнул в кусты. А я совместно с Синюхой занялся пленником. Спеленали мы его быстро. Настроение прекрасное. Люблю, когда все хорошо заканчивается. Сейчас прилетят «вертушки», и на базу. Ха-ха-ха и у-ху-ху.

– Данила, обыщи его, где-то должен быть маячок, – приказал я. Синюшников кивнул и принялся искать.

– Вот, – воскликнул он, потрясая в руках найденным спасательным оборудованием.

– Выкинь! – Я решил не мудрствовать.

– Жалко, я бы куда-нибудь приспособил, – пробормотал радист и швырнул маячок на землю.

– Ага, приспособил, точно, нам для полного счастья только и не хватало, чтобы противник к нам в гости приперся. Пусть уж лучше агрюши вот сюда прогуляются, а мы на опушку пойдем, «вертушки» ждать будем. Эх, скоро в баньку! – сказал я, не скрывая своего хорошего настроения, и тут из кустарниковых зарослей вылез Виденин.

– Командир, эвакуации сегодня не будет, – упавшим голосом сообщил он.

– Что? – Как серпом по… одному месту. – Как не будет?

– Пылевая буря, командир, она нас скоро накроет. Минут сорок, сказали. А им лету около часа. Не успеют забрать, – пояснил позицию командования Виденин.