Текст книги "Прапор и его группа"

– Товарищ старший прапорщик, что же получается, рукопашный бой не нужен? – не унимался рядовой Сергеев.

– Нужен! Людям свойственно допускать ошибки, от них никто не застрахован. Но самое главное из того, чему вы должны научиться на занятиях по рукопашному бою, – это бесшумному снятию часового. И это мы будем отрабатывать в первую очередь. Еще вопросы есть?

– Никак нет.

– Кислицын, проводи разминку. – Старший прапорщик сделал шаг в сторону, уступая место своему заместителю.

– Центр – рядовой Сергеев, на два шага, вправо-влево, разомкнись…

А во время ночных занятий по организации дневки разговор у костра принял непринужденный характер, и снова был поднят вопрос о рукопашном бое.

– Товарищ старший прапорщик, а если солдат противника раз в десять больше? – подал голос высунувшийся из тени рядовой Лебедев.

– Если в десять… то, значит, виновен кто-то из вышестоящего начальства. Хотя, возможно, это чья-то гениальная задумка и нам просто не повезло. – Ефимов усмехнулся, чтобы всем стало понятно его отношение к так называемым «гениальным планам и замыслам». – И вообще запомните: рукопашка – это край. В идеале весь наш рукопашный бой должен ограничиваться снятием часовых и взятием «языка».

В отблесках костра было видно, как переглянулись его бойцы.

– Товарищ старший прапорщик, а почему вы на учениях никогда нож не носите? Почти все групперы носят, а вы нет?

– Почему не ношу? – Ефимов полез в кармашек рюкзака и вытащил оттуда универсальный складной ножик. – Ношу!

Кто-то улыбнулся, кто-то даже коротко хохотнул.

– А вы вообще нормальный нож когда-нибудь с собой берете?

Теперь уже усмехнулся Ефимов. Ему понравилось выражение «нормальный нож». Впрочем, подшучивать над бойцом он не стал.

– «Нормальный» нож – только на войне.

– А вот некоторые без ножа даже в город не ходят.

Прапорщик задумался:

– Нож в городе… Тут вариантов только два: либо вы его берете для того, чтобы применить, либо это дешевый понт. Например, про себя я знаю, что если возьму нож в руки, то использую по назначению… не раздумывая. Поэтому и не ношу – я садиться в тюрьму не хочу. Вот так-то…

– Товарищ старший прапорщик, – Кислицын поморщился от налетевшего дымного облака, – а в Афганистане вы тоже в спецназе служили?

– Нет, – Сергей отрицательно качнул головой, – в пехоте.

– «Пехоте – кровь, десанту – слава», – продекламировал Алексей. – Я тоже в пехоте малость попахал. Тарщ прапорщик, а откуда вы тогда тактику спецназа так хорошо знаете? Получше иного группера…

– Может, и не лучше, – не стал слишком отпираться от сказанного комплимента Ефимов. – Тактика спецназа… – Казалось, он на мгновение задумался. – Не так уж сильно она отличается от той, что изучал я. Вот система подготовки – программа обучения, методика – другая, это да, отбор личного состава – да, задачи и способы выполнения – тоже. А в остальном… Походно-боевой порядок, он и Африке походно-боевой порядок, скрытное и бесшумное передвижение – тоже, наблюдатели и способы разведки – почти один к одному. Оружие, какое бы оно специальное ни было, принцип стрельбы и прицеливания – все то же. Инженерку я, слава богу, тоже изучал. Здесь, конечно, она малость поразнообразнее, но пока мне это не требуется; достаточно того, что я знаю. Ориентирование для меня не проблема еще со школы, артуху я в своей жизни уже наводил, в засадах сидел, наступал-отступал… Вот чему мне действительно пришлось учиться – это специфике работы в Чечне. В принципе в теории основные азы я усвоил – поговорил с умными людьми и усвоил. Тут уж, как говорится, «слышащий да услышит». Одним словом, опыт и голова, голова и опыт. А чтобы голова работала…

– Будем бегать, бегать и бегать, – вклинился в их разговор Лебедев.

– Правильно, Лебедев. Главное – определить цель. А цель мы определили. Какую, понял?

– Понял, – вздохнул рядовой Лебедев. – «Главное, чтобы работала голова».

– Мо-ло-дец. – Старший прапорщик позволил себе улыбку, и беседа продолжилась.

– …Никогда не выпускайте из рук оружия; падая, держите автомат стволом вверх, – часом спустя все еще наставлял Сергей своих новоявленных подчиненных. – Оружие – ваша жизнь и жизнь ваших товарищей.

И чуть позже:

– …Страх нужно преодолеть. Кто думает, что, спрятавшись, он будет в большей безопасности, тот ошибается: без вашей поддержки убьют ваших друзей, а убив их, придут и убьют вас.

Команда покинуть дневку поступила только ближе к полуночи…

На завершающем боевое слаживание тактико-специальном учении комендантский взвод играл за противника.

– Выйдете в этот квадрат, – майор Пташек повел карандашом по карте, – в районе ручья произведете забазирование. Обозначите дневки, разведете костер. Ваша задача не в том, чтобы вас не нашли, а в том, чтобы, найдя, группы правильно организовали налет.

– Я понял, – Ефимов понимающе кивнул, – костер будет, но в остальном все как в реальном бою.

– А я и не говорил, что они обязательно должны побеждать. Даже, наверное, лучше, если проиграют. По крайней мере, это заставит задуматься некоторых из наиболее ретивых командиров.

– А кто станет определять победителей? – уточнил Ефимов, хотя уже частично догадывался, какой будет ответ.

– В поиск вместе с группами пойдут посредники, они и будут делать выводы, сколь успешными или неуспешными были их действия. К тому же и ты тоже составишь отчет. – Майор Борисов улыбнулся. – Получится как бы взгляд с другой стороны.

Ефимов снова кивнул.

– Начало движения завтра в шесть часов утра. У вас четыре часа форы. Так что времени выбрать подходящее местечко для базы вполне достаточно.

Замкомбата задумчиво уставился в одну точку, словно что-то припоминая, затем, смирившись с упущенной мыслью, быстро сложил лежавшую на столе карту и запихнул ее в офицерскую сумку. С постановкой задач было покончено. Ефимов молча козырнул, вышел из комнаты, носившей гордое название штаб батальона, и быстрой походкой направился к помещению столовой. Ему еще предстояло найти начальника столовой – он же командир ВМО – и забрать у него предназначенные для взвода сухие пайки.

– Алексей, – махнул рукой Сергей, увидев прохаживающегося у дверей казармы Кислицына, – бери одного бойца и дуй сюда.

Для переноски трех коробок с пайками большего и не требовалось.

– Есть, – донеслось кислицынское, и Ефимов зашагал дальше.

Место, которое выбрал Сергей, по всем признакам подходило для организации долговременной базы как нельзя лучше. Небольшой взгорок, изрытый непонятными ямами, окруженный поваленными деревьями, создававшими естественную маскировку, с текущим у подножия ручьем, оказался для этого идеальным. Выставив охранение, ориентированное по сторонам света, так чтобы просматривались все подходы, Ефимов приказал разжечь костер и сел завтракать. Впрочем, костер был из сухих веток и давал много тепла при минимальном количестве дыма (Сергей не собирался облегчать жизнь ведущим поиск разведчикам).

До появления первых групп по расчетам Ефимова оставалось еще часа три. Веселое потрескивание веток, жар, исходящий от раскаленных углей, ленивая неспешность ожидания как нельзя лучше способствовали задушевной беседе. Начавшись с достоинств и недостатков выданного им пайка, разговор как бы сам собой скатился на вопрос о выживании в экстремальных условиях, а точнее, об «экзотических» продуктах питания.

– В принципе, – говорил Ефимов, откладывая в сторону пустую банку из-под тушенки, – вы должны быть готовы съесть все, что угодно, но это не значит, что нужно тут же бросаться есть собак или гусениц. И необязательно чересчур сильно себя на это настраивать. Поверьте мне, когда человек голодает действительно долго, он уже готов съесть все. Меняется порог его восприимчивости, он даже начинает по-другому думать. И основная задача состоит не в том, чтобы заставить себя съесть что-либо, ранее казавшееся противным, а найти это противное, ставшее съестным.

– Товарищ старший прапорщик, – обратился к нему один из бойцов комендантского взвода, – сколько дней вам самое большее приходилось не есть?

– Немного, трое суток, – усмехнулся Ефимов.

Кто-то присвистнул.

– В Афгане?

– Не совсем, – усмешка Ефимова стала шире. – Там вообще все получилось оригинально…

Сергей задумчиво поводил по снегу только что вытащенным из костра прутиком и начал рассказывать…

Родина встречала своих героев. Кумачовые флаги развевались на февральском ветру, приветствуя возвращающихся интернационалистов.

Прапорщик Ефимов должен был выводиться из Афганистана, сидя на броне бээрэмки, и по этому случаю нацепил на карман бушлата орден Красной Звезды. Но вопреки ожиданиям в последний момент был назначен старшим машины и пересажен на бортовой «Урал». Так что все его мучения, связанные со сверлением дырки в твердой ткани, пошли прахом. Впрочем, это нисколько не убавило радостного настроения. В душе царила легкость, подобная же легкость ощущалась и в желудке. Сборы были быстрыми: ночью, поднятые по тревоге (вывод планировался двумя днями позже), собирались в спешке. В суете никто и не подумал озаботиться завтраком. Да и из продуктов с собой ничего не взяли. А зачем, если Родина встретит и накормит сытным, праздничным обедом?! Увы и ах, ожиданиям было не суждено сбыться. После пересечения государственной границы вместо подготовленных военных городков колонну направили в «отстойник» – небольшую окруженную валом площадку посреди пустоши. Естественно, что ни о каком питании не шло и речи. Напряженка получилась даже с водой. Уже поздней ночью батальонные разведчики невесть каким образом раздобыли пару буханок хлеба и по-братски поделились с «товарищем прапорщиком». Сто пятьдесят «блокадных грамм» пришлись как нельзя кстати. Но настроение продолжало катиться вниз. В надежде на сытное утро Ефимов поудобнее угнездился на сидушке в кабине «Урала» и под чавканье доедающего свою пайку водителя уснул.

Утро оказалось не более радостным, чем вечер. Вышедший «освежиться» Ефимов окинул молодецким взглядом периметр отстойника. Чувствовалось, что всю ночь в колонне кипела работа: вокруг в изобилии были разбросаны впопыхах забытые в чревах боевых машин боеприпасы. Чего тут только не было: от «АК» 5,45-миллиметровых патронов до минометных мин и танковых снарядов! Прапорщик некоторое время постоял, глядя на расстилающуюся за бруствером бесплодную пустыню, тяжело вздохнул и со словами: «Вот она, Родина, мать твоя!» – вернулся в сутолоку просыпающейся колонны.

– Товарищ прапорщик, – вынырнул из-за корпуса эмтээлбэшки запыхавшийся Степашин, боец батальонного разведывательного взвода, – вас к заместителю командира полка!

– Понял, – лениво процедил Ефимов и неторопливо зашагал вслед за убежавшим посыльным. Всю дорогу он гадал, зачем мог понадобиться вездесущему подполковнику Михееву. Но так и не пришел к приемлемому решению. И действительно, зачем? Разноса он не ждал. Их пути пару раз пересекались в боевой обстановке, и замкомандира относился к Ефимову поистине с отеческой добротой и подлинным уважением. Тем более было непонятно, зачем он ему понадобился, да еще в такую рань…

– Товарищ подполковник, прапорщик…

Михеев нетерпеливо махнул рукой, прерывая браво рапортующего Ефимова.

– Колесная техника пойдет своим ходом, а мы – по железке. Берешь бээрэмку, к ней на прицеп – БТР. И поторопись, через полчаса выезд колонны. Вперед!

– Есть, – козырнул Ефимов и, развернувшись, двинулся в направлении машин своего батальона.

Через несколько часов техника добралась на станцию.

– Когда-нибудь на эшелон технику грузил? – спросил замкомандира полка спрыгнувшего с брони Ефимова.

– Нет, товарищ полковник. – Теоретически прапорщик знал, как это делается, и мог бы обойтись без подсказок, но врать не собирался.

– Короче, смотришь на броню, делаешь так, так… – Полковник показал руками, как следует командовать водителям въезжающей на платформу техники.

– Понял, – Ефимов встал перед развернувшейся бээрэмкой и, жестикулируя руками, начал пятиться по платформам железнодорожного эшелона.

Наконец погрузка была закончена, техника закреплена и состав тронулся.

В вагоне, предназначенном для бывших интернационалистов, царил холод. О пище не было и речи. Родина-мать в лице больших-больших командиров-начальников на радостях забыла о такой мелочи, как тепло и питание для личного состава.

К вечеру третьих суток эшелон прибыл к конечному пункту. Разгрузка прошла на удивление быстро. Проголодавшиеся воины торопились добраться на базу. К сожалению, у Ефимова появилось подозрение, что там их тоже не ждут.

Уже ночью колонна выбралась к душанбинским окраинам. Не раздумывая, подполковник решил двигаться через город, и, громыхающая траками, завывающая моторами «ниточка» рванула через центр города.

Только въехав на ее улицы, Ефимов окончательно осознал, что он дома: со всех сторон, из всех домов, на всех улицах радостно шумели приветствующие их люди. Они размахивали руками, бросали непонятно откуда взятые посреди февральской ночи цветы, просто приветливо улыбались. Ощущение дома, счастья, переполняли ликующую душу боевого прапора.

Они уже проехали большую часть города, когда крепкий глаз Ефимова выделил из толпы двух спешивших к дороге молодых таджиков. В руках они держали большой картонный ящик. Ехавший впереди БТР, несмотря на красноречивые жесты бегущих, не стал сбавлять скорости и гордо прокатил мимо.

– Стой, – скомандовал Ефимов, и водитель бээрэмки, привыкший выполнять его приказы, вдавил педаль тормоза. Тянувшаяся на тросу «семидесятка» едва не въехала в зад боевой машины, но вожделенный ящик уже приземлился на броню, и бээрэмка покатила дальше.

– Спасибо! – еще не зная за что, поблагодарил прапорщик и приветливо помахал рукой. А два радостно улыбающихся парня уже скрывались за поворотом дороги. В этот момент встречный ветерок принес запах съестного. Боясь спугнуть удачу, Ефимов осторожно приподнял один край коробки, и его ноздрей коснулся умопомрачительный запах жареной курятины. Он раскрыл коробку и не разочаровался – она была доверху набита вкуснятиной. Цыплята табака чередовались с пирожками, а пирожки с цыплятами…

– Вот тогда мы оторвались. – Ефимов улыбался своим воспоминаниям. – Я помню это так, как будто все было только вчера. Но дело не в еде, не в этих пирожках и курицах. Дело в другом. Прошло уже сколько лет, а я до сих чувствую радость и гордость, что наполняла меня в ту далекую февральскую ночь. В тот момент мы и те парни, да и, наверное, все жители Душанбе чувствовали себя единым народом! – Он с сожалением вздохнул, словно досадуя о невозможности что-либо вернуть, и продолжил: – А если говорить о еде, то в принципе человек может обходиться без пищи до двух месяцев. Но только при условии наличия воды. Так что не спешите есть собак и кошек, нужда заставит – съедите. Изучайте лучше флору и фауну районов предстоящего забазирования, способы бесшумной ловли птиц и животных.

– Да мы изучали. – Кислицын палочкой закатил высыпавшийся из кострища и зашипевший на мокрой от стаявшего снега земле уголек.

Сергей хотел добавить что-то еще, но затем взглянул на часы и улыбнулся:

– Все, заканчиваем болтать. С этого момента отдыхающие отдыхают, охранение бдит. Костер жжем, но лясы не точим. Одним словом, война…

Первая группа появилась к пятнадцати часам. Когда ее заметили наблюдатели Ефимова, она как раз начала пересекать ручей. Шла неспешно, настороженно. Головной дозор – на удалении ста пятидесяти метров от ядра, мелькающего белыми маскхалатами на фоне темных стволов деревьев. Сергей мысленно прикинул расстояние: по всему получалось, что от головняка его отделяет не больше четырехсот метров. Открыть огонь можно, но его эффективность оказалась бы низкой. К тому же в задачу комендантского взвода это не входило, цель была скорее противоположной: скрывать свое присутствие. Пока он так размышлял, группа (а это, похоже, двигалась группа старшего лейтенанта Смирнова) благополучно перешла ручей и «параллельным курсом» протопала мимо.

– Чь, командир. – Из-за сучковатого бревна выглянуло сосредоточенно-серьезное лицо Кислицына.

– Что там? – Вопросительно вскинув подбородок, Ефимов поднялся и, осторожно ступая, направился в сторону сержанта.

– Прямо на нас. – Алексей вытянул руку. Палец руки, одетой в белую перчатку, ткнул в северо-западном направлении.

– Понял. Вижу. – Одного быстро брошенного взгляда прапорщику хватило, чтобы заметить среди деревьев бредущую в их направлении группу.

– Прямо на нас. – Кислицын потянулся к предохранителю.

– Разворачивай группу, – не дал ему завершить начатое Ефимов.

Сержант кивнул и, оттянувшись в глубь лагеря, подал сигнал к отражению атаки.

Через десяток секунд вся база пришла в движение. Сергей все ждал, что вот-вот их обнаружат: услышат, как перемещаются по позиции бойцы «противника», или заметят поднимающийся над взгорком дым, но головной дозор пока еще неизвестной группы как ни в чем не бывало продолжал свое движение вперед.

– Т-с-с-с, – приложив палец к губам, скомандовал прапорщик и тут же ткнул им в предохранитель. Старшие троек его поняли. Сергей ожидал услышать щелчки, но все было сделано тихо. Удовлетворенно кивнув, он оттянул предохранитель и плавно опустил его вниз.

Меж тем группа (как оказалось, старшего лейтенанта Остапенко) подходила все ближе. Ефимов все ждал, что их обнаружат, вот сейчас… вот… Но шедший во главе головного дозора рядовой Синцов лишь обвел взглядом нагромождение поваленных деревьев и, огибая их, повел группу дальше. Грохнувшая у него из-под ног спаренная очередь двух автоматов оказалась столь неожиданной, что Синцов буквально подлетел и, заваливаясь на спину, шлепнулся в снег. Со стороны могло показаться, будто в него и впрямь ударили и отшвырнули в сторону вылетевшие из стволов пули. Головняк был «уничтожен» в одно мгновение. Загрохотавший на левом фланге пулемет Никанорова не оставил никаких шансов ядру, жалкие потрепанные остатки группы попытались оказать вялое сопротивление, но были вынуждены (под давлением посредника) признать свое поражение.

Но теперь местоположение «банды» было раскрыто, и начался штурм. Именно штурм, налета уже не получалось. Следующей попытала счастье группа старшего лейтенанта Хромова, но тоже неудачно. Капитан Свиридов и лейтенант Простов попытались схитрить: пока Простов изображал подготовку к началу атаки, Свиридов ударил во фланг. Но и их попытка оказалась безрезультатной. Остальные группники тихо матерились в эфире, обдумывая меж собой планы захвата «вражеской базы».

– Кедр – Лесу, Кедр – Лесу, – вызывая командный пункт, настойчиво заработал в эфире радист группы лейтенанта Полесьева.

– Кедр на приеме. – Сергей, конечно, мог ошибиться, но он был уверен, что это голос самого комбата.

– Кедр, по координатам Х… Y… обнаружена база противника. – Сергей невольно взглянул на карту: вне сомнений, координаты были правильными. – Прошу артиллерийской поддержки.

На том конце связи повисло кратковременное молчание, затем в наушниках раздался усталый голос командира отряда:

– База уничтожена. – Услышав это, Сергей не слишком удивился. Когда Полесьев начал запрашивать центр, Ефимов уже понял, что тот собирается делать. А догадавшись, вынужденно признал, что укрыться ему и его подчиненным негде. Так что вполне спокойно воспринял свое поражение и слегка порадовался за командира 2-й группы: растет лейтенант, растет…

– Всем выдвигаться в район первого КПП. Как поняли? Прием. – Эту команду передавал уже дежурный радист.

Ефимов мысленно представил, как комбат, послушав радиста, передающего отданную команду, встал из-за стола и, неторопливо выйдя из помещения ЦБУ, направился к своему кабинету. Сергей и подполковник были одногодками, но в Трясунове уже ощущалась какая-то потаенная, глубинная усталость, заставляющая его чувствовать себя гораздо старше своего возраста. И на его лице почти постоянно читалась непонятная грусть. Возможно, это был весенний авитаминоз; а возможно, бремя ответственности за чужие судьбы и жизни почему-то именно в этот год стало для него непереносимым…

Учения закончились, и сразу же после них сержант Кислицын вернулся в разведгруппу – все-таки оставить родного брата в одиночестве он не смог.

Медкомиссия в госпитале больше всего напоминала Ефимову цирк с иллюзионистом, когда все понимают, что их дурят, но только хлопают в ладоши и улыбаются. Так и здесь. Врачи, проверяющие здоровье уезжающих в командировку, разве что не хватались за голову: по их меркам половину пришедших на медосмотр офицеров и прапорщиков не только отправлять в специальную командировку, но и отпускать из госпиталя без углубленного обследования было нельзя. И дело было не только в замполите капитане Бурмистрове, у которого вместо правой руки оказался хорошо изготовленный протез. Почти у каждого второго пришедшего на медосмотр находили какую-нибудь болячку. Конечно, больше всех отличился майор Пташек со своим подскочившим до ста восьмидесяти давлением. А дальше все шли ровно: старший лейтенант Водопьянов, кроме легкой хромоты, еще и недослышал на левое ухо, у лейтенанта Простова обнаружилось варикозное расширение вен, у Полесьева наблюдалась аритмия сердца, и так далее, далее, далее…

– Они же здесь все больные и израненные, – выйдя в коридор, в сердцах высказалась только что осмотревшая очередного пациента заведующая отделением.

– Спортсменов здоровых не бывает! – гордо ответствовал только что отказавшийся от госпитализации майор Пташек, в прошлом мастер спорта по боксу и КМС чуть ли не по пяти видам единоборств.

Врач вздохнула и, ничего не ответив, пошла дальше. А медкомиссия продолжала свою работу. Пожалуй, меньше всех волновался старший прапорщик Ефимов. Свои старые медицинские книжки он запрятал, а углубленное обследование здесь и сейчас, естественно, проводить никто не собирался. На вопрос «Здоров?» он уверенно отвечал, что да, и, получив заветную запись в медкнижку, шел дальше. Единственное, чего он слегка опасался, так это встречи с терапевтом, и потому, посоветовавшись с отрядным медиком, «залудил» парочку таблеток, понижающих кровяное давление. Впрочем, после озвучивания врачами диагноза майора Пташека вопрос о давлении Сергея отпал сам собой. Именно поэтому старший прапорщик был абсолютно уверен, что вердикт будет однозначен: «Годен».

– Раздевайтесь, – забрав у Ефимова медкнижку, привычно скомандовала сидевшая за столом женщина средних лет – врач-терапевт. Кроме нее, в комнате были еще две женщины: одна приблизительно тех же лет, что и сидевшая за столом, и тоже, судя по всему, врач, – и вторая, совсем молоденькая медсестричка. Сергей быстро расстегнул пуговицы, скинул хэбэшку, быстрым движением стянул через голову тельняшку и, держа одежду в руке, выпрямился.

– Ой, а это, наверное, бандитская пуля! – увидев на груди Ефимова небольшой шрам, попыталась пошутить медсестра, но осеклась под гневным взглядом стоявшей рядом с ней врачихи.

– Пуля, пуля, – спокойно согласился Сергей, и медсестра, виновато потупив глаза, отступила в сторону.

– На что жалуетесь? – спросила та, что сидела за столом.

– Здоров, – вместо ответа на вопрос сообщил он.

– Давление?

– Нормальное. – Ефимов почти не лгал, он не считал свое слегка повышенное давление чем-то уж слишком отличным от нормы.

– Мерить будем? – поинтересовалась пишущая у той, что стояла напротив прапорщика.

– Смысл? – Ответ вопросом на вопрос прозвучал как-то по-мужски, и, продолжая свою мысль, врач пояснила: – Что бы мы тут ни написали, они все равно поедут.

– Да, – покорно согласилась пишущая, выводя слово «здоров», – нехватка кадров… – Это прозвучало уж совсем горько, и, протянув медкнижку тут же запрятавшему ее в карман Сергею, она тяжело вздохнула.

Медкомиссия закончила свою работу; все прапорщики и офицеры, включая майора Пташека, были признаны годными к спецкомандировке.

Последние дни пребывания в пункте постоянной дислокации преподнесли Сергею очередной сюрприз.

– На должности командира комендантского взвода должен быть офицер, – за неделю до отъезда вызвав Ефимова к себе, пояснял подполковник Трясунов. – Могу предложить тебе только должность старшины роты связи.

– А у меня есть выбор? – понимая, что отступать некуда, Сергей все же позволил себе задать комбату вопрос.

Тот улыбнулся и молча развел руками. Ефимов не протестовал. В достаточной мере пообщавшись с уже ездившими в командировку офицерами, он понимал, что вырваться на боевое задание у старшины роты связи, где, кроме него, есть еще и командир роты, и командиры взводов, возможностей будет гораздо больше, чем у командира практически отдельного от всех других подразделений комендантского взвода.

– Я согласен!

Сергей даже не знал, радоваться ему или огорчаться. Во всяком случае, он мысленно, словно заклинание, повторял про себя одну и ту же фразу: «Мне бы только туда попасть, мне бы только туда попасть…»

– В таком случае, иди к капитану Воробьеву. Имущество принимать не надо, штатный старшина остается на месте, он за него и отчитается. Собственно, твоя работа начнется по приезде в отряд. А пока можешь обживаться в коллективе. – Короткая пауза, и: – Можешь идти.

– Есть. – Сергей коротко козырнул и вышел.

В среде разведчиков к ходившим в группе радистам относились с легким пренебрежением: «Мол, вы кто? Связюки!!! Вам во время боя только по канавам ныкаться и связь качать, а мы бой ведем, противника уничтожаем; значит, нам почет и слава, а уж вам что останется».

Так или примерно так рассуждала добрая половина спецназовцев. А то, что противник в первую очередь спешит уничтожить именно радистов, что тащат они зачастую столько же, сколько и пулеметчики, да и соображать должны не хуже группников, над этим как-то никто не задумывается.

Именно это Ефимов пытался растолковать своим радистам, в очередной раз обсуждавшим такую животрепещущую тему, как «кто круче».

– …Может так случиться, что у командира не будет возможности одновременно руководить боем и осуществлять связь с отрядом. – Сергей обвел взглядом своих подчиненных. – Кто тогда сообщит координаты? Данные о противнике? Кто, если на то пошло, в случае, если командир будет тяжело ранен, – Ефимов нарочно не сказал «убит», – осуществит связь с прилетевшими на помощь вертушками? Выберет посадочную площадку? Наконец, вызовет и скорректирует огонь артиллерии? Замкомгруппы? А если тот далеко? А если он такой же, как вы, срочник или его тоже ранили? – Прапорщик не ждал ответов. – Вы! Потому что вы ближе всего к средствам связи, вы рядом с командиром, а следовательно, лучше других владеете обстановкой. Но запомните: пока командир с вами, не спешите засорять эфир без его команды. Дурак с микрофоном да еще с инициативой – не самый лучший вариант на войне. Следовательно, сперва думайте, а потом делайте.

– Товарищ старший прапорщик, координаты мы снять можем, а вот наводить артиллерию нас пока не учили, – сообщил сержант Чудин.

– Научим, если хотите, а не хотите – заставим, – без тени улыбки заверил его Ефимов. – И артуху как наводить, расскажу, и какую площадку для вертолетов выбирать – тоже, да и так кое-что, по мелочам. Разведчик должен знать многое, а вы – еще больше. Все, что знает командир группы, должны изучить и вы.

– Товарищ старший прапорщик, но мы же все время на занятиях, да и до конца слаживания осталось всего ничего…

– Вы думаете, что на это нужно так много времени? Тут главное понять суть, а все остальное придет само. Ясно?

– Так точно, – ответил все тот же Чудин.

– Тогда разойдись! Сегодня же после ужина в класс. И никаких возражений!

В зашевелившейся толпе послышалось недовольное бурчание, но Ефимов не обратил на это никакого внимания.

С этого дня Сергей начал проводить с радистами добровольно-принудительные занятия.

Крайний строевой смотр проводил приехавший из округа генерал-лейтенант Шумилин. Не поленившись, он неторопливо шел вдоль строя, сопровождаемый целой свитой из полковников и подполковников.

– Командир первой группы первой роты лейтенант Копылов. Жалоб и заявлений не имею.

Бодрый рапорт генералу понравился, он благосклонно кивнул и пошел дальше.

– Командир второй группы первой роты лейтенант Полесьев. Жалоб и…

Молодец, читалось в глазах генерала Шумилина.

– Командир третьей группы первой роты старший лейтенант Хромов. Жа…

Генерал кивал и шел дальше.

– Командир четвертой группы……капитан Степшин…

Затем наступила очередь командиров групп второй роты.

– Командир… капитан Свиридов…

– Ко… лейтенант Простов…

– Командир третьей группы второй роты лейтенант Лыков…

– Командир четвертой… старший лейтенант Остапенко.

Шумилин остался доволен бравым видом представлявшихся офицеров и перешел к прапорщикам. Их было меньше, и долго он на них не задержался. Казалось, смотр можно было бы и заканчивать, но сегодня генерал решил не ограничиваться командным составом и пошел дальше. Выслушав командиров отделений, он приступил к опросу рядового состава.

– Разведчик-пулеметчик первого отделения второй группы первой роты рядовой Авдеев. Жалоб и заявлений не имею. – Похоже, сегодня решительно никто не хотел жаловаться.

– Разведчик-снайпер первого отделения… рядовой Кудинов…

– Разведчик-пулеметчик первого… рядовой Тушин…

– Разведчик-автоматчик младший сержант Тришин…

– Старший разведчик второго отделения второй группы первой роты младший сержант Жарков. Жалоб и заявлений не имею… – И следом целый хор голосов, заканчивающихся одним и тем же «жалоб и заявлений не имею». И так вдоль всего строя, до последнего солдата.

Наконец смотр закончен, с плаца подразделения уходили торжественным маршем. Окружные гости, глядя вслед замыкающему подразделению, медленно покидали трибуну. Боевое слаживание закончено. Пути проверяющих и проверяемых расходятся – генерал-лейтенант со своей свитой сегодня же улетает в штаб округа, а подразделения отряда вскоре загрузятся в вагоны и отправятся на войну. У каждого своя судьба, и у каждого бывает свое время испытаний. Генерал-лейтенант Шумилин свои «огненные версты» прошел в 1981 году пехотным лейтенантом в Афганистане…

Перед самой отправкой Ефимова на два дня отпустили домой. Что эти два выходных в свете предстоящей разлуки? Единый миг, наполненный терпкой горечью расставания. Даже теперь, уже уезжая, он не мог рассказать детям всей правды, как не мог, не смел рассказать ее и своим престарелым родителям.

– У нас намечаются «глобальные» учения, – вечером, сидя за почти торжественно накрытым столом, вполне жизнерадостно объявил он. Сидевшие тут же дети недоуменно переглянулись, а он продолжил: – Идти они будут месяца полтора. Так что какое-то время приезжать не смогу.

Неизвестно, что творилось в душе у ребятишек, а у Сергея к горлу подступил комок. Он почувствовал, что еще одно слово, и на его глаза навернутся слезы. Чтобы хоть как-то отвлечься и вместе с тем чтобы дети не заметили его состояния, Ефимов наклонился и занялся поглощением своего любимого, но сейчас никак не лезшего в горло салата оливье…