Текст книги "Русский самурай. Книга 1. Становление"

Анатолий Петрович Хлопецкий
Русский самурай. Книга 1. Становление

© Хлопецкий А. П.

© ООО «Издательство ACT», 2015

* * *

Доброй книге – добрый путь

Закончился XX век, а вместе с ним и второе тысячелетие от Рождества Христова. Что ожидает нас в будущем, что ожидает человечество? Не следует верить ни мрачным прогнозам близкого конца света, ни фантастическим предсказаниям светлого и непременно для всех счастливого будущего. Будущее зависит от того, каким будет человек будущего.

Вся человеческая жизнь является развитием духовных свойств, образа Божьего в человеке, и человек должен стремиться подлинно стать и подобием своего Творца. Если же он изменяет своему призванию одухотворить и преобразить мир, разрушает богоданную нравственную свою природу, он губит и себя, и все окружающее. Человек несет ответственность за все, что он создал, сохранил или разрушил. Поэтому так важно сохранить свое человеческое лицо и достоинство в любых сложных обстоятельствах. Предлагаемая читателю книга А. П. Хлопецкого «Русский самурай» дорога именно тем, что она напоминает нам один из многих примеров нерушимой и всепобеждающей веры во Христе, повествует о поистине апостольской миссионерской деятельности святителя Николая Японского.

Автору удалось показать, что святой Николай имел попечение не только об устроении новой православной Церкви в Японии, но и деятельно заботился о сохранении и развитии в нашем русском народе лучших черт его национального характера, вынашивал планы его духовного просвещения и образования.

Думается, что с особенно большой пользой для себя эту книгу прочитают молодые люди, еще не осознавшие своего подлинного жизненного предназначения, не нашедшие приложения своим силам для служения Истине, Добру, России. Это поможет им найти подлинных духовных наставников, отойти от пропасти бездуховности, бесцельного растрачивания своей жизни, избавит от страха перед неведомым будущим. Важно, что герой повествования – B. C. Ощепков, основоположник единоборства самбо – не выдуманный автором идеальный герой, а реальный человек с очень непростой судьбой. И свой главный бой с жизненными обстоятельствами, с унынием и одиночеством, со злом он все-таки выигрывает благодаря тому, что, сберегая в себе образ Божий, развивает то, что было выпестовано его родителями и духовными учителями.

Да будет доброй книге добрый путь к сердцам людским.

И да благословит Господь Россию.

Кирилл,

митрополит Смоленский и Калининградский

Предисловие автора

Я задумал эту книгу как первую часть трилогии, посвященной глубинным истокам, истории и философии одного из истинно российских спортивных единоборств – самбо.

Уже с первых страниц мне хотелось проследить неразрывную связь русских видов единоборств с традициями былинной богатырской борьбы со Злом, напомнить о главных устоях русских богатырей, подчеркнуть их неагрессивность, запрет употреблять свою силу во зло, постоянную готовность постоять за слабых и обиженных, за други своя и одновременно проявить милость к падшим; умение, покарав, простить тех, кто понял преподанный урок. Только на такой истинно русской основе могла сформироваться такая яркая личность, как будущий основоположник самбо Василий Сергеевич Ощепков.

Ключевым для меня в повести является и образ святого Николая Японского. Мне хотелось, чтобы как можно больше людей узнало о подвижническом житии святого Николая от рождения до его последних дней.

Особенно важным кажется мне тот исторический факт, что именно святой Николай Японский благословил подростка Васю Ощепкова на путь овладения секретами восточных единоборств, с тем чтобы поставить и эту силу на службу России. Я убежден, что именно благодаря сочетанию исконно русских традиций и освоенных с благословения святого Николая древних восточных канонов был создан принципиально новый, важный для России вид спортивного и боевого единоборства – самбо.

Раскрывая во многом неизвестный доселе читателю духовный облик B. C. Ощепкова, рассказывая о закрытых до недавних пор страницах его биографии, я не мог не прийти к выводу, что, создавая самбо, Василий Сергеевич имел в виду нечто большее, чем просто эффективные приемы самообороны. В сущности, рождалась новая идеология жизни, вобравшая в себя и лучшие устои российского народа, и моральные традиции, глубинные знания всего человечества. О том, что это именно так, свидетельствует и жизнь самого B. C. Ощепкова, которая может служить примером подлинного служения своему народу и своей стране.

На примере многих мастеров самбо я убедился, что, начав заниматься этим видом единоборства, человек любого возраста ступает на непростой, но очень важный для собственного становления путь – это кардинальное изменение характера, моральных принципов, образа бытия, взгляда на окружающих людей и собственное место в жизни. О том, что именно таких людей выковывает самбо, свидетельствует и пример нынешнего президента России.

Самбо не только вырабатывает способность максимально сконцентрировать свои усилия в очень короткое время; победить противника, используя его собственную агрессию; интуитивно предвидеть действия противника и предупреждать их.

Уверенность в себе, действенное отношение к жизни, спокойная доброта и готовность в любую минуту вступить в борьбу со злом извне и в себе самом, какое бы обличье оно ни приняло – вот тот облик, которого помогает достичь самбо.

Думается, именно эти черты мы должны постараться воспитать в молодежи, которая вступает в XXI век и которой предстоит олицетворять собой будущую Россию. Это повествование о том, как выковываются такие люди.

Работая над трилогией, я пришел к мысли, что есть Промысел Божий в том, как создавалось российское национальное единоборство, и в том, какое влияние оказало и продолжает оно оказывать на тех, кому предопределено Волей Господа играть историческую роль в судьбе России. Особенно отчетливо это, на мой взгляд, прослеживается в становлении личности нынешнего президента страны.

Я убежден, что самбо несет в себе огромный духовный потенциал, который нам еще предстоит осознать и поставить на службу Святой Руси. В трилогии я попытался подойти к этой важной задаче.

Анатолий Хлопецкий,

мастер спорта международного класса,

заслуженный тренер Российской Федерации.

1. Четыре схватки

Человек сидит с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла, в салоне летящего авиалайнера. Он то ли спит, то ли просто задумался под мерное гудение мощных моторов. Ночь. Свет в салоне слегка приглушен. Сдвинуты шторки иллюминаторов. Не видны ни звездная россыпь в небе, ни ее земное отражение в огнях больших городов.

Молодой женщине в кресле рядом не спится, и она исподтишка рассматривает своего случайного попутчика: ей кажется, что он лет тридцати с небольшим. Короткая спортивная стрижка еще нетронута сединой. Вроде бы расслаблен – отдыхает, но угадывается тренированное тело, готовое к любой неожиданной реакции. Неплохо одет. Привлекательный. Но какая-то легкая тень на отрешенном лице – то ли забота, то ли недовольство.

На самом деле он дремлет, но сквозь дремоту чувствует на себе заинтересованный взгляд. И, хотя это ощущение где-то на периферии сознания, оно смутно мешает ему. Перелет для него давно привычен. Он пользуется этим временем вынужденного безделья для того, чтобы отключиться и отдохнуть. Но иногда сознание живет собственной жизнью и зыбкая граница между явью и сном начинает стираться. Вот и сегодня он сам не замечает, как его мозг «щелкнул переключателем программ» и в голове вдруг возникла до яви отчетливая картинка сна…

…Он в ночном городе, который не может назвать, хотя, кажется, не раз бывал здесь. На этой самой короткой улочке, обсаженной старыми деревьями. Недавно прошел дождь, и теперь легкий туман клубится под желтыми фонарями.

Он возвращается откуда-то домой по этой улочке. Ну да – конечно же, из школы: ведь ему всего лет десять-одиннадцать, и у него вечерняя смена. А может быть, с урока музыки из Дворца пионеров. Улочка пуста, и только впереди, где-то в сотне шагов, чуть сутулясь, движется мужская фигура. Если поднапрячь зрение, можно разглядеть и палку, на которую мужчина опирается.

И хотя это, наверное, скорее всего старик и, в случае чего, от него вряд ли можно ожидать помощи, мальчику как-то спокойнее оттого, что кто-то делит с ним ночную улицу. Он идет не оглядываясь: ему почему-то кажется, что там, где он уже прошел, опасность больше не может возникнуть. Это странное, совершенно нелогичное ощущение, однако, его не подводит.

Они, эти пьяные подонки, в самом деле появляются впереди, откуда-то из черных провалов незакрытых подъездов, – три, серые в тумане, бесшумно скользнувшие тени.

И хотя совершенно ясно, что до мальчика им нет никакого дела, они просто не видят его, нацеленные на того, кто ковыляет впереди, мальчишка в панике бросается за ствол ближайшего дерева, приникает к его мокрой коре и почти сливается с ним, стараясь не дышать.

Три тени, вихляясь, приближаются к старику, и мальчику удается расслышать знакомый по рассказам, безобидный и такой страшный вопрос:

– Эй, мужик, закурить не найдется?

Он не разбирает, что отвечает старик, но зато отлично слышит второй издевательски усмешливый голос:

– Слышь, пацаны, оне здоровье свое берегут!

И третий, нарочито замедленный, ленивый:

– На тот свет здоровеньким собрался…

А потом опять издевательски радостный:

– Ну и потеха подвернулась клевая!

Мальчишка еще крепче вжимается в дерево и с ужасом слушает, как что-то лепечет обреченный старик, предлагает деньги, вымаливает свободу, а может, и жизнь под издевательский пьяный хохот троицы.

И вдруг – этот крик, этот вопль, полный ненависти и ликующей ярости! Он потом долго будет взрывать барабанные перепонки в ночных кошмарах:

– И-й-я-а-а-а!

То, что происходило потом, больше всего было похоже на стремительное престо, которое они разбирали сегодня на уроке музыкальной грамоты: да, это была, конечно, драка, но какой-то непонятный ритм присутствовал в ней. Словно кто-то дирижировал этими мельканиями стариковской палки, руганью, сдавленными стонами и наконец тяжелыми шлепками трех тел о землю.

И старик уже бежит, но почему-то назад, не в том направлении, куда шел прежде. Вот он поравнялся с деревом. Мальчик слышит его горячую легкую руку у себя на плече, поднимает на него все еще расширенные страхом глаза. Не так уж этот старик, пожалуй, и стар, а говорит и вовсе запросто, как мальчишка:

– Ну что? Атас? Смываемся?

И они, взявшись за руки, ныряют в ближайший подъезд, который оказывается проходным, с распахнутой задней дверью. Потом под какую-то арку в другой переулок. Еще небольшая пробежка, и мальчик с удивлением видит, что они на той же прежней улочке, только далеко впереди от того дерева и того фонаря, и того страшного места, где все произошло.

Он оглядывается, а спутник снова кладет ему руку на плечо, наклоняется почти к самому лицу и вдруг весело подмигивает. Мальчик почему-то успокаивается, но теперь у него множество вопросов. И сначала он задает самый главный:

– Значит, вы знали, что я за вами иду?

Тот улыбается и кивает головой. Нет, он, пожалуй, все-таки старик – больше сорока ему. И с палкой. Хромой, что ли?

– Вы их здорово ненавидите? – снова спрашивает мальчик.

– Не знаю, – не сразу отвечает старик. – Нет, наверное. Понимаешь, их пришлось бы ненавидеть все время. А жить с постоянной ненавистью тяжело. Ненавижу ли? Нет. Но я люблю… Ну, скажем, этот тихий осенний вечер. Эту улочку в тумане. Тебя. А то, что любишь, нельзя отдавать злу.

– Меня? Но вы же меня совсем не знаете!

– Ну как «не знаю»? Ты мальчик с папкой для нот, который идет домой по темной туманной улице.

«И этого хватит, чтобы любить меня?!» – хочется спросить мальчику. Но вместо этого он тихо говорит:

– А они как? Надо позвонить в милицию!

Старик хмурится и пожимает плечами. На его лице снова мелькает улыбка, но уже другая – твердая, брезгливая и, пожалуй, жесткая. И он небрежно роняет:

– Ничего, отлежатся. Зато урок запомнят надолго. – Потом, словно уловив несогласие в молчании мальчика, нехотя поясняет: –А милиция… пока разберутся, сам знаешь, что может быть.

– Но ведь вы же защищались! Они же первые… – горячо возражает мальчик.

– Это еще надо доказать – невесело отвечает старик. – Свидетелей же не было.

– Как «не было»?! А я? – обиженно вскрикивает мальчик.

– Видишь ли, тебя могут и не послушать.

И мальчик опять замолкает. Ему снова в который раз, напомнили, что он пока не принадлежит к этому большому, страшному и прекрасному миру взрослых, у которых свои тайны, разговоры и счеты. И порой эти счеты подводят так, как сегодня: ты их – или они тебя. Это уж не какая-то там мальчишеская разборка, где все сводится к синякам и фингалам, а кровь пускают только из расквашенных носов.

Мальчик молча обижается. Он еще живет в том мире, где давно нет беспризорщины и еще нет отмороженных подростковых стай, которые с крысиной жизнеспособностью борются за выживание, за крышу над головой в подвале или на чердаке, за дозу зелья перед сном…

Он не сразу замечает, что впереди загораются в тумане огни большой улицы – отсюда совсем рядом его дом. Вдруг он слышит где-то позади и в стороне сирену патрульной машины и невольно отпускает руку своего спутника. Ему немного стыдно за это движение, но старику угодно понять его по-своему:

– Уже близко? Дальше ты доберешься?

– А разве вы провожали меня?

– Да нет, пожалуй. Просто нам было немного по пути. Ну, прощай.

И он исчезает, свернув в переулок и оставив мальчика одного с его первыми мыслями о зле и возмездии, о мере воздаяния и мере прощения – мыслями о многих вещах, которые прежде просто не приходили мальчику в голову.

* * *

…Женщина в авиакресле видит болезненную судорогу, пробежавшую по лицу спутника. Ей кажется, что он чуть слышно простонал, и она, не удержавшись, кладет свои тонкие холеные пальчики на его загорелый сжатый кулак.

Мужчина поворачивает голову и встречается глазами с попутчицей.

– Кошмар? – сочувственно спрашивает она, явно рассчитывая на продолжение разговора.

– Нет, просто повторяющийся сон, – кратко отзывается он и снова закрывает глаза.

Женщина разочарована. На ее подвижном личике выражение: «Не больно-то и хотелось!» Она вертится в кресле, пытаясь поудобнее устроиться и все-таки наконец заснуть.

«Ах эти несбывшиеся женские ожидания!» – усмехается про себя мужчина. И это тоже повторяется, как сны в полудреме. Одно и то же почти в каждом рейсе. Слова вечной молитвы приходят ему на ум: «… и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого». Нет, это явно не тот случай – во всяком случае, искушение совсем не так уж велико, чтобы не справиться с ним самому.

В отличие от спутницы ему не приходится призывать дремоту. Она наплывает сама, как размытое изображение в кино, и уводит его в давно знакомый мир, чуть припахивающий разгоряченными телами, сыростью душевых, пылью спортивных ковров…

…Для него этот мир был прекрасен. Юноша полюбил его с первых своих серьезных настоящих соревнований, когда он впервые отправился без родных, только с тренером и своей командой, в большой незнакомый город.

Все было внове – и номер в гостинице, который он делил еще с двумя ребятами, и еда в гостиничном ресторане, за которую расплачивались талончиками с большой лиловой печатью, да и сами соревнования. Почему-то представлялись ему в воображении ряды, как на стадионе, ярусами уходящие вверх, заполненные орущими и рукоплещущими людьми…

А происходило все в полупустом зале, и главными были вовсе не зрители – большинство из них сами были участниками соревнований. Главными были люди за столиками: жюри, рефери, тренеры. Несколько спортивных комментаторов торопливо наговаривали что-то в свои микрофоны, да суетились репортеры со вспышками – позволь им, так влезут прямо между борцами ради заветного, самого «убойного» кадра.

Ему предстояло бороться через день после начала соревнований, вечером. Тренер явно побаивался, что парнишка «перегорит», а он почему-то и не думал о предстоящей схватке – просто рассматривал, впитывал все непривычное, что его окружало, с непосредственностью лисенка, впервые высунувшего нос из родной норы.

Ему нравились возбужденность окружавших его людей, красные и синие спортивные куртки борцов, бодрая энергичная музыка в перерывах. Он присматривался к борьбе других, иногда как бы примеривая их на себя. И зря – каждому борцу достается свой противник, и потому получается своя, не похожая ни на чьи другие, схватка.

Нет, он не боялся, но всю ночь провел то ли в дремоте, то ли в полусне, прокручивая варианты борьбы с возможными противниками. И все-таки встал бодрым, заставил себя собраться, и с той минуты, как вышел на ковер, весь окружающий мир как бы перестал для него существовать.

Первый противник ему попался бойкий, можно сказать, нахальный: с самого начала смело полез вперед, попытался взять в свой захват и бросить через плечо, да не тут-то было, этого от него и ждали: захват перехвачен, передняя подножка – и противник сам оказался на ковре. Быстренько сгруппировался, поднялся в стойку, хочет взять захватом сзади для броска через бедро, но сам летит на ковер, кинутый броском через грудь. Теперь попробуем тебя там удержать. Ах ты, скользкий налим, выворачиваешься… Тогда получай вместо удержания болевой прием – «рычаг» плечевого сустава. Все.

Это была его первая чистая победа, и произошло все гораздо быстрее, чем понадобилось бы времени на подробный рассказ об этом. Две следующие встречи прошли, не оставшись в памяти. Теперь предстояла финальная схватка.

В финале противник предстоял серьезный, опытный и, по всему было видно, готовый побороться за свой чемпионский титул. Этот не ринулся в атаку очертя голову – первыми захватами обменялись, как бы разведывая, пытая возможности друг друга. И вот наконец серьезная попытка: противник захватом за ногу и за куртку поднимает его в воздух. Удалось-таки вырваться и упасть на живот. Ничего страшного, но все-таки сбит ритм схватки. Надо собрать все силы и остановить это нападение. Ты это умеешь, ну-ка соберись! Ага, вот она – промашка соперника: уже решил, что побеждает, и на секунду потерял бдительность, пошел на заднюю подножку без подготовки. А мы сопернику в ответ – подхват под обе ноги, и он на спине. Победа!

* * *

Мужчина в кресле авиалайнера чуть заметно улыбается уголками губ: а все-таки интересно снова и снова смотреть на все это со стороны, комментировать, подавать мысленные реплики, словно разговаривая с соперником. Тому парню на борцовском ковре это и в голову бы не пришло. Да и вообще – успевало ли что-нибудь приходить ему в голову? Его тренированное тело как бы само чувствовало на полсекунды вперед все уловки противника и мгновенно выдавало нужные ответные реакции.

* * *

Дремота крутила свое кино: парень, выигравший финал, увидел рядом с собой почтительно улыбавшегося тренера и того, кому предназначалась эта улыбка – чиновник от спорта, важное снисходительное лицо, не раз виденное на экране телевизора. Его слегка потрепали по плечу и одобрительно отозвались: «Великолепная боевая машина!»

Он и глазом не моргнул – уже умел держать при себе реакцию на то, что другого бы передернуло. Но в шумном автобусе по дороге в гостиницу и потом, лежа на скрипучей кровати в номере, все пережевывал мысленно эти слова. Почему-то вспоминались раскрасневшиеся от самогона рожи деревенских дядек, стравливавших в драке пестрых бойцовых петухов. И (уж вовсе ни к чему) картинка из учебника по начальной военной подготовке с подписью: «БМП – боевая машина пехоты».

Он снова и снова видел перед собой самоуверенное, снисходительное лицо, и наконец его все-таки внутренне передернуло. Он ненавидел таких… Нет, не то. Он просто твердо знал, что не хочет никогда больше чувствовать на своем плече ничью властную, руководящую руку – руку собственника, владельца, хозяина.

До сих пор ему просто нравилось побеждать, не размышляя над тем, он ли так хорошо владеет своим телом или оно в решающие моменты как бы владеет им, действуя, что называется, «на автомате». Теперь он вдруг понял, что если быть только «боевой машиной», всегда найдется кто-то, захотевший тобой по-рулить. Он должен раз и навсегда разобраться, за что он обязательно рванется на драку – рванется сам, не размышляя ни об опасности, ни о собственной жизни. И разобраться лучше сейчас, не откладывая, потому что в схватке, понятно, уже не до размышлений.

Дремоту прервал голос стюардессы, призывавшей застегнуть страховочные ремни. Лайнер садился на дозаправку. Женщина рядом побледнела и судорожно вцепилась в ручки своего кресла – видимо, плохо переносила посадку.

– А вы представьте, что вы сами сажаете всю эту махину, – негромко посоветовал он. – Ну, пошли: руль от себя…

Самолет снижался с довольно крутой «горки», но побледневшая спутница уже слегка улыбалась, крепко прижмурив глаза. И вот он – толчок. Матушка-земля.

– Еще раз будем садиться, – предупредил он, усмехаясь в ответ на ее облегченную улыбку.

– Вы – да, а я уже прилетела! – торжествующе заявила она. И радость окончания полета была так велика, что ни нотки сожаления не прозвучало в ее прощальных словах. Она вся уже была там, в ночном аэропорту, где предстояло получать багаж, где ее, конечно, встречали.

А ему предстояла чашка тепленького кофе из рук заспанной буфетчицы и снова вползание по трапу в обжитое брюхо лайнера в череде полусонных пассажиров, позади грузного толстяка в помятой шляпе.

Теперь рядом с ним оказался седоватый человек непонятного возраста. Лицо волевое, но усталое, замкнутое. Несмотря на поздний час, новый сосед, видимо, собрался поработать: развернул солидную кожаную папку с бумагами. Слегка скосив глаза, можно было разглядеть какие-то газетные вырезки, листы с машинописным текстом и, наконец, сложенные вчетверо не то листовки, не то плакаты, на которых угадывалось все то же волевое, но, кажется, изначально усталое лицо. Из обрывка заголовка крупно высвечивалось слово «ВЫБОРЫ».

Подумалось: «Вот бедолага… На выигравшего он не похож». Однако дальнейшее любопытство могло быть замечено и становилось неуместным. Да и сон брал свое. Но мозг отказывался быстро расстаться с новыми впечатлениями: и всплывало что-то знакомое, но никак не хотевшее вспомниться до конца…

…Интересно все-таки, почему обстановка телевизионных предвыборных дебатов в большинстве случаев так убого стандартна? Одни и те же столики и стулья на стальном сером фоне, в лучшем случае веточка какой-нибудь зелени в вазочке. Так сказать, никаких отвлекающих факторов. Господи, было бы от чего отвлекаться! Говорильня эта уже поднадоела, если не всем, так большинству из тех, кто еще остался у телевизора и не переключился на кино, сериал или развлекательные программы. И порой кажется, что политики на телестудии из вечера в вечер встречаются одни и те же, и даже лица у них похожи.

У ведущего вид озабоченного гостеприимного хозяина. Того гляди довольно потрет ручки и подхихикнет: «Ну-с! Начнем, пожалуй». Не хватает только спортивного свистка: «К бою!»

Почему-то запомнились именно эти двое: молодой кандидат и его противник – чем-то похожий на своего собеседника, почти одного с ним возраста, но какой-то желчный, агрессивный. Он, конечно, сразу ринулся в атаку, едва дослушав вступительные фразы «рефери». Свалил на противника вину за все нынешние «беды и страдания народные» (любимый при таких наскоках оборот). Стал эти страдания перечислять в масштабах всего государства.

Ведущий нервничает, посматривает на часы – эфир же прямой, времени немного – пытается вставить конкретные вопросы насчет программы. Не тут-то было: желчного понесло. Ты смотри-ка, уже на личности переходит.

А его собеседник что же? Сидит себе, смотрит противнику куда-то между глаз и лицо сделал ну совсем пустое – ничего на нем не прочтешь – ноль эмоций.

Так. Тот, что выступает первым, уже пальцем указательным на соперника нацелился, обвиняет: «Вот такие, как вы, прохиндеи, и довели всю страну!»

И вдруг противник твердо, но негромко его прерывает: «Подождите. Хватит. Оскорбить меня вам все равно не удастся. Что вы имеете лично ко мне: конкретно, по существу?»

Ага, не ожидал, что будет «стоп!». Рассчитывал на возражения, ответные обвинения. Замешкался, стал рыться в бумажках, вспоминать компромат, а оппонент уже овладел паузой и рассказывает о своем понимании местных проблем, словно и не было предыдущего монолога. И вообще словно это он один здесь в студии.

Тот еще пытается взять слово – не успел же сказать ничего позитивного в запале. Но ведущему он, видать, тоже всю передачу чуть не запорол, и тот его только ладошкой вежливо приостанавливает: не мешайте товарищу высказываться.

Так и закончил выступающий кандидат под выразительные взгляды ведущего на наручные часы. Все. Время истекло. Титры. Государственный флаг. Бодрая музыка.

Какая там музыка – это будильник «Ориента» на руке, не сообразившись с переменой часовых поясов, просвистел незамысловатую мелодию побудки. Пришлось открыть глаза, покоситься на соседа, готовясь к извинениям. Но тот спал со своей раскрытой папкой на коленях. Однако все равно уже светало – лайнер летел на восток, навстречу встающему солнцу.

Бумаги из папки соседа потихоньку сползают к самому краешку, вот-вот окажутся под креслом. А будить жаль. Тоже вот, наверное, не успел человек донести до народа свой по крохам собранный обвинительный материал… Однако бережет – то ли надеется на какой-то следующий раунд, то ли рассчитывает одарить сенсацией падкое до «жареного» изданьице.

И вдруг в тишине салона, под встающий рассвет запоздало осенило: та телевизионная схватка… Ведь вся разница в том, что происходила она не в спортивном зале, да и другою была цена победы. А приемы, в сущности, те же – останови противника, удержи его в этом положении и обрати против него его собственный напор.

И тут же подумалось: а нужна ли была та телевизионная схватка? Добавила ли она кому-нибудь избирательских голосов? Или все дело в личном ощущении победы, в удовлетворенном самолюбии? Разве всякое противоречие решается боем? Ведь как ни спорь, а по жизни остались и деятельная правда кандидата, и обиженная боль «за державу» его соперника. И решить это противоречие – вопрос времени.

* * *

Эти размышления окончательно прогнали сон. Да, в сущности, пора было уже готовиться к завершению перелета – не худо бы достать и свою заветную папку – с материалами предстоящих переговоров, проектами соглашений. Еще раз обновить в памяти цифры. Хотелось предусмотреть ход переговорного процесса, перебрать мысленно возможные доводы. Но он уговорил себя не делать этого – не стоило заранее загонять себя в какие бы то ни было схемы.

* * *

Страна начиналась с международного аэропорта Нарита. Здание удивительно напоминало Шереметьево, разве что таможенники здесь были, в отличие от наших, подчеркнуто улыбчивы. Его встречали из посольства, остальных поджидали рейсовые автобусы или личные машины, припаркованные на автостоянках. Предстояло около семидесяти километров пути.

Занятый предстоящими переговорами, он рассеянно отвечал на вопросы встречавших и с любопытством рассматривал бегущие за окном лоскутные рисовые поля, бамбуковые рощицы, разноцветные черепичные крыши крестьянских домов.

Потом замелькали на указателях названия столичных районов: «Гиндза», «Сибуя», «Уэно». Пейзаж, как на другой планете: вровень с бетонными эстакадами плывут мимо надземные скоростные дороги, крыши, щедро увешанные огромными рекламными щитами, электронными часами с названиями известных фирм. Скорость машины все уменьшается, и чем ближе к центру, тем чаще приходится перебираться из затора в затор.

Пытаясь скрасить путь, кто-то из посольских берет на себя роль гида: рассказывает, что столица начинала строиться, копируя планировку города Киото, а тот, в свою очередь, воздвигался по древним китайским канонам градостроительства. Оказывается, у древних китайцев к северу от города должна быть гора, к югу – большое пространство воды, к востоку – река, а к западу – большая дорога. Любопытно, но он слушает вполуха, занятый мыслями о предстоящих переговорах.

За этими размышлениями как-то незаметно промелькнули и вселение в отель со всей его неевропейской спецификой, и экзотика национальной кухни в ресторане. Конечно, его и не пробовали угощать блюдами из «фугу» – изощренно приготовленного ядовитого иглобрюха, – но в другое время он больше отдал бы должное, скажем, «сукияки» – тончайше нарезанным ломтикам говядины, тушенным в чугунке с грибами, соевым творогом, репчатым луком и листьями съедобной хризантемы в пикантном, сладковатом соевом соусе.

И во время дневного отдыха, и оказавшись вечером в своем номере, в постели, он все еще вспоминал те многочисленные наставления, которые получил перед отлетом дома и здесь, во время деловой беседы с консультантами из посольства. Особенно много внимания уделялось во время этих инструктажей, казалось бы, сущим пустякам.

– Ты смотри, визитки не забудь! И чтоб по всей форме – со всеми чинами и должностями, чтобы фирма наша была четко обозначена. Как будешь представлен, так соответственно с тобой и общаться будут.

– Рекомендации тебе дали? Ну-ка покажи, от кого. Ну, этих здесь уважают, сойдет. С новичком без рекомендаций тут и пустяковой сделки не заключат.

– Пока они говорят, не жди, пока все переведут – вклинивайся, хоть по-английски, со всякими пустяковыми репликами: «Ах, так?», «Да, да», «В самом деле?» – это значит, что слушаешь и понимаешь.

– Помни: они «нет» не любят говорить. Заведут тебе что-нибудь вроде: «Я прекрасно понимаю ваше идущее от сердца предложение, но, к несчастью, я в таком положении, что не имею полномочий рассмотреть проблему в нужном свете, однако я обязательно подумаю над тем, что вы предложили, и рассмотрю это со всей тщательностью, на какую только способен». Не вздумай понять это как временную отсрочку – ждать будешь до второго пришествия. Тебе только что отказали.

И пошли рассказы о том, как недавно сорвалась здесь сделка у американцев: японцы слушали-слушали, кивали-кивали, а как дело дошло до существа, оказалось, совершенно на разных деловых языках говорят. Полное непонимание. Кто-то даже анекдот рассказал о том, как чукча в фактории меха продавал – вот, мол, и тут так же надо действовать. Анекдот не запомнился, понял только, что действовать советовали боковыми намеками, с хитринкой, не скупиться на похвалы, не жать напрямую.

И еще посоветовали:

– Если дело затягивается, не вздумай переть напрямую к ихнему «шефу» – мол, даст команду – и все быстро решат. Здесь тебе не тут, у нас. Сверху ничего принято не будет, пока снизу все не проработают.