Текст книги "Как я был марсианином, или Повесть о первой любви"

Как я был марсианином, или Повесть о первой любви
Невероятная история
Анатолий Клименок

© Анатолий Клименок, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Первую бутылку пива я выпил сразу, в один приём, не отрываясь от горлышка. С последним глотком пришло облегчение. Медленно, чтобы не растерять наступившее счастье, я поставил пустую бутылку под скамейку и также неторопливо потянулся за сигаретами. Они лежали в кармане в помятой пачке. Наверное, их осталось там немного, возможно, все лишь одна, но она точно есть. Я был уверен, но уверен не твёрдо, а поверхностно, то есть, как бы и не уверен. Наконец, мои пальцы нащупали сигарету. Счастье обрело надежный фундамент.

Я наслаждался ласковыми лучами утреннего весеннего солнца, дымом сигареты, деревенскими запахами и звуками. Я был по-настоящему счастлив. Боже, как хорошо, что магазин в деревне открывается в восемь утра! Если бы он, хотя бы раз открылся на пять или даже на три минуты позже, я бы умер от нетерпения. Но такого никогда не было. Ровно в восемь утра внутри магазина что-то звякает, щёлкает и это означает, что можно входить. Магазин вносит в мою жизнь стабильность и уверенность. В каком-то смысле он моя единственная и, может быть, последняя опора, потому что всё остальное ненадежно, зыбко, обманчиво. И главное оно (ну, это всё остальное) может в любой момент тебя подвести. Оно может не открыться вовремя или наоборот – закрыться навсегда, а магазин не подводит.

Вторая бутылка пива стояла рядом со мной на скамейке. Я не торопился. У второй бутылки другие задачи. Она создана для глубокого осмысления счастья, поэтому требует к себе особого отношения. Её нельзя просто взять и выпить. Ей надо несуетливо наслаждаться. Требуется особое мастерство, чтобы понять сущность второй бутылки. По сути, это искусство. Им владеет далеко не каждый. Точнее, каждый пытается им овладеть, но все тонкости и секреты мастерства познают единицы. Вполне возможно, что я единственный человек на земле, кто владеет этим искусством в совершенстве или почти в совершенстве.

Вот она стоит рядом со мной. Я хочу её. Но я её даже не трогаю. Я наслаждаюсь тем, что она рядом. Я обязательно прикоснусь к ней и сделаю вид, что это произошло случайно, что это было просто неловкое движение и никаких коварных замыслов у меня не было и в помине. Дальше важно почувствовать её реакцию. Здесь очень много нюансов. Любое неосмысленное действие может всё испортить. Некоторые открываются легко, и тогда сразу пропадает желание. А какой толк от нежеланной бутылки? Её можно только выпить и выбросить. Именно выбросить, а не поставить под скамейку.

И вот, наконец, я прикоснулся к ней. Она ещё хранила в себе прохладу холодильника. Осторожно, чтобы не нарушить гармонию, повторяя все изгибы и неровности, я провел по ней ладонью снизу до самой пробки. Я чувствовал, как мою руку пронизывают флюиды непреодолимого желания. Я достиг пробки! Это ключевой момент. Дальше я действовал с закрытыми глазами. Пробка сопротивлялась моим робким усилиям. Я становился настойчивее. Однако бутылка не открывалась, она явно играла со мной, она хотела довести меня до бешенства. Но я не такой простак и все их штучки хорошо изучил. Я отдернул руку от бутылки и немного отодвинулся от неё. Это мой коронный приём, которым я намекаю, что могу обойтись и без неё. Магазин, мол, за спиной, пойду сейчас и возьму другую. Скажу честно, этот приём я использую нечасто, только в крайнем случае, но он всегда работает безотказно.

Она открылась, не допустив при этом пошлости легкой доступности. Она была прекрасна. Я осторожно сделал первый глоток и перешел на другой (более совершенный) уровень восприятия окружающего меня мира. В этот момент появился Самуил Яковлевич.

Он был похож на еврея из бесчисленных анекдотов про евреев. Кстати, ни один еврейский анекдот не дает точного описания внешности главного их персонажа. Но увидев Самуила Яковлевича, я сразу понял, что он не из реального мира, а из веселого мира еврейских анекдотов.

– Вы меня, конечно, извините, – сказал он, – но меня зовут Самуил Яковлевич. Можно я присяду рядом?

Я кивнул в знак согласия. Мне было уже смешно. Хорошее утро. С одной стороны от меня стояла открытая бутылка с пивом, с другой сидел Самуил Яковлевич, хороший, видимо, человек. Он немного помолчал, а потом заговорил.

– Я вот тут за Вами наблюдал, только ради Бога не подумайте, что я подглядывал. Я увидел Вас случайно и сразу понял: Вы марсианин.

(Я сделал удивленные глаза).

Ну, не делайте мне такие глаза. Я человек опытный и, между прочим, в недалеком прошлом был психиатром, а бывших психиатров не бывает. У меня к Вам, как к марсианину, есть очень важное дело.

(Я попытался всем своим видом убедить Самуила Яковлевича, что готов его внимательно выслушать).

Марс в опасности. Вы понимаете это?

(Я утвердительно склонил голову и приложил ко лбу ладони, меня разбирал смех, я хотел утаить его от Самуила Яковлевича).

Вы ни черта не понимаете, Вы просто пьете пиво и даже не задумываетесь о ваших марсианских проблемах. По-хорошему, мне надо бы поискать другого марсианина, но у меня нет выхода. Информацию на Марс необходимо передать как можно быстрее. Времени осталось очень мало – примерно миллиард лет. Это оптимистический прогноз. Возможно, что катастрофические события будут развиваться гораздо быстрее.

(Я с наслаждением слушал Самуила Яковлевича, мне нравятся разговоры на космические темы).

Кстати, Земле грозит такая же опасность, но за миллиард лет мы, евреи, что-нибудь придумаем, а вот за вас, марсиан, я не ручаюсь. Вы слишком доверчивы, вы живете идеями, для вас любовь – высшая ценность. По-правде сказать, я такой же, как вы, но я не марсианин. У меня марсианская душа, поэтому я страдаю. На Земле нет марсианской гармонии. У нас вообще всё пошло как-то не так. Вы там, на Марсе, живёте по законам любви, а мы здесь живём по теории Дарвина. Я вижу, Вы мне не верите.

(Я возмущенно замахал руками, мол, верю, как Вы могли такое подумать!).

Чтобы да, таки нет. Я всё понимаю, Вы думаете, что я псих, а я не псих, а психиатр. Ещё совсем недавно я работал в солидной психиатрической больнице. У меня там был один очень интересный пациент, которого я поначалу воспринимал так же, как Вы меня сейчас. Он выдавал себя за первого человека, побывавшего на Марсе, а потом просто сказал: я марсианин. Так и сказал. Понимаете, шизофрения – сложнейшее заболевание, практически неизлечимое. Я, между прочим, хороший врач. Я никогда не ошибался при определении диагноза. А с этим пациентом ошибся. Он действительно не был шизофреником.

(Я сочувственно всплеснул руками, как же такое могло случиться!).

Он был абсолютно здоровым человеком, точнее – марсианином. Я, конечно, говорю сейчас путано, но прежде чем передать Вам важные документы, необходимо всё объяснить. Помните, с какой помпой три года назад американцы отправляли на Марс первую пилотируемую экспедицию?

(Я сделал убедительный жест: как же такое не помнить?).

Шумиха в прессе, на телевидение: мы всюду первые, мы самые сильные и так далее. А когда наступил трагический финал, сразу замолчали. Самое странное, что сейчас об этом полете вообще нет никакой информации. Как такое может быть? Мы знаем мельчайшие подробности о первых лунных экспедициях. А что мы знаем о покорении Марса? Был полет, была хотя и проблемная, но все-таки удачная посадка, был выход человека на поверхность Марса, потом была потеряна связь. Вот и все. Я провел собственное расследование и могу Вам вполне обоснованно заявить: американцы умышленно скрывают правду об этой марсианской экспедиции.

(Я решительно привстал со скамейки и стал грозить пальцем в сторону запада, а Самуил Яковлевич в это время что-то ворчливо бормотал себе под нос и доставал из своих многочисленных карманов какие-то бумаги).

Вот документы, разоблачающие американцев и подтверждающие, что мой больной марсианин был не больной. Взгляните на эту вырезку из газеты трехлетней давности. На ней изображение того самого американского астронавта, погибшего на Марсе. А теперь внимательно посмотрите на эту фотографию – так выглядит мой пациент, о котором я думал, что он сумасшедший, а он оказался марсианином. Сходство потрясающее! Конечно, могут быть случайные совпадения, на свете есть немало похожих друг на друга людей. Но в данном случае мы имеем дело с величайшим обманом в истории человечества.

(Самуил Яковлевич перешел на зловещий шепот, у меня по спине побежали холодные мурашки).

Теперь я Вам напомню скандальную историю с одним русским ученым, который четыре года назад сбежал из России в США с какими-то очень важными государственными тайнами. Посмотрите на другую газетную вырезку. На ней – фотография этого самого отщепенца и предателя. Странно, не правда ли? Астронавт, пациент психушки, ученый – абсолютно разные люди, а на всех фотографиях мы видим одно и то же лицо. Нас всё время обманывали, а правда находится в дневнике моего несчастного марсианина. Сейчас дневник у меня. За ним идет охота. И за мной тоже. Возьмите дневник себе и, не откладывая в долгий, ящик отправьте на Марс. Там его не найдут. Вам бы я тоже посоветовал покинуть Землю. К этому делу подключились профессионалы – спецслужбы ведущих космических держав. Они выкрали из больницы марсианина, они всюду преследуют меня, а теперь начнут охоту на Вас. Вы меня, конечно, извините! Получается, я Вас, как говорят, подставил, но у меня, повторяю, нет выхода. Моя песенка спета. Они меня скоро поймают. У меня просто не осталось сил бегать от них. А у Вас есть шанс. В конце концов, это ваш гражданский долг. Почему я, простой еврей, не имеющий никакого отношения к Марсу, должен беспокоиться о вашей планете, а Вы, марсианин, должны спокойно сидеть на этой скамейке и пить пиво? Вы можете мне ответить на этот вопрос?

Я не знал, что ответить Самуилу Яковлевичу. А у меня в руках оказалась старая, затрёпанная общая тетрадь (так их раньше называли в школе), на обложке которой аккуратно выведенными прописными буквами было написано:

МОЙ ДНЕВНИК

Первый день полета.

Ура! Мы успешно сошли с орбиты Земли и взяли курс на Марс. Теперь я свободен и могу быть абсолютно откровенным. Наверное, я самый счастливый человек на свете. Мне удалось осуществить свою мечту. Я лечу на Марс!

Люди! Эй, где вы там? Вы меня слышите? Я лечу на Марс! Родина, прости меня грешного и не думай, что я тебя предал! Я не нанес тебе никакого вреда. Я воспользовался техническими достижениями американцев как средством передвижения на Марс. У них оно уже есть, а у тебя ещё нет. Оно у тебя скоро появиться. Я уверен в этом, но понятие «скоро» у нас иногда растягивается на годы, а я не мог ждать.

Иногда мне кажется, что я родился с мечтой о Марсе. Первое слово, которое я произнес, было «марс». Так утверждают мои родители. Вся моя жизнь была посвящена одной цели – Марсу. Ради него я стал математиком, инженером, конструктором, изобретателем. Ради него я попал в отряд космонавтов. Ради него я морочил голову американцам, чтобы они приняли мой вариант пилотируемой экспедиции на Марс. Они согласились, но поставили жесткое условие – я лечу на Марс под именем вымышленного гражданина США. Мне безразлично, под каким именем я лечу, главное – я ЛЕЧУ! Хотя интересно было бы узнать, как руководство Национального управления по воздухоплаванию и исследованию космического пространства общается со свободолюбивой американской прессой? Что они говорят журналистам о новом американском герое: где он родился, учился, жил, работал? Впрочем, мне сейчас до лампочки их проблемы. Я лечу на Марс, и вместе со мной летит мой кот.

За кота мне пришлось сильно побороться. Руководство и большинство специалистов НАСА были против кота. Я настаивал на своём. Психологи меня поддержали. Словом, битву за кота я выиграл. Теперь мы будем вместе с ним до конца.

Двадцать четвертый день полета.

Все системы корабля работают нормально, полет проходит в штатном режиме.

Как мне надоел Центр управления полетом! Я каждый день должен докладывать в ЦУП о состоянии корабля, о работе систем жизнеобеспечения… Черт знает, о чём я должен докладывать этим идиотам. Кроме того, они при каждом сеансе связи задают мне дурацкие вопросы, которые вообще никак не связаны с полетом. Я понимаю – они проверяют моё психическое состояние. Пусть они лучше свою психику проверят. Там, в ЦУПе, каждый второй – сумасшедший.

Сто четвертый день полета.

Честно говоря, я устал. Всё-таки находиться долго в замкнутом пространстве тяжело.

Как хорошо, что со мной кот! Он мой единственный друг – ворчливый, лохматый, порой злобный, но преданный, как собака. Я придумал космическую игру, в которую мы иногда с котом играем. Мне игра нравится, а коту пока не очень. Смысл игры очень прост, точнее сказать, что смысла у неё вообще нет. Просто я отключаю искусственную гравитацию, и мы с котом легко отрываемся от пола и кувыркаемся в тесном пространстве корабля. Я всегда кувыркаюсь с наслаждением, а мой скандальный кот нелепо машет лапами и визжит. Потом я вновь включаю искусственную гравитацию, и мы с котом дружно шлепаемся на пол. Обычно я некоторое время лежу на месте падения и смеюсь. Кот же забивается в какой-либо угол и злобно на меня смотрит. Иногда после космической игры он не разговаривает со мной несколько дней.

Не помню точно, какой день полёта.

Наконец-то мой кот полюбил невесомость. Он научился ориентироваться в пространстве при отсутствии притяжения. Теперь он не кувыркается, а грациозно парит в воздухе, управляя движением легкими взмахами пушистого хвоста.

Тридцать девятый день полета после того дня, который я не помню точно.

Мы вышли на орбиту Марса. Я не верю своим глазам: Марс подо мной. На Земле я запрокидывал голову, чтобы с трудом разглядеть едва заметную сводящую меня с ума звёздочку. А теперь я смотрю на неё сверху вниз.

Я покорил тебя, Марс! Ты подо мной, ты в моей власти! Эй, марсиане, дубины вы стоеросовые, почему не встречаете меня с хлебом и солью?

Завтра самый непредсказуемый день – предстоит посадка на Марс. Нужно хорошо отдохнуть и набраться сил. Я очень устал.

Вот и наступило завтра.

Сейчас я покину корабль и перейду в посадочный модуль, потом… Я не знаю, что будет потом.

Я – на Марсе! Странно, но я не схожу с ума от счастья. Я совершенно спокоен, словно мне каждый день приходится летать на Марс по каким-то мелким рутинным делам. А причины для серьёзного беспокойства есть. Посадка прошла не гладко. Когда до поверхности Марса оставалось несколько десятков метров, я почувствовал сильный толчок. Создалось впечатление, что посадочный модуль с чем-то столкнулся. Но с чем можно столкнуться в разряженной атмосфере мертвой планеты? Однако столкновение было. Мой марсианский дом существенно пострадал от него. Поврежден стартовый блок, потеряна часть баков с топливом, водой и кислородом. На Землю я уже не смогу вернуться. Жалко кота. Я здесь по своей воле, а он со мной только потому, что любит меня и доверяет мне. Прости, мой друг, прости!

ЦУП успокаивает меня, говорит, что НАСА срочно готовит спасательную экспедицию, а я должен продолжить выполнение своей миссии. Болваны! За кого ни меня принимают? Мое положение безнадежно. Оставшихся ресурсов жизнеобеспечения марсианского модуля хватит максимум на две недели. Надеюсь, мне этого времени будет достаточно, чтобы пробурить скважину и убедиться, что вода в жидком состоянии на Марсе есть.

Ребята из ЦУПа, успокойтесь. Я выполню свою миссию. Я продырявлю эту ржавую планету. Я еще раз докажу вам, что был прав, когда убеждал яйцеголовых интеллектуалов из НАСА, что воду на Марсе надо искать под землей на экваторе. Я найду её и отпраздную свою победу бокалом чистейшей марсианской воды.

***

Сегодня я первый раз погулял по Марсу. Скажу честно: пустыня она и на Марсе пустыня. Однако я нисколько не разочарован. Я прекрасно знал, что здесь увижу.

А теперь о главном. Я, кажется, сделал первое открытие. Если приборы не врут, то радиационный фон на марсианском экваторе почти такой же, как на Земле. Это противоречит всем нашим фундаментальным представлениям о солнечной системе. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Но приборы (а я в них хорошо разбираюсь) говорят о другом. ЦУП советует еще раз тщательно проверить приборы и сделать замеры в разных точках. Вот мудрецы! Проверил я эти чертовы приборы, десятки раз проверил без ваших наивных указаний. И в «разные точки» тоже ходил. Нигде нет убийственной радиации. Зачем же тогда этот тяжелый, неуклюжий скафандр? Он должен был защищать меня от солнечных излучений, но солнце здесь мне не угрожает, а скафандр меня точно доконает, еще до того, как иссякнут ресурсы моего последнего приюта в жизни. После каждой «прогулки» в скафандре, я возвращаюсь в марсианский модуль еле живой от усталости.

***

Я начал монтаж бурильной установки, которую я ласково называю бурилочка. Она – моя гордость. Это полностью мой проект – от начала до конца. Я её проектировал, я её строил, я её испытывал. Всё, что предлагали мои американские конкуренты, было гораздо хуже. Не хочу вдаваться в подробности (сразу вспоминаются скандалы, нервотрёпка, интриги) но все их бурильные установки в подмётки не годятся моей бурилочке. Спасибо тебе, дорогая! Ты стала ещё одним весомым аргументом в мою пользу, когда решался вопрос – кому лететь на Марс.

***

Марс продолжает преподносить потрясающие сюрпризы. Они противоречат нашим представления об этой удивительной планете. Более того, они вообще вступают в противоречие со здравым смыслом. Здесь ничего нет – мертвая пустыня и холод. Экватор – единственное место, где иногда бывает положительная температура. И, тем не менее, на Марсе водятся мыши. Это открытие сделал мой кот. Вот как это было. У кота, несмотря на все трудности полета и малоподвижной жизни в тесном помещении, прекрасный аппетит. Все соответствующие хорошему аппетиту физиологические процессы у него тоже отменные. Короче, у меня закончился наполнитель для кошачьего лотка. Вместо наполнителя я стал использовать марсианский песок. Кот принял его с радостью. Мне приходится по несколько раз в день чистить лоток и наполнять его новым песком. Это означает, что я несколько раз в день только ради кота должен надеть тяжеленный скафандр и выйти на поверхность Марса (впрочем, я теперь говорю – выйти на улицу). Ладно, ради кота я готов терпеть любые трудности. Но я еще не закончил монтаж бурильной установки, я еще не знаю, сколько времени займет само бурение, а ресурсы моего марсианского модуля (моего последнего дома) неумолимо иссякают. Я очень боюсь, что мне не хватит сил или времени успешно завершить свою миссию. Так вот, когда я однажды принес лоток с очередной порцией свежего марсианского песка, кот порылся в нём и поймал мышь. Я успел её разглядеть, до того, как она оказалась в пасти кота. Серая крохотная мышка, размером с майского жука. Следующий раз я опередил кота и поймал мышку сам. Она ничем не отличается от наших земных мышей, только размером. Я внимательно изучил марсианского грызуна (интересно, а что он здесь грызёт?). Генетический анализ (в этом я тоже разбираюсь и необходимые приборы у меня есть) показал, что геном марсианской мыши полностью совпадает с геномом земных мышей. Я направил в ЦУП сообщение о моем новом открытии. По реакции ЦУПа я понял, что там на меня уже махнули рукой. На фоне кислородного голодания у меня начались галлюцинации. Так считают эти придурки в ЦУПе. Тогда я направил им видеосообщение с очень забавным сюжетом. Кот бегает за мышью, играет с ней, а потом съедает. Что вы на это скажите, умники из ЦУПа? Они пока молчат. На Марсе есть жизнь! Вы потрясены? Я – тоже.

***

Сегодня был самый главный день в моей жизни – я впервые влюбился. Влюбился с первого взгляда. Влюбился до безумия, до боли в висках. Боже, как я её люблю!

Я увидел её в окно. Она вышла из-за небольшого холма, который находится недалеко от моего марсианского жилища, и направилась ко мне.

Я не видел более красивых женщин. Да, чуть не забыл, очень важная деталь: она была абсолютно голой. Я с тревогой подумал, что ей, наверное, холодно, на улице было минус пятнадцать градусов по Цельсию. Но присмотревшись внимательнее, я понял, что она защищена от холода скафандром из тонкого прозрачного материала. У меня отлегло от сердца, значит, ей не холодно.

Необходимо объяснить некоторые технические особенности моего дома. Отбрасываю в сторону тысячи деталей, говорю о главном. Дом состоит из двух частей: жилого помещения и шлюзовой камеры. Попасть в жилое помещение или выйти из него можно только через шлюзовую камеру.

Когда она подошла к двери шлюзовой камеры, я потерял её из виду, но я слышал, как она постучала в дверь, слышал, как дверь открылась, потом закрылась, слышал, как в шлюзовой камере выравнивается давление, слышал, как она постучала в дверь жилого помещения. Дверь открылась и она вошла.

– Лапатэнэ! – сказала она и слегка поклонилась, примерно так, как это делают в Японии.

– Здравствуй! – сказал я и тоже поклонился.

– Здравствуй! – повторила она за мной.

– Лапатэнэ! – повторил я за ней.

Она засмеялась, захлопала в ладоши и повторила несколько раз:

– Здравствуй-лапатэнэ, лапатэне-здравствуй…

Так я выучил первое марсианское слово, а она – первое русское. Некоторое время мы молча стояли и рассматривали друг друга. Потом она сняла с себя прозрачный и, как мне показалось, невесомый скафандр. В эти мгновения мне вспомнились пастернаковские строки:

Ты также сбрасываешь платье,

Как роща сбрасывает листья…

А она просто подошла ко мне, обняла и что-то тихо сказала. Я не понял слов, но я чувствовал, что она говорит о любви.

– И я тебя люблю, я тебя полюбил сразу, как только увидел, когда ты выходила из-за холма. Теперь я понимаю – зачем я здесь. Я искал тебя всю жизнь и, наконец, нашел…

Она приложила палец к моим губам, потом показала на себя и сказала:

– Кэтси

– Антон, – представился я.

– Антон, – повторила она и поцеловала меня.

Я потерял сознание, а когда очнулся, Кэтси нигде не было. А была ли она?