Текст книги "Солнечное сплетение. Этюды истории преступлений и наказаний"

В 1953 году разговор его с самим собою стал приобретать все более бодрые тона. От папы Пия ХII «любимый сын церкви» получил высшую награду Ватикана – орден Христа. Между Испанией и этим государством заключен конкордат. Госдепартамент США выразил свою крайнюю заинтересованность в трех испанских аэродромах для их использования стратегическими бомбардировщиками с ядерными бомбами на борту. После переговоров с представителями Пентагона подписан американо-испанский договор об обороне, за которым последовала массированная военно-техническая помощь американцев на льготных условиях. (Из тех же соображений, кстати, исходил Вашингтон и в отношениях с Японией, когда после ее капитуляции не отправил на скамью подсудимых возведенного в ранг божества императора Хирохито.)

Одновременно, несмотря на нарушения там прав человека и политические репрессии, инвестиционные вливания западных стран начали поддерживать экономику Испании. От этого не только не страдало, но и набирало новые обороты прославление испанской прессой «самого мудрого стратега всех времен и народов». В глазах обывателя невольно вырисовывалась картинка, на которой посланец небес, направленный якобы самим Провидением спасти родину, и в самом деле ее «спасал». Пусть даже реально беспокоился лишь о том, как бы самому удержаться у власти.

Промышленность, внешняя торговля, производство товаров широкого потребления и строительство оживились, в том числе благодаря внутренним накоплениям капитала посредством репрессивного трудового законодательства 40-х годов, использованию дешевой рабочей силы иммигрантов, а также резко взметнувшимся доходам от иностранного туризма и помещению в испанские банки финансовых средств криминального происхождения со всего мира. Обо всем этом помалкивали, предпочитая говорить об «испанском чуде».

Не уставая от хвалебных реляций Вождю нации, церковные иерархи передали ему в личное пользование забальзамированную руку Святой Терезы Авильской – той самой монахини, которая в личном дневнике поведала о своем тайном общении с Господом без посредничества церкви. Такая священная реликвия пришлась Франко ко двору, но его тут же охватил приступ ярости, когда новый римский понтифик Иоанн ХХIII запретил произносить в своем присутствии выражение «крестовый поход», а Второй Собор Ватикана принял решение об отделении институтов римско-католической церкви от государственных структур. Не почувствуют ли себя уязвимыми его собственные прелаты? Не станут ли потихоньку отказывать ему в поддержке? На всякий случай каудильо распорядился строить специальную тюрьму для священников-диссидентов.

Тщательно скрываемое им от всех внутреннее напряжение начинало все больше давать знать о себе. На заседаниях правительства Франко часто впадал в дрему, старался прикрыть слезившиеся глаза очками с темными стеклами и куда-то спрятать дрожавшие руки. Первые симптомы болезни Паркинсона проявились еще в начале шестидесятых: скованная осанка, неуверенная походка, плохая ориентация в пространстве, приоткрытый рот, отсутствующее выражение лица. Болезнь обострялась, появилась еще и грибковая инфекция во рту. Дабы поднять его тонус, лечащий врач рекомендовал ему слушать время от времени записи военных маршей.

Многие государственные дела Франко уже делегировал тщательно отобранным высокопоставленным чиновникам из тайного католического ордена Опус Деи (Дело Божие). Видя же, что его эпоха подходит к концу, посольство США в Мадриде принялось за составление наиболее вероятного сценария перехода от франкизма к постфранкизму. Дабы не упустить из-под своего контроля процесс такой трансформации, агенты американкой разведки принялись культивировать доверительные связи влияния среди генералитета, окружения принца Хуана Карлоса, левой оппозиции. По оценкам ЦРУ, после смерти Франко вряд ли стоило ожидать серьезных волнений в стране, с которыми армия и полиция не могли бы справиться.

Неожиданное для Вашингтона назначение в июне 1973 года адмирала Карреро Бланко председателем правительства несколько смешало американские карты: эта фигура совсем не подходила для мирного перехода к демократии. 20 декабря того же года вопрос был снят после дерзкого покушения на адмирала баскских террористов. Прямо в центре Мадрида мощной взрывной волной его бронированный автомобиль отбросило с улицы через пятиэтажный дом во внутренний двор иезуитского монастыря.

Каудильо совсем упал духом. Не помогали ни военные марши, ни забальзамированная рука святой Терезы Авильской. По вечерам он уединялся со своим духовником-иезуитом Булартом поговорить по душам или с супругой посмотреть телевизор. На последнем с его участием заседании правительства сидел с прикрепленными к телу электродами, провода от которых тянулись в соседнюю комнату, где врачи следили за работой его сердца.

Во вторую ночь ноября 1975 года у Франко произошло желудочное кровотечение. Вся спальня была забрызгана кровью. Кровавый след остался и на всем пути перенесения его в операционную комнату дворца Пардо. После операции он оказался прикованным к постели и аппаратуре искусственного жизнеобеспечения. Дочь попросила врачей избавить отца от мучений и позволить ему уйти с миром. Вопрос еще обсуждался другими родственниками, когда Франко захлебнулся в собственной крови и приказал долго жить.

Глядя на труп своего подопечного, свидетель его последней агонии падре Буларт грустно произнес: «Если он сейчас не на небесах, то лишь потому, что там никого нет». Под окнами дворца на лужайке стояли фалангисты-охранники и тихо напевали гимн «Лицом к солнцу».

На похороны Франко из более-менее известных глав государств приехал только чилийский диктатор Пиночет. Выражая соболезнования семье покойного, он заметил, что тот был его богом. Отпевание поручили архиепископу Валенсии. Прелат назвал каудильо «человеком святой веры, слугой Божиим, который, являя собой пример любви к Богу, с высоты небес будет и дальше самоотверженно служить Испании».

Вдова Франко донья Кармен распорядилась все ценные предметы, оказавшиеся в жилых помещениях дворца на момент его смерти, погрузить на военные грузовики и развести по указанным ею адресам. Кое-что, включая его личные записи и документы, отправила пароходом за границу. В дополнение ко всему прочему она получила от правительства пенсию своего мужа как главы государства, его военную пенсию, ежемесячное пособие по специальному закону, не говоря уже о двухэтажной, меблированной квартире в престижном доме Мадрида.

«Неблагодарность меня окружает, одна лишь неблагодарность, – сокрушалась вдова в узком кругу. – Испания сошла с ума. Как мне ее жаль. Эх, если бы Пако был жив, он бы всем показал!»

Часть III
(Крещендо)

Спустя пятнадцать лет после смерти Франко на кладбище в мадридском районе Фуэнкарраль появились совсем рядом друг от друга два скромных памятника. Один с надписью «Испанцам, павшим в войне за свободу Европы». Напротив него через дорожку другой – с надписями на русском и испанском языках – «В память о советских добровольцах». В свое время поэт Рафаэль Альберти сказал о героизме и трагедии этих самоотверженных людей: «Кровь их поет, не зная границ».

Разные есть по данному поводу мнения. Но беру на себя всю ответственность утверждать, что испанцы, отдавшие свои жизни в борьбе с фашизмом, предупреждали о нависшей тогда над всем человечеством опасности. Перед этими людьми, чья трагедия стала прелюдией трагедии мировой, европейцы, да и не только европейцы, должны инстинктивно чувствовать долг признания их подвига: они сражались за свободу не только своей родины. И прав французский журналист Мишель Лефевр, который уже в наши дни делает вывод: «Республика проиграла войну с фашизмом, но столь же ясно, что она выиграла битву памяти. Гражданская война – не только испанское дело. По всему миру еще жива память о ней».

Стало уже привычным говорить, что не знающий своей подлинной истории народ обречен на повторение ее кровавых, трагических эпизодов. Страх перед исторической правдой – это боязнь услышать правду о самом себе, о своих ошибках и заблуждениях, о своей личной ответственности за происходящее. Это еще и самообман, за который рано или поздно придется снова расплачиваться дорогой ценой.

Зло причиняет народам не только тиран. Своей активной или пассивной поддержкой, раболепствующим словоблудием в его адрес люди вредят сами себе. И получаться это у них может совершенно неосознанно, по инерции, словно под воздействием душеспасительного инстинкта – нет, мол, другого выхода. Так было в Испании эпохи Франко и в Советском Союзе эпохи Сталина. При всей очевидной разнице вкладов каждого из них в мировую историю.

Решимость, с какой испанцы выбрали демократический путь и отвергли завещание Франко насчет будущего страны, – их красноречивый ответ на вопрос о его месте в истории. Вознесся он на пирамиду власти не потому, что облагодетельствовал чем-то своих соотечественников, а благодаря врожденному в нем иезуитскому умению использовать любые средства для достижения поставленной перед собою цели. Естественно, Франко уверился в том, что вершит суд соломонов, и, конечно, сам себя не считал палачом.

Но что еще, помимо кровавых расправ, позволяло ему так долго удерживаться у власти? Многовековое историческое наследие заставило одну часть испанцев поддержать идеи национал-католицизма, другую – позволить запугать себя. Да и западные лидеры «крайности» его полицейского режима решили просто не замечать.

Сразу после смерти каудильо было еще неясно, на чьей стороне выступит армия. Тогда и стало действовать достигнутое между испанскими политиками негласное согласие на молчание по поводу минувшего периода отечественной истории. Ради мирного перехода к демократии жертвы репрессий и их родственники не потребовали суда над теми, кто выносил смертные приговоры, мучил людей в тюрьмах, доносил на них властям. Всеобщая амнистия исключила применение в отношении приспешников Франко мер уголовного наказания, а сами они принялись сочинять свои новые автобиографии «демократов в душе», отзываться о нем, как об узурпаторе власти…

Для человека столь же характерно помнить, сколь и забывать. Так уж устроен мозг, и с этим ничего не поделаешь. Однако это меньше всего должно относиться к профессиональным историкам. Как бы ни было неудобно в силу политической корректности или тактических соображений, им нужно продолжать попытки все более глубокого уяснения, хотя бы для себя, истинных причин событий, несмотря ни на какие официально принятые их трактовки. Здесь, мне думается, нельзя упускать из виду и этические критерии уважения к жизни и достоинству каждого человека, к социальной справедливости в самом полном значении слова. Игнорируя такие критерии, можно даже начать оправдывать массовые казни, списывать их на тяжелые обстоятельства времени, на некую безвыходность положения, не оставлявшего якобы ничего другого, кроме жертвоприношения…

В Испании сегодня нередко приходится слышать, будто победа Франко в гражданской войне спасла страну от революционных травм, избавила ее от участия во Второй мировой войне, создала предпосылки для модернизации общества и устойчивой демократии. Такой вывод, например, делает в своем фолианте «Мифы гражданской войны» историк Пио Моа. Не покушаясь на его полное право иметь свое мнение, можно лишь попросить его назвать заплаченную при этом цену человеческих жизней.

Гражданскую войну и военную диктатуру с изрядной примесью клерикального фашизма многие испанцы склонны считать чем-то вроде вулканического извержения, затянувшегося по времени и охватившего всю страну. И мало кто решается непредвзято отвечать на злокозненные вопросы: что именно послужило подлинной причиной гражданской войны?

Кто подстрекал военных к мятежу? Какую роль в этом конфликте сыграли угнездившийся тогда в Западной Европе фашизм и политика уступок ему со стороны правительств Англии и Франции?..

Не надо ничего абсолютизировать. Это все равно, что вводить в заблуждение себя и других. Скажем, в качестве главного мотива гражданской войны ссылаться на склонность к авторитарности и насилию в испанском характере. Мне кажется, только одно десятилетие накануне Второй мировой войны, да и сама эта кровавая бойня убедительно свидетельствуют: подобной склонностью отличаются не только и даже не столько испанцы.

Есть некие парадоксы памяти, заставляющие задуматься, почему общество стремится забыть неприятное. Французы редко когда вспоминают о вишистском правительстве коллаборационистов, немцы – о нацизме и холокосте. Может быть, обществу необходимо некоторое время, чтобы начать всерьез размышлять о неприглядных сторонах своего прошлого?

Но вот в Чили еще при Пиночете родственники и друзья жертв репрессий начали борьбу за справедливость против безнаказанности, за память против забвения. Благодаря мужеству отдельных судей и журналистов, моральной их поддержке противников диктатуры в стране начался обвинительный процесс против генерала. Не удалось довести его до конца из-за того, что судей сместили, журналистов посадили за решетку. Только уход Пиночета с поста главнокомандующего позволил судьям вновь приступить к обвинительному процессу. Память чилийцев призывала к расследованию ненаказанных преступлений диктатора. Хотя был здесь и свой парадокс: около трети чилийцев поддерживали репрессивный режим, среди них, главным образом, привилегированные слои населения.

Четверти века понадобилось пройти после смерти Франко, чтобы испанский парламент впервые осудил франкизм и обещал предоставить материальную помощь родственникам расстрелянных и погребенных в общих могилах республиканцев. Все это время постоянно оказывалась помощь родственникам солдат Голубой дивизии, той самой, которая присягала на верность Гитлеру и воевала на восточном фронте в составе вермахта. До сих пор не пересмотрены дела военных трибуналов с их приговорами в отношении сотен тысяч испанцев, которые прошли через лагеря и тюрьмы как «государственные преступники», а каждый четвертый из них был замучен до смерти или расстрелян. Начиная с 1940 года, по иронии судьбы, франкисты выносили приговоры по обвинению в «поддержке восстания». Получалось, что верность законно избранной власти в лице тогдашнего республиканского правительства есть государственное преступление.

После всего вряд ли стоит удивляться тому, что в августе 2003 года правительство неофранкистской Народной партии отказало властям Аргентины удовлетворить их запрос на экстрадицию проживавших в Испании аргентинских офицеров, обвиняемых в совершении тяжких преступлений за период военной диктатуры. Можно представить себе волну протестов со стороны все того же правительства, если какая-нибудь страна не удовлетворила бы его запроса на экстрадицию окопавшихся там баскских террористов.

Примерно в это же время один из бывших политических комиссаров Франко по прозвищу «Сенека» (Хосе Мария Пеман) признался публично, без всякого стеснения, что сам участвовал в допросах пленных республиканцев. Каждого из них он спрашивал одно и то же: ходил ли в церковь молиться? Если кто-то отвечал отрицательно, его тут же ставили к стенке, но перед расстрелом направляли к нему капеллана, чтобы тот вытянул из него покаяние. Весной 2003 года законодательное собрание провинции Наварра, несмотря на протест местного епископа, огласило документы, не оставляющие никаких сомнений в том, что священники участвовали и в военных действиях, и в экзекуциях над пленными…

Живет сегодня в Англии человек, который очень не хочет забывать о таких неприятных вещах. Это историк, профессор Лондонской школы экономических и политических наук Пол Престон. Занимается он исследованиями, раскрывающими полную картину репрессий в ходе и после гражданской войны в Испании, массовых расстрелов, безымянных захоронений, пыток и издевательств над заключенными в тюрьмах. Будучи в Мадриде, он дал ясно понять, что считает историографию недавнего прошлого Испании неполной и неокончательной.

По мнению Престона, международное историческое значение событий 30-х годов в этой стране подтверждается всеми последующими событиями в Европе, ибо исход гражданской войны изменил соотношение сил в пользу Гитлера и Муссолини. Материалов же для анализа этой войны хватит на многие и многие годы. Еще не до конца ясно, например, откуда брал Франко финансовые средства на поддержание своей миллионной армии. Остаются для историка полной загадкой и многие действующие лица трагедии, как, например, Густав Дюран, композитор и друг Федерико Гарсии Лорки. В первый же день войны Дюран записался добровольцем в Народную милицию и, не будучи профессиональным военным, проявил себя на фронте так, что ему присвоили генеральское звание.

Когда Пол Престон приезжал в Мадрид, мне было интересно узнать от него, почему книгу, над которой он работал, ему хотелось назвать «Испанский холокост». По его словам, историки недооценили испанскую трагедию, обратив больше внимания на преступления, совершенные Гитлером и Сталиным. Выстраданное же испанцами, считает он, заслуживает такого названия, ибо точное число погибших в ходе гражданской войны, места их захоронения никогда не станут известны. Что же касается жертв франкистских репрессий после войны, их было около сотни тысяч человек. То есть, если сравнивать с числом убитых при Пиночете (между тремя и четырьмя тысячами), разница все же огромная.

По поводу самого Франко Престон рассказал, что до написания своей книги о нем представлял себе его как личность жестокую и довольно посредственную, но, исследуя глубже, обнаружил гораздо более сложную фигуру. Историк увидел в нем гремучую смесь умственного убожества со способностью заставить других невольно засомневаться в этом и сказать себе: либо ему просто везет, либо есть в нем некая врожденная хитрость, позволяющая ему одерживать победу над более опытным противником.

Сравнивая Франко с Саддамом Хусейном, англичанин отмечал в них такую общность. В течение многих лет иракский правитель в его отношениях с великими державами демонстрировал все ту же смесь глупости и хитроумия. Найденные же в Ираке массовые захоронения ничем не отличаются от тех, что продолжают обнаруживать в Испании. Не зря же Саддам восхищался Франко.

Накануне своего отъезда из Мадрида Пол Престон отважился в интервью местному журналисту указать на то, что демократическая Испания продолжает оставаться в долгу перед своим недавним прошлым, и призвал испанцев, пока еще есть живые свидетели, предпринимать действия для оживления своей памяти. В этом отношении он высоко оценил усилия испанской Ассоциации за восстановление исторической памяти. «Вопрос о рассекречивании документов требует немедленного решения, – заметил он. – Это же национальный позор: принадлежавшие более тридцати лет назад главе государства документы до сих пор находятся в частных руках и не доступны для историков».

Английский исследователь, как мне показалось, если хотел быть до конца объективным, мог бы упомянуть также и о той неприглядной роли, которую сыграло его собственное правительство в умиротворении Гитлера в течение всего периода гражданской войны, прикрываясь «политикой невмешательства». На это у него тоже должно быть полное моральное право. К сожалению, в тот момент историк им не воспользовался…

С моей стороны было бы непростительным верхоглядством утверждать, будто в Испании сегодня живут люди, совершенно безразличные к тому, как складывалось у них совсем недавнее прошлое. Свидетельств обратного много. Одно из них – недавно изданная книга о Франко кинорежиссера Альберта Баадельи, поставившего на ее основе еще и фильм «Счастливого путешествия, ваше превосходительство!» Как он объясняет, книгу и фильм нельзя считать актом его личной мести, а если месть и была, то лишь однажды, когда оказавшись один у дворца Пардо, где долгое время обитал каудильо, он просто подошел к стене дома и помочился на нее.

Знакомство с фактами биографии Франко дало основание кинорежиссеру говорить: интеллектуально Вождь нации был слаб, обладал бедным воображением и очень ограниченным кругозором. Трагедия еще и в том, что испанцы в качестве самооправдания сотворили из него личность более привлекательную, чем он был на самом деле, и для того же самооправдания сделали ее еще более опасной.

«Я, например, полагал, будто это умнейший, незаурядный человек, выдающийся полководец и даже в чем-то изобретательный, – отмечает в своей книге Альберт Бааделья. – Большим для меня открытием было осознание мною того, что для определения я не нахожу иного слова, как идиот. И теперь уже с огромным разочарованием думаю: кто же верховодил нами, пользуясь отсутствием серьезного ему сопротивления? То же, правда, могу отнести и к другим действующим лицам из скопления посредственностей, занимающих сегодня высокие государственные посты не только в Испании. Стоит взглянуть на них, как сразу замечаешь, что реально стоящие за их спиной правители должны быть даже заинтересованы в таких фигурах, ибо ими управлять легче. В мире государственной власти нашла себе пристанище далеко не лучшая часть человечества, с точки зрения интеллекта и кругозора…»

На фасадах испанских церквей мне часто бросалось в глаза выбитое в камне имя основателя Фаланги Хосе Антонио. У подножья гор в получасе езды от Мадрида как-то раз пришлось разглядывать вблизи хорошо просматриваемый издалека и своим внушительным размерам не имеющий себе равных во всей Западной Европе монумент. Там в выбитой внутри скалы усыпальнице лежат останки Франко рядом с останками лидера Фаланги Хосе Антонио. Всякие же разговоры сегодня о том, будто это «памятник примирения», есть не что иное, как словоблудие. Иначе зачем красуется на нем надпись «Павшим за Бога и Испанию»? Двадцать лет на строительстве мемориала использовались каторжные бригады из пленных республиканцев. Сотни людей при этом погибли, многие стали инвалидами, заболели силикозом.

Во дворце Пардо, где долгое время жил Франко вместе со своим семейством, сейчас устроен музей. Посетителям демонстрируют жилые апартаменты диктатора, а также его рабочий кабинет, военную форму со всеми регалиями и зал, где проходили заседания правительства под его председательством. В двух шагах от этих комнат находятся помещения, которые иногда предоставляются главам иностранных государств, прибывающим с официальным визитом. Площадь перед дворцом называется Площадью Каудильо. В центре самого Мадрида все еще стоит памятник ему прямо напротив одного из министерств. Не в знак ли «примирения»?

* * *

В своем исследовании, подводившем итоги восьмилетней деятельности правительства Аснара (1996–2004), испанский историк Мануэль Монтальбан сравнил его режим правления с франкистским. По мнению историка, этот режим отражал суть идей, духовных ценностей и интересов победителей гражданской войны в адаптированном к демократии виде, с учетом членства Испании в НАТО и Европейском Союзе. Сходство Аснара с Франко обнаруживается им в идеологии и политике, в особенностях их характера, амбиций, авторитарности мышления. С его точки зрения, Аснар пытался утверждать на практике национал-католицизм без Франко и, подобно каудильо, предоставил себя в услужение Вашингтону…

В годы правления возглавляемой Аснаром Народной партии пристяжные диктаторского режима, церковные иерархи, ощущали себя довольно уверенно. Католическая церковь продолжала владеть самой крупной недвижимостью в стране: 22000 храмов, 954 монастыря, 103 кафедральных собора, 289 музеев, сотни учебных и лечебных заведений, типографий, несколько инвестиционных, страховых и банковских компаний. Весомая часть финансовых средств для поддержания этого освобожденного от уплаты налогов механизма проистекала из государственной казны.

Согласно конституции 1978 года, Испания – светское, неконфессиональное государство и никто из граждан не обязан объявлять о своей идеологии, религии или веровании, всем гарантирована свобода вероисповедания. Действующие законодательные акты закрепляют положение о том, что религиозная вера есть личное дело каждого испанца. От финансовой поддержки церкви государство обязалось отойти в самом ближайшем будущем.

На самом деле никакая другая общественная организация, партия или профсоюз не обладают столь значительными льготами, как католическая церковь, что позволяют ей управлять огромными денежными средствами через скрытый от общества аппарат. Даже у Красного Креста нет подобных льгот.

Главный церковный финансист вынужден так разъяснять позицию епископата: «Одно дело – неконфессиональный характер государства, другое – обязанность любого государства облегчить для его граждан условия, необходимые для того, чтобы они могли пользоваться фундаментальными правами человеческой личности, среди которых есть право на религиозную свободу. Является ли религия чем-то личным? Нет. Здесь все объясняет Кодекс канонического права и доктрина церкви. Для католиков религия есть также дело государственное и общественное. Кроме того, церковь не приобретает для себя излишеств. Когда церковь управляет материальными ресурсами, она подходит к этому с иными критериями, нежели акционерные общества и финансовые учреждения».

Не только церковь, но и ее служители освобождены государством от всех форм налогов. Исключение составляют доходы от прибыли на капитал. У других религиозных конфессий и таких льгот нет, ибо с ними государство не заключало соглашений, подобных конкордату с Ватиканом от 1979 года. Если же внимательно почитать текст этого соглашения, оказывается: государственное финансирование католической церкви должно осуществляться таким образом, чтобы через три года она могла перейти на самофинансирование. То есть к середине 80-х. Имелось в виду, что католики сами будут ее поддерживать и не рассчитывать на дотации из госбюджета, как это было при Франко, когда прелаты входили в государственный аппарат, кардиналы и епископы состояли в судах прокурорами.

С тех пор прошло уже четверть века, но ничего подобного не случилось. Более того, помимо средств из центрального государственного бюджета, отдельно финансовые вливания осуществляют министерства обороны, здравоохранения, образования, культуры, труда, а также местные органы власти – в том числе на реставрацию и строительство новых храмов, проведение церковных мероприятий. Информация по таким финансовым операциям нигде не сводится воедино, сокрыта за семью печатями…

Что представляют собой «кадры» римско-католической церкви Испании в первые годы XXI века? 116 епископов, 19 тысяч приходских священников, 70 тысяч монахов и монашенок. Это не считая членов конгрегаций, типа Опус Деи и Легионеров Христа, сотен ассоциаций различного характера светской и религиозной деятельности.

Официально жалованье епископа составляет 800 евро в месяц. У каждого еще и представительские на 50 тысяч евро в год и средства примерно того же порядка, за которые они несут финансовую отчетность перед римской курией. Жалованье приходского священника – 600 евро в месяц, не считая компенсации транспортных расходов, платы за жилье и одежду. Немалый приварок – «гонорары» за каждую мессу, свадебный обряд, причащение, отпевание, погребение. Хотите крестить дите малое? Кладите 500 евро на бочку, если не больше.

Церковная казна существенно пополняется акциями, денежными средствами и недвижимостью, передаваемыми ей по завещаниям о наследии. Церкви также принадлежат 80 % историко-художественного наследия, 70 % земельных участков старых городов Толедо, Авила, Бургос и Сантьяго де Кампостела, 100 тысяч гектаров сельскохозяйственных земель и 40 латифундий. При этом государственные органы располагают только теми сведениями о финансовой отчетности, которые находият нужным предоставлять сами иерархи.

В недрах католической церкви действует своя страховая компания. Ее предназначение – страховать жизнь священников и церковные материальные ценности. Руководят компанией епископы. Ими же создана инвестиционная компания недвижимости для участия в биржевых операциях и получения с этого прибыли, а также для осуществления купли-продажи акций крупных испанских и иностранных корпораций. Такой род финансовой деятельности скрыт даже от многих епископов…

Короче, что получается в сухом остатке? Неконфессиональное испанское государство финансирует преподавание католической религии в школах, ритуальные услуги в госпиталях, гарнизонах и тюрьмах, одним словом то, что должна вроде бы оплачивать церковь. Государство компенсирует значительную часть текущих расходов церкви, делает ей финансовые инъекции, а та пускает эти средства в оборот, наращивая свой капитал. В целом официальный доход церкви держится где-то на уровне половины тех средств, которые она получает от государства. Публике же сие преподносится как «увеличение фондов солидарности с бедными в духе христианской традиции».

На деле и на языке юридическом все это означает «использование фондов не по назначению». Совсем не в духе Евангелия и заповедей Божиих режимом строгой секретности охраняется церковная бухгалтерия доходов от издательской деятельности, продажи предметов культа, кладбищенских надгробий, аренды гаражей и мебельных складов. Если учесть все про все, иерархи располагают бюджетом, превышающим бюджет любой крупной испанской корпорации.

Хоть и декларирует конституция, будто «никакая конфессия не должна иметь государственного характера», председатель правительства и все его министры приносят клятву верности перед королем, Библией и распятием. В пасхальную неделю членов кабинета и представителей местных органов власти, по обыкновению, можно увидеть шествующими в церковном ходе. Председатель правительства и лидер Народной партии – практикующий католик, близкий к Ордену иезуитов. Его супруга – член католической организации Легионеры Христа. Министр обороны в том же правительстве – член ордена Опус Деи, имеющего статус личной прелатуры римского понтифика.

Поскольку в моем разборе еще будут встречаться Опус Деи и Легионеры Христа, самое время рассказать о них поподробнее.

Католическое общество Опус Деи (Дело Божие) основано в 1929 году испанским священником Эскрива де Балагером с целью объединения людей католического вероисповедания, успешно проявляющих себя в политике, бизнесе, СМИ и системе высшего образования. Методы деятельности и структура организации во многом позаимствованы у иезуитов и масонов.

Иногда Опус Деи называют «белым масонством». На первый взгляд, это кажется странным, ибо именно Эскрива де Балагер наметал молний в сторону масонов больше, чем кто бы то ни было. В своей программной декларации «Путь» он не скрывал к ним своей глубокой неприязни. «Воспитай в себе волю, чтобы Господь сделал из тебя начальника! – взывал Эскрива к своим адептам. – Разве ты не видишь, как действуют проклятые тайные общества? Неспособные завоевать на свою сторону массы, они делают из отдельных личностей демонов, которые пытаются завладеть вниманием толпы до такой степени, что вводят ее в транс, а дальше тащат за собой в пропасть адову».