Текст книги "Хокуман-отель (сборник)"

– Мэй Ин. Извините, что я так рано.

Девушка запахнула полы халатика, поклонилась. Сказала еле слышно:

– Господин. Вы же знаете, я всегда счастлива, когда вы приходите.

Да, она любит его. Но ему это не нужно. Он не может позволить себе ответить ей тем же – и слава богу. Войдя, Исидзима подождал, пока Мэй Ин закроет дверь.

– Господин желает что-нибудь?

– Желает. Ты, наверное, слышала, как ночью прилетел самолет?

Мэй Ин опустила ресницы.

– С этим самолетом прилетели двое, будем считать, что это люди генерала Исидо. Один из них – новый официант.

– Как он выглядит, господин?

– Высокий. Русский. Красив. По-японски понимает плохо. Зовут его Гарамов. Сможешь повторить имя? Господин Гарамов.

– Гарамов-сан? За ним надо смотреть?

– Этим займутся официанты. Ты же проследи за девушкой.

– За девушкой? Она – какая?

– Тоже русская, и так же плохо говорит по-японски. Зовут Виктория. На их языке это звучит – Вика. Она будет в штате.

– Значит, у нее будет имя, как у всех нас?

– Имя? – Он подумал, какое же дать имя. – Да, конечно будет. Ее имя – Фэй Лай – прилетевшая. Так вот, девочка, займись этой Фэй Лай. И…

– Она красивая?

– Красивая.

– Я поняла. – Мэй Ин поклонилась. – Я знаю, что это такое – новый человек в отеле. Если кто-то из персонала или гостей не так поймет ее появление – вы это хотели сказать?

– Умница. Не дай бог у меня с этой девушкой возникнут какие-то хлопоты. Ты понимаешь?

Мэй Ин отвернулась. Он тронул ее за плечо:

– Мэй Ин. Ты ведь у меня лучшая в мире.

Она посмотрела на него, и вдруг он увидел в ее глазах злость. Лицо девушки скривилось, стало некрасивым. Она кусала губы, в глазах была ярость.

– Ну? Что с тобой?

– Ничего! – крикнула она.

– Мэй Ин! Вы забываетесь!

Мэй Ин закусила губу. Отвернулась, готовая заплакать. Этого еще не хватало ему. Она ревнует, и к кому? К той, которую он даже не видел.

– Мэй Ин, посмотри на меня. Мэй Ин! Я приказываю тебе.

Она дернула плечом и не думая поворачиваться.

– Девочка… – Исидзима взял ее за руку. Тронул за подбородок, но она вырвалась. – Ну вот. Это глупо.

Он подумал, не надо на нее злиться. Хотел даже сказать, что в глаза не видел эту Фэй Лай, но передумал.

– Девочка. Если ты сейчас же не перестанешь, мы поссоримся. Мэй Ин?

– Хорошо. – Девушка все еще стояла отвернувшись. – Хорошо, господин. Простите меня ради бога. Я просто глупая. Очень глупая.

Послышался шум мотора, и Цутаки увидел, как к воротам со стороны улицы подъехала машина. Из будочки вышел дежурный капрал, отодвинул засов, напрягаясь, потянул на себя обе створки. Во двор въехал открытый вездеход, за рулем которого сидел Тасиро Тансу. Что ж, это очень кстати. Тасиро затормозил, одним взмахом перебросил длинное тело через борт, скрылся в дверях здания. Вот уже стучит в дверь.

– Войдите.

Тасиро вошел, вытянулся. Худой, жилистый, легкий, ладный, лейтенант казался сейчас Цутаки совершенством подчиненного, верной собакой, сказочным оруженосцем из эпохи эйю дзидай, одетым в защитную гимнастерку без погон, галифе и сапоги. Да, его народ будет непобедим, если он способен рождать таких людей. Глядя на лицо Тасиро, можно подумать, что навстречу этому человеку что-то подуло, и он хочет досадливо отмахнуться, но что-то сдерживает его. Брови, скулы, углы губ Тасиро кажутся оттянутыми назад. Без сомнения, в лице Тасиро, в узких губах, в чуть выступающем подбородке есть что-то жестокое, почти зверское. Глаза лейтенанта бесстрастны, а оттого, что один чуть косит, создается вообще жутковатое ощущение. Но это и хорошо, потому что Тасиро верен Цутаки. Сначала рядовой, потом капрал, а сейчас лейтенант Тасиро Тансу всегда, в течение пяти лет войны, был верен ему, ни разу не изменил даже в мелочи.

– Тасиро, спасибо за суси.

Тасиро поклонился:

– Большая честь, господин майор.

Тасиро не бабник, равнодушен к выпивке, наркотикам, азартным играм. Пожалуй, единственный его недостаток – чрезмерная жажда убийства. Нет, можно сказать мягче – жажда всегда, во что бы то ни стало утвердить себя как идеальный аппарат уничтожения, машина смерти, которой нет равных. Тасиро, наверное, свободно может удавить десятерых, даже если они будут с ножами, а он – с голыми руками. Цутаки сам видел, как Тасиро несколько раз входил в барак к военнопленным и раздавал ножи. Итог всегда был один: пять трупов, и самое большее – один легкий порез на Тасиро.

– Очень вкусно. Как дела?

Тасиро молча полез в карман гимнастерки, достал жестяную коробочку из-под леденцов. Осторожно открыл крышку, поставил на стол. Цутаки нагнулся: в коробочке лежали два бриллианта; на глаз в одном из них было около полутора, а в другом – около двух карат. Исследовав камни на цвет, влажность среза, качество рундиста, Цутаки положил бриллианты в коробочку. Камни были средними.

– И это все?

– Все, господин майор.

– Наверное, ты жадничал, Тансу.

– Никак нет, господин майор. Я предлагал, как вы сказали, максимальную сумму в иенах за каждый карат.

– Откуда эти бриллианты?

– Камень поменьше куплен у ювелира Чжу, улица Цзюаньшань, двадцать четыре. Побольше – у Сона.

– Что, у нашего Рыжего?

– Так точно, господин майор. У Рыжего.

– Он же говорил, что у него больше ничего нет.

Уголок губы Тасиро дернулся, застыл. Значит, он пытал Сона.

– Понятно. Ты втолковал ему. А деньги заплатил?

Тасиро молчал.

– Так заплатил или нет?

– Господин майор. Я заплатил ему по официальному курсу. В гоби.

– Тасиро, это уже плохо. Зачем ты это сделал?

– Он был готов отдать так.

– Я же просил тебя: за любой, понимаешь – любой бриллиант ты должен платить в иенах, в самом крайнем случае – в долларах. Мы больше потеряем, если будем платить бумажками, которые ничего не стоят. Ты что, не знаешь, что дайренские ювелиры самые опытные в мире?

– Знаю.

– Вот ты сейчас содрал кожу с Сона, а чего добился?

– Он достал из тайника бриллиант.

– Во-первых, нам нужен не один бриллиант, а бриллианты. Во-вторых, что это за бриллиант? Средний камень, желтая стекляшка в два карата. И об этом уже знает весь Дайрен. Кончится тем, что дайренские ювелиры начнут прятаться от нас по тайным квартирам вместе с женами и детьми. Ты понимаешь это?

Тасиро молчал.

– Хорошо. Где ты был еще?

– По всем адресам, господин майор. В том числе из крупных – у Дун Шифу на набережной Умэ, у Гуан Муляна на улице Паньбэ, у Шавлакадзе на бульваре Вэй, у Ким Гао на улице Сюлинь, у Ализаде на набережной Вэнь…

– Что, везде пусто?

– Так точно, господин майор. Пусто по всем адресам, как у крупных ювелиров, так и у мелких.

– Что ты скажешь по этому поводу?

Тасиро одернул гимнастерку. За этим молчанием что-то скрывается.

– Тансу?

– Несколько причин, господин майор. Камни резко подорожали. Они боятся. Для покупки крупных партий нет эквивалента.

Цутаки подошел к нему вплотную, взглянул в глаза:

– Болтовня. Что ты считаешь эквивалентом? Баб? Жратву? Деликатесы? Наркотики? Что ты мне тут говоришь: «подорожали», «боятся», «нет эквивалента»? А имперская иена что – плохой эквивалент?

– Виноват, господин майор.

– Или ты решил темнить?

– Вы несправедливы ко мне, господин майор.

– Так вот, я спрашиваю тебя: что – иена плохой эквивалент? Или доллары?

– Если говорить правду, то нас кто-то обошел.

– Болван. Открыл истину. Да я это знаю без тебя. Все крупные бриллианты Дайрена, Чанчуня и Харбина давно кем-то скуплены. Кем? Ты не знаешь. А они скуплены умело, постепенно, продуманно. И не так, как делал ты, а на полном доверии. Но кем?

– Господин майор. Я знаю, как и вы, что часть бриллиантов скупил некий Яо из Харбина.

– «Яо из Харбина». Младенцу ясно, что это подставное лицо.

– Еще я слышал о господине My из Чанчуня и господине Сианге из Дайрена.

– «My», «Сианг». Кто это? Духи? Не знаешь? Хорошо, пусть это духи, но кто им передавал бриллианты? Как? Каким образом?

– Несколько ювелиров сказали, что бриллианты передавались этим людям в судках с деликатесами. Уносил их пожилой кореец.

– Слушай, Тансу, хватит этих баек. «Пожилой кореец»… ну и что? Как его зовут? Какие приметы? Куда он уносил эти деликатесы? Кому передавал? С кем был связан, наконец? Почему мы до сих пор не можем это выяснить?

Тасиро пожал плечами.

– Хорошо, Тансу, – примирительно сказал Цутаки, решив больше не распекать его, – ты честно выполнил свой долг, и я благодарю тебя. Как ты себя чувствуешь?

– Не понимаю, господин майор.

– Я хочу сказать – ты готов к работе?

– Опять не понимаю, господин майор. Извините.

– Ладно, Тансу, не валяй дурочку. Спрашиваю я тебя о твоем состоянии потому, что задание, которое я хочу тебе сейчас дать, очень серьезное.

– Слушаю.

– Перехвачен ночной телефонный разговор генерала Исидо с полковником Катаямой. Несколько странных вещей. Первое, будто бы у «Хокуман-отеля» сейчас стоит транспортный самолет. Второе, генерал Исидо приказал выслать для этого самолета двойную заправку горючего, приборы, рацию и сварщика с газовой горелкой. Третье, также по приказу генерала Исидо, в «Хокуман» откомандирован летчик резерва майор Тамура. Запомнил или повторять?

– Запомнил.

– Бери машину и отправляйся. Строжайшее указание: об этом не должен знать никто – ни здесь, ни там. Как змея, незаметно, чтобы никто тебя не видел, проберись к «Хокуману» и попытайся выяснить, что там за самолет. Не думаю, чтобы он взлетел раньше темноты. Но если ты почувствуешь, что это может случиться раньше, – срочно звони мне. Если же все так, как я думаю, жди меня на нашем обычном месте. Скорей всего, я буду во второй половине дня.

– Слушаюсь, господин майор.

Тасиро повернулся на каблуках и вышел. Цутаки подошел к окну. Солдаты закончили зарядку: угол двора был пуст. Из двери, ведущей во двор, никто не выходит, значит, Тасиро решил что-то захватить и поднялся сейчас к себе наверх. Так и есть – Тасиро вышел, держа в руках большой армейский мешок. Значит, к его словам и к заданию он отнесся более чем серьезно; впрочем, иначе ведь и не могло быть. Вот Тансу Тасиро подошел к машине, аккуратно положил мешок на заднее сиденье, взявшись за бортик, легким прыжком перекинул тело. Включил мотор, подъехал к воротам, что-то сказал сквозь зубы капралу, уже торопливо возившемуся у створок. Как только ворота приоткрылись, вездеход, чуть не задев их бортиком, выехал. Вскоре шум мотора затих.

Да, подумал Цутаки, с бриллиантами его кто-то обошел. Но кто?.. Однако, что бы там ни было, он должен не полениться и еще раз объехать сейчас все адреса, по которым только что побывал Тасиро. А потом уже заняться Исидо.

Дверь самолета осторожно открылась, и Гарамов увидел присевшего на корточки штурмана. Тот удивленно разглядывал его. Ясно, его озадачил маскарад. Гарамов протянул сверток:

– Что с вами? Вы как будто фрака никогда не видели, капитан?

Штурман взял сверток.

– Да нет, видел. Это что – гостиница, что ли?

– Спустите трап. А то фрак порву. Или испачкаю.

Штурман спустил трап. Гарамов ухватился за край и рывком поднялся в самолет. Штурман разглядывал сверток.

– Что здесь? Поесть принесли?

– Дайте сюда.

В свертке кроме платья и туфель для Вики поместились также гимнастерка Гарамова, сапоги и галифе.

– Подвенечный наряд. Устраивает? – Он взял сверток.

– Ничего, – осторожно сказал стоящий за штурманом радист. – Меня бы устроило.

Гарамов увидел Вику, склонившуюся над носилками, на секунду поймал в ее глазах удивление, понял, что это касается фрака, и показал рукой: мол, как я – ничего? Ему почудилась какая-то смешинка в ее глазах. Арутюнов, второй пилот и бортмеханик подошли ближе.

– Нам надо поговорить, товарищи, – обратился ко всем Гарамов.

Вика сделала вид, что ей срочно нужно дать попить кому-то из раненых. Махнула рукой: не мешайте. Но Гарамов позвал и ее:

– Товарищ медсестра. Вас это тоже касается.

Вика вздохнула.

– Идите, идите сюда, товарищ медсестра. Не нужно вздыхать.

Гарамов подождал, пока сядут все, и сел сам.

– Товарищи. Мы с вами приземлились на японской территории. Это Ляодун, побережье моря, между Дальним и Порт-Артуром.

За его спиной возникла и тут же угасла перебранка штурмана и второго пилота: «Я говорил? Разве я не говорил?» – «Ради бога, товарищ капитан».

– Товарищи офицеры, у нас серьезное положение: мы на территории противника.

– Здание-то это, что оно из себя представляет? – спросил бортмеханик.

– Это своего рода отель, место отдыха высших чинов армии и контрразведки.

Пока все молча обдумывали эту новость, Гарамов повернулся к Арутюнову и Вике:

– Что с ранеными?

– Ничего. – Арутюнов прищурился. – Если не считать, что всем нужно срочно сделать перевязки.

– Осиное гнездо, – тихо сказал радист.

– Они продержатся еще несколько часов? – спросил Гарамов.

– Что значит «несколько часов»? – Арутюнов явно рассчитывал на свои силы.

Гарамов посмотрел на Вику. Та отвела взгляд.

– До вечера.

– Не знаю. – Военврач пожал плечами. – Будем делать все, что сможем. Легкие раненые, может быть, и продержатся.

– А нелегкие?

– Товарищ капитан, – Вика прижала обе руки к груди, – всем раненым необходима серьезная перевязка.

– Вы не уговаривайте меня, сержант. Что для этого нужно?

– Прокипятить инструменты. Срочно. В этом здании есть где прокипятить инструменты?

– А может быть, здесь? – неуверенно сказал Гарамов. – На спиртовке.

Арутюнов усмехнулся, а Вика ответила:

– На спиртовке я могу прокипятить только ножницы. Гарамов вздохнул, молча развязал сверток. Стал выкладывать на скамейку то, что лежало сверху: свою гимнастерку, брюки, воткнутые один в другой сапоги. Оставшееся в свертке протянул Вике.

– Что это?

Гарамов вместо ответа пожал плечами. Под взглядами остальных Вика развернула светлую ткань – это оказалось длинное платье с золотым русским орнаментом. Под платьем были сложены новые лаковые туфли на высоком каблуке.

– Товарищ капитан? – Вика взяла одну туфлю. Зачем-то посмотрела ее на свет. – Туфли?

– Пройдите в носовую часть и переоденьтесь.

– Зачем?

– Переоденьтесь. Я потом объясню.

– Пожалуйста. – Вика взяла туфли и платье.

– Давай, давай, сестренка, – сказал бортмеханик.

Вика пошла к кабине.

– Ну и дела. – Радист чмокнул. Крикнул весело, придуриваясь: – Товарищ сержант, возьмите меня!

Но Гарамов глянул на него так, что радист осекся. Дверь за Викой захлопнулась.

– Товарищи. Переодеться меня и медсестру заставляют обстоятельства, сейчас объясню какие. Японцы чувствуют, что вот-вот будет капитуляция. Они, как я понял, все тут готовы продать друг друга с потрохами. Я вошел в контакт с директором этого отеля, он то ли агент, то ли черт его знает что. Нахапал тут, кажется, за войну целое состояние. А теперь, когда прижали, хочет драпать на нашем самолете. Предложил сделку: за то, что мы возьмем на борт его и еще пятерых, а потом высадим их где-нибудь в глухом месте, обещал достать нам горючее, рацию, и вообще – помочь улететь.

– Ну и что вы? – сказал штурман.

– Я согласился.

– Сколько горючего? – спросил бортмеханик.

– Полные баки. – Гарамов оглядел всех. – Думаю, что я поступил правильно.

Долго никто не отвечал.

– Еще бы нет, – наконец сказал второй пилот.

– Сидеть здесь и ждать, пока они нас перестреляют? Во! – Радист показал сжатый кулак.

– Тише, – сказал бортмеханик.

– Прости, Евсеич. – Радист отвернулся, посмотрел в сторону кабины.

Штурман покачал ладонью, будто что-то взвешивал.

– Директор и еще пятеро, говорите? Не много ли? А вдруг они начнут палить?

– Один есть нюанс, – сказал Гарамов.

– Какой?

– Если учесть, что одного из этих пятерых директор оставляет нам, – не много.

– То есть как оставляет? – спросил штурман.

– Так, оставляет, – ответил Гарамов. – В подарок.

– Важную птицу, что ли? – удивился бортмеханик.

Второй пилот хлопнул себя по коленям.

– Да что нам пятеро, – сказал радист. – Возьмем. Сюда же пятьдесят влезает.

– А вдруг этот директор нас обманет? – спросил Арутюнов. – Вы подумали об этом?

– Предложите другое, – отозвался Гарамов. – Не знаю, обманет он нас или нет, но другого выхода пока я не вижу, товарищ военврач.

– С другой стороны, зачем ему нас обманывать? – Штурман оглядел всех. – Он ведь мог сразу вызвать охрану, и все. Перестреляли бы нас как миленьких.

– Фрак это что, директор придумал? – спросил бортмеханик.

– Директор.

– В общем, он прав, – сказал штурман. – Не в форме же советской здесь ходить.

– Значит, гнездышко себе отлудили, – усмехнулся второй пилот. – Ну, япошки. Любят пожить.

– Пляж мировой. Я бы… – Радист вдруг застыл на полуслове, глядя в сторону кабины. Все повернулись.

Вика стояла у двери в светлом платье с золотым шитьем, придерживая рукой такие же золотые рассыпающиеся волосы. Она оказалась вдруг стройной и легкой, и у Гарамова перехватило дыхание.

Платье было ей в самый раз. Длинное, обхватывающее фигуру и расширяющееся книзу; по стоячему воротнику спускался русский старинный узор, расходился дальше узкой цепочкой и растекался лампасом по длинным рукавам и каймой по подолу.

– Ну как? – Вика оглядела всех. – Ничего?

Штурман застонал.

– Да перестаньте. – Вика покраснела. – Длинное?

– Где я? – Штурман закрыл на секунду лицо. Отнял руки. – Кто это такая? Сестричка, да вы же ангел. Вы даже не представляете. Феерия.

– Ладно вам, капитан, – сказал второй пилот. – Что там, не смущайте девушку. Платье как платье.

– Дубина ты, Володя. «Платье как платье», – передразнил его штурман.

– Перестаньте, ребята. Научите лучше, что с волосами делать, у меня нет ни одной шпильки. – Вика стояла у кабины и растерянно улыбалась. Шагнула вперед и чуть не упала. Все невольно подались к ней, будто одновременно хотели поддержать. Она скривила по-детски губы: – На каблуках совсем разучилась.

Вика по очереди посмотрела на всех. И опять Гарамов ощутил что-то вроде ревности.

– У вас есть лента? – спросил он.

– Конечно. В сумке.

Бережно поддернув платье, Вика присела и стала рыться в вещмешке. Достала ленту, наспех повязала волосы. Поймала взгляд Арутюнова. Кивнула.

– Полный порядок, – ответил военврач.

Вика, опустив глаза и явно тяготясь тем, что сейчас все на нее смотрят, стала собирать инструменты в большую санитарную сумку.

– Товарищи. – Гарамов кашлянул. – Наблюдение вести так же, как раньше. Вас, капитан, прошу проследить. И еще – никто не должен без согласования со мной выходить из самолета. И вообще как-то демаскировать себя. Я иду выяснить обстановку. Еда у вас пока есть, вода тоже. Медсестра вернется, как только сделает все необходимое.

Он повернулся к Вике. Она уже набила сумку до отказа и выпрямилась.

– Все взяли? – спросил Арутюнов.

– Все.

– А кохерные зажимы?

– Товарищ военврач, ну что вы. Все взяла.

– А турунды?

– И турунды взяла, резиновые. А марлевые у нас в индпакетах.

– А пистолет? – сказал Гарамов.

– Ой… – Вика сморщилась. – Забыла.

– А надо бы взять. Все-таки идем к врагу.

Вика повернулась. На подламывающихся каблуках прошла в кабину. Побыла там она, как показалось Гарамову, секунду и тут же вернулась, легко прихватив по дороге сумку со сложенными медикаментами. Гарамов попробовал взять у нее груз, но она отклонила его руку. Сергей открыл дверь. Вика поймала его изучающий взгляд, сказала шепотом, так, чтобы никто не слышал:

– Спрятала, товарищ капитан.

Гарамов все так же оглядывал ее, пытаясь понять, куда же она спрятала пистолет, думал, что если в сумку, то не годится. Ее можно легко выхватить. Вика поняла его взгляд, задержавшийся на груди, протянула жалобно:

– Я же сказала, товарищ капитан, спрятала. Прыгайте лучше.

Исидзима услышал, как недалеко от него зашаркала метла. Младший садовник, старик-кореец Лим, вечно согнутый из-за радикулита, подметал дорожки. С каждым из сотрудников отеля у Исидзимы были свои отношения, а с Лимом – особенные. Стоя за стволом пальмы у торца здания, Исидзима ждал, пока Гарамов во фраке и медсестра в блекло-сером платье с переполненной сумкой в руке выйдут к отелю. Рядом с ним стояла Мэй Ин в утреннем белом кимоно. Он чувствовал, что она так же напряженно, как он, вглядывается в идущих к ним русских, хотя внешне старается выглядеть совершенно безразличной. Он сразу оценил красоту медленно идущей по песку русской медсестры, ее стать, то, как она держит голову, как красиво идет на непривычно высоких каблуках. Когда оба вышли на дорожку, он скорее почувствовал, чем услышал, как Гарамов тихо сказал: «Это он». Медсестра в ответ чуть заметно кивнула.

– Вика, – уже громко сказал Гарамов. – Вика, познакомься. Это Исидзима-сан, директор отеля.

Вика назвала себя, слегка кивнув.

– Очень приятно. – Исидзима посмотрел на Мэй Ин. – Это Мэй Ин. У вас же, поскольку для всех остальных вы будете на это время сотрудницей нашего отеля, должно быть другое имя.

Он снова улыбнулся и поклонился. Вика пожала плечами.

– Это другое имя у вас будет Фэй Лай. Повторите, пожалуйста. Фэй Лай. – Исидзима улыбнулся.

– Фэй Лай, – сказала Вика. – Правильно?

– Совершенно верно. Фэй Лай по-китайски означает – прилетевшая. – Он повернулся к Мэй Ин, которая стояла опустив голову: – А имя этой девушки, которая будет вам помогать, – Мэй Ин, что означает – цветок сливы. В вашей сумке, как я догадываюсь, медицинские инструменты?

– Мне нужно срочно их прокипятить. Очень срочно.

– Это легко. У нас есть специальный кипятильник, который уже час как топится. Идемте за мной.

Вместе с Викой, Мэй Ин и Гарамовым он прошел в подвал, к прачечной, в которой обычно кипятилось белье. Здесь же, рядом, размещались гладильная комната и сушилка. Они вошли в просторный небольшой зал и остановились у раскаленной плиты.

– Все это в вашем распоряжении. Плита, рядом стол, на котором вы можете разложить инструменты. Делайте что угодно и сколько угодно. Мэй Ин вам поможет. А если нужно, можете позвать еще и горничную.

Медсестра улыбнулась. Достала из сумки несколько салфеток, стала раскладывать их на столе, а Исидзима с Гарамовым поднялись на первый этаж. Заметив, что русский офицер держится настороженно, японец спросил:

– Вам что-нибудь не нравится?

– Что с бензином?

– Господин Гарамов, не волнуйтесь. Пока, слава богу, все в порядке. Часа через два бензозаправщик и спецмастерская прибудут сюда. Кроме того, будут доставлены рация, инструменты и приборы. Как видите, я полностью выполняю наш договор.

– Машин пока нет. Есть только слова.

– Поверьте мне, господин Гарамов, через два – два с половиной часа машины будут. Всё. Мы пришли.

Он открыл дверь, пропустил Гарамова в коридор, кивнул сидящему в кресле Корневу.

– Дежурная комната для официантов. Располагайтесь, господин Гарамов, как вам удобно. Здесь можно отдохнуть, поесть.

Гарамов настороженно осмотрелся, но Исидзима не подал вида, что заметил его недоверие. Он сказал как ни в чем не бывало:

– Я уже распорядился, чтобы вам принесли завтрак. Если вы вдруг захотите связаться со мной – снимите телефонную трубку и наберите две единицы.

Гарамов покосился на дверь задней комнаты.

– Надеюсь, вы понимаете, – продолжал Исидзима, – что вам ни в коем случае не следует общаться с кем-то из посторонних? С людьми, которых вы не знаете…

– Мною могут заинтересоваться?

– Могут.

– Что отвечать, если кто-то станет задавать мне вопросы?

– Если вас спросят по-японски, скажете, как отвечали мне: что говорите плохо. Если же спросят по-русски – объясните коротко, что вы у меня на службе. И дайте понять, что со всеми расспросами следует обращаться только ко мне.

Ему показалось, что этот капитан готов вот-вот выхватить пистолет. Гарамов чуть подвинулся в кресле, и он понял его движение: не хочет упускать из вида двери задней комнаты.

– Если мне понадобится, я могу пройти на самолет?

– Когда угодно. Можете проводить туда вашу девушку. Но, думаю, после этого вам лучше все-таки будет вернуться сюда и подождать здесь машину.

Выйдя в коридор, Исидзима посмотрел на Корнева, тот протянул приготовленный сверток:

– Одежда, шеф.

– Бунчиков в задней комнате?

– Да, шеф. По-моему, этот русский его засек.

– Не ваше дело. Ваша задача сейчас занять пост наверху. Отправляйтесь на башню и будьте бдительны, вы поняли, Корнев? Будьте бдительны.

– Я отлично понял вас, Исидзима-сан.

– Выполняйте.

Корнев ушел. Исидзима глянул на часы: было половина десятого. Если машины уже вышли, то, по его подсчетам, через час-полтора они должны быть на дальней развилке.

* * *

Стоя у плиты в кипятильной, Акико следила за руками русской. Руки были ловкими и умелыми, они работали не спеша; вот расставили на раскаленной плите ванночки с водой, заполнили их инструментами. Сделав все это, медсестра почувствовала ее взгляд, посмотрела на нее и улыбнулась. Акико вынуждена была ответить такой же дружеской улыбкой. Подумала: наверное, эта русская часто имеет дело с медицинскими инструментами. Да, конечно. Идет война, и ей приходится перевязывать раненых. Почему же тогда руки у нее красивые, белые, чистые? Будто они никогда не знали никакой работы? Правда, ногти у нее обрезаны под самый корень. Но ведь их можно легко отрастить.

Мэй Ин мучилась. Она стояла, вслушиваясь в себя, как в груди росла и ширилась глухая неприязнь только оттого, что эта русская красива, что у нее легкий, ясный взгляд красивых глаз. Да, такая девушка могла бы свести с ума кого угодно, не только директора отеля. Где-то там, в глубине подсознания возникла мысль, что, может быть, все ее мучения напрасны? И она ухватилась за нее. Конечно же напрасны. Ведь у нее что-то есть с новым официантом. Но пересилить себя не смогла. Поклонившись, Мэй Ин вышла, закрыла за собой дверь. В темном коридоре было тихо, и она несколько минут постояла, сжав кулаки и пытаясь сдержать слезы. Будь проклят этот самолет. Самолет, который прилетел, чтобы отнять у нее Исидзиму.

Дождавшись, пока все звуки на первом этаже стихнут, Исидзима осторожно скользнул вдоль стены. Вышел в заднюю дверь. Придерживая сверток, вошел в заросли бамбука. Пройдя несколько шагов, остановился и прислушался. Оглянулся: сзади, сквозь зеленые коленчатые стволы, чуть просвечивала серая стена отеля. Там, на краю рощи, снова стали драться вспугнутые им воробьи, а впереди, в зарослях толстого перепончатого тростника, было тихо. Подождав и убедившись, что здесь никого нет, по крайней мере на расстоянии до пятидесяти метров, он пошел вперед, привычно проскальзывая между стволами и бесшумно отодвигая на пути листья и молодые ростки свободной рукой. Другая рука все время была занята: он нес сверток, придерживая его за небольшую веревочную петлю. То, что одна рука была занята, сейчас его раздражало, в таких ситуациях он любил полную свободу. Ноги при ходьбе старался ставить с носка, мягко и плотно, на каждом шагу ощущая сквозь подошву туфель песчаную почву.

Исидзима шел медленно, часто останавливаясь и напряженно вслушиваясь в голоса птиц. Он хорошо знал, что птицы всегда безошибочно указывают криком на присутствие человека. Так он двигался около сорока минут, а затем, определив, что уже прошел примерно три километра, и посмотрев на солнце – оно поднялось довольно высоко, – свернул в сторону. Скоро, метров через пятьдесят, он увидел скрытую деревьями узкую серую полосу дороги, идущую в обе стороны. Это была часть шоссе, ведущая к отелю как раз от дальней развилки. Исидзима остановился. Отметил, что место, выбранное им, идеально: он оставался незамеченным, а дорога хорошо просматривалась в обе стороны. Долго стоял, пытаясь сквозь птичий гомон расслышать вдали звуки моторов. Птицы голосили вовсю; Исидзима различал все их голоса. Даже легкий писк иволги, треск синиц и верещанье овсянок, хотя этих слабых звуков почти не было слышно, потому что, заглушая всех, радостно и громко кричали воробьи и пронзительно пищали чайки, да иногда, будто проснувшись, недовольно вскрикивал пеликан. Наконец он услышал далекий и слабо различимый ровный гул и через несколько секунд понял, что не ошибся – идут машины. Когда звуки моторов стали совсем близкими, он чуть отступил – и увидел появившийся из-за поворота зеленый открытый армейский вездеход. Исидзима отлично знал, что такие машины есть только в оперативном гараже дайренского второго отдела, но на всякий случай решил подождать. Сбавив скорость, вездеход медленно поднимался в гору. За ним показался бензозаправщик и грузовик. В вездеходе он разглядел трех человек: двух впереди и одного сзади. На сидящем рядом с водителем офицере – майорские погоны ВВС. Но только убедившись, что это не кто иной, как майор Тамура, Исидзима вышел на дорогу и поднял руку. Вездеход затормозил, водитель – по нашивкам капрал – выхватил пистолет, навел на него. Тамура, всмотревшись, поднял руку, и Исидзима чинно поклонился:

– Здравствуйте, Тамура-сан. Вы помните меня?

– Кто такой? – резко спросил водитель. Парень решительный, явно из крестьян. – Поднимите руки! Кто вы?

Тамура прищурился:

– Капрал, я ведь знаю этого человека. Кажется, вы – директор «Хокуман-отеля»? Исидзима-сан?

У летчика широкое смуглое лицо. Щелочки глаз смотрят настороженно. Он знал – у Тамуры прочная репутация фанатика и аскета, но репутация одно, а когда доходит до дела, все обычно оборачивается по-другому.

– Я рад, что вы помните меня, Тамура-сан.

Исидзиме показалось, что Тамура разглядывает его сейчас так, будто он не человек, а насекомое, случайно попавшее ему на ладонь. Подумал: Цутаки завербовал его или нет? По одному взгляду этого не понять. По жестким глазам видно, что Тамура Киммо идеал пилота разведки. Он все понимает, но в то же время без колебаний готов выполнить любое задание сверху. Губы Тамуры раздвинулись в жестокой улыбке.

– Я хорошо помню вас, любезный Исидзима-сан. Простите, вы остановили мою машину по чьему-то указанию?

– С вашего позволения, Тамура-сан.

Тамура посмотрел себе под ноги. Вздохнул, повернулся к капралу:

– Подождите здесь.

Соскочил с машины, и они отошли в сторону. Встали за стволами. Исидзима покосился: кажется, сейчас от машины их не видно. Тамура все еще глядел на него как на пустое место.

– Я слушаю, Исидзима-сан.

– Его превосходительство поручил мне вас встретить, господин Тамура, и ввести в курс дела. – Он переложил сверток, полез в карман, достал и протянул бумажку. Майор вгляделся в листок. Взгляд его постепенно менялся, в нем появлялась почтительность.

– Доверенность его превосходительства, – сказал Исидзима.

Тамура с поклоном вернул бумажку:

– Я слушаю, Исидзима-сан.

– Нам с вами оказана большая честь. Наш император поручил его превосходительству генералу Исидо выполнить важное задание. Мы должны помочь ему в этом. Для успешного выполнения задания необходимо, чтобы вы прибыли в отель под чужим именем и в другой одежде. Одежда у меня с собой.

Тамура некоторое время разглядывал Исидзиму. Поклонился.

– Слушаюсь, Исидзима-сан.

Так Тамура завербован Цутаки или нет? Исидзима попробовал понять это. По поведению, жестам, взглядам как будто не похоже. Но верить им нельзя. Такие люди, как Тамура, себя не выдают. Это железный человек и безотказный исполнитель.