Текст книги "Как СМЕРШ спас Москву. Герои тайной войны"

Московское подполье

Когда многие высокие партийные чиновники ждали команды вождя поскорее эвакуироваться в Куйбышев, они еще не знали решения И.В.Сталина и его близких соратников остаться и сражаться в Москве.

В один из тяжелых октябрьских дней Сталин, принимая с докладом по обстановке в столице наркома внутренних дел Л.П.Берию, спросил его об оперативных мероприятиях в случае вклинивания некоторой части немцев в районы столицы.

На этот вопрос нарком ответил коротко: «Будем сражаться и не дадим им закрепиться. Каждый дом для врага будет дотом или крепостью. Я верю в наши силы и эффективность наших мероприятий».

Какие же это были мероприятия во спасение Москвы?

С началом войны штаб-квартира НКВД СССР во главе с Берией и Меркуловым была перенесена за город и располагалась в районе ВДНХ. Они облюбовали крепкое помещение с подвалами института пожарной охраны НКВД. Именно там находился кабинет всесильного хозяина НКВД в первые месяцы войны. Архивы же ведомства были эвакуированы в Куйбышев.

Берия вызвал начальника 4-го Управления НКВД СССР П.А.Судоплатова.

– Павел Анатольевич, как известно, обстановка тяжелая. Не исключено, что какой-то части немцев удастся прорваться в город. Мы хотим создать в Москве нелегальную резидентуру и группу боевиков. Они развернут здесь нелегальную работу. В городе остаетесь вы, Эйтингон, Дроздов, Мешик, Щорс…

– Как быть с семьями?

– Зайдите к Момулову. Он организует размещение ваших семей в том районе, какой вы посчитаете подходящим для них.

Степан Соломонович Момулов являлся начальником секретариата НКВД СССР, доверенное лицо Берии. Он вызвал его в Москву из Грузии в 1938 году, когда сам возглавил ГУГБ НКВД.

Дело в том, что Москве нечем было обороняться, так как армия попала в окружение в районе Вязьмы, а сибирские и дальневосточные дивизии еще не подошли к столице, хотя операция «Снег», о которой будет сказано ниже, уже начала активно действовать.

* * *

15 октября нарком путей сообщения Л.М.Каганович вызвал начальника Московского метрополитена и приказал: «Метрополитен закрыть. В течение трех часов подготовьте предложения по его уничтожению». В ночь следующего дня начался демонтаж эскалаторов метро…

К концу октября из Москвы было эвакуировано более двух миллионов человек и 80 тысяч вагонов с промышленным оборудованием.

25 октября было объявлено о привлечении на неделю к строительству укреплений всего работоспособного населения Москвы и обязательной мобилизации автотранспорта и строительных механизмов. Откликнулись на призыв руководства страны более половины миллиона гражданских лиц. За этот срок ими было построено противотанковых рубежей общей протяженностью около 1200 километров, вынуты миллионы кубометров земли и поставлены десятки тысяч противотанковых ежей.

Работа закипела и у чекистов.

Москва была поделена на сектора, в которых должны были действовать оперативно-боевые группы. В каждую такую группу входили: командир, радист, подрывник и его помощник, снайпер и два автоматчика.

Нелегальным чекистским резидентурам предлагалось располагаться в подвальных помещениях недостроенных зданий. Входы в них тщательно маскировались. В состав резидентур входили старые большевики, коминтерновцы, сотрудники центрального аппарата НКВД СССР и Управления НКВД по Москве и Московской области.

Интересна реакция на ввод в состав резидентур некоторых членов Коминтерна в будущем болгарского лидера Димитрова. Он заметил: «Бережно расходуйте людей!»

Всего по городу на нелегальное положение было переведено 43 сотрудника центрального аппарата НКВД и 26 из УНКВД по Москве и Московской области.

Главным резидентом-нелегалом, которому поручалось руководить всем московским подпольем, назначили начальника контрразведывательного управления НКВД СССР комиссара госбезопасности 3 ранга Петра Васильевича Федорова. Это был опытнейший оперативник, хорошо знавший столичную агентурную сеть и ее наиболее крупных негласных источников. Но такое назначение таило огромный риск – захват немцами видной фигуры из НКВД СССР дарил нацистам психологическую удачу. Замы Берии предлагали на эту должность П.А.Судоплатова, но нарком не согласился.

Павлу Яковлевичу Мешику, будущему заместителю начальника ГУКР «СМЕРШ», вменялось в обязанность руководить диверсионной работой. Виктору Александровичу Дроздову – дезинформационной.

П.А.Судоплатов вспоминал, что особые надежды Лубянка возлагала на обособленную агентурную группу, в которую входили известный композитор, автор знаменитой песни «Полюшко-поле» Лев Константинович Книппер, немец по происхождению, и его жена, жившие на Гоголевском бульваре. Родная сестра Книппера – Ольга Чехова давно жила в Германии и имела обширные связи в правительственных кругах рейха. По замыслу контрразведки это обстоятельство могло бы способствовать Льву Константиновичу в создании хороших позиций в оккупационной администрации, которые потом можно было бы использовать в индивидуальных актах возмездия по устранению руководителей фашистской Германии, вплоть до самого Гитлера, если бы он появился в захваченной Москве.

В числе ценной агентуры можно назвать таких как «Тиски», «Иван», «Марков» и др. Ансамбль «Свистуна», в состав которого входила женщина-жонглер. Она должна была жонглировать гранатами, закамуфлированными в булавы или поленья, и в случае необходимости бросить их в зал зрителям – фашистам.

Мозговым центром оперативных групп был Михаил Борисович Маклярский, который вел с немцами оперативную игру «Монастырь», позже переросшую в «Курьеры» и «Березина». Это он автор культового фильма «Подвиг разведчика».

Отряду «Три Р» было поручено осуществлять поджоги и взрывы на железнодорожном транспорте, энергомагистралей, складов, общественных зданий и террористические акты над представителями высшего военного командования рейха.

Острые задачи стояли перед оперативными группами «Рыбаки», «Белорусы», «Дальневосточники», «Старики», «Преданные» и другими.

Группа «Лихие», которой руководил агент «Марков» – бывший уголовник-грабитель, была нацелена на проведение терактов против генералитета вермахта.

Сотрудница разведывательного 4-го Управления НКВД СССР А.Камаева-Филоненко, которая под видом активистки баптистской общины координировала использование закамуфлированных взрывных устройств. Ей по особому сигналу поручалось привести в действие мощные фугасы, заранее заложенные в местах возможного появления главарей фашистской Германии и командования вермахта.

Выполнение задания должно было начаться по письменному предписанию за подписью первого заместителя начальника Управления особых отделов НКВД (в дальнейшем «СМЕРШа») Соломона Рафаиловича Мильштейна или по приказу замнаркома НКВД СССР, переданному по телефону.

Заминированы были универмаги, Центральный телеграф, Почтамт, здания военных академий, Дом правительства, Колонный зал Дома союзов, тюрьмы, Большой театр, храм Василия Блаженного, здания ЦК ВКП(б) и Гознака.

В ходе подготовки этих операций было осуществлено минирование 1119 предприятий, заводов и фабрик Москвы и Московской области. Из них только оборонного значения 412 предприятий намечалось полностью сровнять с землей.

В центре города размещались подразделения отдельной мотострелковой бригады особого назначения, так называемый – ОМСБОН. Им нарезались районы предстоящих боевых действий.

Заранее были подготовлены объекты для подрыва. При решении на минирование исходили из того, что противник может обосноваться в конкретном здании для празднования своей победы. Однако каждый случай конкретного минирования оперативниками согласовывался с правительством.

После разгрома немцев под Москвой Государственный Комитет Обороны по предложению руководства НКВД СССР принял решение разминировать все московские городские объекты, а специалистов-подрывников из числа чекистов передать в саперные подразделения и части Красной Армии, взяв у них подписки о неразглашении известных им фактов по готовящемуся подрыву столичных зданий.

Абакумов в Первой Ударной

Было уже за полночь. На столе у Абакумова зазвонил прямой телефон с наркомом. Виктор Семенович резким движением поднял трубку.

– Слушаю, Лаврентий Павлович, – звонко проговорил начальник Управления особых отделов НКВД.

– Зайдытэ, – с грузинским акцентом коротко приказал начальник.

Военный контрразведчик понял, что шеф выбрался из своего «пожарного логова» на ВДНХ и находится на Лубянке.

– Есть.

Руководитель военной контрразведки, только присев по приглашению за приставной стол, тут же услышал: «Я пригласил вас вот по какому вопросу. Недавно сформированная из резервов Ставки Первая Ударная армия воюет в районе Яхромы. Обстановка сложная. Командующий армией Василий Иванович Кузнецов что-то вяло разворачивается, а ведь мы ему дали много того, чего в других армиях нет. Она действует на одном из главных направлений.

Вместе с другими войсками ей надо энергичней, активней гнать врага, буквально сидеть на плечах противника и рубить вытянутые вперед в ходе контратак фашистские лапы. Что вам известно о настроениях командного состава? Информируют ли вас особые отделы фронта и армии по этим вопросам и по результатам боевых действий?»

– Да, товарищ нарком, мы держим руку на пульсе. Армия втягивалась в боевые действия в ходе сосредоточения и доукомплектования. Правда, вновь сформированные соединения и части еще недостаточно сколочены как войсковые организмы и не имели боевого опыта. Укомплектована она где-то более чем на шестьдесят процентов бойцами старших возрастов. Только третья часть личного состава участвовала в боях с гитлеровцами, – стал со знанием сути дела отвечать на заданный вопрос особист.

– Все, что вы говорите, – это общие понятия. Я предлагаю вам лично выехать на место, – недовольно поморщился Берия. – Мне нужны свежие материалы для доклада товарищу Сталину.

– Завтра же буду в армии, – спокойно ответил Абакумов.

– Доложите письменно.

– Есть…

* * *

Рано утром Абакумов выехал в Управление особых отделов Западного фронта, а оттуда прямиком в Первую Ударную армию. С ним был и начальник Управления НКВД по Московской области Михаил Иванович Журавлев. Работать пришлось самому и подчиненным. Так вот родился документ в виде «Докладной записки В.С.Абакумова об обстановке в районе Яхромы».

9 декабря 1941 г. Совершенно секретно

Народному комиссару внутренних дел Союза ССР

тов. Л.БЕРИЯ

По Вашему указанию 9 декабря с.г. я выезжал в район боевых действий Первой Ударной армии и побывал в следующих пунктах, отбитых нашими войсками у противника: Яхрома, Андреевское, Астрецово, Ново-Карцево и Харламово.

Кроме того, побывал на командном пункте Первой Ударной армии в д. Нерощино, где разговаривал о действиях частей армии с командующим армией генерал-лейтенантом Кузнецовым, членом Военного совета бригадным комиссаром Колесниковым и начальником штаба армии генерал-майором Захватаевым.

Под давлением наших частей противник поспешно отходит, бросая и уничтожая большое количество вооружения, боеприпасов и автотранспорта.

Весь путь отступления противника усеян сожженными и взорванными им самим танками, автомашинами и другим военным имуществом. Особенно много этого имущества в Яхроме и в д. Астрецово, Ново-Карцево, Доронино и Харламово, а также в лесах между деревнями Астрено – Ново-Карцево и Ново-Карцево – Доронино.

Всего противником оставлено приведенных им в негодность более 100 танков, свыше 25 бронемашин, несколько десятков орудий и несколько сот автомашин.

Из разговоров местных жителей и опросов военнопленных видно, что противник, отступая, уничтожал материальную часть в связи с тем, что не запускались моторы. Моторы не заводились потому, что у противника было мало горючего для их прогревания в морозы. Кроме того, горючее оказалось низкого качества и запускать этим горючим охлажденные моторы в сильные морозы у немцев не было возможности. Проведенным АБТ (автобронетанковым. – Авт.) войск армии испытанием установлено, что этим горючим охлажденные моторы наших танков также не запускались.

Сбор трофейного имущества почти не производится. Годная материальная часть не отобрана и не убрана с поля боя. Первая Ударная армия сделать все это своими силами не в состоянии из-за отсутствия технических средств. В армии имеется всего лишь один тягач «Ворошиловец», который в состоянии транспортировать средние и тяжелые танки.

Необходимо отметить, что при наличии больших потерь, которые противник несет на этом участке, материальных средств, потери его в людском составе незначительны. В населенных пунктах, где мы были, убитые немцы насчитываются десятками. Это происходит в результате того, что наши части не энергично преследуют противника, не «сидят на его плечах», что дает ему возможность выводить из-под удара свою живую силу.

Как заявил мне командующий армией тов. Кузнецов, противника мы выталкиваем, а не уничтожаем. Одной из причин такого положения члены Военного совета армии тов. Кузнецов и тов. Колесников считают слабые темпы наступления частей 30-й армии, действующей на их правом фланге и не дающей противнику почувствовать сильный фланговый удар.

Быстрое продвижение частей Первой армии тормозится еще плохой организацией службы тыла. Имеют место случаи, когда бойцы в течение 5–6 суток не получают горячей пищи. Как заявил командир 50-сб (стрелкового батальона. – Авт.) подполковник Рябов, комиссар бригады старший батальонный комиссар Назаров и начальник штаба майор Субботин бойцам бригады в течение 5–6 дней выдавали только сухари; хлеб и горячая пища не выдавались. До этого в течение 4 дней выдавали только по 300–400 гр. хлеба.

Вследствие затруднений с доставкой питания 2-й и 3-й батальоны этой бригады вовсе не получили пищи. В течение 12 дней бойцы бригады вовсе не получали махорку и спецпаек.

18-й лыжный батальон 25 ноября в течение суток совершенно не получал пищу. То же самое имело место в 17-м лыжном батальоне 26 ноября.

Кроме того, что плохо организована служба тыла, задержка доставки продовольствия происходит и в связи с тем, что армия не обеспечена в достаточном количестве транспортом. 71-я стрелковая бригада из положенных по штату 162 автомашин имеет 20, 56-я стр. бригада из 107 положенных по штату имеет 33 автомашины, 55-я стр. бригада из 167 автомашин имеет 95, 50-я бригада из 163 автомашин имеет 97. Аналогичное положение с транспортом и в других бригадах.

В связи с недостатком автотранспорта и учитывая энергичное продвижение наших войск, в ближайшие дни может ухудшиться снабжение боеприпасами.

В дер. Степаново немцы при уходе сожгли 10 красноармейцев, попавших к ним плен. В д. Харламово попавший в плен красноармеец подвергся жестоким пыткам, а затем был сожжен. По рассказам местных жителей, в д. Степаново противник сжег и своих раненых солдат, которых не успел вывезти при отступлении.

Оставленные немцами населенные пункты Яхрома, Андреевское, Астрецово, Ново-Карцево и Харламово разграблены и разрушены. Все носильные вещи у местных жителей немцы отобрали, скот и пищу уничтожили.

При отступлении немцев население очищенных от противника пунктов, в особенности рабочие и работницы текстильной фабрики в Яхроме, оказались в крайне тяжелом положении: они не имеют питания, одежды и жилья. В разговоре с работницами текстильной фабрики в Яхроме Лариной, Симоновой, Сухановой и другими, последние выказывают свое возмущение тем, что, несмотря на то что немцев из Яхромы выбили уже два дня тому назад, никого из местных властей нет. И действительно, как мы установили, до сих пор в Яхроме и других населенных пунктах, отбитых у противника, никого из представителей местных органов власти нет. Восстановлением порядка в этих пунктах совершенно никто не занимается. Трупы немцев, находящиеся на улицах города Яхромы, никто не убирает. Проверка населения, проживавшего в пунктах и находившегося в руках противника, никем не производится. Население этих пунктов имеет возможность свободно продвигаться как вдоль фронта, так и в глубь нашей страны.

В боях с врагом части Первой армии показали себя достаточно устойчивыми. Имеются единичные случаи дезертирства и членовредительства (дезертировало 10 человек, членовредителей – 30). За время боев был только один случай перехода на сторону противника 4 бойцов 37-й стрелковой бригады, трое из них при занятии нашими войсками д. Степаново были задержаны и расстреляны перед строем.

С начала наступления частей Первой Ударной армии с 28 ноября по 6 декабря имеется людских потерь около 4500 человек, из них раненых 3895 человек и обмороженных 137 человек.

Начальнику УНКВД Московской области тов. Журавлеву мною предложено обеспечить чекистско-милицейским составом населенные пункты, отбитые у противника, с целью быстрейшего наведения порядка.

АБАКУМОВ.

* * *

В ходе битвы за Москву начальнику Управления особых отделов НКВД СССР приходилось мотаться по фронтам, в буквальном смысле истекающим кровью. Советская Россия под Москвой находилась на волоске от гибели. Вот почему Сталин как мудрый человек при относительно полном доверии и уважительном отношении к своему земляку Берии, к которому в знак особых отношений обращался по имени – Лаврентий, особенно в начале войны, старался перепроверять информацию о состоянии дел на фронтах, армиях и дивизиях через другие источники.

Воевала ведь на передовой армия. А кто же ближе был к ней на фронте? Конечно, военные контрразведчики. Вот почему Сталин все чаще и чаще обращался для всякого рода перепроверок важной военной информации к услугам руководителя управления особых отделов НКВД комиссара госбезопасности 3 ранга Виктора Семеновича Абакумова. Этого не мог не видеть и не почувствовать шеф последнего – Лаврентий Берия. Верховный понимал, что в условиях войны военная контрразведка должна органически быть впрессована в вооруженные силы страны. Не случайно скоро особые отделы НКВД СССР превратились в управления военной контрразведкой СМЕРШ НКО СССР. Получается, что Сталин стал больше доверять Абакумову и его хлопотному хозяйству. Наверное, уже тогда вождь уловил в поведении своего горского паладина что-то похожее на неприкосновенность и попытки претендовать на второе лицо в государстве. Мнительный с возрастом Сталин всячески одергивал тех, кто претендовал на самый высокий пост в большой политике.

Непрошеные «гости»

Москва была и оставалась на протяжении всей войны прифронтовым городом в смысле атак непрошеных гостей – разведчиков, диверсантов и террористов. Как магнитом, их тянула наша столица. Не случайно – здесь сосредотачивались основные узлы управления защитой Москвы и в целом планирования военных операций на фронтах с протяженностью в тысячи километров от мурманских сопок и до одесских лиманов.

Политическое и военное руководство гитлеровской Германии и ее спецслужбы в обеспечение успехов плана «Барбароссы» заблаговременно приступили к масштабной подготовке разведывательных и диверсионных акций против всех объектов, входящих в военную инфраструктуру, включая места дислокации частей, штабов, самолетных парков, арсеналов и другого складского хозяйства.

С весны 1941 года началась массовая подготовка диверсионной агентуры в разведывательных школах близ Кенигсберга, Вены, Бреслау, Берлина и др. местах. Еще до начала войны началась заброска диверсантов. Массовая заброска такой агентуры началась в ночь с 21 на 22 июня как через линию границы, так и по воздуху.

Известно, что уже перед самой войной Красная Армия столкнулась с «работой» гитлеровских диверсантов. Примером могут служить такие случаи. Так, в момент артиллерийской подготовки противника в Бресте на железнодорожной станции внезапно погас свет и вышел из строя водопровод, в Кобрине произошла авария на электростанции, а проводная связь войск со штабом Западного особого военного округа прекратилась. На линии были вырезаны десятки метров проволоки.

Надо прямо сказать, заброска вражеской агентуры проходила почти беспрепятственно, так как Генеральный штаб Красной Армии запретил несение погранзаставами службы в усиленном режиме. Беспрепятственное вторжение в воздушное пространство проходило без проблем, так как военно-политическое руководство страны запретило обстрел или принудительную посадку немецких самолетов, вторгающихся в наше воздушное пространство, предлагая вместо этого составлять акты о нарушении границы. Их было составлено столько, как когда-то китайских «предупреждений».

С 15 по 18 октября 1941 года на участке Можайского укрепленного района было задержано 23 064 красноармейца. Они поодиночке и группами отходили от линии фронта в тыл и не имели при себе необходимых документов. Все задержанные были направлены в пункты сбора при заградительных отрядах, где проходили проверку сотрудниками особых отделов, а затем следовали в пункты формирования воинских частей или в распоряжение военных комендатур.

Трудность проверки усугублялась тем, что у красноармейцев и младших командиров на фронте отсутствовали документы, удостоверяющие личность. Именно по этой причине особистам было крайне сложно на месте разоблачить вражескую агентуру. И разведка противника пользовалась этим каналом проникновения в тыл наших войск. Исправил ситуацию приказ НКО № 330 от 7 октября 1941 года о введении красноармейских книжек. Но реализовывался приказ до конца 1942 года из-за целого ряда объективных причин, как поясняла интендантская служба Красной Армии.

Как писал участник войны, оперативник СМЕРША, полковник Борис Сыромятников, перед забрасываемой диверсионной агентурой ставилась задача стратегического масштаба – отрезать серией диверсионных актов войска западных военных округов от основной территории страны, тем самым воспрепятствовать поступлению на фронт личного состава, техники, боеприпасов, продовольствия и эвакуации с фронта раненых.

Так, задержанные 17 июня на участке 86-го погранотряда Белорусского погранокруга нарушители границы Станкевич, Точеловский, Якимчиц, Гальчинский, Зелинский и Волосевич показали, что окончили школу агентов-диверсантов в местечке Ламсдорф близ Берлина, где, кроме них, обучалось еще 50 человек.

По окончании учебы они были переброшены к границе СССР и получили задание скрытно перейти границу и провести диверсионные акты на следующих стратегических пунктах: диверсантам Волосевичу и Зелинскому дано задание взорвать железнодорожное полотно на перегоне Столбцы – Барановичи; Станкевичу и Гальчинскому – взорвать железнодорожное полотно на перегоне Лида – Молодечно; Точеловскому – провести такие же диверсионные акты в районе ст. Лунинец.

Для выполнения задания они были снабжены поддельными документами, оружием, необходимым количеством взрывчатки, бикфордовым шнуром и взрывателями…

Таких групп в ходе войны было выловлено особистами-смершевцами огромное количество. Надо отметить, что с началом войны на нашей территории оказались не только группы диверсантов от двух до шести человек, но и целое диверсионное соединение фашистской Германии «Бранденбург-800», что явилось тогда полной неожиданностью для советских органов военной контрразведки и нашего командования. Это была новая практика подрывных действий, не имевшая аналогов в истории войн.

Первые серьезные успехи в борьбе с диверсантами были достигнуты лишь в ноябре – декабре 41-го года, особенно в зоне развернувшейся Московской битвы.

Вот один из эпизодов этой борьбы.

На одном из участков действий 30-й армии Калининского фронта перешли на нашу сторону и явились с повинной бывший командир взвода 301-го стрелкового полка 48-й стрелковой дивизии Заливин И.П. и бывший командир роты 784-го стрелкового полка 227-й стрелковой дивизии Шульский Г.Н.

Оба эти бывшие командиры заявили, что являются агентами германской военной разведки, и сдали: два револьвера системы «Наган», две жестяные банки с магнием, 18 шашек взрывчатого вещества, спрятанных в двух противогазных коробках, 6 взрывателей, 4 м бикфордова шнура, 15 тысяч рублей советскими знаками, фиктивные паспорта, удостоверения об освобождении от военной службы по болезни, воинские книжки и командировочные предписания.

Заливин и Шульский на допросе показали, что, находясь в плену у немцев, они, в числе других отобранных военнопленных, прошли срочные курсы обучения в Яблуневской школе близ Люблина по подготовке диверсантов и были переброшены в район городов Клин и Солнечногорск с заданием взрывать железнодорожные мосты и линии, склады и предприятия, поджигать на полях хлеб, разрушать телефонную и телеграфную связь и осуществлять террористические акты над работниками НКВД, вычисляя их по синим тульям на фуражках…

Интересно, что это осиное гнездо – Яблуневскую школу – уничтожили советские диверсанты, заброшенные в Польшу в 1944 году в составе разведывательно-диверсионной группы под руководством сотрудника 4-го отдела НКГБ УССР майора Александра Пантелеймоновича Святогорова, действовавшего под псевдонимом «майора Зорича».

* * *

Общеизвестно, что победа советского народа в годы Великой Отечественной войны, и в частности под Москвой, слагалась не только из героических подвигов на полях сражений, на заводах и фабриках в тылу, но и на фронтах «незримого противоборства». Порой именно успехом или неуспехом на невидимых полях сражений определялась победа в той или иной стратегической операции на фронтах минувшей войны.

Наряду с традиционными боевыми действиями на суше, на море и в воздухе разыгрывались настоящие битвы в радиоэфире. Именно в битве под Москвой родились и потом совершенствовались радиоигры с противником по обезглавливанию его «непрошеных гостей» и организации дезинформации гитлеровских спецслужб и военного командования – вермахта относительно планов Красной Армии.

При помощи радиоигр советской военной контрразведке удалось решить сразу несколько задач. Это прежде всего – эффективно дезинформировать германскую разведку, оказывая тем самым большую помощь командованию Красной Армии на полях сражений; перехватывать каналы связи разведки противника со своей агентурой, заброшенной в советский тыл, и тем самым парализовывать подрывную деятельность его агентуры в прифронтовой полосе и глубоком тылу; вызывать на нашу территорию агентов Абвера и СД с последующей нейтрализацией или перевербовкой; «подставлять» германской разведке наших агентов под видом содержателей явочных квартир или других лиц; внедрять своих агентов непосредственно в разведорганы противника, в том числе в школы по подготовке разведчиков-диверсантов и радистов; своевременно выявлять действующие в советском тылу резидентуры врага, созданные как в довоенный период, так и в годы войны; создавать необходимые условия для проведения контрразведывательной работы в выгодном для советской разведки направлении и др.

Радиовойнами с весны 1942 года занимались исключительно два подразделения в НКВД: 4-е Управление под руководством П.А.Судоплатова и 1-й (немецкий) отдел 2-го Управления, возглавляемого П.П.Тимофеевым, в составе которого функционировало специальное отделение по радиоиграм. Его начальником был Н.М.Ендаков.

С образованием ГУКР СМЕРШ НКО СССР все радиоигры, за исключением «Монастырь» и связанных с нею «Курьеры» и «Березино», были переданы по указанию Сталина в руки военной контрразведки и ее руководителя В.С.Абакумова.

Первой глубокой по содержанию и широкой по масштабам работой по противодействию спецслужбам противника в годы войны явилась книга сотрудника СМЕРШа Дмитрия Петровича Тарасова – «Большая игра СМЕРШа». Полковник Тарасов лично участвовал в лучших операциях военной контрразведки, очистивших наш тыл от немецкой агентуры, и в непревзойденных радиоиграх по стратегической дезинформации противника. Кстати, дезинформация такого уровня всегда проводилась совместно с командованием и с санкции высокого руководства Генерального штаба Красной Армии.

Только с мая 1942 года по май 1943 года военные контрразведчики захватили 243 немецкие агентурные радиостанции и 80 из них использовали в радиоиграх, дезинформируя противника. Главная роль в успехах радиосражений принадлежала руководителю Управления особых отделов НКВД СССР, а потом легендарного СМЕРШа Виктору Семеновичу Абакумову. Именно он пошел против существовавшего тогда уголовного законодательства, трактовавшего, что согласие советского человека на сотрудничество с иностранной разведкой есть законченный состав преступления, трактуемый изменой Родине.

По этому острому во время войны вопросу он не убоялся доложить Сталину. Верховный согласился с доводами военного контрразведчика. После этого Абакумов часто освобождал явившихся с повинной немецких агентов от уголовной ответственности, что резко поднимало эффективность борьбы с Абвером.

Подобные действия Виктора Семеновича безумно раздражали его шефа Лаврентия Берию и других «сверхбдительных» товарищей, которые неоднократно направляли в ГКО жалобы на начальника Управления особых отделов НКВД СССР, а потом СМЕРШа, проявляющего «либерализм к предателям и вражеским агентам».

Однако в этом оперативном вопросе Абакумов, можно без натяжки с высоты сегодняшних дней отметить, намного опередил время. Только в 1960 году Верховный Совет СССР принял дополнение к статье 1 Закона об уголовной ответственности за государственные преступления: «Не подлежит уголовной ответственности гражданин, завербованный иностранной разведкой, если он во исполнение преступного задания никаких действий не совершал и добровольно заявил органам власти о своей связи с иностранной разведкой».