Текст книги "Битва за Балканы. В лабиринтах дипломатии"

Оставалась убедить сенаторов в необходимости покупки Русской Америки. Но рассказывать американскому парламенту о выгодах покупки никто не хотел – сумма в 7 миллионов 200 тысяч была довольно чувствительной.

Когда из Петербурга Эдуарду Стеклю пришёл окончательный текст договора, было уже около полуночи. Он немедленно прибыл с полученным документом к госсекретарю, зная, что тот стремился ратифицировать договор в конгрессе до начала весенних каникул. Уильям Стьюард срочно вызвал в государственный департамент всех необходимых для подписания документов чиновников и политиков.

Но в ходе дебатов в конгрессе для одобрения договора всё равно голосов не хватало. Часть конгрессменов была настроена против покупки новых территорий. Кто знает, насколько искренними были их утверждения? Возможно, они исходили из принципа, что изменение их позиции будет должным образом оплачено.

В прессе начался настоящий ураган. Чтобы его успокоить и найти самый убедительный аргумент для несговорчивых конгрессменов, Стекль приступил к дополнительному «вознаграждению». В газеты просочились сведения, будто бы ему пришлось потратить на это около 400 тысяч долларов. Утверждалось, что парламент США будто «был куплен русским дипломатом». Хотя, впрочем, по мнению некоторых корреспондентов, примерно половина этой суммы оказалась в его личном кармане.

В ходе дебатов в сенате по вопросу ратификации договора сенатор Самнер в своей речи предложил назвать покупаемую территорию «Аляской». Американская пресса подхватила это название, но ироничные корреспонденты прозвали приобретённые территории «холодильником Стьюарда», «глупостью Стьюарда» или «Джонсоновский зоопарк белых медведей».

Договор между Россией и США о продаже Аляски за 7 млн. долларов 200 тысяч золотом был подписан 18 (30) марта 1867 года. Эдуард Стекль получил чек на сумму в 7,2 млн. долларов, выплаченную казначейством США. Таким образом, за эту сумму была продана территория площадью 1519 тыс. кв. км, или менее, чем по 5 центов за гектар. Небезынтересным будет заметить, что, к примеру, трехэтажное здание окружного суда в центре Нью-Йорка обошлось казначейству штата дороже, чем Аляска американскому правительству.

Долгое время в России циркулировали слухи, будто бы эти деньги бесследно исчезли. На самом деле, большая часть денег была потрачена на закупку железнодорожной техники в Англии, а также технологий и принадлежностей для Московско-Рязанской, Рязанско-Козловской и Курско-Киевской железных дорог. Оставшиеся 390 243 рублей 90 копеек поступили наличными в Министерство финансов.

Сведения об этой сделке просочились в Петербург. Эдуарда Стекля стали обвинять в прессе, что он за американские взятки «надоумил царя-батюшку и канцлера Горчакова распродать русские земли». В апреле 1868 года петербургская газета «Голос» писала:

«Продажа за бесценок американцам Аляски – это позор и забвение памяти наших первопроходцев. Мы не можем отнестись к подобному невероятному слуху иначе, как к самой злой шутке над легковерием общества… Неужели трудами Шелихова, Баранова, Хлебникова и других, самоотверженных для России людей, должны воспользоваться иностранцы?»

Травля в обществе Эдуарда Стекля стоила ему дипломатической карьеры. Через год он был вынужден уйти в отставку. Но император Александр II отблагодарил его премией в 25 тысяч рублей, ежегодной пенсией в 6 тысяч рублей и награждением орденом Белого орла. Известна фраза императора в отношении Стекля: «За все, что он сделал, он заслужил особое «спасибо» с моей стороны».

Но в дальнейшем всё-таки ему было отказано пребывание на российской государственной службе. Как утверждает известная пословица – «нет дыма без огня». В Соединённых Штатах Америки в начале прошлого века были обнаружены документы, которые свидетельствуют о получении Эдуардом Стеклем крупных сумм золотом в «Риггс бэнк» (Riggs Bank).

Продажа Аляски не решила финансовых проблем российского государства. Но, по мнению канцлера, она избавила страну от будущих неминуемых столкновений с её могущественными соперниками, что потребовало бы не только денежных, но, самое главное, и человеческих потерь. А последствия были бы непредсказуемые. Этот внешнеполитический акт вполне вписывался в концепцию Горчакова, гласящую, что «любое расширение территории государства ослабляет его могущество».

Понимая, что незавершенность проводимых в государстве реформ потребует значительных финансовых ресурсов, Горчаков в меру своих сил пытался ограничить желания кругов, близких к Генеральному штабу, добиться новых приобретений в Средней Азии.

Военных стимулировали к этому российские предприниматели, желавшие получить новые рынки сбыта своих товаров и доступ к закупкам высококачественного среднеазиатского хлопка. До этого им приходилось из Северной Америки завозить хлопок, производимый рабским трудом.

– Ваше величество, – в который раз князь во время утренней аудиенции при обсуждении международных событий повторял императору свой тезис, – для нашей безопасности, будь то на Востоке, или в Европе, мы приходим к одному выводу – ради своего могущества на внешней арене и в интересах народов, заботу о которых Провидение возложило на ваше августейшее величество, а также в интересах мира и общего равновесия, наипервейший долг России есть завершение внутренних преобразований. От этого зависит будущее России и всех славянских народов.

Этим аргументом, казавшимся ему наиболее убедительным, канцлер рассчитывал побудить императора урезонить амбиции военных кругов.

За почти двадцатилетнюю службу в должности канцлера Горчаков хорошо изучил вкусы и предпочтения своего государя. Он всякий раз являлся на утренние визиты к нему тщательно выбритым, благоухающим тонкими французскими духами, в безупречном фраке, с орденами Святого Александра Невского, Святого Владимира и алмазными подвязками ордена Святого апостола Андрея Первозванного.

Императору импонировало изысканное красноречие своего канцлера. Он высоко ценил знание им до тонкостей всех перипетий международной политики иностранных государств и его умелые внешнеполитические комбинации.

Будучи эстетом, Горчаков и к своей деятельности относился как к искусству. Поэтому в международных отношениях он стремился к гармонии. Добиться же гармонии в полифонии международных отношений является делом исключительной сложности. Канцлеру приходилось добиваться определённого контрапункта, казалось бы, не сочетаемых политических интересов великих держав с интересами Российской империи. Он точно уловил момент в расстановке международных сил для отмены Парижского трактата, подписанного в Париже 18/30 марта 1856 года. Как известно, этот документ «ограничивал верховные права России в Чёрном море» (она обязана была сократить свои морские силы «до самых малых размеров»).

После франко-прусской войны Франция была разгромлена. Великобритания в тот момент находилась в определённой изоляции.

Австро-Венгрия, поигравшая недавно войну Пруссии, без поддержки Франции не рискнула бы начать войну против России.

Как, впрочем, и Османская империя, не могла выступить против неё в одиночку, поскольку была охвачена глубоким кризисом из-за экономических проблем и нарастания национально-освободительных устремлений на Крите (остров в то время назывался Кандия – авт.) и на Балканском полуострове.

В конце лета 1866 года повстанцы на Крите выдвинули требование о присоединении к Греции. Петербург предложил западным державам поддержать кандиотов (так в тот период называли жителей Крита – авт.). Но Лондон и Париж отклонили это предложение. Турки подавили восстание.

В сложившейся обстановке только Берлин в силу собственных интересов поддерживал Петербург. Горчаков понимал, что надо было действовать решительно. Но против намерений канцлера высказали возражения некоторые деятели внутри страны. Министр внутренних дел Александр Егорович Тимашев назвал их «мальчишеским бахвальством». Военный министр Дмитрий Алексеевич Милютин предлагал ограничиться только заявлением об отмене нейтрализации Чёрного моря, но не касаться вопросов о принадлежности Южной Бессарабии и демилитаризации Аландских островов.

Внешнеполитический барометр канцлера показывал «ясно». В итоге дискуссий его точка зрения была принята государем и положена в основу известного циркуляра Горчакова русским послам при правительствах государств-участников Парижского договора, прокламировавшего выход России из Парижского трактата и восстанавливавшего мировой престиж России.

Проведённая в Лондоне весной 1871 года международная конференция после убедительной аргументации российского посла Ф.И. Бруннова на основе указаний Горчакова, всё-таки признала положения, выдвинутые его циркуляром.

Ближайший помощник канцлера Александр Жомини писал по этому поводу:

«Не было случая, чтобы договор был мирно похоронен спустя 15 лет после его подписания».

Это был безусловный успех российской внешней политики.

Фёдор Иванович Тютчев откликнулся стихами на это важное для авторитета России событие:

 
Да, вы сдержали ваше слово:
Не двинув пушки, ни рубля,
В свои права вступает снова
Родная русская земля —
И нам завещанное море
Опять свободною волной,
О кратком позабыв позоре,
Лобзает берег свой родной.
 

За эти достижения император высочайшим указом пожаловал князю А.М. Горчакову, с нисходящим его потомством, титул светлости.

Горчаков напрасно возлагал большие надежды на «европейское равновесие», чтобы закрепить те успехи российской внешней политики, которые наметились после его циркуляра.

Каждая из европейских держав, внешне сохраняя приверженность договорённостям с Россией по тем или иным вопросам, на практике действовала в сугубо эгоистических целях.

Так было всегда и, как известно, так продолжается и в наши дни.

Горчаков считал Францию постоянным и стабильным партнёром России. Об этом он писал в своих закрытых докладах, адресованных императору.

В инструкции новому послу России в Париже князю Н.А. Орлову он указывал на мотивы, которые определяют стремление Российской империи к «согласию с Францией». Две страны, говорилось в письме, вовсе не имеющие неизбежно враждебных интересов, и имеющие, напротив, много схожего, могли и должны были найти взаимную выгоду в согласии, которое способствовало бы их безопасности, их процветанию и поддержанию разумного равновесия в Европе. «Подобные принципы, – подчеркнул канцлер, – имеют постоянный характер. Они выше всех превратностей».

Схожие мысли он высказывал и в своих беседах с послом Франции. Генерал Ле Фло (полное имя Адольф Эммануэль Шарль Ле Фло) своей внешностью отнюдь не напоминал героев новелл Ги де Мопассана и Эмиля Золя. Скорее он походил своей плешивой головой, плебейским носом, жидкими бакенбардами, седыми усами и подстриженной бородкой на провинциального почтмейстера. В его политической карьере перед вторым назначением главой дипломатической мисси в России были должности военного министра в правительстве и депутата Национальной ассамблеи. Хотя на этих должностях он пробыл непродолжительное время.

– Уверяю вас, генерал, – говорил Горчаков ему перед подписанием в июне 1874 года двустороннего российско-французского договора о торговле и мореплавании, – если бы французская империя считалась с нами, она избежала бы тех бедствий, которым она подверглась. Подписанием этого договора мы укрепим традиционные связи, существующие между нами. Как на континенте, так и на морях между Россией и Францией не существует никаких разногласий. Это является залогом и надежной основой упрочения их дальнейшего сближения. По отношению к Франции наш августейший монарх сохраняет доброжелательные чувства. Прошу передать вашему правительству, что Франция всегда рассматривалась его кабинетом как главный элемент всеобщего равновесия. И у нас нет никакого повода отказываться от этой традиции.

Другим спектром интересов светлейшего князя в этот период было укрепление связей между монархами России, Австро-Венгрии и Германии. С его точки зрения, союз трёх императоров позволил бы обеспечить европейскую безопасность и ограничить стремление Великобритании к гегемонии на континенте и мире в целом.

Объединение Германии, осуществленное «железом и кровью» министром-президентом Пруссии Отто фон Бисмарком, который, чтобы польстить Горчакову, называл себя его «учеником», заставило светлейшего князя подумать над тем, как найти способ нейтрализации дальнейших агрессивных планы тевтонцев.

Горчаков сумел убедить российского императора и своих коллег – министров иностранных дел Австро-Венгрии, Германии и Франции пойти на создание новой европейской архитектуры, которая бы отвечала их интересам и содействовала общей безопасности.

Для осуществления своих планов ему предстояло минимизировать неприязнь Александра II к Австрии, предавшей Россию во время Крымской войны, и попытаться исключить наметившееся по инициативе Бисмарка сближение Пруссии и Австрии.

К этому времени на политическом небосклоне Габсбургской империи начала восходить звезда граф Дьюла Андраши. Его отношение к России сформировалось в период событий 1848 года, когда он сражался в рядах восставших (его даже приговорили к повешению, но он успел бежать за границу: вначале в Константинополь, затем в Париж). Амнистия 1857 года позволила ему вернуться в Венгрию. Он принёс присягу верности императору Францу Иосифу I и вновь активно включился в политическую жизнь.

В результате подъёма национального движения австрийская монархия вынуждена была пойти на уступки Венгрии, которая грозила выйти из повиновения. В 1867 году Австрия была преобразована в дуалистическую Австро-Венгерскую монархию.

Произошедшие события выдвинули графа Андраши в ряды весьма влиятельных политиков: он становится премьер-министром Венгрии, но не изменил своего антироссийского настроя. Через четыре года граф получает пост министра иностранных дел Императорского двора.

Это был человек пассионарной натуры, с несомненной харизмой и внешностью франтоватого брюнета, любившего щегольнуть ярким национальным военным мундиром. Такие мужчины не оставляют равнодушными сердца романтически настроенных женщин. Поэтому далеко не случайно супруга австрийского посла Амалия фон Хаффнер поведала одной из фрейлин императрицы Марии Александровны о людской молве, которая сплела легенду о романе графа Андраши с императрицей Австрии и королевой Венгрии Елизаветой, женой Франца Иосифа I, известной как Сисси.

Её образ и необычная, полная романтики и трагедии жизнь вдохновила многих литераторов, живописцев и кинематографистов.

Амалия фон Хаффнер, по-женски завидовавшая очаровательной Сисси, рассказывала фрейлине историю любви австрийского императора и баварской принцессы, абсолютно уверенная в том, что она слово в слово будет передана царице.

– Вы знаете, милая Катенька, – пряча лукавую улыбку, говорила Амалия, – двадцатитрёхлетний император Франц Иосиф пленился красотой пятнадцатилетней Сисси, когда вся её семья по приглашению Габсбургов находилась в их летней резиденции. Императору прочили в жёны принцессу Баварскую Елену, старшую сестру Сисси. Но, увидев Сисси, Франц Иосиф заявил матери, что женится на принцессе Елизавете, а не на Елене. Спустя несколько месяцев, по словам фрау фон Хаффнер, украшенный цветами корабль доставил по «прекрасному голубому» Дунаю счастливых жениха и невесту из Баварии в Вену. Госпоже фон Хаффнер посчастливилось присутствовать на их венчании.

– Мне показалось, – произнесла она уже с искренним волнением, будто вновь переживала эти минуты, – что почти вся Вена любовалась сияющей красотой невестой, которая была в розовом платье, расшитом серебром, с бриллиантовой диадемой на короне необычайно роскошных чёрных волос. От церкви Августинцев до императорского дворца молодожёны ехали в карете с инкрустированными золотом колёсами и дверцами, расписанными два века назад Рубенсом.

Но жизнь оказалась суровее сказочных фантазий бывшей баварской принцессы. Первые мгновения счастья вскоре сменились для молодой императрицы ощущениями птицы, запертой в золотой клетке. Строгий регламент и этикет императорского двора лишил её милой сердцу свободы.

Мать императора София, игнорируя особенности характера невестки, пыталась сделать из неё своё подобие, деспотично контролируя каждый её шаг, досаждая ежеминутными наставлениями.

Сисси находилась на грани отчаяния, она пыталась призвать на помощь Франца Иосифа. Но безуспешно. Будучи мягким по характеру, он оказался между двух огней: безграничная любовь к жене столкнулась в нём с глубоким уважением к матери.

Состояние её души передают стихи, написанные Сисси через две недели после свадьбы:

 
Я проснулась в темнице,
На моих руках оковы.
Мною все больше овладевает тоска —
А ты, свобода, отвернулась от меня!
 

Неожиданно для всех Сисси демонстрирует лучшие качества дипломата – политическую интуицию, дальновидность и врождённый такт, при решении вопросов, касающихся вассальной Венгрии. Она полюбила эту страну и культуру венгерского народа. Начала изучать венгерский язык. Проявила удивительную способность, довольно быстро заговорив на нём свободно. При этом ей помогал граф Дьюла Андраши, который знакомил её с венгерской поэзией, культурой народа и его обычаями.

Они проводили вместе много времени в беседах о путях строительства дуалистического государства. Это и стало питательной почвой для легенды об их любовной связи. Поговаривали даже об отцовстве Андраши дочери императрицы Мари Валери. Лишь, когда та повзрослела, для всех стало очевидным её внешнее сходство с Францем Иосифом.

Граф Андраши довольно быстро становится влиятельной политической фигурой в Австро-Венгрии. Не без его инициативы Бисмарк убеждает своего императора провести в сентябре 1872 года в Берлине двустороннюю встречу с Францем Иосифом по актуальным международным проблемам.

Но об этом по своим источникам узнаёт канцлер Горчаков, который немедленно сообщает о готовящейся сепаратной встрече своему императору. Забавный случай изменил конфигурацию этого события и его результаты.

Во время рыбной ловли Александр II увидел немецкого посла Ройса и, как бы, между прочим, спросил:

– Правда ли, что в сентябре состоится встреча двух императоров: Германии и Австрии?

Канцлер Дьюла Андраши

Посол от неожиданного вопроса опешил. Но не смел лукавить императору и в общих словах рассказал царю о том, что такая встреча предполагается. Он в тот же день доложил Бисмарку о состоявшемся разговоре. Бисмарк срочно направляет от имени императора Вильгельма I приглашение Александру II на эту встречу, опасаясь возможного сближения России с Францией.

Саммит суверенов ознаменовался наметившимся «Союзом трёх императоров». России удалось в тот момент не допустить сближения Австрии и Германии за её спиной.

Стороны достигли устной договорённости поддерживать статус-кво на Балканском полуострове при невмешательстве во внутренние дела Османской империи.

Бисмарк в духе своей тайной дипломатии на встрече тэт-а-тэт с Горчаковым подобострастно уверял «своего учителя», что Берлин поддержит согласованные действия России и Австро-Венгрии на Балканах. А графа Андраши он заверил, что Берлин подставит плечо Вене в её политике расширения немецкого фактора среди славянского населения на полуострове.

О встрече трёх императоров стало известно Лондону. Его беспокоила такая коалиция в центре Европы. Министр Дерби поручил своим послам в трёх столицах выяснить подробности состоявшегося саммита и не носил ли он антибританской направленности.

Посол Лофтус запросился на беседу к канцлеру Горчакову. Он поинтересовался у него итогами встречи в Берлине.

В тот же день Лофтус направил следующую депешу в Форин-офис:

«По данным, полученным мною из разговора с российским канцлером и из закрытых источников, есть основания полагать, что встреча привела к более гармоничным отношениям между российским и австрийским императорами, которые в последнее время носили отчуждённый характер. Императору Вильгельму также удалось восстановить равновесие между Германией и Австрией. Или как остроумно заметил граф Андраши: Cela nous met do foin dans nos bottes (Это засовывает нам сено в сапоги – франц.). На встрече обсуждался подъём национального и революционного движения. «Интернационал» вынашивает революционные планы и замыслы социалистических партий в Европе. По этому поводу должна была состояться австро-германская конференция в Берлине. Но она отложена. Князь Горчаков высказался в том смысле, что вопрос «Интернационала» более касается Австрии и Германии. Стороны заострили внимание и на отношениях трёх империй к Престолу в Риме. Князь Горчаков в беседе со мной представил Россию как проникнутую чувствами религиозной толерантности и готовой с Престолом иметь гармоничные отношения. Но подчеркнул, что до тех пор, пока Папство и Римская католическая церковь будут чётко ограничивать себя в рамках «католицизма», он будет их сторонником и защитником. Но если они будут скатываться к «полонизму» (поддержке польских сепаратистов – авт.), то он будет их определённый враг. Он также заявил, что не позволит, кому бы то ни было втягивать себя во враждебное отношение к Папе и к католической религии в империи.

У меня также имеются сведения, что обсуждались взаимные гарантии территориальных владений сторон и сохранение мира и безопасности в Европе.

Канцлер Горчаков в превосходной степени говорил о графе Андраши. Впервые появившись на большой политической сцене как активное действующее лицо, он приобрёл доверие императоров Германии и России, что впоследствии принесёт свои плоды».

В марте 1873 года состоялся визит императора Вильгельма в сопровождении Бисмарка и фельдмаршала Мольтке в Петербург.

В ходе визита двумя фельдмаршалами была подписана военная конвенция между Россией и Германией. С российской стороны её подписал фельдмаршал Фёдор Фёдорович Берг – наместник Царства Польского, с германской – фельдмаршал Хельмут фон Мольтке – начальник генерального штаба Германии.

Документ предусматривал, что в случае нападения на одного из участников конвенции, другая держава окажет помощь 200 – тысячной армией.

В момент подписания Бисмарк неожиданно для российской стороны заявил, что конвенция не будет иметь силы, если к ней не присоединится Австрия.

Это заявление, конечно, выдавало его предварительную договорённость с Андраши. Именно честолюбивый и не лишённый коварства венгерский граф отговорил Франца Иосифа от поездки в российскую столицу, надеясь на союз с Великобританией.

Но его надежды не оправдались. Опасаясь остаться в изоляции, он по согласованию с императором Францем Иосифом приглашает в Вену германского и российского канцлеров.

В июне того же года состоялся визит Александра II в сопровождении Горчакова в Вену.

В Шенбруннском дворце была подписана двухсторонняя конвенция о совместном образе действий в случае военной угрозы одному из государств.

В октябре к ней присоединилась и Германия. Тем самым завершилось создание «Союза трёх императоров», носившего, по сути, характер консультативного акта.

Но этому «союзу» предстояло выдержать суровые испытания надвигающихся, как неминуемый ураган, национально-освободительных войн на Балканах. Об этом будет рассказано в следующей главе.