Текст книги "Атомная бомба Анатолия Яцкова"

Атомная разведка в штатах

Как уже говорилось, вооружившись наставлениями главы ГКО и главнокомандующего Иосифа Виссарионовича Сталина, главный резидент госбезопасности в США Василий Михайлович Зарубин прибыл в Нью-Йорк. Молодые разведчики запомнили его как замечательную личность и талантливого руководителя по оперативной работе с главным заданием: создать действенную агентурную сеть по линии научно-технической разведки, как это было указано в наставлениях вождя об особенностях оборонного значения ее работы.

Каким предстал перед разведчиками Яцковым (Джонни) и Феклисовым (Калистрат) легенда разведки Василий Зарубин: «исполнилось сорок семь лет. Среднего роста, полнеющий блондин с редкими волосами, он всегда носил очки в белой металлической оправе. Обладал недюжинной физической силой, прекрасно играл в теннис. Большой жизнелюб, в компании заводила, любил петь, хорошо играл на разных музыкальных инструментах».

ЗАРУБИН Василий Михайлович (1894–1972). Разведчик-нелегал. Сотрудник госбезопасности и внешней разведки с 1925 года. Работал в Китае, Финляндии, Дании, Германии, Швейцарии и Франции (1925–1933). Активная работа в Германии (1934–1937). Восстановил связь с ценным агентом в Китае в канун войны (1941).

Возглавлял легальную резидентуру в США (1941–1944): политическая, военная, экономическая, научно-техническая информация регулярно поступала в Москву и непосредственно в ГКО, курировал работу атомной разведки.

Работал в центральном аппарате (1944–1948).

Так что же главное подметил Феклисов и чем «пользовался» его коллега Яцков в общении с резидентом Зарубиным: «С подчиненными он держался демократично. Требовал, чтобы его сотрудники были инициативными, смелыми, даже отчаянными. “Смелость города берет”, – часто поучал он молодых разведчиков». Находил время побеседовать с начинающими “охотниками за секретами”… Выговаривал тем, кто в своих действиях слепо придерживался утвержденных планов».

Но до прибытия в Штаты руководителя научно-технической разведки Леонида Квасникова его будущий работоспособный и ответственный коллега Анатолий Яцков уже два года работал в составе нью-йоркской резидентуры, правда, не по научно-техническому направлению. И только с его приездом в главную задачу стало входить создание конкретной направленности агентурной сети по проникновению за «стену секретности» американских центров создания атомной бомбы.

А до этого его наставником был Семен Маркович Семенов, талантливый и весьма результативный разведчик – агентурист с опытом работы в Америке с 1934 года. Он-то и оказал большую помощь начинающему Яцкову.

Прозванный в среде своих коллег Великолепным Твеном, Семенов готовился к отъезду во Францию. И он рассматривал Анатолия Яцкова как замену себе в работе со связями. Семенов делал все возможное, чтобы полнее передать Яцкову накопленный оперативный опыт в работе с людьми и по «технологии» разведывательного творчества. И Анатолий Яцков жадно впитывал в себя навыки мастерства в вопросах конспирации, выявления слежки, операций по связи с ценными источниками информации.

Так какое «оперативное богатство» передал Твен-Семенов своему молодому коллеге? А лучше сказать, доверил ему? Итак, слово о разведчике, чье имя было забыто и только в семидесятых годах поставлено в один ряд с атомными разведчиками, хотя он и не признан официально Героем.

В обширном издании «Разведка Великой Отечественной» (2010) о Великолепном Твене говорится весьма любопытно. Еще будучи в Москве, Василий Зарубин, новый руководитель легальной резидентуры в Нью-Йорке, был много наслышен об инициативном одессите Семене Марковиче Семенове, работавшем в Америке с 30-х годов.

Семенов имел обширные связи среди лиц еврейской диаспоры, занимавшихся научными и техническими изысканиями. Характеризуя Семенова, предыдущий резидент подчеркивал, что на этого разведчика можно положиться при решении самых сложных разведзадач. Поэтому начальник внешней разведки Павел Михайлович Фитин поручил Зарубину поставить новое задание именно перед Семеновым.

Нужно было добыть информацию и образец по технологии производства чудодейственного препарата – пенициллина, столь нужного советским госпиталям и больницам для спасения жизней сотням тысяч раненых на войне.

Советская сторона столкнулась с таким фактом: американские союзники были щедры лишь на готовые лекарства, отпуская кровоточащей войной России ограниченные партии в кредит, согласно ленд-лизу. Секреты производства препарата для русских они не собирались раскрывать ни даром, ни за деньги. Но передаваемые партии лекарства были каплей в море для нашего фронта протяженностью не одну тысячу километров.

Нужен был штамм очищенного американского пенициллина. Было начало 1942 года, и быстрая наладка производства этого лекарства в Союзе являлась вопросом жизни и смерти тысяч советских солдат.

Семенов нашел подход к потенциальному источнику информации – научному работнику фирмы – изготовителя пенициллина, завербовал его и получил от него несколько образцов штамма. И бесценный груз ушел в Москву.

Это один лишь эпизод в работе разведчика Твена-Семенова, который имел в годы войны своим прикрытием «Амторг» и должность представителя «Совэкспортфильма».

Характерна разведывательная судьба этого талантливого разведчика в Америке. США тридцатых годов были на пике своих крупных научных изысканий. И высокоэрудированный в нескольких областях науки и техники Семенов развернулся на разведывательном поприще во всю мощь своих возможностей. Он просил руководство резидентуры лишь об одном: не регламентировать его рабочий день.

Семенов вышел на проблему создания и эксплуатации большой плутониевой установки по производству этого более дешевого сырья для создания атомной бомбы. И через некоторое время в Москву ушел подробный доклад, материалы и чертежи по проблеме разработки атомного оружия (фирма «Дюпон» и университет). Работая с источниками этой информации, три из них были Семеновым привлечены к работе с советской разведкой (Элвис, Аден, Аната).

Затем был крупный ученый Тревор, консультант-конструктор из авиационных фирм «Локхид» и «Дуглас» (сверхсекретные сведения о бомбардировщике, истребителе-перехватчике, штурмовике и экспериментальном высотном самолете).

В начале 1941 года резидент в Нью-Йорке – опытный разведчик Гайк Овакимян – так аттестовал Семенова: «Агентурная разведка – это его призвание. Он умеет найти подход к любому человеку».

СЕМЕНОВ Семен Маркович (1911–1986). Сотрудник внешней разведки госбезопасности. Работал в США (1936–1944) и Франции (1946–1949). Стоял у основы создания агентурной сети по линии научно-технической разведки в Штатах. Его ценными источниками информации были ученые и специалисты в области электроники, химии, медицины, авиации, ядерного оружия и атомной энергетики. Разведчик-агентурист.

Уволен из органов в 50-х годах.

В 1943 году в Штаты для работы по атомному проекту «Манхэттен» с Британских островов прибыла группа видных английских физиков-ядерщиков. Среди них был и Чарльз – Клаус Фукс, ценнейший источник информации по атомной проблематике, инициативно установивший контакт с советской разведкой в Лондоне после бегства из нацистской Германии.

Чтобы не подвергать Фукса опасности, Центр дал указание в Нью-Йорк поддерживать с ним контакт эпизодически, причем только через специального связника – ученого-биохимика Голда. И вот, покидая Америку, Семенов передал Голда (а тем самым Фукса) на связь Яцкову.

Как уже говорилось, созданный американскими спецслужбами вокруг ядерного центра в Лос-Аламосе строжайший режим секретности преодолеть нашей разведке с позиции Штатов было крайне сложно. Но…

Американская служба контрразведки не смогла предусмотреть одно важное обстоятельство, которое сработало в пользу советской разведки. Ибо сработал фактор антифашистских настроений в среде американцев – это с одной стороны, а с другой – фактор обеспокоенности ряда американских ученых, рассмотревших труднопредсказуемую угрозу в ядерном оружии для самой антигитлеровской коалиции. Эти ученые обратились к президенту Рузвельту с письмом и предложили ему поделиться с СССР ядерными секретами. Естественно, ответ был отрицательным.

Но фактор симпатии к Советской России, ведущей основную борьбу с фашистской Германией, существенно влиял на настроения американских ученых и специалистов. Именно это явилось причиной того, что на советских разведчиков стали инициативно выходить некоторые ученые, занятые в атомном проекте. И среди таких разведчиков был Анатолий Яцков как советский человек, относительно более доступный на своем рабочем месте в консульстве.

Причем они не только информировали о характере ведущихся в Штатах работ по теме, но и передавали документальные материалы, секретные по содержанию и документальные по форме. И у Яцкова, и у других разведчиков с некоторыми из таких «инициативников» отношения перерастали в постоянное сотрудничество с разведкой.

Анатолию Антоновичу была передана на связь агентурная группа «Волонтеры», в которую входили супруги Морис и Леонтина Коэн. Они стали связниками Чарльза – Клауса Фукса. Для них Яцков-Джонни (для Центра – Алексей) стал длительное время куратором. Анатолий Антонович – Джонни и «Волонтеры» через многие годы вспоминали с волнением сам факт работы с этим чрезвычайно ценным источником атомной информации из самого ядерного центра в Лос-Аламосе.

От Фукса поступали сведения не только теоретического, но технического и технологического характера по исследованиям атомной проблемы. В том числе – особенностей изготовления на ее основе самой бомбы, а это расчеты и чертежи.

Клаус Фукс подробно информировал о строительстве заводов по получению оружейного урана и первым ориентировал советских ученых на работу с плутонием как более дешевым сырьем для бомбы. Сообщил он о предстоящих испытаниях первой бомбы в пустыне Альмогордо.

В 1992 году Анатолий Антонович подготовил статью по материалам Архива внешней разведки России о роли разведки, стоящей у истоков отечественного атомного проекта. В преамбуле к статье редакция журнала писала: «А.А. Яцков, ветеран разведки КГБ СССР, в 40-х гг. был помощником советского резидента в США и участвовал в обеспечении канала связи между Лос-Аламосом, где создавалась американская атомная бомба, и курчатовской Лабораторией № 2, с начала 1943 г. Взял старт советский атомный проект. Анатолий Антонович принес свою статью о роли советской разведки в решении “урановой проблемы” в СССР, копии уникальных документов, свидетельствующих о значительности этой роли».

В комментарии к статье говорилось:

«Публикуемые материалы свидетельствуют о вкладе разведки в разработку советского атомного проекта… Узловые моменты в развитии советских работ по созданию атомной бомбы (и первого в Европе ядерного реактора) были связаны с использованием данных разведки. И это, несомненно, ускорило реализацию проекта. Бесспорно, впрочем, и то, что само использование этих данных было возможным в стране, имеющей развитую ядерную физику и достаточно мощный научно-технический потенциал».

Копии документов охватывали период с сентября 1941-го по апрель 1945 года: справки из Лондона, докладные в ГКО СССР и СНК, заключения по материалам разведки Игоря Курчатова. В них, в частности, отмечалось:

«Урановая бомба вполне может быть разработана в течение двух лет», «помимо огромного разрушительного эффекта урановой бомбы воздух на месте ее взрыва будет насыщен радиоактивными частицами, способными умервщлять все живое…» (1941), «исходя из важности и актуальности проблемы практического применения атомной энергии для военных целей Советского Союза было бы целесообразно создать…» (1942), «направляю записку профессора Курчатова И.В. о материалах по проблеме урана…» (1943), «произведенное мною рассмотрение материала показало, что получение его имеет громадное, неоценимое значение для нашего Государства и науки», «…получение подробного технического материала по этой системе из Америки является крайне необходимым…» (1943), «материал большой ценности» (1945).

…В 1945 году Анатолий Яцков через связную Леонтину Коэн получил от Клауса Фукса уникальные документы по устройству бомбы, подготовленной в двух вариантах: «Малыш» и более мощная «Толстяк», – а затем сообщил о сроках первого взрыва и намерении применить их в Японии.

Вот как выглядели отдельные пункты в сообщении о готовности в Штатах к первому взрыву атомной бомбы, составленном для узкого круга лиц – в госбезопасности, правительстве и ученых-атомщиков: «Бомба типа высокого взрывного эффекта», «конструкция бомбы (размеры, вес)», «запасы активного материала на апрель – урана и плутония»… Сообщалось: «Ориентировочно взрыв ожидается 10 июля с.г. Справка составлена для устной ориентировки ак. Курчатова».

По цепочке «агент Чарльз – связная – Джонни (Яцков)» резидентура получила точные чертежи и описание первой американской атомной бомбы через десять дней после ее сборки в Лос-Аламосе.

Сомнения в достоверности добытых материалов возникнуть не могло, поскольку они пришли от источников, многократно до этого проверенных. Ибо по агентурным каналам и раньше поступала актуальная разведывательная информация, сокращавшая нашим ученым их собственный путь проб и ошибок.

И вот «момент истины»: после взрыва в Штатах и двух бомб, сброшенных на японские города, этот ручеек информации превратился в полноводную реку.

Бомбы Пентагона на русских картах

Атомный разведчик Анатолий Яцков так и не узнал о возвеличивании его подвига в атомных делах до Героя России. Он ушел из жизни в 1993 году. Но он был знаком с американскими планами ядерного нападения на СССР, включая шестнадцатый «Дропшот» от 1957 года. Едва ли американцы дошли до этого плана и не начали войну против нашего Отечества раньше, если бы не усилия атомных разведчиков. Монополия на ядерное оружие Америки была прервана в 1949 году.

Анатолий Антонович был знаком с общим содержанием мыслей Генштаба США о ядерных ударах в рамках официальной американской военной доктрины.

…Уже менее чем через год после окончания великой битвы народов против фашизма в американских штаб-квартирах политиков и военных стали появляться тщательно разработанные планы разгрома Советской России. В высших эшелонах власти в Штатах возникали директивы, кодовые названия которых походили на героев из диснеевских ужастиков: «Тоталити», «Чериотир», «Флитвуд», «Троян», «Пинчер», «Бройлер» и, наконец, «Дропшот» (шестнадцатый). А еще появлялись с названиями в переводе на русский: «Жаркий день», «Партизан», «Хапуга», «Долговая тюрьма», «Испепеляющий жар», «Обезоруживание», «Моментальный удар» и так далее.

И вот что характерно, они многократно менялись со сменой хозяев Овального кабинета в Белом доме. Но следует отдать должное одному постоянному пункту, кочующему из плана в план: количество атомных бомб на фиксированные советские города и количество погибших русских после первого, второго, третьего ударов…

Конечно, нашим атомным разведчикам все эти планы американской стороны стали известны много позднее. Но другие их коллеги получали копии этих планов от агентов в среде самых высших американских и английских чиновников и доводили их до Кремля. Так было в Старом Свете, и так было по другую строну Атлантики – в США.

В те дни, когда «Большая тройка» заседала в Потсдаме, в Пентагоне раз за разом собирался комитет начальников штабов. На этих секретных совещаниях вырабатывалась принципиально новая военно-политическая концепция «нанесения первого удара в ядерной войне».

В закрытом заявлении говорилось:

«В прошлом Соединенные Штаты были способны придерживаться традиции – никогда не наносить удар до тех пор, пока не будет нанесен удар по ним». В будущем отмечалось уже в новых документах: вооруженные силы должны быть способными «ошеломить противника и уничтожить его волю и способность к ведению войны еще до того, как он сможет нанести нам существенный ущерб».

Так вот чем могут гордиться наши атомные разведчики и среди них – Анатолий Яцков: они не дали традиционному противнику российской государственности «нанести первый удар», «ошеломить» нас и «уничтожить» нашу волю…

Ведь эта общая военно-политическая установка из 1945 года нашла практическое воплощение в последующих директивах Пентагона: уже в июле и октябре 1945 года, в июне 1947-го и сентябре 1949-го. Причем в последней секретной директиве Трумэна (СНБ-57) концепция нанесения первого удара ядерным оружием, в случае возникновения войны, была внесена в официальную военную стратегию Штатов.

Сведения об агрессивных военных директивах появились в Штатах в 1988 году в исследованиях ученых-физиков под общим названием «США: ставка на победу в ядерной войне. Секретные планы Пентагона». Естественно, в Союзе перевод стал доступен только для ЦК, Совмина, кое для кого в Верховном Совете и госбезопасности. И только после трагических событий 91-го года перевод исследования оказался обнародованным (1993). Один из публицистов по этому поводу сетует: «Никак не могу понять: какие такие тайны из этой книги нельзя было обрушить в наше “неокрепшее сознание”? Может быть, это запоздалая констатация?»

К этому времени в нескольких десятках «войн низкой интенсивности» США использовали «принцип многократного шантажа», среди сорока последовательных угроз которого была и угроза применить атомную бомбу. И ведь применяли, хотя, как говорилось, «с низкообогащенным ураном». Но…

Справка. Во время корейской войны летчики американских ВВС были облечены полномочиями на самостоятельное использование тактического ядерного оружия. Командиры в звании капитанов и майоров сами должны были определять, достигла обстановка критического уровня или нет.

Вьетнам… уже введенный в действие план использования тактического ядерного оружия в 1969 году бы отменен в самый последний момент…

Или такое саморазоблачение Никсона:

«Есть теория, что бомба не играла существенной роли в нашей внешней политике после Второй мировой войны. Такая теория получила развитие потому, что бомба очень непопулярна. Но я знаю, что она играла роль в Корее. Она играла решающую роль во время Суэцкого кризиса 1956 года. Она также играла решающую роль в 1959 году в Берлине».

Что имел в виду американский президент, образно пояснил в свое время бывший сотрудник «РЭНД-корпорейшн» Даниэль Эллсберг:

«Неоднократно, как правило втайне от американского народа, американский ядерный потенциал использовался… точно так же, как пистолет, приставленный к виску противника, независимо от того, был нажат спусковой крючок или нет».

И атомные разведчики Анатолий Яцков и историограф Владимир Барковский печально иронизировали по поводу постоянно меняющихся американских военных доктрин и планов использования ядерного оружия. Действительно, в этой «горе планов» есть какая-то внутренняя логика в сторону апофеоза «взаимного гарантированного самоуничтожения».

Это «гарантированное безумное будущее» прервали наши атомные разведчики, вовремя проникнув за «стену секретности», возведенную именно против них, русских разведчиков, – Квасникова, Барковского, Феклисова и прямого участника проникновения Яцкова с его помощницей Леонтиной Коэн, имевшей выход на ценных агентов Фукса, Мэя и других, кто оказался по ту сторону «загородок генерала Гровса».

19 мая 1945 года – десять дней всеобщего ликования по случаю Победы… И вдруг заявление заместителя госсекретаря США Джозефа Грю: «Если что-либо может быть вполне определенным в этом мире, так это будущая война между СССР и США». Трудно отделаться от мысли, что «запах пороха» от будущей атомной бомбы кружил голову…

В конце 1947 года на стратегических картах Пентагона чуть ли не единственной атомной мишенью была столица Красной России – Москва. На город, который именно в этом году праздновал свое 800-летие, планировалось сбросить восемь атомных бомб, на Ленинград (250 лет) – только семь. Но уже по плану «Троян» на этих же картах было предусмотрено… семьдесят целей.

Нападение на СССР намечалось на первый день 1950 года и по плану «Дропшот» в 1957 году – первый день уже этого года и уже силами всего НАТО и вероятных европейских союзников.

Опасаясь утомить читателя несколько детализированным подходом к описанию очередной атомной угрозы нашему Отечеству, все же решусь показать «звериный оскал» заокеанских «сильных мира сего» не просто в отношении Страны Советов – Красной России – Советской России – Советского Союза, а в тысячелетнем стремлении ликвидировать российскую государственность как таковую. Будет показан и «предлог» такой бесчеловечности.

План «Дропшот» (дата нападения – 1 января 1957 года). Намечалось, что вместе с США выступят все страны НАТО и ряд «нейтральных» стран.

Общая стратегическая концепция гласила:

«Во взаимодействии с нашими союзниками нанести удар по военным целям Советского Союза, уничтожив советскую волю и способность к сопротивлению путем стратегического наступления в Западной Европе и стратегической обороны на Дальнем Востоке… подвергнуть беспощадному давлению советскую цитадель, используя все методы для максимального истощения советских военных ресурсов».

План намечал завершить все военные действия на территории Советской России в четыре этапа.

Первый период войны: свыше 300 атомных бомб и 250 тысяч обычных – уничтожение до 85 процентов советской промышленности.

Второй период: продолжение наступления с воздуха и подготовка к наземным операциям сил НАТО – 164 дивизии, из них 69 американских.

Третий период: с запада наступают 114 дивизий НАТО и с юга (Черное море) – 50 дивизий против вооруженных сил СССР в Центральной Европе. Результат: принуждение СССР к капитуляции.

В этой войне против СССР будут задействованы до 250 дивизий – 6 миллионов человек, а в авиации, ПВО и на флоте – еще 8 миллионов человек. Всего для выполнения плана «Дропшот» предусматривалось использовать вооруженные силы общей численностью до 20 миллионов человек.

Четвертый период: «Дабы обеспечить выполнение наших национальных целей, союзники должны оккупировать» Советский Союз и другие соцстраны Европы, а для этого потребуется 38 дивизий наземных войск. Сама территория СССР делится на четыре части – «районы ответственности», или оккупационные зоны. Как и в предыдущих планах агрессии, так и в плане «Дропшот» война против СССР, его оккупация обосновывались необходимостью противодействия «серьезной угрозе безопасности США, которую представляет характер советской системы…» (А как быть с американским дамокловым мечом над Россией в последние двадцать пять лет после распада советской системы?! Ибо не система страшна Западу, а сам факт существования суверенной России с ее национальными богатствами и широкими кадровыми ресурсами.)

План «Дропшот» не состоялся. Американские исследователи того времени, рассуждая о причинах провала Восточного похода Гитлера против СССР в 1941–1945 годах, сочли главной ошибкой гитлеровских стратегов упущения политических аспектов войны против русских, которые сформулировал еще немецкий полководец К. Клаузевиц:

«Россия не такая страна, которую можно действительно завоевать, то есть оккупировать… Такая страна может быть побеждена лишь внутренней слабостью и действиями внутренних раздоров».

И тогда американские стратеги вознамеривались исправить ошибки Третьего рейха Гитлера. При проведении этой политики в новой директиве СНБ-58 рекомендовалось: «Мы должны вести наступление не только открытыми, но и тайными операциями».

Так в новой концепции плана «Дропшот» нашлось место новым действиям с конечной целью развала Советского Союза путем психологической, экономической и подпольной войн. А после событий девяносто первого года и ухода с международной арены Советского государства в систему неприятия новой России был встроен новый предлог:

«Россия не вписывается в “западную цивилизацию”, она по своей природе не годится в равные партнеры западным демократиям». И вот окончательный «приговор»: «Россия – это трофейное пространство Запада».

Констатацию трагического звучания в сути «окончательного решения русского вопроса» ярко выразил митрополит Виталий, первоиерарх Русской православной церкви заграницей (1990-е годы):

«Будут брошены все силы, миллиарды золота, лишь бы погасить пламя Русского Возрождения. Вот пред чем стоит сейчас Россия. Это почище Наполеона и Гитлера».

Именно тогда двенадцать крупнейших американских физиков гневно заклеймили атомную бомбу: «Эта бомба – не оружие войны, а средство массового уничтожения. Применить ее – значит попрать все нормы морали».

Правда, Уинстон Черчилль, будучи уже вне действующей политической элиты Британии, то ли восхищаясь, то ли негодующе назвал атомную бомбу «вторым пришествием Христа». В одном он был, вероятно, солидарен с людьми планеты Земля: атомная одиссея – самый страшный и самый трагический отрезок жизни человечества.

За какими тайнами за «стену секретности» проникали советские разведчики? Секреты «атомного монстра» охраняла «вся королевская рать» Штатов, построившая свою контрразведывательную работу: это двенадцать секций с не общающимися между собой учеными, включая двенадцать нобелевских лауреатов, и весь набор «хитростей» ФБР и военной контрразведки с физической и технической системой контроля… И все-таки наша разведка победила!

«Снаряд» НТР взломал броню, в которую превратили «стену секретности». Закончилась война, прошли атомные испытания не только в Америке и СССР, но и в Британии, Франции… Человечество позволило восьми государствам обзавестись «атомным монстром».

Анатолий Антонович, государственно мыслящий сотрудник органов госбезопасности, неоднократно возвращался к глубоким размышлениям академика Андрея Дмитриевича Сахарова, творца супермощных ядерных зарядов до 50 мегатонн. Его мысль была проста: стало ли наше государство, получившее атомное оружие, более жестким по отношению к человечеству? Его ответ поражает четким проведением разграничения между «должно иметь» и «зачем иметь»:

«До известного предела наличие у Советского Союза ядерного оружия приводило не к большей жестокости, а, наоборот, к большой мягкости. Вспомните, СССР после смерти Сталина смягчил свою политику. Это-то и было главным фактором. А стало бы подобное возможным без термоядерного оружия – трудно утверждать. Этот процесс был неоднозначным (например, Карибский кризис), но мы же не знаем, как развивались бы события, не будь Советский Союз должным образом вооружен…»

Историческая справка. В период Карибского кризиса внешняя разведка проявила себя на особом направлении – при организации прямого контакта между главами СССР и США. Конфронтация между Западом и Востоком достигла своего апогея, и американская администрация была готова ликвидировать Кубу как социалистическое государство вблизи своих берегов путем массированного вторжения на Кубу силами полумиллионной армии. СССР за Кубу заступился, тайно введя на ее территорию ракеты якобы с ядерными зарядами.

Разрубить гордиев узел взаимного недоверия можно было, решившись на прямые переговоры руководителей двух великих держав. Такой канал должен был обладать не только конфиденциальностью, но оперативностью и надежностью с точки зрения доверия обеих сторон.

Такой контакт: Кеннеди – ЦРУ – разведка – КГБ – Хрущев – был предоставлен вашингтонской легальной резидентурой в лице ее главы Фомина (А.С. Феклисова, атомного разведчика и будущего Героя России).

В результате этой уникальной операции в считаные часы кризис был разрешен, Кубинская республика получила гарантии своей безопасности от правительства США в обмен вывода советских ракет с Острова свободы. Одновременно американская сторона вывела свои ракеты с территории Турции.

И случилось это в тот момент, когда американские военные предлагали уже через 48 часов начать бомбардировку Кубы. Выслушав все стороны, Кеннеди отменил принятое решение о вторжении. Он говорил: «Я думаю не о первом шаге… Мы не сделаем шестого шага, потому что никого из присутствующих не будет в живых». И американская сторона пошла на предложенный Советами компромисс.

Обмен конфиденциальными посланиями произошел в последних числах октября, и 1 ноября Хрущев писал Кеннеди: «…А я бы сказал – мы оба уступили разуму и нашли разумное решение, которое дало возможность обеспечить мир для всех».

Годом позже в своих выступлениях в американском конгрессе по поводу Карибского кризиса Кеннеди заявил: «В конечном счете самое главное, что связывает нас, это то, что все мы населяем нашу планету… Всем нам дорого будущее наших детей. И все мы смертны».

Одно весьма важно: редко кто из серьезных политиков и политологов до сих пор сомневается, что именно угроза конфронтации между ядерными странами принудила Запад считаться с Советским Союзом как с великой ядерной державой со всеми вытекающими последствиями в делах войны и мира.

Ядерной катастрофы удалось избежать. Это была непризнанная победа советского лидера Хрущева, но только потому, что пропагандистскую кампанию советская сторона проиграла.

«Атомная четверка» – Леонид Квасников, Владимир Барковский, Александр Феклисов и Анатолий Яцков – встречались вместе в дни торжеств в стенах штаб-квартиры либо в Институте разведки. Они высказывали удовлетворение своей работой на атомном разведывательном поле. Главный смысл их торжества в делах на пользу Отечества (а он значительно шире, чем только в атомных делах – это авиация, ракетная техника, кибернетика…) можно было бы сформулировать так: каждый раз, когда добывались ценные сведения, по обе стороны океана в резидентурах был праздник. И Центр в который раз высоко оценивал материалы, как в приводимом ниже случае из уст главы советского атомного проекта «Уран» Игоря Курчатова:

«Полученные материалы очень ценны, позволяют сэкономить 200–250 миллионов рублей и сократить сроки решения проблемы». И разведчики-атомщики, и ученые-физики выдали в свет своеобразный афоризм: «Мы довольны результатом – недурен советский атом». Здесь приводится лишь одна из оценок, причем не самого важного материала, полученного от Клауса Фукса, о промышленном объекте по производству плутония: и экономия средств, и сокращение сроков.

Но что значат в послевоенные годы эти сотни сэкономленных миллионов (а в целом – миллиардов)? Конечно, через годы ни разведчик Яцков, ни его атомные коллеги, ни ученые не хвалились тем фактом, что сэкономленные баснословные суммы не были отняты у народа.

Разве не факт, что место разведки в системе государства определяется понятием: «Если были проблемы у страны, то и задачи разведки соизмерялись с требованиями из разрешения». И до войны, и во время нее, и после решение оборонной программы происходило одновременно с налаживанием экономической стабильности в государстве.