Текст книги "Ангел-хранитель"

Дождь лил по-прежнему, и, судя по все усиливающемуся холоду, ночка предстояла еще та… Олег надел капюшон и, взглянув на терпеливо сидевшего подле радиостанции Кошкина, пошел проверять боевое охранение.

Насквозь промокшие бойцы, соорудив навесы и завернувшись в плащ-палатки, пытались согреться и хотя бы немного поспать. Куда там! Вымотанное за день тело, хотя и подпитанное холодными кашами и тушенками, никак не могло найти в себе достаточного количества энергии. Иногда все же бойцы проваливались в сон, чтобы через несколько минут проснуться от бьющей тело дрожи. Не лучше было и тем, кто оказался в охранении. Кузнецов почти физически ощущал исходящее от бойцов состояние бесконечного холода. Сам промерзший до костей, он чувствовал, как задеревенели сжимающие оружие пальцы, вздрагивают чуть приподнятые над землей плечи, кривятся посиневшие губы, а зубы выбивают дробь.

Осторожно ступая по темному лесу, старший лейтенант добрался до тыловой тройки.

– Чи, товарищ старший лейтенант, это вы? – тихонько окликнул его сидящий под деревом боец. По голосу Кузнецов угадал сержанта Гудина.

– Замерз? – вместо ответа поинтересовался группник и осторожно опустился рядом. Под деревом было суше. Капли дождя, растекаясь по кроне, скатывались, образуя круг и оставляя корням и стволу сущие крохи.

– Дубак, – не стал лукавить Гудин. – До утра зубами нащелкаемся. Надо было бушлаты брать.

– Надо, – согласился Кузнецов. – Умная мысля приходит опосля.

– Это точно, – поддакнул ему сержант и осторожно покосился на светящийся циферблат часов.

– Скоро меняешься? – правильно истолковав движение Гудина, уточнил Олег и, желая узнать, который час, невольно приподнял собственную руку.

– Через пятнадцать минут, – все тем же шипящим шепотом ответил сержант, и его взгляд вновь вперился в окружающий мрак. БН-третий, практически бесполезный в темноте сегодняшней ночи, заботливо укрытый в пакете, лежал рядом.

– Ну, тогда бди. – Олег выпрямился и, развернувшись, зашагал в направлении своей дневки. Уже подходя к несшему службу радисту, он понял, что ходьба по ночному лесу, даже несмотря на беспрестанно льющийся дождь, оказала свое благотворное влияние – старлей почувствовал, что начинает согреваться.

– На связь выходил? – на всякий случай уточнил он, прежде чем забраться под брезентовый полог.

– Только что, – выдавил радист. Кузнецов одобрительно кивнул (только кто это увидит в такой темени?), отвел в сторону свешивающийся до земли край пончо и, разогнувшись, лег на своей коврик.

Некоторое время он ворочался, устраиваясь поудобнее, и только собрался уснуть, как:

– Командир. – Голос Димарика было невозможно спутать ни с чьим иным.

– Да, – зло отозвался уже начинавший засыпать группник. – Что случилось?

– Фонарики, командир! – Олега буквально подбросило. Он вывернулся и, едва не разломав свое творение, выбрался наружу.

– Где и сколько? – Старший лейтенант почувствовал, как в кровь устремился выбрасываемый организмом адреналин.

– Там, – Димарик неопределенно махнул рукой, – много.

– Кошкин, выходи на связь! – коснувшись рукой плеча радиста, приказал Кузнецов, но внезапно передумал. – Хотя подожди. – В голове у группника щелкнул какой-то предохранитель. – Выйдешь, если услышишь выстрелы. Но с места не уходите, оставайтесь здесь, понял?

– Да, понял. – Старший радист на всякий случай щелкнул тумблером, включая радиостанцию, и надел на голову наушники.

Они шли, стараясь двигаться тихо, но спеша как можно быстрее добраться до тройки Маркитанова.

– Вон они, видите? – Присаживаясь на корточки, Димарик показал рукой в направлении соседнего хребта. – Видите, сколько фонариков? «Чехи»! – уверенно заключил он.

Старший лейтенант посмотрел туда, где Маркитанов увидел противника.

В первое мгновение ему показалось, что сержант прав и на хребте действительно засели бандиты. Мгновение спустя он почувствовал: что-то было не так. Присмотревшись, Кузнецов понял: фонарики не двигались. Он поднес к глазам бинокль и едва не выругался: сквозь редкие деревья соседнего хребта просвечивали огни поселка. Мыслей не было. Плюнув с досады, Олег молча сунул бинокль в руки сидевшего рядом Маркитанова и отправился спать дальше. Дождь продолжал идти…

– Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант!

– Что там еще? – Кузнецов не сразу узнал голос рядового Есина из тройки Маркитанова.

– Да там у нас… – дрожа от холода, начал говорить боец, и окончательно проснувшийся Кузнецов, наконец-то узнавший разбудившего его разведчика, продолжил:

– Фонарики нарисовались?

– Так точно, Маркитанов просил вас позвать.

«Вот черт. Знал, что я могу его и куда подальше послать, бойца отправил, жук. И ведь не отстанет. Придется вставать!»

Наконец-то пригревшемуся Олегу опять высовываться наружу не хотелось, но вздохнув, он выполз из-под плащ-палатки и вылез под непрекращающийся дождь. А майор Борисов продолжал мирно посапывать…

– Димарик! – Кузнецов хотел сказать: «Как ты меня задолбал», – но смолк на полуслове. На противоположном хребте он увидел фонарики, и они двигались.

– Бинокль!

В протянутой руке тут же оказался «БН-3»; поднеся окуляры к глазам, старший лейтенант увидел, что световые пятна действительно медленно, но уверенно двигаются по склону. Из-за разделяющего хребты расстояния Олег не мог видеть фигуры, но в том, что фонарики держали в руках перемещающиеся по хребту люди, сомнений не было.

– Есин, буди замкомбата! – приказал он, и боец, бесшумно развернувшись, растворился в чернилах ночного леса. А старший лейтенант подумал: «Надо поднимать группу», – и, повернувшись лицом к сержанту, спросил:

– Где Краснов?

– Дак, командир, будить пошел… Всех… Я приказал. – Говоря это, Димарик попятился. Кузнецов, наверное, его придушил, если бы не собирался отдать такой же приказ. Но оставить без последствий самоуправство не мог.

– Сержант Маркитанов, еще раз сделаешь подобное без моего разрешения, – с угрозой в голосе прошипел старший лейтенант, – и вылетишь из моей группы на фиг. Понял?

– Понял, командир. Я хотел как лучше…

– Как лучше, – уже примирительно проворчал Олег. – Сперва спрашивать надо. Ясно?

– Куда уж яснее… – Димарик снова почувствовал себя обиженным.

– Что тут у вас? – Подошедший Борисов взял в руки ночной бинокль и несколько долгих секунд всматривался в склон противолежащего хребта. – Далеко, – с непонятной тоской протянул он. – Даже если со всех стволов одновременно жахнем, вряд ли попадем. И артуху не вызвать. Эту сторону ската ей не достать. Знают, где идут. И перехватить не успеваем. Уйдут, гады!

– Успеем, тащ майор! Тут идти-то на три пука! – Димарик был неподражаем.

– Все равно не успеем! Четверть группы под вечер ели ноги волочила.

– А мы всех и не будем брать! – Строя планы, Маркитанов оживился. – Посильнее кого возьмем, человек шесть, и как раз в три прыжка добежим.

– Много их слишком, – принявшись считать фонарики, возразил майор. – Если даже на каждого по фонарику – два десятка, не меньше. На шестерых многовато.

– Тащ майор, так что из того? Мы же их всех сразу убивать и не собираемся! По магазину, по ленточке выпустим и отойдем! – воодушевленно шептал Димарик.

– А что? Может, ты и прав. Олег, кто у тебя в группе посильнее, давай сюда их живо!

– Есин – тыл, Краснов – головняк, сюда! Вперед! – Слегка обиженный – эти двое разговаривали так, будто его, командира группы, рядом и не стояло; как будто они забыли о его существовании, – Кузнецов отдавал приказы отрывисто и зло, будто выплевывал.

– Олег, ты остаешься здесь. Если что, не дай бог, вали все на меня. Я приказал. Понял?

– Да чего уж непонятного? Вы – на перехват, а я буду издали смотреть, как вы с «чехами» рубитесь. Командир группы называется…

– Вот именно, КОМАНДИР! Командир должен в блиндаже сидеть и командовать. А люди, которых он научил, все сделают сами! – Борисов умолк, а Олег вздохнул, но спорить больше не стал.

Замкомбата брал с собой четверых. Понимая, что времени становится все меньше, он тем не менее не обошелся без небольшого инструктажа:

– Порядок выдвижения: Киселев, Маркитанов, я, Новиков, замыкающий Гудин. При встрече с противником боевой разворот вправо – влево, я – центр. Расстреливаем на автомат – два магазина, на пулемет – одна лента. Сигнал открытия огня – мой выстрел. Вести огонь максимально длинными очередями. Отход осуществлять самостоятельно. Пункт сбора – место нахождения группы. Всем все ясно?

– Всем… Так точно… Ясно… – нестройно ответили бойцы, и майор уже чуть громче скомандовал:

– Киселев, вперед! – И, уже начиная делать шаг, повернулся к понуро стоящему Кузнецову: – Не спеши докладывать. Вернемся – тогда и доложим, если будет о чем.

Не дожидаясь ответа, Борисов бесшумно скользнул в темноту следом за уходящим Маркитановым.

Они почти бежали, в темноте по наитию определяя путь, перелезая через валяющиеся деревья, обходя оставленные снарядами воронки, перепрыгивая через небольшие овражки и рытвины. Шедший впереди Киселев ни разу не остановился, ни разу не достал компас, чтобы определить направление, – ориентиром служили все те же мелькающие по хребту фонарики. Шагающий вслед за Маркитановым майор вдруг подумал, что забыл предупредить бойцов о возможной хитрости, применяемой противником: идущие в ночи бандиты иногда привязывали фонарики к длинным палкам, справедливо полагая, что целиться будут в первую очередь туда, откуда исходит свет и где находится предполагаемая рука. Теперь останавливать группу и объяснять было поздно. Расстояние до «чехов» сократилось настолько, что даже тихое слово могло быть услышано чутким слухом. Давно перешедший на шаг Киселев пошел еще медленнее. Теперь они не шли, а скорее тащились по устеленному мелким валежником лесу.

Чуть впереди и левее треснула ветка. Пал Петрович вздрогнул и бросил взгляд в этом направлении, но сквозь мрак и продолжающий падать дождь ничего видно не было. И почти тотчас идущий впереди Маркитанов остановился и предостерегающе понял руку. А вторая рука Димарика уже лежала на плече ничего не понявшего Киселева. На короткое мгновение спецназовцы неосторожно сблизились, и Борисов увидел, как Маркитанов делает красноречивый жест рукой: «расходимся, противник». Где и как он его углядел, майор не понял, но предпочел поверить и отойти в сторону.

Спецназовцы едва успели развернуться и рассредоточиться, как из-за небольшого бугорка вылезли блуждающие огоньки. Их было не менее десятка – фонариков, жадно ощупывающих дорогу. Внезапно шум дождя, шелест листьев от налетающего ветра исчезли из восприятия. Борисов слышал лишь дыхание сидевшего неподалеку Димарика, стук собственного сердца и шорох веток под ногами идущих боевиков. Оттянув предохранитель вверх, он перевел его на стрельбу очередями, выбрал цель и, выждав пару секунд, нажал на спуск.

Два магазина вылетели в считаные мгновения. Замкомбата уже хотел отходить, когда решил все же дождаться не прекращающего стрельбу Маркитанова. Через секунду он понял, что это будет не так скоро, как хотелось, и, вскинув оружие, расстрелял третий магазин. Все, теперь уже точно было пора делать ноги: «чехи» опомнились, и вокруг противно, заставляя стынуть кровь, засвистели выпущенные ими пули.

– Димарик, отходим! – зашипел Борисов, вплотную притиснувшись к пулеметчику, свинцовым дождем поливающему ночной лес.

– Щас, командир, щас. – И пулемет затарахтел вновь. Борисов матерно выругался и добил в направлении вспышек четвертый магазин из своей разгрузки.

– Отходим! – Схватив Димарика за шиворот, он потянул его назад и вправо, где, как ему помнилось, на их пути попадался небольшой овражек.

– Командир, лента! Лента, командир! – запротестовал Маркитанов, но пули стали ложиться слишком близко, и майор, не позволив ему подобрать упавшую на землю пустую пулеметную ленту, потащил Димарика дальше.

Едва они свалились в овраг, как вслед ухнул гранатомет. Раздавшийся взрыв забросал их землей и мелкими ветками. В ушах звенело.

– Бежим! – приказал Борисов, и на этот раз Димарик не заставил себя ждать.

Кузнецов видел, как у соседнего хребта замелькали вспышки, и вслед за ними прилетели звуки выстрелов. Массированная стрельба длилась буквально считаные секунды, затем автоматные очереди стихли, а пулемет Димарика продолжал тарахтеть длинными очередями. Старший лейтенант увидел, как замелькали ответные вспышки сперва в одном месте, затем в другом. Секунду спустя к пулемету Димарика присоединился чей-то автомат. На сердце Кузнецова похолодело: неужели кто-то ранен и они не могут отойти? Но вот пулемет смолк, а хребет озарился десятками огневых точек; полыхнул вражеский гранатомет, взрыв осветил вершины деревьев.

«Противник все еще стреляет, значит, живы. Отходят? А если кто-то тащит раненого? А если раненых двое?» – Олег представил истекающего кровью Борисова и понял, что оставаться безучастным дальше не может.

– Пулеметчики, снайпера ко мне! – крикнул Кузнецов, не опасаясь быть услышанным. – Подавить огневые точки противника! – приказал он, не сомневаясь в принимаемом решении. Задеть своих старший лейтенант не опасался. Вся местность, по которой должны были отступать ходившие на вылазку разведчики, была значительно ниже стрелявшего по ним противника.

– Огонь открывать по готовности! – определил он и тут же, не выдержав, крикнул: – Огонь, огонь!

Высотку огласил треск пулеметов и грохот одиночных винтовочных выстрелов. Похоже, стрельба с использованием ночных прицелов оказалась относительно эффективной: даже не попытавшись огрызнуться в их сторону, «чехи» прекратили стрельбу и смылись.

А через некоторое время стали подтягиваться ушедшие на перехват разведчики. Первыми пришли державшиеся вместе рядовой Новиков и сержант Гудин. Потом появился судорожно трясущийся Киселев. А тех, за кого с самого начала перестрелки больше всего волновался Кузнецов, все еще не было. Неожиданно ему послышались голоса.

– Тихо! – предупредил он слегка расшумевшихся разведчиков и, когда те умолкли, прислушался. Голоса раздавались уже совсем близко. Олег посмотрел в ту сторону и в двух десятках шагов от себя увидел замкомбата и своего сержанта, стоявших друг против друга и что-то яростно доказывающих.

– Уф, – обрадованно выдохнул он и только тут понял, что светает.

– Так сказал же, по ленте… – едва ли не ревел от бешенства Борисов.

– Так я всего одну и расстрелял! – Димарик непонимающе обвел взглядом готового треснуть его в лоб майора.

– Одну? Да? Одну? Ты что, думаешь, я не знаю, сколько времени требуется на отстрел ста патронов?!

– Почему ста? – искренне удивился Маркитанов. – У меня одна лента на двести пятьдесят была, я ее и вставил.

– О боже! – застонал не знающий, смеяться ему или плакать, Борисов. – Хорошо, что у тебя ленты на тысячу патронов не было! Нас бы там и закопали…

Грубо ругнувшись, замкомбата обреченно махнул рукой и зашагал в сторону идущего им навстречу командира четвертой группы.

– Радист, связь, записывай… – начал было говорить Кузнецов, но был остановлен предостерегающе поднявшим руку Борисовым.

– Пока ничего докладывать не будем. Дождемся, когда окончательно рассветет, все как следует досмотрим. Если не найдем оружия или трупов, не будем сообщать вообще.

– А патроны?

– Да забудь ты о патронах, новые получишь, – отмахнулся Борисов.

Меж тем горизонт продолжал розоветь, и уже стали видны лица. Увидев в глазах старшего лейтенанта неисчезающий вопрос, майор пояснил:

– Если трупов не будет, замучаешься Ханкале доказывать, что ты не осел, а трупов нет, потому что их или унесли, или обстоятельства просто не позволили твоей группе вести прицельную стрельбу. В лучшем случае над тобой малость поизгаляются, в худшем… – Заместитель комбата скривил рожу: «мол, что об этом говорить». – Пойми, если убитых нет, то все остальное не имеет значения!

Замолчав, Борисов внезапно понял, что дождь кончился, горизонт чист, а падающая вниз влага – всего лишь задержавшиеся на листьях капли отшумевшего дождя.

– Дай команду бойцам дозарядиться. Скоро пойдем на досмотр, – приказал он. И Кузнецов, понуро кивнув, начал отдавать необходимые распоряжения. Впрочем, это было лишним. Разведчики, из тех, кто принимал участие в перестрелке, уже расселись на коврики и начали забивку магазинов и лент самостоятельно, не дожидаясь команды.

«Так и должно быть, – улыбнувшись, подумал командир группы и тут же нахмурился, вспомнив пережитые волнения. – Никогда больше не соглашусь на подобную авантюру», – решил он и отправился проверять боевое охранение.

Утро было хмурым и промозглым. Несмотря на то что дождь кончился, с листвы на землю и расположившихся под деревьями разведчиков беспрестанно капали холодные, тяжелые капли. Даже возбуждение, вызванное перестрелкой и возможной близостью противника, не могло разогнать сковывающей бойцов стылости. Светлело. Под лучами встающего над горизонтом солнца от земли начал подниматься туман. Пока еще робкий, легкой прерывистой дымкой колыхавшийся под порывами так и не прекращающегося ветра, он грозил в ближайший час-два заполнить все низины и утопить в серой дымке окрестные вершины.

– Олег, пора выходить на досмотр. – Борисов положил руку на плечо задумавшегося Кузнецова. – Давай радиста на связь.

– Кошкин! – окликнул командир группы старшего радиста, прикорнувшего возле сто пятьдесят девятой. – Давай связь с Центром. Лисицын, записывай. – Из-под плащ-палатки показалась помятая рожица второго радиста. – Записывай: обнаружил группу боевиков…

– Стоп, стоп, не торопись, – перебил его майор. – Доложи, что начинаешь вести поиск в таком-то направлении, и пока все.

– А боестолкновение?

– Мы же это обсуждали. Сейчас досмотр произведем и тогда решим. Диктуй радиограмму и поднимай бойцов. Выходим.

Кузнецов не стал спорить. Замкомбата был опытнее.

– Лисицын, старших троек ко мне! – приказал Олег, как только Кошкин, закончив сеанс связи, начал сворачивать радиостанцию. – И поживее!

Радист кивнул и, скинув с плеч плащ-палатку, поспешил выполнить приказ. Качнувшиеся за его спиной ветки орешника сыпанули вниз сотнями тяжелых капель, которые барабанной дробью рассыпались по земле и растеклись блестящими звездочками. Впрочем, они тут же погасли, впитавшись в землю.

– При выдвижении соблюдать максимальную осторожность! – инструктировал своих бойцов Олег. – Дистанция между тройками тридцать-сорок метров. Ограничение – предел видимости. В головном дозоре – пятнадцать-двадцать метров. Гудин, со своей тройкой остаешься здесь до конца нашего выдвижения к месту боя. Пулеметчик и снайпер держат под наблюдением соседний хребет, ты у них в обеспечении. «Акведук» постоянно на связи. Обо всем подозрительном докладывать сразу. Рации включены у всех, особенно это касается Маркитанова. – Димарик недовольно мотнул головой, но промолчал. – Головной дозор занимает позиции и остается в охранении до конца осмотра. Тройки ядра проводят осмотр местности и занимают оборону в своих направлениях. Старшие прибывают ко мне с докладом. Все ясно?

– Да!

– Так точно!

– Чего тут непонятного?

– Ясно!

Похвальное разнообразие ответов. Какой принадлежал Димарику, угадать не стоило и пытаться.

Его обнаружили почти сразу. Он лежал, подломив колени, в небольшой рытвине прямо за поваленным ветром деревом. Наверное, эти дерево и рытвина и стали причиной, что его не забрали вместе с остальными убитыми и ранеными. Молодой, ненамного старше кузнецовских мальчишек-бойцов, со сплетающейся в небольшую бородку щетиной, он не был похож на обычного мертвеца. Ночной холод еще не дал смерти наложить на его лицо свой уродливый отпечаток, и от этого молодой боевик казался спящим. По-видимому, ему достались первые выпущенные спецназовцами пули. Правая рука чеченца по-прежнему сжимала приклад висевшего на ремне автомата, а левая ладонь с согнутыми пальцами застыла на ореховой палке с привязанным на конце и расколотым надвое фонариком. Сразу две пули, вошедшие в грудь, пробили его сердце и искромсали легкие.

– Фотоаппарат! – не оборачиваясь, приказал замкомбата стоявшему у него за плечом Кузнецову. Тот кивнул и, скинув рюкзак, вытащил оттуда завернутый в полиэтиленовую пленку небольшой цифровой фотоаппаратик.

– Снимай. Три-четыре фотографии сделаешь – и достаточно. Только проверь, чтобы все было четко.

Группник снова кивнул и принялся за фотографирование «объекта».

– Кошкин! – позвал он, когда, убедившись в качестве сделанных снимков, начал убирать фотоаппарат обратно в рюкзак. – Связь!

– Погоди! – уже в который раз остановил его Борисов. – Сейчас старшие троек доложат, тогда и в эфир выйдем. Впрочем, можешь пока радиограмму сочинить. Что-нибудь вроде того: «При ведении поиска по координатам… обнаружил… имел встречный бой. В результате…» – и так далее…

– Пиши. – Олег на пару минут задумался. – В процессе выдвижения имел встречный бой. В результате нанесенного огневого поражения противник отступил. Организовал преследование. Противнику удалось скрыться…

Дальнейшую диктовку прервало появление Краснова. В руках он тащил два больших туристических рюкзака и видавший виды «АКМС».

– Вот, Маркитанов нашел. Там крови море… в трех местах.

Только сейчас Кузнецов заметил, что оба рюкзака были уляпаны бурыми пятнами засохшей крови.

– И следы волочения. Наверное, труп оттаскивали. – Рюкзаки тяжело плюхнулись на землю.

«И как он их тащил?» – подумал старший лейтенант и, взяв брошенный ствол, потянулся рукой к предохранителю.

– Димарик его уже разрядил, – предугадав действия командира, сообщил боец. – Он говорит, сфотографировать надо, – кивнул в сторону, откуда пришел.

– Я пойду сфотографирую? – Кузнецов кивнул в сторону ожидающего его Краснова.

– Сходи, – безразлично бросил Борисов. Он сидел неподалеку от трупа и, казалось, о чем-то напряженно думал.

– Рюкзаки обыскали? – на всякий случай уточнил он, хотя нисколько не сомневался, что свою возможность порыться в чужих шмотках Димарик не упустил.

– Ну, – неопределенно протянул боец. – Мы тут, ну вот…

– Ясно, – прервал его мучения замкомбата. – Фото– и видеоносители были?

– Никак нет! – отрицательно помотал головой Краснов. – Телевизор на батарейках, а так по мелочам…

Что именно было там «по мелочам», замкомбата уточнять не стал. Подумаешь, заныкал Димарик парочку маскхалатов, один-другой гортексик, ну и фиг с ним. Кому они теперь нужны? Трупам? На хрен? А мораль? Какая, к черту, на крови мораль? Лицемеры. Оружие гуманное и негуманное, цивилизованное ведение войны, нецивилизованное… Есть смерть и есть трупы, которых могло бы и не быть, стоило только кому-нибудь где-нибудь вовремя и в нужном месте поставить запятую или точку. К черту…

Крови действительно было много. Она была на земле, на молодой, только что начавшей прорастать траве, на стволах деревьев, на влажных листьях. В зыбких полосах поднимающегося тумана она казалась только что пролитой. Сделав несколько снимков, Кузнецов прошел дальше и впрямь увидел следы волочения. Чьи-то безвольные пятки вычерчивали на земле замысловатые кривые, стаскивали в кучи остатки прошлогодней листвы, цепляли лежавшие на земле ветки. Олег шел по чужим кровоточащим следам до тех пор, пока его взор не уперся в брошенную разгрузку, обрывки бинтов, использованный тюбик промедола. Тут же лежала расколотая бутылка физиологического раствора.

Старший лейтенант, сделав достаточное количество снимков, вернулся к ожидающему его Борисову и, наконец-то выйдя на связь, передал результаты боестолкновения. И тут появился Димарик с новым огромным рюкзаком за плечами. Кузнецов бросил взгляд в его сторону, но спрашивать, откуда у Маркитанова появился столь шикарный рюкзак, не имело смысла. И так все было ясно. А вот не поинтересоваться об «эрэрке» он, как командир группы, не имел права: этот рюкзак еще предстояло сдавать на склад…

– А куда свой дел?

– Внутрь убрал, куда же еще? – Удивление на лице Димарика было таким искренним, что, не будь вокруг столько крови, Кузнецов, наверное, рассмеялся бы. А так он лишь хмыкнул…

– Товарищ старший лейтенант! – послышался хриплый шепоток Кошкина.

– Да?

– Центр приказал выносить труп…

– Не понял? – переспросил командир группы, хотя прекрасно разобрался, о чем идет речь. Скорее, он хотел осмыслить сказанное.

– Центр приказал выносить труп противника в пункт запасного сбора.

– Они что там, охренели? – Олег повернулся к по-прежнему сидевшему рядом с трупом Борисову. – Зачем нам его переть?

– Возможно, для опознания.

– А что, по фотографиям никак?

– По фотографиям никто не сознается, что это их родственник.

– А может, тогда обложить его тротилом и взорвать к чертовой матери? – Представив, что, кроме рюкзаков, придется тащить еще и вражеский труп, командир группы поежился.

– Точно! – с сарказмом в голосе поддакнул майор. – Взрывай! А потом будешь лазить по кустам и собирать ошметки разлетевшегося мяса. Скажи лучше вот еще что: стволы нашли?

Кузнецов отрицательно покачал головой:

– Нет, я же в отряд передавал. Вы разве не слышали?

– Хреново! – Борисов провел по лицу рукой, как бы сгоняя с него остатки сна. – Ладно, хорошо хоть, еще один отыскался. Не будь этих двух автоматов, кто знает, не пришлось бы нам доказывать, что ты не Ульман. – Замкомбата усмехнулся, вот только ухмылка оказалась какой-то грустной.

– Круто! – Олег возмущенно качнул головой. – Маркитанов, вызывай Гудина, пусть подтягивается сюда. А ты бери свою тройку и начинайте готовить носилки… Вражьи шмотки, – Кузнецов кивнул в сторону рюкзаков, принесенных Красновым, – передашь в тыловой дозор.

– Ну, я пошел… – По лицу Димарика было видно, что он предпочел бы тащить «чеховское» имущество, а не возиться с трупом, но спорить не стал, а отправился выполнять приказание.

Командир группы посмотрел ему вслед и, поняв, что часть информации прошла мимо ушей Маркитанова, потянулся к своему «акведуку».

– Четвертый – Старшему. Прием.

– На приеме, – различил Кузнецов голос сержанта Гудина.

– Выдвигайтесь к нам. Как понял? Прием.

– Понял вас, понял. Прием.

– Ждем. До связи.

Через некоторое время тыловая тройка уже занимала свои позиции в составе группы. Холод вновь начал давать о себе знать. Пока Димарик и иже с ним готовили носилки – срезали подходящие по толщине и длине ореховые палки и искали в шмотках боевиков хоть что-нибудь способное заменить плащ-палатку (свою использовать под это дело не хотелось), – почти все бойцы группы под тем или иным предлогом приходили смотреть на мертвого бандита.

– А уши можно отрезать? – воровато оглядевшись по сторонам, спросил у Кузнецова подошедший одним из последних снайпер Баринов. Стоявший в этот момент чуть в стороне от убитого боевика Борисов зло зыркнул в его сторону:

– Ты бы хотел, чтобы с тобой поступили так же?

Боец отрицательно покачал головой.

– Тогда иди отсюда на хрен! – прошипел замкомбата. И, бросив злой взгляд в спину метнувшегося прочь бойца, едва слышно добавил: – Наслушались идиотов…

Единственный, кто не проявил никакого интереса к убитому, был Димарик, возможно, потому, что уже достаточно нагляделся на трупы, а возможно, потому, что чтил покой мертвых…

Убитого «чеха» в заданный район они вытащили к вечеру. И как оказалось, среди всех минусов был в его доставке один неоспоримый плюс: комбат дал добро на эвакуацию.

Несмотря на то что глаза Олега слипались от усталости, спать он лег поздно. Сперва сдавал оружие и неизрасходованные боеприпасы, затем занимался бумажной работой: отчитывался о выполнении боевого задания, потом долго сидел в бане. А когда уж совсем собрался завалиться спать, пришли офицеры из соседней роты. Долго пытали, что и как, пока Олег не раскололся и не рассказал все как было, без прикрас, не выпячивая своей роли, но и не слишком афишируя участие в перестрелке майора Борисова. Затем перешли на всякие приколы и воспоминания из училищной жизни. А тут еще, как назло, появился древний, как мамонт, начальник штаба батальона майор Федин и тоже свою байку рассказать захотел.

– …Вот у нас замначальника училища был такой, полковник Мошкарев, вот это мужик! Как-то раз повязала милиция курсанта-третьекурсника. Курсант этот, Михнев Сеня, из моего учебного взвода, в законном увольнении был. Сто грамм для храбрости принял – и на центральную площадь города потопал. За каким чертом лысым он туда поперся – бог его знает. Но, одним словом, напоролся на патруль. Те его вязать, а он малый здоровый, отмудохал тот патруль за мое. Только настроился ноги сделать, как к ним на помощь четверо ментов прибыло. Он и их отутюжил. Если бы те заранее подмогу не вызвали, то Семен так бы и ушел. Короче, повязали его и на губу. Мошкарев его оттуда сразу забрал: мол, сами разберемся и примерно накажем.

В общем, утром построили нас. Стоим. Михнева перед строем вывели, сам заместитель начальника училища рядом стоит и о его «заслугах» рассказывает. Ну, думаем: все, отчислят Семена. А тут еще полковник Мошкарев как рявкнет:

– Равняйсь! Смирно! За пребывание в нетрезвом виде, за оказание сопротивления гарнизонному патрулю… – У нас в мыслях только одно: ну все, теперь точно отчислят. – За избиение четырех сотрудников милиции при исполнении…

– Шести… – брякнул Михнев, видимо обидевшись, что не все его подвиги увековечены.

– Шести, – не стал спорить замначальника, – объявляю курсанту Михневу десять суток ареста.

Сеня, кажется, даже побледнел.

– Есть… – не сразу отреагировал он.

А полковник ободряюще шлепнул его по плечу и еще громче выкрикнул:

– Встать в строй! – Пауза. И не слишком громко, но чтобы все слышали: – Такие офицеры нам нужны…

Вот такой был у нас замначальника.

– А Михнев, где он сейчас? – спросил Олег. Он хотел добавить: «Наверное, полковник», но, сообразив, что тот однокурсник Федина, передумал.

– Сенька погиб еще в девяносто втором. Автокатастрофа. Глупая, случайная. А… – майор расстроенно махнул рукой. – Хороший офицер был… – Тут же, без всякого перехода: – Так, ладно, хватит лясы точить! Кузнецову спать пора, да и вам всем тоже.

Когда за последним ушедшим захлопнулась дверь в палатку, Олег уже спал…