Текст книги "Кто на свете всех смешнее?"

Смех без причины

Когда смеются над пороками мелкими, зряшными, незаметными. Больше смеются от нечего делать или еще говорят: «Связался черт с младенцем», то есть сатирик с мелким пороком.

Зелень! Зелень!

Лето. Жара. Зной. Давно не было дождя. На рынке все какие-то вареные, кроме одной женщины. Она без умолку кричит:

 – Зелень! Зелень! Кому зелень? Дешевая зелень!

Женщина несет убытки. Покупателей мало, зелень, как ее ни опрыскивай водой, быстро вянет.

Неподалеку от женщины останавливается средних лет мужчина, из тех, про кого говорят «кровь с молоком». В одной руке у него плетеная корзина, в другой – список того, что нужно купить.

 – Мужчина, – говорит лоточница, – что же вы за собой не следите совсем, а?

 – А что такое? – Мужчина смотрит на брюки.

 – Запустили себя как!

 – Где?.. Всё нормально! – улыбается здоровяк. – Всё на месте.

 – Вот мой крестный, – женщина подходит поближе, – тоже всё улыбался, улыбался и умер. Не жаловался ни на что, веселый был, как вы, пил, ел. Вдруг раз – и готов. Жена сколько раз ему говорила: «Что ты всё улыбаешься? Сходи к врачу, проверься». Дочь просила – нет, никого не слушал... Сестра просила...

 – Ну и ничего, – улыбается мужчина, – хоть он от вас от всех отделался.

 – Желтизна вон под глазами, точно как у него, – не сдается лоточница. – А у меня трава одна есть...

 – Траву твою, – перебивает мужчина, – и поросята есть не будут. Завяла вся.

 – Ну зачем ты врешь-то? – возмущается лоточница и прыскает на зелень водой из бутылки. – Помирать скоро – ты врешь.

 – Не брызгай, не поможет, – ехидничает мужчина, – только выбросить.

 – Свою вырасти и выбрасывай. Такое богатство! Тут одних витаминов не знаю на сколько тысяч!.. От всех болезней. Это вот от запоев трава. – Женщина прерывает себя и с надеждой всматривается в лицо мужчины. – Врач один всё берет, травой спасается.

 – Никак не спасется?

 – Иди ты, куда шел, от греха подальше! Иди, иди.

Мужчина всё так же жизнерадостно улыбается:

 – Продавай как отраву, скорей сбудешь.

Лоточница угрюмо молчит.

 – Слышь?.. Ладно, возьму у тебя пучочек. Это вот от чего?.. Вот эта трава от чего?

 – От импотенции.

Мужчина переходит на шепот:

 – Всерьез, что ли?

 – Всерьез.

 – Крестный не от нее загнулся?

 – Нет.

 – Почем?

 – Десять рублей.

 – В своем ты уме? Все по пять, здесь по десять.

 – «Здесь». Здесь-то самое дорогое. Много ты ее видел где?

Мужчина недовольно качает головой:

 – И как ее принимать? До или после?

 – После.

 – А после-то зачем?

 – Чего «после»?.. После еды.

 – А-а!

 – Ворона кума. Ложить тебе?

Мужчина озирается.

 – Чего ты кричишь?.. Положи два пучка... Три.

 – Осталось всего четыре. Ложить?

 – Ну, клади четыре.

Они рассчитываются. Мужчина быстро уходит. Женщина опрыскивает увядающую петрушку, звонко кричит:

 – Зелень! Зелень!.. Кому зелень?.. Дешевая зелень, от импотенции!

Уроки в школе дураков

В понедельник в подъезде объявление:

Желающие приобрести слитки золота по цене рубль за килограмм, сдайте вечером тысячу на оформление купчей.

Вечером пришли все, деньги сдали, спрашиваем:

 – Где золото?

Нам говорят:

 – Кто ж его знает.

Мы говорим:

 – Не знаете – ищите!

Они говорят:

 – Некогда нам искать, нас самих ищут.

И ушли с деньгами.

Мы их час подождали, потом милицию вызвали. Милиция говорит:

 – Вы в своем уме? Это же жулики!

И тут, как солнце из-за туч, прояснило сразу: «Жулики! Обманули, обокрали нас!»

На следующий день в подъезде объявление:

Всевидящая мать-девственница Серна Львовна Трефовая за пятьсот рублей скажет, как за час заработать миллион.

Все ученые уже, сказали: «Аферистка! Дураков ищет». Но вечером пришли насчет миллиона. Выходит Серна всевидящая – один глаз подбит, другого нет, и видно, что она дней пять без продыха, без просыпа и без закуса. Ну, то есть совсем она никакая, еле-еле деньги берет и кладет мимо лифчика. И ни слова никому.

Но все-таки молча собрала все деньги и ушла. Мы через час милицию вызвали. Они:

 – Вы что?! Это же известная аферистка!

И тут, как солнце из-за туч, прояснило сразу: «Аферистка! Вон оно что! Обокрали нас, обманули! Урок нам на всю жизнь!»

На следующий день в подъезде объявление:

Для тех, кого всю жизнь обманывали, сегодня в бане в двадцать два ноль-ноль состоится оргия. Будут проститутки. Билеты. по сто рублей. Пенсионерам скидка.

Тут уж все стали кричать: «Афера! За кого они нас принимают?!» А Татьяна Павловна из тридцать седьмой к каждому подходила и говорила:

 – Что хотите со мной делайте, а я не пойду. Вот что хотите.

В двадцать два ноль-ноль думаю: «Неужели после всего кто-то из наших клюнет?» Подхожу к бане – темно. Я где светлее, ближе к кассе – опять темно. Взял билет, прошел в предбанник – там темнее темного и тихо, никого нет.

Через полчаса свет вдруг вспыхнул и оказалось всё наоборот – в кассе никого нет, а здесь все наши.

И мы стали смеяться над собой горьким смехом – хороший урок нам, дуракам.

Пошли домой... Там объявление:

Возьму в долг пятьдесят рублей, через полчаса верну пять тысяч.. Падлой буду. Абдула.

Интересно, вернет мне деньги Абдула или нет?..

Родня

ОН. Зойк, Иван-то Никифорыч умер?

ОНА. Гос-споди! Царствие небесное... Когда же?

ОН. Так я не знаю. Я тебя спрашиваю. Вспомнил тут, давно что-то Ивана Никифорыча не видать, помер он, что ли?

ОНА. Погоди-погоди. Какой Иван Никифорыч?

ОН. Здорово живешь! Совсем, что ли, плохая стала? Петьки нашего шурин.

ОНА. Какого Петьки нашего?

ОН. Брат твой Петька!

ОНА. Чего ты мелешь? Ванька у меня брат, Сережа и Саша.

ОН. Да троюродный твой брат! Из Протасовки. Сын тети Гали.

ОНА. А-а-а!

ОН. Ворона кума.

ОНА. Женька!

ОН. Женька?.. А я: «Петька». Женька! Ну да! Их семь человек у ей, у тети Гали, всех не упомнишь. О-о-о! Женька, Женька, точно. У него кто шурин?

ОНА. У него нет шурина. Он неженатый еще. Да какой Иван Никифорыч-то?

ОН. С Чуйского тракта... Печник он, что ли.

ОНА. Кто у нас с Чуйского?.. Не кум ли Лешкин?

ОН. Который Лешка?

ОНА. Тети Дуни Лешка.

ОН. Которая тетя Дуня?

ОНА. Стрелочница. Рельсы-то у нас откуда? Картошку нам всё помогала сажать. А Лешка – сын ей родной. На спасательной станции работал.

ОН. Так он утонул же!

ОНА. Когда?!

ОН. В том годе.

ОНА. Кум утонул?!

ОН. Лешка сам.

ОНА. Лешка... я знаю. Я думала, ты про кума.

ОН. А тетки Прасковьи Лешка. У него кто кум?

ОНА. Тетки Прасковьи бабы-Машиной?

ОН. Да.

ОНА. Твоей бабы Маши или моей?

ОН. Твоей.

ОНА. Моей бабы Маши Прасковья в Хабаровске за прапорщиком... Сапоги-то у нас с портянками откуда? У них двое ребят: Танечка в третьем классе и Вовик в шестом. Никакого Лешки нету.

ОН. Несешь сама не знаешь что. «Вовик в шестом». Уж он армию отслужил!

ОНА. Сиди – «армию»! Это тети Кати сын отслужил, Владик.

ОН. А тот Вовик?

ОНА. А тот Вовик... Уж он женился на Лиде дяди-Сережиной.

ОН. В шестом классе?

ОНА. Я про Владика. Лиду взял он, дяди-Сережину, который сват нашей Зине. Их-то дети поженились весной. Забыл, на свадьбе гуляли? Павлик и Вика. В универмаге она торгует...

горшками. А Лида – вторая дочь. Малярша она, краска-то у нас откуда? Они с Владиком тоже друг другу как-то приходятся. У нас всех один прапрапрадед.

ОН. Ну... умер он, что ли?!

ОНА. Давно. Уж лет сто.

ОН. Как – сто?! Пять лет назад выпивали с ним вот здесь.

ОНА. Про кого ты спрашиваешь? Про деда нашего общего?

ОН. Печку нам кто клал?

ОНА. Степан Иваныч. Которая развалилась печка?

ОН. Нет! Которая развалилась, я сам клал. А потом-то?.. Рыжий такой! С головы до колен! Аж на пятках у него конопатины. Ваша родня-то!

ОНА. А у вас все косопузые.

ОН. При чем здесь?

ОНА. А при том. Только пожрать да выпить за чужой счет.

ОН. О-о! Понесло ее.

ОНА. Вся родня такая. Убьют за стакан. И жрут, и жрут, пока в слюне не запутаются.

ОН. Куды тебя понесло? Про что говорим-то? Про Ивана Никифорыча... О-о-о! Вспомнил!! Как же, как же... Нет, не вспомнил... А зеленки ведро у нас пятый год стоит, откуда оно?

ОНА. Поля подарила дяди-Витина. Медсестра.

ОН. Которая задницей вертит?

ОНА. Это Оля, буфетчица. Вилки-то с ложками у нас откуда?

ОН. У ей кто муж?

ОНА. Виктор.

ОН. Виктору ж я помогал погреб копать, когда он ногу-то сломал?

ОНА. Это Сергей – брат мужа невестки дяди-Мишиной. Он нам помогал копать, когда у тебя рука отнялась. А Виктор нам крышу стелить помогал. Несчастье тогда тоже случилось – сорвался он со стропил... самогон весь разлил.

ОН. А печку кто же клал?.. С Чуйского тракта-то кто у нас?

ОНА. Никто вроде бы.

ОН. Как – никто? Рассказывай мне. Ванька тети-Ленин – шурин Женьке из Маснева? А Женька через Верку, жену свою, Славке доводится кем-то?.. Он Славке доводится, доводится! А Славка сам с Чуйского!.. Вот я и вспомнил... О-о-о. Наконец-то, твою мать, прости господи... Вспотел аж.

ОНА. Какому Славке?

ОН. Кудимовскому... Почтарю... Ваша родня-то, рыжие.

ОНА. Почтарь – ваша родня, косопузый.

ОН. Еще чего? Не ты – я бы его давно отвадил. Одна рожа наглая чего стоит.

ОНА. Ну да.

ОН. Что – ну да?

ОНА. Наглая рожа... Я так и думала, что из ваших. К нам он ни с какого боку.

ОН. А что же брат его гостил у нас неделю целую... лет семь назад? Это ж брат его был, Славкин?

ОНА. Почем я знаю. Ты принимал.

ОН. Я думал: ваша родня.

ОНА. Еще чего?

ОН. Кого ж мы принимали?

ОНА. Вот он, наверное, и есть Иван Никифорыч.

ОН. Будет тебе! Что я, Иван Никифорыча не помню?

ОНА. Ну, кто он, Иван Никифорыч твой?

ОН. Кто?

ОНА. Да. Кто?

ОН. Кто... Всё! Иди. Пристала: кто, кто?.. Иван Никифорыч, и всё... Родня чья-то... Небось, уж помер давно.

Ворона

Мужчина, не смотри на меня так, мне неловко. Меня Ворона зовут. Тебя как? Будем знакомы.

Ой! Чего-то прямо в жар бросило!.. Мужчина, а ты знаешь, что сильнее ворон любить не может никто?.. На втором месте лебеди, мы на первом. Честно. Ой, мы на всю жизнь! У меня был ворон... Мужчина, на тебя похожий. Вы как два яйца. Такой же наглый. Вот я его любила!.. свово Петю... Васю. Прости господи, когда это было... Не, Сережу! Ну да, Игоря.

И не сомневайся даже, мы в любви первые, но у нас с памятью плохо... на имена. Так память отличная, а имена путаем.

Ой, я его любила всей душой!.. Или телом? Память прямо подводит иногда, неудобно даже. Помню, что любила, помню, что Евгений, а чем любила – хоть убей.

Мужчина, тебе который раз говорю: не смотри на меня так, я же смущаюсь, я же начинаю планы строить.

Ты скажи, ты с серьезными намерениями или просто жене отомстить?.. Тебя, наверное, из дома выгнали. Мало принес или грубость сказал.

Ты свою как зовешь?.. Ласточка?.. Голубка?.. А ты ей скажи: «Ворона моя». Ой, она тебя любить будет!

Серьезно говорю: хочешь, чтобы тебе повезло в любви?.. Хочешь? Бери похожую на ворону, носастенькую. Не пожалеешь.

Мы веселые! Мы – певуньи!.. «А две гитары за стеной жалобно заныли, милый мой, что с тобой, эх, да это ты ли?! Эх, раз, еще раз, еще много-много раз! Лучше сорок раз по разу – понял, мужчина? – чем ни разу сорок раз».

Сплясать можем, если захочешь. Мужчина, слышишь, я говорю: удовольствие если захочешь получить – только с вороной.

Ой мы ловкие! Ой мы заводные! Сперва семья, конечно, потом уже гуляй до посинения. А семья – первое дело. Будешь, как у Христа за пазухой.

Тебе самому только что останется? Пообстираться, подкормиться где-нибудь, пообстричься как-нибудь, и всё.

Я же готовить не буду, чтобы не потерять эту... ауру эротическую. Понял, про чего я?.. Эротическое – знаешь что такое? Ты посмотрел на меня, и в тебе все проснулось, понял?.. И если потом заснет, то уже только вечным сном. Это вот и есть эротика.

Вот смотрит! Вот глаза вылупил! Я тебя буду звать «ненасытный». Молчи!

А меня знаешь как полностью зовут?.. Ворона-красавица. По-другому не обращайся, я не пойму, кого зовешь.

Мужчина... Да что же такое?! Не смотри на меня так, я теряюсь... не знаю, то ли на колени к тебе сесть, то ли сразу на голову.

Видишь, мы открытые, без утайки, что думаем, то и говорим. Святая простота.

Еще хочу предупредить тебя: мы, вороны, если сойдемся с кем – на всю жизнь! Так и знай. До гробовой доски! До белой березки.

Тебя самого потом от меня не оторвешь, хоть током бей, хоть топором по голове. Помню, у меня один был... Да нет, не один... Слушай, на имена плохая память, но на цифры!.. Всех помню!.. Первого только забывать стала, а шестого!.. Одиннадцатого особенно... Ой, что было у нас с сорок третьим! Такая география!.. Нет, порнография.. Литрография?.. Вспомню – скажу.

Мужчина, чего хочу спросить. Ты отсюда домой?.. Ой, мы тоже домашние! Из дома никуда. Только в цирк помолиться, и всё... И в казино. На часик! Не больше. А так – дома... у кого-нибудь... Или в ресторане... очень приличном. В трактиры редко ходим.

Не смотри так!.. Раздевает взглядом... Ты чего делаешь, люди кругом... Совсем уже раздел... О-ой, в чем мать родила! Не стыдно? Лишь бы своего добиться?.. Ну и что ты меня взглядом раздевал? У тебя что, рук нет?.. А-ха-ха! Покраснел как!

Хорошо сказала, да?.. Ой, мы озорные! С нами не соскучишься. Чтобы хоть раз кончилось без милиции... без конной...

Ну, что придумал-то?.. Куда отсюда едем гулять?.. Оцепенел прямо. Согласная я... Кому говорю-то?

Вот смотрит! Вот разбирается в красоте! Глаз не может оторвать... своих наглых карих... Или бесстыжих синих?.. Чего-то я без очков не разберу. Спит он, что ли?

Правду говорят: все мужчины – свиньи.

История одной любви

Один я щас остался... совсем один. Старуха моя того... уехала к сестре.

Сестра у ей болеет... кажную осень. Телеграмму шлет: «При смерти я!», лет сорок уж помирает.

Говорю своей: «Что ж ты, поганка, делаешь? Я и так об одной ноге – ты опять норовишь сбежать. А куры на ком? А корова? А поросенок?!» – «Я договорилася».

Договорилася она. Вот что творит, падло. Думаю развестись. А на что она щас?.. Всё уж. От их щас одно беспокойство.

Зуб у ей летом болел. Думал, в гроб лягу. Враз заболел. Днем ходила – ничего, все зубы на месте. Ночью дергаться стала. Дергатся и дергатся. Твою мать! Что ж такое? А ну? Встал, свет зажег. Раздуло у ей лицо – не признаешь. Ей-бо! Уже пошло на мою подушку.

 – Помираю! Помираю!

 – Чего, – говорю, – несешь? Кто от зуба помер? Сестра-аферистка сорок лет никак не помрет, и ты туда же. Что я тебе? Четыре утра! Куды я тебе? Кого-чего?! Спи знай!

Утром у ей рот набок, язык не пролазит. Так-то говорит – не поймешь что, а тут вовсе: мы-мы. Чего «мы»?

Дескать, в больницу ее отвези. Щас!! С утра кровельщик обещался подойти насчет сеней, изгородь на задках покосилась, козлы править надо. Я всё брошу – в больницу попрусь. Туда пять километров да обратно... шесть. Пятьдесят шесть километров! Бензин дороже молока! Кто повезет?

Легче без зубов жить. Ей-бо! А на что они? Цены щас – все одно ничего не укусишь. Куды я поеду? Зачем? Кого-чего?!

Пошел. Машины в разгоне все, и лошадей нету ни одной. Ни одной! Какая где. И что теперь делать?! И где взять?!

Она:

 – Мы-мы.

Говорю:

 – Замолчи! Не трепли невров!

Замолкла. Еще хуже – не поймешь, живая, нет. Потрогал – теплая еще. Плохо, ходить не может. Силится встать, а ей в голову отдает. А что я тебе?! Куды я? Кого-чего?! И что я могу сделать с одной ногой?

Пошел в сарай, от Ирки коляска осталася, от внучки. Крышу проели крысы, сиденье крепкое. Что ему? Весной навоз только возил, и всё. Соломы бросил пучок, подогнал к крыльцу.

Теперь ее перетащить надо! А в ей пудов шесть! Ей-бо! В сестре шесть, и в ей. Аферистки. Шесть пудов целиком не поднять мне... только частями. Твою мать-то! Соседку кликнул. Подтащили как-то. Хорошо, крыльцо высокое – прямо перевалили в коляску... Немецкая коляска. Рассчитано всё... на шесть кило. Тут – шесть пудов! Колеса не вертются.

Смазал солидолом. Соседка над душой стоит ахает. Стерва! Нашла когда ахать. Костылем отодвинул ее... по спине. Куда ты лезешь? Что ты ахаешь?! Помогла – пошла на хрен!

Отъехали с километр – дождь. Ни одной тучи не было. Откуда дождь?! Соседка подгадила. У ей глаз дурной. Куры дохнут. «Хорек, хорек...» Какой хрен хорек? Чуть ветер с ее стороны – дышать нечем.

У ей даже колорадский жук не держится. У всех путных людей картошка облеплена, у ей – ни одного.

Льет и льет дождь, конца нету. Глина под ногами, склизь. Ее пиджаком прикрыл, сам до нитки в одну минуту... Ну, едем. Кто едет, конечно, кто идет. Навстречу Олюшка-спекулянтка тащится. У ей зять у нас с краю живет, Ванька. Ты не помнишь, давно уж было. За бутылку взялся голым вдоль деревни пробечь. А мужики подгадали – в аккурат бабы вечером коров гонют с того конца. Загнали его в крапиву. Измуздыкали так – прибежал, не поймешь, где зад, где перед. Так вздулось всё. Рот нашли, тогда определили... где зад. Олюшка навострилась сразу:

 – И что везешь?..

Спекулянтка, собака.

 – Что? А ты не знашь?.. С час назад объявили по радио: старух порченых меняют на телевизоры.

 – Шутишь.

 – Какие шутки?

Она под пиджак глянула, моя там: «Мы-мы». И эта – готовая, тоже: «Мы-мы».

Говорю:

 – Что ты топчешься, собака? Дуй бегом, Ванька тебя заждался с коляской.

Разворачивается, как даст ходу назад.

 – Эй, подмогни хоть маленько!

И де? Ее не видно уже. Твою мать-то... Иду кое-как, кувыркаюсь. Вот он, мосток! Где Петька Шерстков руку сломал. Девок пугал. Девки сзади шли, он забрался под мосток. Подходят они, он: «У-у-у!..» Дурак-то, твою мать. У их сумка с солью пуда на два – ух вниз, по башке ему. Он в овраг и боком об корень березовый – два ребра погнул... И руку сломал... через месяц где-то.

Вот он, мосток-то, внизу. Чую, щас перевернемся. Ей-бо, перевернемся! И что делать? Объезда нету. И что я?! Куды? Кого-чего?! Бросить всё да развестись к чертовой матери.

Она: «Мы-мы», дескать, не бросай. Я, дескать, за тобой горшки носила, когда ногу потерял, дескать, поседела через тебя... Ну, что и дети на ей были, и я взвалился... Говорю:

 – Что было, то прошло. Прощай... на всякий случай.

Костылем уперся – тормозю. Как съехали?! Не пойму. Мосток перешли. Теперь вверх! А куды я с одной ногой?! Что я?! Кого-чего?! Не подняться мне!

Выперся как-то. Ноги не держат. Тащусь дальше. Слышу – хрусть. Чтой-то?.. Костыль треснул. Твою мать! Ложись, помирай... И тут коляска как задергается. «Всё, – думаю, – агония у ей началась». Заплакал, ей-бо! Чего же? Сорок лет прожили. За сорок! За сорок. Поворачиваюсь попрощаться, пока не остыла, – она смеется лежит. Я в глине весь, как в говне.

И вот всё у ей так. Когда сгорели в шестидесятом году, стоим в исподнем у головешек – она смеяться давай. Думал, рехнулась. А это в ей, значит, поперек судьбы чтоб. Ума-то нету.

А мне какой смех? На култышке три километра. Быстрей на пузе вокруг земли. Твою мать-то совсем! И что я?! Как дойтить?! Кого-чего?!

Ну, пришли. Врач чего-то на месте оказался. Молодой еще, трезвый... ума-то нету. Сразу руки мыть, инструментов ей в рот натыкал – чик! Готова!

Она:

 – Ой!

Он:

 – Всё! Следующий!

В Москве учился... ума-то нету. А у ей вишь что, в десне рыбья кость застряла. Так жрать горазда. Я-то сижу, подо мной лужа – с чего натекло, всем не объяснишь. Костыль сломал, култышку истер в кровь. А в следующий раз у ей баранья кость застрянет?! Мне помирать?

Думаю развестись... С утра ухлестала. Когда будет? А ну дождь?! А ну пожар?! Что я один? Кого-чего?! Дура чертова, собака!

Ктой-то там на дороге показался. Глянь, не моя?

Этюды

Диалог

 – Вы не имеете права!

 – Кто?

 – Я буду жаловаться!

 – Куда?

 – Я управу найду!

 – Где?

 – Я – человек!

 – Молчи, козел.

Народ и интеллигенция

 – Брат, брат! Подожди.

 – Какого тебе?

 – Брат, ужли не признал меня? С праздником тебя.

 – У, ё! С каким?

 – «Каким». Ах ты простая душа! Ведь у нас юбилей свободы слова.

 – Ну, ё!

 – Да ведь она, брат, дороже колбасы.

 – Уже дороже?! Вот ё!

 – Эх, брат. Конечно, трудно сейчас. Но мы спасемся.

 – А мы?

 – И вы, и мы, а спасет нас красота!

 – Ох, ё!

 – Брат, нам всем нужно покаяться. Не очистимся – пропадем.

 – Вот ё!

 – Не возродимся!

 – Ну, ё!

 – Мы Бога потеряли!

 – От ё!

 – Не помним о смерти.

 – Ну, ё!

 – Конечно, люди сейчас озлобились. Но гнева не должно быть. Согласен, брат?.. Я вижу, ты согласен. Ты всё сердцем понимаешь. Это дороже. Спасибо, брат... Куда ты?

 – Всё, ё. Побежал я.

 – Брат, брат!.. Вот ё!

Мелочь

◊ ◊ ◊

Если все дороги ведут к храму, а мы идем к рынку, не станет ли рынок нашим храмом?

◊ ◊ ◊

Добро помнят даже гады. Если маленькому гаденышу каждый день в одно и то же время давать еду, он признает вас за своего... будет считать вас гадом.

◊ ◊ ◊

Я говорю: «Пошел ты в задницу». А он мне: «ПОШЕЛ ТЫ В ЗАДНИЦУ!» За что? Что я ему такого сказал?

◊ ◊ ◊

Раньше любили, гордились кем-нибудь из вождей. Сейчас тоска.

◊ ◊ ◊

Шли впереди всех, оказались позади всех. Ничего странного, просто шли не в ту сторону.