Текст книги "Он спас Сталина"

– Не побьют свои? – помню, спросил я его, услышав из уст еврея порой скабрезные и явно антисемитские байки.

– А мы такие, что не боимся анекдотов. Юмор в любой форме придает сил. Только его надо понимать и принимать без обид. В анекдоте – сама жизнь, а от нее никуда не денешься, пока живешь на белом свете. Как говорил Карел Чапек, анекдоты размножаются почкованием. А вообще анекдот – это комедия, спрессованная в секунды.

– Боевой путь у вас в казачьем войске большой. Оставили мемуары, очерки, воспоминания, книги?

– Нет, некогда было, да и писать не очень любил и не люблю, – откровенно признался кавалерийский рубака. – Я по этому поводу отвечаю на такой вопрос старым сталинским анекдотом.

– Каким?

– Вот послушай: «Встретились Богдан Хмельницкий и Иосиф Сталин. Знаменитый гетман и говорит советскому лидеру:

– Мои казаки, Иосиф, все были чубатые, а твои – носатые!»

В частях Червонного казачества были и родовые «чубатые» казаки, пропитанные социалистическими идеями с желанием устроить и раздуть «мировой пожар на зло буржуям», т. е. планетарную революцию. Были и другие заблудшие. Однако руководящие должности занимали активные интернационалисты. Вот почему не на пустом месте рождались подобные анекдоты.

Основой формирования Червонного казачества стали Богунский и Таращанский красные полки, до этого служившие Украинской Директории. Начальником штаба у «казаков» был Туровский. Политотдел возглавлял Минц, будущий академик-историк. Оперативной частью руководил Шильман, комиссаром 2-й дивизии являлся Гринберг. Редактором дивизионной газеты был Дэвидсон и т. д.

Как писал А. Азаренков, «сильно сомневаюсь, что все эти людишки по происхождению или по духу имели хоть что-то общее с казаками!..»

К концу Гражданской войны две дивизии Червонного казачества – Запорожская и Черниговская составили корпус под командованием все того же В.М. Примакова.

– Знаешь, мил человек, – сказал герой Гражданской войны, – мы не обижались, когда подсмеивались друг над другом в анекдотах: кацап – над хохлом, хохол – над евреем, а еврей – над кацапом… Не обижались мы и на слово «жид», потому что такие были среди наших, отличавшиеся жадностью, трусостью и неприятием революции. Как правило, это были шинкари… Все были едины и заняты борьбой с врагами социалистического Отечества.

И наверное, правильно, ксенофобия порождается там и тогда, где и когда нет мощной национально-державной идеи, а оттого и появляется в обществе национальная разбалансировка.

Юмор – это лечебная правда в безопасных для жизни дозах. Он, как плющ, вьется вокруг дерева. Без ствола он никуда не годен. Ствол – это коллектив, общество, страна, держава.

Как говорил английский романист Гилберт Честертон, «человек, который хотя бы отчасти не юморист, лишь отчасти человек».

Таким автору запомнился рубака Червоного казачества Константин Яковлевич Горин – борец за советскую власть на Украине.

КРОВАВЫЙ ГОД

 
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, —
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
 

Анна Ахматова

Николаю Кравченко тоже довелось быть «к несчастью» в несчастье со своим народом. Это случилось в смертельно опасном тридцать седьмом.

Именно после раскрытия военного заговора Сталин дал зеленый свет Ежову. Ежовщина породила кровавый тридцать седьмой, затащивший в водоворот событий жертвы, а в дальнейшем и самих палачей, ставших жертвами. Этот год со временем аукнется многим чекистам, в том числе и невиновным в репрессиях, как их понимает современник.

Пепел крематория и кровь расстрелянных «врагов народа» и оных без кавычек до сих пор будоражат души и тревожат сердца наших сограждан. В раструб кровавой мясорубки, правда уже без ножей, почти через двадцать лет, попал и молодой тогда сотрудник госбезопасности Николай Кравченко.

После окончания службы, как на достаточно образованного по тем временам, дисциплинированного, политически подготовленного и физически здорового молодого человека, обратил внимание сотрудник контрразведки и предложил стать чекистом.

Как мог юноша, покинувший пределы армейской казармы, отказаться от романтической профессии чекиста, о которой в тридцатые (а разве только в тридцатые?) слагались саги и пелись песни.

Но были и другие оценки происходящих событий, высказываемые в основном на кухнях среди своих близких и знакомых:

 
Позабыв все ужасы царизма,
Мы «доплыли» до социализма,
Это было, братцы, на беду
В девятьсот тридцать седьмом году…
 

Но большинство народа, особенно молодежь, практически не замечала того, что со временем назовут репрессиями или «историей одного кошмара». Есть смысл тем, кто заинтересовался этой темой, прочесть книгу Александра Елисеева «1937. Вся правда о «сталинских репрессиях». В ней очень много того, за что бы с автором Никита Хрущев расплевался, так как сам участвовал, и причем активно, в процессе той самой ежовщины.

После специальности летчика профессия чекиста стояла второй в списке самых престижных и модных. Таково было время, а его, это самое время, люди не выбирают как для своего появления, так и для дальнейшей жизни.

Кравченко дал согласие и после краткосрочных курсов был принят помощником оперуполномоченного спецотдела – секретно-политического отдела (СПО) Краснокутского райотдела ОГПУ Харьковской области. Здесь же он обрел и первую самостоятельную должность – оперуполномоченного все того же отдела, но теперь уже НКВД.

Первая же чекистская несамостоятельная должность помощника оперуполномоченного спецотдела, или просто стажера, оставит впоследствии глубокую зарубку на судьбе оперативника и станет основанием для придирок, а скорее поводом для отмщения Никитой Хрущевым за спасение не столько «Большой тройки» в 1943 году в Тегеране, сколько самого Сталина, которого он как льстец и лицемер, которых немало оседало и оседает во властных структурах, любящих властвовать над людьми, чуть не обожествлял, однако, как законченный властолюбец, страстно желал его падения.

Как же и чем «зацепили» кремлевские партийцы в будущем фронтовика генерал-майора Николая Григорьевича Кравченко?

Это были материалы о реальной деятельности разветвленной шпионской и диверсионной сети 2-го Отдела генштаба польской армии – «Польской организации войсковой» (ПОВ), преступно действовавшей на территориях Московской, Ленинградской, Харьковской и других областей СССР. Главными структурными звеньями этой организации были польские резидентуры.

Об этой организации пойдет разговор ниже.

За период довоенной службы его высшими руководителями – небожителями на чекистском небосклоне были Менжинский, Ягода, Ежов и Берия, каждый из них оставил свой заметный след, в том числе и кровавый, в истории страны. Если к первому особых вопросов у населения и Кремля не было и он ушел из жизни естественно, после тяжелой болезни, то к последним трем партийно-чекистским вождям применялись крутые меры, как тогда говорилось, акции социальной защиты: их устранили от общества путем физической расправы.

Каждый из троицы измазал свои руки кровью невинных жертв в ходе политических репрессий. Но больше всех постарался угодить Кремлю суетливый карлик с начальным образованием, «железный нарком» НКВД СССР Николай Иванович Ежов, назначенный на эту должность из партийных рядов для корчевки «ягодинцев», которым не доверял теперь вождь за его связи с троцкистами и заговорщиками.

Наверное, Николай читал хвалебную оду Джамбула Джабаева, народного поэта Казахстана, посвященную «железному наркому» и своему тезке. Она так и называлась «Баллада о наркоме Ежове».

Вот ее начало:

 
«В сверкании молний ты стал нам знаком,
Ежов, зоркоглазый и умный норком.
Великого Ленина мудрое слово
Растило для битвы героя Ежова.
Великого Сталина пламенный зов
Услышал всем сердцем, всей кровью Ежов…»
 

К великому сожалению, он услышал «пламенный зов» для пролития не своей, а чужой крови. Она разлакомила вампира. Нарком внутренних дел уже кровью одного дня и одного человека не мог насытиться. Он постепенно становился упырем.

Массовые репрессии периода ежовщины осуществлялись руководством страны на основании «спущенных на места» лубянским наркомом цифр «плановых заданий» по выявлению и наказанию так называемых врагов народа.

Согласно оперативному приказу от 30 июля 1937 года № 00447, цифры на утверждение представлялись местными органами согласно имевшейся у них информации об опасности тех или иных лиц. В том числе особо выделялись уголовники. Приказ № 00447 был следствием резолюции Сталина от 2 июля 1937 года «Об антисоветских элементах».

В ходе ежовщины к арестованным нередко применялись пытки. Не подлежавшие обжалованию приговоры к расстрелу часто выносились без судебного разбирательства и немедленно приводились в исполнение.

Основными предпосылками ежовщины как родоначальницы «Большого террора» было:

– поголовное огосударствление большевиками всех сторон общественной жизни;

– «Ленинский призыв» 1924 года, открывший шлюзы прохождению в партию расчетливых карьеристов;

– убийство 1 декабря 1934 года Леонидом Николаевым выстрелом в затылок Сергея Мироновича Кирова (Кострикова). Большинство современных исследователей считают, что убийца руководствовался личными мотивами – обидой или ревностью. Версия о ревности опирается на свидетельские показания о любовной связи Кирова с Матильдой Драуле, женой Леонида Николаева.

Уже спустя несколько часов после убийства С.М. Кирова официально было заявлено, что он стал жертвой заговорщиков – врагов СССР, а Президиум ЦИК СССР в тот же день принял постановление «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик».

В нем, в частности, говорилось, что:

«Следственным властям – вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком. Судебным органам – не задерживать исполнение приговоров…»

Последовавшие затем массовые репрессии против партийных, хозяйственных и военных руководителей СССР получили название – ежовщина.

Однако многие считают, что парадигмой «Большой чистки» 1937–1938 годов явилась разработанная Сталиным доктрина «усиления классовой борьбы по мере завершения строительства социализма».

Это был тот фон, на котором воспитывался начинающийся чекист, а в будущем военный контрразведчик с интересной, а скорее «качельной» судьбой со взлетами и падениями. Он достойно зарекомендовал себя на зримом незримом фронтах Великой Отечественной войны.

Каждая смена руководителей на Лубянке обязывала чекистские низы пересматривать отношение к недавней прошлой своей деятельности и деятельности своих руководителей, нередко ошельмованных веянием той самой ежовщины, а потом со временем и хрущевщины.

Но вот что интересно – ЧК действовала по указке партийных органов, руководители которых оставались в тени, вне подозрений, хотя генераторами антинародных акций, в том числе и репрессий, являлись именно они.

* * *

Как положительно зарекомендовавшего себя сотрудника госбезопасности, Николая Григорьевича Кравченко кадровые органы в октябре 1936 года направляют слушателем спецкурсов НКВД УССР, открывшихся в Харькове. Здесь молодой оперативник постигает азы научно-профессионального подхода при осуществлении контрразведывательной деятельности на разных направлениях чекистской практики.

В мае 1938 года он успешно завершает учебу и назначается начальником отделения 4-го отдела Управления государственной безопасности УНКВД по Харьковской области, а в июне того же года с головой окунается в работу органов военной контрразведки.

Его назначают сначала оперуполномоченным, а потом помощником начальника 9-го отделения, начальником отделения Особого отдела Харьковского военного округа. Эти три должности он проходит практически за один год – с июня 1938 года по июль 1939 года. В то время многие будущие крупные руководители военной контрразведки фронтов проходили «сквозняком» эти должности.

В конце июля тридцать девятого он был вызван кадровиками Особого отдела Харьковского военного округа, где ему предложили должность начальника Особого отдела НКВД Одесского гарнизона. На этой должности он проработал лето и осень. А в ноябре его назначают начальником 1-го отделения, а вскоре избирают секретарем партбюро Особого отдела НКВД Одесского военного округа, где он прослужил до начала войны.

Одесса ему очень нравилась умеренно континентальным климатом, с мягкой зимой и теплым, иногда знойным летом, чем-то напоминающим малую родину. Он восхищался красотой культурных объектов, любил отдохнуть с коллегами на песчаной «Лузановке» или пройтись по Приморскому бульвару. Но такие минуты редко дарила судьба военному контрразведчику.

Все дни его были заполнены неспокойной службой. Он ею жил, как и многие его коллеги в Особом отделе округа. Его воинские части находились в южноевропейском подбрюшье страны и граничили с Румынией. Эта соседка была воинственно настроена к Советской России и стала вскоре сателлитом фашистской Германии. Неизбежность войны здесь ощущалась объемнее, зримее, ярче, и деятельность румынской разведки чувствовалась явственнее, чем в глубинке УССР.

Новый 1941 год сотрудники отдела встречали все вместе, так здесь было принято. Традиции соблюдались и чтились. Коллективизм давал знать о себе. С крутящихся пластинок патефона слетали песенные и танцевальные мелодии. Отдыхающие кружились в вальсах. Аккордеонисту тоже не давали долго перекуривать, загружали по полной. В часы таких празднеств не хотелось думать о войне, но она не отпускала от себя надолго. У Николая, высокого, статного брюнета-холостяка, не было отбоя от женского пола. И он приглашал их на очередной танец, но чаще дамы его выводили в круг танцплощадки…

* * *

В апреле сорок первого руководство Особого отдела округа довело до оперативного состава информацию о том, что в Красной армии начались реформы. Кроме того, на чекистских занятиях выступали представители штаба округа, которые информировали, что в подчиненных им стрелковых войсках вводится штат военного времени. Стрелковая дивизия включала теперь три стрелковых и два артиллерийских полка, противотанковый и зенитный дивизионы, саперный батальон и батальон связи, тыловые части и учреждения.

По штатам военного времени дивизии надлежало иметь около четырнадцати с половиной тысяч человек, 78 полевых орудий, 54 противотанковые 45-мм пушки, 12 зенитных орудий, 66 минометов калибра 82-120 мм, 16 легких танков, 13 бронемашин, более трех тысяч лошадей. Доводилась аналогичная информация по бронетанковым войскам, артиллерии, войскам связи, инженерным войскам, ВВС, войскам ПВО, ВМФ.

Информация о приготовлениях Гитлера к нападению на СССР заставляла торопиться, но для реализации всего задуманного плана реформирования РККА не хватало и не хватило времени.

22 июня 1941 года по радио объявили о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. Речь В.М. Молотова Николай Кравченко слушал по радио с вниманием и глубоким пониманием. В тот же день на территории Одесского военного округа была объявлена мобилизация. Сначала призывали только мужчин 1905–1918 годов рождения. Но очереди из добровольцев всех возрастов, готовых отправиться на фронт, возле военкоматов росли с каждым днем. Через три дня в Одессе было объявлено военное положение.

Первая серьезная бомбардировка города произошла ровно через месяц после начала войны. Это случилось во вторник 22 июля.

По рассказу очевидца этих трагических событий Михаила Семеновича Мильмана, первая бомба, сброшенная с самолета, взорвалась утром, разрушив старое здание. Все посчитали, что немец хотел только попугать одесситов, поэтому вечером многие горожане вышли прогуляться вдоль Приморского бульвара. Гуляющих было много, очень много! И вдруг, когда стемнело, тишину, пусть даже тревожную, взорвали громкоговорители словами и оглушительными сиренами, переворачивающими все внутри, предупреждая и повторяя одновременно: «Воздушная тревога! Воздушная тревога!..»

Сначала фашисты подожгли город зажигательными бомбами. Одесса запылала в огне. Было так светло, что, как поется в украинской песне, «…хоть голки збирай». («Хоть иголки собирай». -Авт.) А потом посыпались фугасные, практические в одночасье разрушившие центр города.

По всей вероятности, Николай Кравченко был тоже свидетелем этой коварной бомбежки и участвовал вместе с воинами местного гарнизона в мероприятиях по организации обороны города.

ВСТАВАЙ, СТРАНА ОГРОМНАЯ…

 
Той ночью птицы еле начинали
Сквозь дрему трогать флейты и смычки,
Не ведая, что клювы хищной стаи
Идут, уже совсем недалеки…
 

Николай Браун

В конце июля сорок первого руководителя кадрового аппарата 3-го Управления НКО СССР Николая Григорьевича Кравченко отзывают в Москву. В должности начальника управления в тот период был комиссар 3-го ранга Анатолий Николаевич Михеев, которого вскоре заменил Виктор Семенович Абакумов.

А.Н. Михеева назначили по его просьбе руководителем военной контрразведки Юго-Западного фронта. Он геройски погибнет в открытом бою с гитлеровцами 21 сентября 1941 года при отступлении штаба и управления фронта недалеко от урочища Шумейково между селами Жданы и хутором Дрюковщина Лохвицкого района Полтавской области. Автор написал о комиссаре госбезопасности 3-го ранга Анатолии Николаевиче Михееве книгу «Из Лубянки на фронт». Кстати, в 2017 году в его родном карельском городе Кемь был установлен бюст военному контрразведчику…

А Николая Кравченко тут же определили на должность заместителя начальника Особого отдела 34-й армии Северо-Западного фронта. Армейское управление армии было срочно сформировано на территории Московского военного округа 16 июля 1941 года под руководством комбрига Н.Е Пронина.

С 18 июля армия входила в состав фронта Можайской линии обороны, занимала позиции западнее Малоярославца и постепенно получала для своих частей по мобилизации личный состав.

В беседе с автором бывший выпускник 434-й средней школы Москвы, рядовой защитник столицы рокового сорок первого года Шорин Валентин Алексеевич, ставший впоследствии видным сотрудником МИДа и послом в ряде стран, вспоминал, что формирование частей проходило спешно.

В трехротном стрелковом батальоне вооружали так. Первую роту обеспечивали винтовками полностью, вторую – наполовину, а третью выводили на поле брани без оружия. И юнцы, и пожилые люди разных специальностей должны были найти, нет, скорее добыть себе оружие на местах сражений. Это была дикость, но от правды никуда не деться.

Вся тяжесть контроля и оказания помощи оперативному составу 245-й, 257-й, 262-й стрелковым дивизиям и 25-й кавалерийской дивизии легла на плечи Николая Григорьевича. Он мотался по особым отделам соединения под бомбежками и артиллерийскими обстрелами. Именно в это время вражеский осколок, словно бритвой, срезал часть мягких тканей на правой стороне заплечья. Он потерял много крови.

Спасла ему жизнь медсестра, находившаяся, к счастью, рядом. Она быстро обработала рану, остановила кровотечение и, самое главное, не дала попасть в рану инфекции. Иногда в полевых условиях возникала антисанитария, и могло бы быть заражение крови. С тех пор он носил на гимнастерке или кителе желтую ленточку – знак легкого ранения. Красная нашивка говорила о тяжелом увечье. Но цвета этих знаков ранений были относительны, потому что, бывало так, что бойцы погибали от легкого ранения и выживали после тяжелого.

Особенно были напряженными дни, когда армия готовила и проводила контрудар под Старой Руссой в середине августа сорок первого.

Уже после войны станет известно, что начальник штаба оперативного управления ОКВ вермахта Вильгельм Кейтель затребовал целый танковый корпус для ликвидации прорыва 34-й армии. К великому сожалению, наша армия была расчленена и частично уничтожена. На 26 августа она насчитывала чуть более двадцати двух тысяч личного состава. Причинами неудачи действий 34-й армии, по оценке начальника Управления особых отделов НКВД В.С. Абакумова, были названы потеря управления войсками со стороны командования объединения и соединений армии и неудовлетворительное обеспечение авиацией и средствами противовоздушной обороны. Случалось так, что немецкие самолеты бомбили войска 34-й армии в течение всего светового дня, нередко группами по 80-100 самолетов, но никакого противодействия с земли им не оказывалось.

По результатам разбирательства в ходе следствия и суда были расстреляны командующий армией К.М. Качанов и начальник артиллерии армии В.С. Гончаров. Командующего Северо-Западным фронтом П.П. Собенникова сняли с должности и арестовали. Его приговорили к пяти годам заключения. Впоследствии срок заменили понижением в звании.

Немцы тоже понесли огромные потери. Об этом свидетельствуют списки погибших вояк вермахта в ухоженных немецких пантеонах-кладбищах под Старой Руссой, где довелось недавно побывать и автору.

В течение 1941 года потрепанная в тяжелых сражениях 34-я армия вела оборонительные бои, а весной 1942 года неудачно участвовала в Демянской наступательной операции в районе поселка Демянска между озерами Ильмень и Селигер. В настоящее время эта территория относится к Новгородской области.

В результате активных наступательных действий соединения Северо-Западного и Калининского фронтов силами 1 – го гвардейского корпуса и 34-й армии стали замыкать кольцо окружения противника. Немцы попали в своеобразный «котел», в котором оказалось шесть дивизий, включая моторизированную дивизию СС «Тотенкомпф». Во главе окруженных войск стоял командир 2-го корпуса граф Вальтер фон Брокдорф-Алефельд, которого высоко ценило руководство вермахта, благожелательно относился к нему и сам фюрер.

Ставка приказала командованию Северо-Западного фронта не только держать «котел», но и проводить серии наступательных действий. Но, к сожалению, сил для реализации приказов свыше – выйти в тыл группы армий «Север» – у наших войск не хватило. Более того, немцы, используя два полевых аэродрома, перебросили свежие силы с целью стремительно деблокировать свою группировку.

34-я армия испытывала нужду в вооружении, боеприпасах, бронетехнике, а также личном составе, частично выбитом гитлеровцами при контрнаступлении и обороне.

О всех недостатках, желая поправить дела в армии, Николай Григорьевич Кравченко докладывал своему начальству и руководству фронта. Однако инициатива нередко бывает наказуема. Помощи армии неоткуда было ждать. Лозунг – «Все для фронта, все для победы!» в тот период на острейших участках битвы с агрессором не всегда действовал. Страна после перенесенного шока внезапного нападения гитлеровской Германии только организовывалась, собиралась с силами для отпора врагу.

В конце апреля фашистами путем наращивания сил и средств создался 6-8-километровый коридор в районе деревни Рамушево, через который поддерживалось сообщение с частями, находящимися в Демянском окружении.

5 мая гитлеровцами блокада была снята. Это явилось для вермахта победой, которую немцы высоко оценили и даже отчеканили в честь этого события памятный знак – «Щит Демянска».

После деблокирования Демянской группировки в апреле 1942 года Северо-Западный фронт провел вместе с 34-й армией девять наступательных и две оборонительные операции. Все наступательные действия наших войск оказались неудачными. Главной цели – вторично окружить противника – они не достигли.

Вторая Демянская операция была проведена в феврале 1943 года, но и тогда не получилось окружить немцев. Однако, несмотря на эти неудачи, 1 марта Демянск был полностью освобожден.

Интересный факт: прототип героя «Повести о настоящем человеке» летчик Алексей Маресьев был сбит 4 апреля 1942 года именно здесь, в воздушном бою недалеко от Демянска.

* * *

Эти чисто армейские события, в которых Николай Кравченко непосредственно участвовал, конечно же, не могли не повлиять на судьбу нашего героя. Весной 1943 года заместителя начальника Особого отдела НКВД объединения подполковника Кравченко переводят на должность помощника начальника Управления особых отделов (У00) Брянского фронта.

Его принял начальник армейской контрразведки фронта коренастый, симпатичный и моложавый генерал-майор Николай Иванович Железников. Автору этих строк доводилось не единожды встречаться и общаться с ним во время учебы в ВШ КГБ СССР. Он в то время был начальником Первого факультета вышеупомянутого чекистского вуза.

– Ну что, тезка, знаю, армию твою потрепали основательно, – скрипучим и несколько глуховатым, очевидно из-за обильного курения, голосом начал говорить генерал. – Знаю и трагическую судьбу ее командиров. У нас тут не легче. Задачи фронта конкретные – прикрытие о рл о веко-тульского направления и подготовка войск для разгрома группировки противника, обороняющей Брянск. Дел у нас с вами будет много. Вы уже опытный боец, прошу принять активное участие в помощи составления отчетных документов и организации управления особых отделов армий и соединений фронта. И конечно, оказание помощи молодым руководителям и рядовому оперативному составу, особенно по делам и сигналам.

– Спасибо за доверие, постараюсь его оправдать, товарищ генерал, – кратко и на первый взгляд несколько казенно, как это принято у военных, ответил Николай Григорьевич.

– Ну тогда с сегодняшнего дня и начнем работу.

– Есть…

Недолго пришлось ему поработать в войсках Брянского фронта, который 10 октября 1943 года на основании директивы Ставки ВГК еще от 1 октября был упразднен. Его армии – 3-я, 11 – я, 50-я и 63-я вошли в состав Центрального фронта. Полевое управление фронта было переведено на формирование нового управления, теперь уже Прибалтийского фронта, в который вошли 11 – я гвардейская и 15-я воздушная армии Брянского фронта третьего формирования.

Генерал-майор Николай Иванович Железников 10 октября 1943 года был направлен начальником Управления КР Смерш НКО СССР Прибалтийского фронта, ставшего через десять дней 2-м Прибалтийским на основании директивы Ставки ВГК от 16 октября 1943 года.

Сведений о деятельности Н.Г. Кравченко с момента его окончания работы в Управлении КР Брянского фронта, к великому сожалению, не имеется. По всей вероятности, он находился в «резерве» ГУКР Смерш НКО СССР. Конечно же, этот «резерв» был связан с проведением Тегеранской конференции союзников трех держав.

* * *

Лаврентий Берия вместе с Всеволодом Меркуловым, народным комиссаром государственной безопасности, обсуждали одну из операций по выявлению агента в партизанском отряде на территории Белоруссии. В это время «закрякала» сталинская «вертушка» ВЧ-связи – прямая линия с Верховным главнокомандующим.

– Слюшаю вас, таварищ Сталин, – сказал Берия выпучив глаза, отчего через стекла пенсне они увеличились и показались сидящему напротив Меркулову еще крупнее. Лаврентий Павлович приложил указательный палец к губам, тем самым показывая, что слышать голос Меркулова нежелательно в данный момент.

– Есть, таварищ Сталин, виезжаю, – торопливо и услужливо, весь согнувшись, словно от навалившейся тяжести, проговорил нарком, даже несколько приосанившись.

Меркулов все понял с полуслова.

– Я поехал к Сталину. Разберитесь вместе Пономаренко. Надо помочь ему вычислить негодяя в партизанском отряде. Иначе этот оборотень выведет наших людей на засаду, и легендарный отряд погибнет.

– Найдем, Лаврентий Павлович, обязательно найдем.

После этого Меркулов встретился с генерал-лейтенантом Пономаренко – первым секретарем ЦК ВКП(б) Белорусской ССР и начальником Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД).

Кстати, у Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко позже не сложатся ни деловых, ни товарищеских отношений с руководителем ГУКР Смерш НКО СССР генерал-лейтенантом Виктором Семеновичем Абакумовым из-за разногласий на предмет оперативного обслуживания партизанских отрядов. Он даже будет жаловаться Сталину на всесильного шефа военной контрразведки. А с учетом того, что в дальнейшем вождь хотел видеть П.К. Пономаренко своим очередным преемником, нетрудно предположить, на чьей стороне в споре двух генералов оказался Верховный.

Дело в том, что по мере расширения военных событий накапливались и проблемы в организации партизанского движения, в том числе и касающиеся вопросов обеспечения государственной безопасности. Эти недостатки сразу же подметил В.С. Абакумов, и 20 августа 1943 года на имя начальника ЦШПД П.К. Пономаренко направил за № 45820 аналитическое письмо, в котором вину за состояние контрразведывательной работы перекладывал на руководителей отрядов.

Шеф советской «партизанки» на критику ответил Абакумову резким письмом, которое было не только доложено Сталину, но и зачитано руководителю Смерша в присутствии самого Верховного главнокомандующего. Хозяину военной контрразведки словно подсказали – «а ну-ка, петушок, сядь на свой шесток», умерь непомерные амбиции. На защиту первого секретаря Компартии Белоруссии П.К. Пономаренко встало все партийное руководство страны, весь ее кремлевский ареопаг.

Здесь сыграла роль корпоративная близость партийных аппаратчиков разных степеней и уровней, партия и для чекистов была рулевой. Недаром же она называла чекистов своим «боевым, вооруженным отрядом». Были у нее и другие отряды – армия, флот, внутренние, пограничные войска ит.д.

Это был уже сигнал в адрес Виктора Семеновича со стороны Главного Хозяина: не поднимай палку на партийца!

Скоро Пономаренко появился в кабинете Меркулова.

– Всеволод Николаевич, – начал с обращения-жалобы генерал-лейтенант Пономаренко, – я обеспокоен тем, что продолжается порочная практика с работой по оперативному обслуживанию партизанских отрядов со стороны сотрудников военной контрразведки. За последние месяцы от руководителей народными мстителями в ЦШПД поступили десятки обобщенных документов об активизации подрывной работы немецких спецслужб в партизанских соединениях. Агентуры их – как вшей в окопе, а воз и ныне там. Понимаете, не чувствуют партизаны помощи от военных контрразведчиков…

– Пантелеймон Кондратьевич, я думаю, мы наведем в этом деле порядок. Несколько дней назад мы собирались у Лаврентия Павловича по данному вопросу. Присутствовал и Виктор Семенович. Приняли ряд важных решений, которые, несомненно, помогут развязать этот затянутый узел, – образно подметил творческий человек со склонностью к драматургии, пьесы которого шли даже в театрах столицы, – а что же касается конкретного «крота», внедренного в ваш отряд, мы готовы направить туда группу. Группу из опытных контрразведчиков.

– Всеволод Николаевич, надо срочно решить эту проблему, иначе можем погубить самый боеспособный в Белоруссии отряд, – продолжал Пономаренко.