Текст книги "Он спас Сталина"

Анатолий Терещенко
Он спас Сталина

Предисловие

Ненависть – активное чувство недовольства; зависть – пассивное. Нечего удивляться тому, что зависть быстро переходит в ненависть.

Иоганн Гете

О Тегеранской международной конференции написаны десятки книг, сотни статей, в 1981 году поставлен и вышел на экраны советско-французский фильм «Тегеран-43», который вызвал фурор. Над фильмом работали специалисты СССР, Франции, Испании и Швейцарии. В итоге режиссеры Владимир Наумов и Александр Алов получили награды: на Всесоюзном кинофестивале – главный приз, а на Международном – еще два. В главных ролях были задействованы такие видные и выдающиеся артисты, как Наталья Белохвостикова, Игорь Костолевский, Армен Джигарханян, Ален Делон, Курд Юргенс, Альберт Филозов, Жорж Жере, Глеб Стриженов, Николай Гринько и др.

Настоящая книга посвящена забытому более чем на полстолетия советскому военному контрразведчику, сотруднику легендарного Смерша генерал-майору Кравченко Николаю Григорьевичу, принимавшему активное участие в боях и оперативных действиях органов военной контрразведки с первых дней Великой Отечественной войны. Он также участвовал в охране «Большой тройки» и спецоперациях по обезвреживанию группы гитлеровских агентов-террористов, готовивших покушение на руководителей СССР, США и Великобритании – И. Сталина, Ф. Рузвельта и У. Черчилля в Тегеране.

Блестяще организованная советскими органами госбезопасности совместно со спецслужбами союзников операция по нейтрализации готовящейся террористической акции фашистов произвела настолько сильное впечатление на президента США Ф. Рузвельта и премьер-министра Великобритании У. Черчилля, что они корректно высказали желание увидеть человека, который спас им жизнь.

Удивленные низким воинским званием одного из непосредственных руководителей этой операции подполковника Николая Григорьевича Кравченко, они посчитали своим долгом попросить Сталина присвоить ему генеральский чин.

Сталин выполнил их просьбу…

После смерти вождя и прихода к власти Н.С. Хрущева начался процесс так называемой десталинизации. Теперь под дробилку новых репрессий попали люди, работавшие при Сталине. Но не правители, а время и их дела определяют появление людей в ту или иную эпоху.

В жерновах так называемой оттепели оказалась и трагическая судьба генерал-майора Н.Г. Кравченко, и многих тысяч сотрудников органов госбезопасности, блестяще зарекомендовавших себя в годы войны на незримом фронте в борьбе с опытными спецслужбами гитлеровской Германии.

О жизни и деятельности патриота и защитника Родины, его шельмовании в конце 1950-х годов и пойдет речь в этом повествовании. Написать о забытом генерале военной контрразведки заставили автора и обстоятельства совместной службы, правда в разное время, в Особом отделе КГБ при СМ СССР по Прикарпатскому военному округу с местом его дислокации в городе Львове.

У Жана-Батиста Массийона мне встретились такие слова: «Существует немало мрачных и раздражительных умов, которые радуются лишь тогда, когда находят зло там, где его нет».

Давно замечено, что время и обстоятельства лепят судьбу человека. Хотя и считается, что еще в колыбели решается, куда склонится чаша весов у человека в будущем, но мне кажется, любой homo sapiens делает себя сам, своим трудом и поведением.

Также читатель встретится на страницах данного повествования с мрачными и раздражительными умами, попытавшимися ошельмовать патриота Отчизны – честного, мужественного и верного человека.

Предлагаемая книга ни в коем случае не претендует на роль истины в последней инстанции. Автор понимал, что большая часть основных материалов о генерал-майоре Кравченко Николае Григорьевиче до сих пор засекречена. Поэтому у него был только один путь – искать людей, служивших, работавших или знавших Николая Кравченко в быту, родственников, а также открытые источники и, сопоставляя материалы и анализируя действия офицера, выстраивать векторы и вехи всего жизненного пути мужественного и скромного человека.

Вообще сильные личности не нуждаются в рекламе, делая большие и важные дела тихо, незаметно, но напористо. Время и только время имеет прямое отношение к природной закономерности настоящее делать прошлым – так уж устроена жизнь. Люди тоже, нередко проходя через время, убивают память о прошлом своих даже близких по духу современников. Это случается по разным причинам: наветам, зависти, равнодушии.

В поисках материалов для написания книги о защитнике Отечества большую помощь оказали сослуживцы Кравченко: генерал-лейтенант Ф.И. Рыбинцев, генерал-майоры в отставке Л.Г. Иванов, Г.М. Казимир, В.А. Кириллов; полковники в отставке Д.Ф. Капранов и А.А. Вдовин, а также председатель Совета ветеранов ДВКР ФСБ РФ по Калининградской области полковник в отставке С.И. Захаров.

Автор благодарен им за помощь в воскрешении в памяти этой неординарной личности.

Замечено, что о жизни человека всегда больше, чем скупые данные личных дел, могут рассказать люди, тесно или близко общающиеся с ним. Одни в ходе бесед снабжали автора интересной информацией о местах и времени прохождения им службы. Другие с теплотой отзывались о личности вообще и душевных качествах нашего героя, волею судеб вознесенного на олимп славы, а по зависти и мести конкретного недоброжелателя и его шептунов уничтоженного морально, что в конечном итоге и приблизило его гибель.

Нашему герою приходилось трудиться в той эпохе, когда жить было легко, но довольно-таки противно, особенно после 1953 года на новой волне «оттепельских» репрессий Никиты Хрущева с реальными тюремными сроками и новой кровью жертв в результате неоправданных казней часто невиновных людей.

Да, это касалось и сталинского, и хрущевского времени. Одним цветом не нарисуешь реалистичную картину жизни человека. После смерти Хозяина СССР новый вельможа Кремля попытался всячески очернить период сталинского руководства страной и людей, чем-то отметившихся в этот период.

На всех углах и перекрестках Советского Союза срочно перекрасившиеся вчерашние партократы из сталинской обоймы, ставшие в одночасье клевретами нового партийного барина, кричали о сплошных преступлениях и недостатках предыдущей эпохи, в делах которой и сами активно поучаствовали.

Оглуплялись люди, работавшие со Сталиным. Вешались негативные ярлыки на полководцев, выдвинутых Красной армией и народом в годы войны. Авторитет армии был снижен до опасно низкого уровня, а о роли органов госбезопасности и говорить не приходилось – они были затоптаны в грязь. Все – и контрразведка, и разведка. В одну кучу бросались и негодяи, и честные, порядочные, мужественные офицеры и генералы, которых было несомненное большинство.

Создавалось впечатление, что «новая» со старыми замашками власть, активно поучаствовав в сталинском режиме, почему-то то и дело шельмовала «чужое» прошлое. А ведь оно было для них родным. Было их родимым пятном. И что удивляло тогда многих простых добропорядочных тружеников, это культивирование из героев не единицы, а целые отряды антигероев.

Подобные типы, способные на подлости, называются в народе маленькими людьми. «Я человек маленький!» – говорят обычно такие люди и бьют ниже пояса. Не способный ни к чему способен на все. На свете полно порядочных людей. Их можно узнать по тому, как неуклюже они грешат.

В жизни часто случается так, если человек поступает по-свински, он говорит: «Помилуйте, я всего лишь человек!» А если с ним поступают по-свински, он восклицает: «Позвольте, я ведь тоже человек!»

Хрущеву и его приближенным не хотелось делать какие-то прогнозы и объясняться – воля для них была основой действа. Как-то академик А.Л. Яншин заметил: «Не все же бегать и орать… Надо же когда-то сесть и подумать».

Но не до мыслей было политиканам. Дабы отвлечь от внутренних трудностей и своих грехов, главный удар наносился по сталинским репрессиям, в которых самое активное, если не активнейшее участие принимал и новый «пухлый вождь», в бытность находившийся на партийной работе в Киеве и Москве. От них он, конечно, открещивался, в том числе и известным воровским методом – ликвидацией лично и по его приказам опасных архивов. По этому поводу уже написаны сотни книг.

Кто-то из великих сказал, что всякий панегирик скучен, а сатира занимательна: следовательно, чтобы не быть скучным, невежда вынужден навредить не столько из желания, сколько из тщеславия. Такие типы мстят недозволенными методами и, потирая потные руки, радуются «успехам наказания».

Поломанных людских судеб с личным участием Хрущева было много, очень много, не все известно до сих пор. Одних расстреливали, других сажали в тюрьмы на длительные сроки. А третьих унижали внезапными увольнениями под надуманными предлогами. Для таких людей совесть перестает быть трендом. Она, как аппендицит. Заболит – вырезал. Они вне критерия добра и зла, правды и неправды. Они всегда правы.

Одним из этого ряда обреченных закончить жизненный путь в унижении и прозябании был и Николай Григорьевич Кравченко – бывший герой Тегеранской конференции, спасший в ходе участия в агентурно-оперативных мероприятиях вместе с другими сотрудниками Смерша жизни Сталину, Рузвельту и Черчиллю.

Последняя его должность в военной контрразведке – начальник Особого отдела КГБ при СМ СССР по Прикарпатскому военному округу, в котором довелось служить и автору этих строк.

Власть до сих пор не извинилась за молчание и не сказала добрые слова патриоту Отчизны, активному участнику Великой Отечественной войны, ошельмованному хрущевской местью. Молчат почему-то и коллеги…

ТЕПЛО РОДИТЕЛЬСКОГО ДОМА

 
Среди полей, холмов, оврагов.
Любимый сердцу уголок.
Кусочек Родины прекрасной,
Где сеть проселочных дорог…
 

Валентина Гузеева

Как точно сказала поэтесса Т. Залесская, «милая малая родина, теплый родительский дом, сколько дорог было пройдено – думали всюду о нем».

У каждого в биографии есть причал, или остров, под названием «детство», из которого отправляются в многолетнее плавание по волнам жизни. А еще его называют малой родиной с запахами отчего дома, хаты или избы. В этом бушующем страстями море у каждого живого существа бывают взлеты и падения, страхи и бесстрашие, победы и поражения.

Малой родиной для нашего героя стало казацкое село с хатами-мазанками, в которых применялась технология деревянного каркаса, как и у стен фахверкового дома. Промежуток между стойками и ригелями заполняли кольями, оплетали их хворостом, соломой или камышом, а затем обмазывали глиной.

Именно в таком доме в селе Котовка Екатеринославской губернии в 1912 году в семье Григория Кравченко родился

мальчик. Нарекли его Николаем. Наверное, родители знали, что имя переводится с греческого языка как «победитель народов». Энергия этого имени обладает удивительной подвижностью. Медлительность ему чужда и противна. Но, заинтересовавшись, он способен на чудеса.

Николай склонен ощущать себя центром мироздания, довольно самолюбивый и самодовольный человек. Трудно отыскать какую-либо область, в которой он не имел бы собственного мнения. Впрочем, не надо представлять Колю этаким всезнайкой, просто это свойство любого быстрого ума.

По сути своей он – человек очень добрый, непривередливый, в быту может довольствоваться малым. Мыслит конкретными категориями, пустому созерцанию предпочитает дело, которому отдает все силы своей богато одаренной души.

Николай – честный человек и нарочито прямой. Может быть поэтому, ему неприятна и непонятна всевозможная закулисная возня. Не выносит непорядочности и в этом смысле одинаково строг и требователен к себе и другим, работающим под его началом.

В женщине ценит не только внешние данные, а умеет наслаждаться и духовной близостью с ней. Он окружает себя толпой приятелей, но только избранные считают себя его друзьями.

О имени и личности написано тоже немало толковых объяснений. Конечно же, каждый человек – творец своей собственной судьбы.

По преданию, своим названием Котовка обязана запорожскому казаку Василию Коту, основавшему в начале XVII века небольшой хутор на месте теперешнего села. Оно расположено на левом берегу реки Орели, что в двадцати пяти километрах от железнодорожной станции Вузовка на линии Новомосковск – Красноград. Через село проходят канал Днепр – Донбасс и связанная с ним автострада. Впоследствии рядом возникли хутора казаков-переселенцев. Особенно много было их почему-то из Полтавской губернии. По рассказам бабушки автора Марии Захаровны Терещенко (Ефимовой), уроженки казацкого села Сурмачивка на Полтавщине, ее предки покидали родной край из-за феодального закабаления и уезжали с семьями на земли Екатеринославщины и дальше.

«Вот и мой прадед Ефимов Захар, покинув село Сурмачив-ку, отправился в середине XIX столетия на волю. Потянуло его к большой воде – к морю Черному. Прошел все морские ступени, став капитаном торгового судна. Участвовал в Крымской, или Восточной, войне 1853–1856 годов. После войны, получив тяжелое ранение, приехал в родное село в выстроенную им когда-то хату-мазанку на горбу правого высокого берега реки Сулы – притока Днепра, где и закончил жизненный путь».

Но вернемся к Котовке.

Согласно историческим документам, казаки «запасали дерево» за «Орелью, при деревне Котовка».

В 1771 году Гадячская полковая канцелярия Полтавской губернии вела переписку с Кошем Запорожской Сечи, требуя выдачи казака Федора Волощенко, переселившегося в местечко Котовку с двумя работниками и всем имуществом, включая 36 волов и 2 строевые лошади.

На следующий год в Котовке обосновалось уже несколько семей крестьян, приписанных к Гадячскому полку и принимавших участие в восстании против его командира Милорадовича.

После ликвидации Запорожской Сечи Котовка вместе с пахотными землями и угодьями была пожалована Екатериной Великой в качестве «ранговой дачи» полковнику Л.С. Алексееву, ставшему одним из крупнейших землевладельцев края.

В документах 1785 года она значится как слобода Алексопольского уезда Екатеринославского наместничества, а с 1797 года – Новомосковского уезда Новороссийской губернии. Помещику принадлежало 12,3 тысячи десятин земли, в том числе 8,5 тысячи – пахотной. В имении действовали полотняная фабрика, оснащенная механическими станками, винокуренный и конный заводы.

Выгодное географическое положение Котовки, через которую проходили дороги с чумаками за крымской солью из Полтавы и Харькова в Екатеринослав и Новомосковск, способствовало появлению в ней торговли сельскохозяйственными продуктами, ремесленными товарами, изделиями народных промыслов.

Путем жестокой эксплуатации крестьян – барщина в экономии Алексеева достигала пяти дней в неделю – богатый помещик наживал огромные барыши. Среди селян постепенно зрело недовольство, говоря современным языком, сельским олигархом, готовое перерасти в пушкинский бунт, «бессмысленный и беспощадный».

В 1856 году бунт прокатился по многим южным губерниям под лозунгами – «Долой крепостничество!», «Долой рабство!», «Требуем волю на нашу долю!». Среди крестьян екатеринославской и соседних земель это антикрепостническое движение получило название «Поход в Таврию за волей».

Нищенское существование, политическое бесправие даже после отмены в 1861 году Александром Вторым крепостного права толкали крестьян на борьбу против помещиков и царской администрации. 29 августа 1884 года жители Котовки подожгли в экономии амбары с зерном, другими продовольственными запасами и уничтожили посевы.

В феврале 1898 года местный крестьянин Д. Редька распространил слух об увеличении земельных наделов. В донесении полицейского урядника от 16 января 1900 года сообщалось, что житель Котовки крестьянин Д. Панченко агитировал односельчан отобрать землю у помещика, за что был арестован и предан суду.

Революция 1905 года подняла самосознание народа на новую высоту. В конце года, а точнее в ноябре, забастовочная борьба приобрела настолько острый характер, что главный екатеринославский администратор вынужден был просить своего коллегу полтавского губернатора помочь войсками – ввести солдат в Котовку.

На вопрос котовского начальника: «Чего они восстают?» селяне ему отвечали просто: «Собака лает там, где она привязана!»

Сегодня мы бьем челом Столыпину, делаем из него спасителя России, забывая о его больших грехах, в том числе и «столыпинских галстуках»:

 
Цитат Столыпина уж рать
О выживании России
Но позабыли рассказать
Как «галстуки» его носили…
 

Забыли и про то, что столыпинская аграрная реформа ускорила процесс расслоения крестьянства. С каждым годом в селе увеличивалось количество безземельных и безлошадных хозяйств. Появились крупные землевладельцы, которых потом назвали кулаками. Период столыпинщины в Котовке был похож на нашу современную жизнь, где рядом с замками, виллами, коттеджами сегодняшних нуворишей можно встретить обилие «фанерных скворечников» или «собачьих будок», принадлежащих простому люду, построивших их на свои честно заработанные, потом пропахшие и даже кровью политые в Афганистане и других горячих точках рублики.

В «Справочной книге Екатеринославской епархии за 1913 год» говорилось:

«Во внешнем виде села также появилось социальное неравенство его жителей. Помещичье имение, окруженное тенистым садом с искусственными прудами и живописными беседками, возвышалось среди крытых соломою хат, теснившихся вдоль узких кривых улочек. В Котовке не было больницы – село входило в Гупаловский врачебный участок, объединявший 5 волостей с населением 37 тысяч человек.

Большинство крестьян лечилось у знахарей, детская смертность была крайне высокой. Церковно-приходская и сельская одноклассная земские школы не могли охватить всех желающих учиться…»

В ноябре 1916 года в селе стали распространяться листовки, изданные Екатеринославским комитетом РСДРП. В них призывали солдат повернуть штыки против царя и помещиков. А скоро наступил и Октябрь 1917 года, встреченный жителями Котовки с радостью. События революции, или переворота, как кто воспринимает это важное событие в жизни России, активизировали трудящихся Котовки на борьбу против местных богатеев.

Именно в этой обстановке рос Николай Кравченко в родной Котовке, ставшей для него навсегда малой родиной, которую он любил всем своим пылким и горячим сердцем.

Николай с детских лет увлекался рыбной ловлей. Он, как и его сверстники, понимал: там, где есть вода, там имеется и рыба, и ее стоит ловить. Нередко с друзьями подросток отправлялся с удочками на реку Орель или к прудам. Однажды он принес на лозовом кукане килограмма два рыбешек.

– Мамо, посмотрите, сколько я поймал, – танцуя и подпрыгивая на одной ноге, он протянул вязку речных трофеев. (На Украине к старшим и родителям дети обращались только на «вы». – Авт.).

– Молодец, сынок, жаряночка на вечерю уже есть, – на материнском лице засветилась улыбка, в последнее время редко появляющаяся из-за бытовых трудностей и военного лихолетья.

– Мамо, я еще наловлю!

– Голодать, значит, не будем?

– Конечно, нет… рыбы в речке и в ставках полно. Меня хлопцы научили по-настоящему подсекать. А то я торопился и дергал, как сумасшедший. Даже маленькая плотвичка срывалась с крючка. Я сегодня больше всех поймал.

– Как говорится, проголодаешься, так сам догадаешься. А вообще не хвались, другой раз можешь оказаться неудачником, – заметила мать.

Рос Николай смышленым пареньком, хотя поначалу был робок среди сверстников. Но вот что удивляло родителей – с годами его все больше и больше тянуло к старшим, где он постигал то, чего одногодки, а тем более младшие по годам не знали не ведали.

Детство Коли было опалено огнем Гражданской войны, которая горячим, долго не остывающим катком прокатилась и по землям Екатеринославской губернии. Она принесла в каждую семью голод, холод и мордобой. Сыновья воевали с отцами, отцы убивали детей. Красный брат убивал белого брата. В казаках началось такое брожение, что один из столпов большевистской власти Лев Троцкий призывал к уничтожению станичников, их быта и традиций, требовал поголовного «расказачивания», что активно применялось на практике.

А ведь еще Л.Н. Толстой говаривал: «Казаками построена Россия!» Наверное, с этим нельзя не согласиться. Тогда как Троцкий утверждал обратное:

«Казаки – единственная часть русской нации, способная к самоорганизации. По этой причине они должны быть уничтожены поголовно… У казачества нет заслуг перед русским народом и государством. У казачество есть заслуги лишь перед темными силами русизма… Особенно рельефно бросается в глаза дикий вид казака, его отсталость от приличной внешности культурного человека западной полосы. При исследовании психологической стороны этой массы приходится заметить сходство между психологией казачества и психологией некоторых представителей зоологического мира… Насущная задача – полное, быстрое и решительное уничтожение казачество как особой экономической группы, разрушение его хозяйственных устоев, физическое уничтожение казачьего чиновничества, вообще всех верхов казачества, распыление и обезвреживание рядового казачества».

Это было зверство не только главного атеиста большевиков, но и русофоба-человеконенавистника.

Следует заметить, что Ленин поддерживал «первого барабанщика революции», тогда как Сталин относился к этим событиям мягче, считая, что достаточно большая часть казачества лояльно относилась к советской власти. И это была правда до тех пор, пока некоторые политики не перегнули палку. Она не выдержала напряжения и треснула. Спицы в колесе тачанки недовольства шагами Троцкого со стороны казачества оказались не все поломаны. Началась месть кровавой рубки.

Что касается августовского периода города Екатеринослава образца 1918 года, то власть там часто менялась. Из воспоминаний жителя города того времени Перепечи Ивана Ефимовича:

«Жили мы в водовороте перемен. Вот идут и едут петлюровцы – уставшие, невеселые, все как один в запыленных чоботях – сапогах, барашковых шапках, синих свитках и пешадралом, и на хорошо откормленных и породистых лошадях. После них в городе и близлежащих селах и хуторах появились воровские фигуры мародеров в солдатских шинелях.

Это дезертиры из воинских частей. Потом с уходом петлюровцев наступало междувластие. Местные офицеры берут город под свою охрану. На постах часто можно было видеть не солдат, а офицеров. Патрулями по городу тоже ходили офицеры младших званий, естественно, при оружии – револьверах и саблях или шашках.

Через сутки после офицерской охраны городских границ пронеслась весть: на город двигается туча большевиков. Красную кавалерию кто-то видел в балках на подступах к Екатеринославлю. И рано утром Феодосийский офицерский полк покинул казармы и в полном вооружении с пушками на повозках двинулся по направлению Крыма.

Но утром в город ворвались не большевики, а махновцы. Они тоже основательно перетрясли город. Потом все-таки явились краснознаменные большевики. Потоптались, помитинговали, постреляли, кого им надо было отправить на тот свет, и снова понеслись, как перекати-поле, куда-то завоевывать пространство для российской революции.

Утром примчался казачий атаман Шкуро со своей волчьей сотней. Волчьей стаей называлась сотня потому, что на шапках у них красовались волчьи хвосты.

У церкви состоялось богослужение в честь их прибытия. Ораторы выступали прямо сидя на лошадях. Говорили страшилки: о кровавых казнях большевиками зажиточных людей и тех, кто косо смотрел на советскую власть.

Местная публика любила перемены: каждое войско встречали цветами, улыбками и семечками. Богата была тогда Украина. Попы жили зажиточно, «…не то, что нынешнее племя».

Единственно, что плохо было, это с одеждой. Грабили людей не из-за денег, а из-за понравившейся одежонки. Из-за недостатка мануфактуры часто даже выкапывали недавно захороненных мертвецов, быстро раздевали, нередко оставляя их в непристойных позах. Евреи ставни в своих домах закрывали из-за боязни погромов, а они тут бывали часто. Казаки и не только они считали евреев моторами антирусской революции.

На следующий день пришли добровольческие части. Сутки побыли, а на следующую туманную ночь раздалось мощное «Ура!» – крики, скрип телег, и город снова взят махновцами. На этот раз они были злые, как никогда, – грабили, насиловали, убивали. Женщины и девушки прятались, кто где смогли Убегали в далекие села и глухие хутора к родственникам и знакомым».