Текст книги "История американской культуры"

Последователи англиканской церкви на юге, в Вирджинии, ревностно сохраняли основы своей веры; французы на севере и западе, как и испанцы в Мексике и Южной Америке, были преданными католиками. На родине они не смели протестовать против воли и мнения своих епископов, против эксцессов Инквизиции, против могущества иезуитов. В Англии они оставили ненависть короля Якова (Джеймса) I, пообещавшего «вышвырнуть их из страны». Впереди горели костры в селениях пока еще мирных, не ожидавших вторжения индейцев, маячила угроза вымирания неприспособленных к местным условиям европейцев от голода, Но и виделась перспектива жизни без епископов.

Исподволь созревавшее желание представителей разных народов обрести свободу вероисповедания никак не преуменьшает заслуг третьего президента Америки, автора Декларации независимости Томаса Джефферсона, юриста и общественного деятеля Патрика Генри и борца за суверенность страны Сэмюэла Адамса. В культурном коде Новой Англии четко просматривается основа американского национального мифа – представления о должном образе жизни, полные выпуклых образов и ярких сцен приспособления иммигрантов к новым условиям.

Достойным продолжателем провозглашенной Мазером идеи самоутверждения юной американской нации явился выходец из Коннектикута Джонатан Эдварде, Эта интеллектуальная звезда Йеля сочетала темперамент необычайной силы с глубинным анализом явлений и процессов, захвативших североамериканские колонии в XVIII веке.

Теологические работы Эдвардса читали от Голландии до Бейрута, где его книги в XVIII веке переводили на арабский язык, Благодаря Эдвардсу Америку перестали рассматривать как окраину мира; за страной начали признавать особенный статус и достоинство. Не стоит забывать, что всем этим Америка обязана своим великим проповедникам, образованность и страстность которых опровергали представления о «провинциальности» заокеанских жителей. Позднее Фихте назвал Эдвардса самым оригинальным мыслителем страны.

Джонатан Эдвардс

Разумеется, это была еще «донаучная» стихия теологического теоретизирования. Но, тем не менее, неистовые теологи заставляли работать типографские машины североамериканских центров учености, побуждали европейцев с уважением вчитываться в написанные здесь произведения, утверждая положение американцев в авангарде великого века Просвещения. И, в конечном счете, для становления Америки стал важным не чудовищный всплеск фанатизма, действительно имевший место, а дух рассудительности и практицизма, участие всех прихожан в обсуждении безграничного спектра вопросов, от религиозных до сугубо практических. В конце концов, массачусетские судьи были не большими фанатиками, чем их современники Генрих VIII в Лондоне и Кальвин в Женеве, не говоря уже об эксцессах испанской Инквизиции, Важно отметить, что судьи Новой Англии достаточно быстро остановили поток обличений и приговоров, например, в процессах «ведьм», найдя в себе смелость оправдать абсолютное большинство заподозренных в колдовстве и тем самым заложив основы толерантности, которая стала значить в Новом Свете больше, чем при дворах феодальных владык Европы.

Показательной с точки зрения «новых тенденций» была «История Вирджинии» Роберта Беверли, появившаяся в 1705 году, и особенно ее второе издание (1722 год). Вирджинский аристократ, много путешествовавший по Европе, Беверли писал на хорошем континентальном уровне. При этом он враждебно относился к большинству губернаторов колонии и симпатизировал индейцам: его аргументированные мнения звучали диссонансом уже установившейся традиции, «История Вирджинии» Беверли отличается критичностью взгляда. Заказ на книгу был сделан придирчивым лондонским издателем, чей скепсис усилил недоверие Беверли к ранним хроникам.

«История Вирджинии» Роберта Беверли

Остин-холл Гарвардского университета

Подобным же светским духом характеризуются сочинения другого богатого вирджинца – Уильяма Бирда, владельца крупнейшей в колонии библиотеки в четыре тысячи томов, Его версия основания Джеймстауна в «земле обетованной» звучит иронически: он говорит, что новопоселенцы, как истинные англичане, сначала построили простенькую церковь, которая обошлась в пятьдесят фунтов стерлингов, а сразу же после – таверну стоимостью в пятьсот.

«История пограничной линии» Уильяма Бирда была создана на основе личных наблюдений автора, члена комиссии по размежеванию Вирджинии и Северной Каролины. Бирд олицетворял аристократическую верхушку штата. Его презрительное отношение к скваттерам – свидетельство его однозначной классовой позиции. Бирд хорошо знаком с жизнью южных колоний. И сколько бы он ни иронизировал по поводу менталитета соотечественников, его собственное мировоззрение остается истинно английским: недаром он бросает взгляд на Запад, недаром его беспокоит продвижение французов вниз по долине Миссисипи.

Имперская политика увлекала и губернатора Нью-Йорка Кедволадера Колдена, автора книги «История пяти индейских племен». Автор развивал идею союза с ирокезами в борьбе против притязаний французов на западные территории. Попутно он пропагандировал выгоды пушной торговли.

Спустя девять лет, в 1736 году, воспитанник Гарвардского университета Томас Принс опубликовал первый том «Хронологии Новой Англии», Появление этого труда ознаменовало важный шаг в изучении прошлого колоний. Ценным качеством работы Принса было скептическое отношение к сведениям предшественников. Это позволяет говорить о нем как о зачинателе критического направления. Впрочем, новаторство Принса должно быть принято с определенными оговорками. Как и авторы средневековых европейских хроник, он выстраивал свое повествование от сотворения Адама и, лишь пройдя долгий «библейский» путь до Колумбова открытия, принимался описывать факты истории Северной Америки. Он помещал в книгу лишь те события, достоверность которых ему казалась несомненной. Получившаяся хронологическая таблица содержала минимум комментариев.

У современников Принс успеха не имел: он не оправдал ожиданий своих подписчиков: «Хронология Новой Англии» показалась им лишь тщательной переработкой известных трудов, последовательностью скрупулезно отобранных и выстроенных выдержек из текстов предшественников. Труд Принса остался незаконченным, но он положил начало внимательному и поступательному обзору происходившего. Его заслугой было также включение американской истории в общую цепь мировых событий.

К середине XVIII столетия усилилось внимание к изучению истории Юга со стороны ученых вирджинского колледжа. Глава колледжа Уильям Стит, священник с европейским образованием, в 1747 году опубликовал «Историю первоначального открытия и заселения Вирджинии». По уровню исследования источников сочинение Стита занимает особое место среди колониальных анналов. Он подал историю Вирджинии с точки зрения английских вигов – либералов, извечных противников королевской власти и политической партии тори, приверженной короне. Стит представил прошлое Вирджинии как осуществление гражданских свобод, как постоянную борьбу за восстановление древних конституционных прав англичан против узурпации со стороны короля и амбициозных губернаторов. Автор вирджинской истории был невысокого мнения о предшествующих исторических сочинениях.

Описанием жизни в колониях занимались также Джон Каллендер из Род-Айленда, Уильям Смит из Нью-Йорка и Сэмюэл Смит из Нью-Джерси.

Экономическое и социальное развитие Северной Америки, приведшее к становлению класса буржуазии, равно как участие в совместных военных действиях против французов и испанцев, вызвало к жизни объединительные тенденции, выразившиеся, в частности, в склонности нового поколения историографов рассматривать развитие колоний в целом, как единого организма. Показательна в этом контексте книга Уильяма Дугласа – двухтомник «Общий исторический и политический взгляд на Британские колонии в Америке», в котором сделана по существу первая попытка дать общий обзор всех английских владений за океаном. Этот труд выходил отдельными выпусками в течение пяти лет, с 1747 по 1752 год. В намерение Дугласа входило посвятить каждой колонии отдельную главу, снабдив книгу топографическим описанием и завершив ее политическим и коммерческим прогнозом. Но он не сумел осуществить свои замыслы. Несмотря ни на что, попытка дать обобщенную картину нарождающегося союза колоний, как и ряд важных сведений экономического и социального характера, сохраняет за трудом Уильяма Дугласа определенные достоинства.

Первым стимулом исторических описаний Америки было стремление привлечь на новые земли поселенцев и капиталы. Преследовались также информационные цели – рассказ о новом мире и попытка защиты укоренившейся структуры колониальной администрации. Все это диктовало и выбор частных тем, и угол зрения на описываемые события.

В дальнейшем рост стремящейся к власти американской буржуазии потребовал идеологического оправдания ее претензий. Это предопределило наступление нового этапа в американской историографии.

Можно сказать, что на некоторое время в Америке установилось равновесие между тремя основными мировоззрениями. Однако благостное восприятие мира оказалось недолговечным. Если победившие в Англии сторонники пуританина Оливера Кромвеля, свергшие короля, вступили в период пусть относительной, но все же стабильности, который продлился до смерти Кромвеля в 1658 году, то их американские единоверцы оказались во власти прежде всего внутреннего ожесточения: принципы жизни становились все жестче, и послаблений, казалось, было неоткуда ждать. Вдобавок богобоязненные жители Массачусетса ощущали, что находятся во враждебном окружении.

В условиях фактической полувоенной блокады пуритан поведение почти каждого новопоселенца было на виду, и потому жестокое давление со стороны глав религиозной общины, настаивавших на непременном соблюдении каждым человеком общих для всех правил, не встретило и не могло встретить сопротивления. Постепенно пространство интеллектуальной жизни, личной и культурной свободы сузилось донельзя. Всякий оригинальный подход к решению той или иной мировоззренческой или бытовой проблемы стал восприниматься как злостное отклонение, а веротерпимость обратилась в грех. В Америке не распространилось движение левеллеров (уравнителей), но осадная жизнь и без того делала примерное равенство фактом жизни.

Однако полутюремное существование не могло длиться вечно, и ситуация стала меняться с разделом все более расширяющейся общей земли, превращением крохотных поселков в города, с прибытием носителей новых идей из Европы. Географические границы, расширяясь, способствовали и раскрытию духовных горизонтов. Словно в ответ на это, в ортодоксальной среде еще больше усилилось внутреннее ожесточение. Женщина-священник Анна Хатчинсон подверглась обвинениям в восьмидесяти грехах и была лишена права религиозного руководства.

Еще один пастор, о котором также уже упоминалось, Роджер Уильяме, вынужден был бежать и основал собственную общину (членам ее он, в традициях того времени, обещал спасение) в новом городке Провиденс, в колонии, которая получила название Род-Айленд, Менее сильные и уверенные в своей правоте диссиденты вынуждены были подчиниться.

Начавшиеся во второй половине семнадцатого века религиозные столкновения продолжались в Массачусетсе до 1780 года. В этой лидирующей во многих отношениях колонии укрепилась тенденция к авторитарному правлению, а идеи религиозной и иной терпимости утрачивали популярность. Однако существовали и исключения. К таковым можно отнести уже упоминавшегося Джона Уинтропа. Политическая карьера Уинтропа началась с избрания его губернатором Массачусетса сроком на один год. Уинтроп покорил многих граждан своим мягким и дружелюбным характером. Его правление пришлось на время, когда страх перед анархией приобрел массовый характер, и, предпочитая толерантного Уинтропа радикально настроенным соперникам, жители Массачусетса избирали его снова и снова. Но и на него падала зловещая тень всеобщей взаимной ненависти. В конце своего жизненного пути старый губернатор с грустью вспоминал о годах страха и жестокости.

В общем и целом изначально популярное убеждение в приверженности «отцов-пилигримов» идеям свободы понемногу стало казаться исторической ошибкой. Лишь два деятеля колониального периода были безусловно последовательны – это Уильям Пени и Роджер Уильямс, Первый сделал Пенсильванию территорией религиозной свободы. В упрек второму можно поставить то, что в качестве первого шага к свободе он требовал безусловного отречения от англиканской церкви.

Моральная атмосфера в североамериканских колониях была напряженной. О культуре обыденной жизни можно судить по дневникам и завещаниям (часто это были своего рода автобиографии) того периода, Мы узнаем из этих документов, например, что на протяжении двадцати двух лет празднование Рождества было отменено. Брачные церемонии далеко не сразу заняли место в частной жизни.

Собрание квакеров

Превосходное свидетельство – завещание некоего Роберта Кейна, документ, на создание которого ушло пять месяцев. Обстоятельно написанный текст прекрасно показывает, как стремительно менялась моральная обстановка в колониях вслед за укреплением позиций переселенцев и в зависимости от происходившего в Англии, от соперничества Лондона с другими европейскими столицами.

Бостонский купец Кейн начал трудовую жизнь помощником мясника. Затем он занялся торговлей и был обвинен колониальным судом в получении слишком больших доходов при продаже конской сбруи, гвоздей и золотых пуговиц. Судебное разбирательство – нехристианское, безжалостное, придерживающееся нечестных стандартов – причинило Кейну немыслимую душевную боль. К делу была привлечена церковь, и она нашла, что обвиняемый позорит имя Господне. Купец отстаивал свою правду как мог, и в результате состав суда не смог прийти к единому мнению. Однако очевидно, что пуританское преклонение перед богатством не сработало на этот раз. Между прочим, если бы Кейна осудили, то деньги его отошли бы Гарвардскому университету.

Предок Карнеги и Рокфеллера обличал свое лживое и нечестное время. Он писал, что ненавидит суеверия пап и прелатов, ложный анабаптистский (анабаптисты – еще одна секта, распространенная в Европе с XVI века) энтузиазм, идею значимости кровного родства, нечестные приемы и незрелые мнения, которыми руководствовались косные священники и судьи. Все это, по его мнению, порождало злостные ошибки, ведущие, в конце концов, к поруганию Божьей чести и правды.

Надо еще раз подчеркнуть, что особое место в жизни североамериканских колоний занимали процессы над «ведьмами». В пуританском Массачусетсе повесили тридцать пять колдуний. Это темная, печальная страница американской истории. Но нельзя считать, что лишь пуритане практиковали столь страшные расправы над обвиненными в колдовстве: подобные процессы имели место везде в Европе, и в католических, и в протестантских странах. Примечательно, что такие казни относятся преимущественно не к «темным» или Средним векам, а к эпохе Проторенессанса – к концу тринадцатого века (не говоря уже о том, что преследование колдуний поминается в Библии).

Разумеется, процессы над ведьмами имели в свое время научное или, скорее, квазинаучное обоснование. Существовали десятки мыслителей, искренне веровавших в силу колдовства и ведовства и стремившихся, помимо всего прочего, изучать данный феномен. К ним относился англичанин Джозеф Гленвил, священник, публицист и философ-идеалист, Основной пафос его произведений – борьба со свободомыслием и атеизмом современников. Одним из несомненных свидетельств присутствия Бога в бытии Гленвил полагал наличие в мире людей со сверхъестественными способностями. Отвергнуть колдовство для него и сходным образом мыслящих теологов – значит отвергнуть Библию.

Разумеется, Гленвил не был одинок. Живший в то же время врач и натуралист сэр Томас Браун, известный своими опытами в биологии, был убежден в том, что наличие колдуний – безусловная часть бренного мира. Размышления над человеческой природой, анализ пороков того времени побуждали Брауна и его единомышленников объяснять темные тайны бытия злой волей отдельных людей.

Между тем Гленвил был членом Королевского общества в Лондоне и принимал активное участие в его работе, прославился исследованиями добычи свинца и трудами по естественной истории. Он с яростным упорством защищал науку, видя в ней лучший путь в лучшее будущее. В двадцать четыре года он написал эссе «О тщеславии догматиков», в котором природа подавалась как предмет постоянного исследования, как творение Божественного провидения – Божественного архитектора, Героями для него служили Галилей, Гассенди, Харви, Декарт.

И таким передовым мыслителям, как Гленвил, и людям попроще колдовством казалось многое из того, что на самом деле являлось попыткой рационалистического познания мира: хироманты и их «коллеги» – геоманты, гидроманты, аэроманты, некроманты – искали причины человеческих несчастий и выстраивали последовательные системы квазинаучных занятий. Таким странным, порой варварским способом наука как бы начинала разгадывать тайны бытия.

Джозеф Гленвил

Пуританское мировоззрение было неоднородно: в нем уживались терпимость к личным взглядам, концепция демократических прав каждого на участие в государственном управлении, требования социальной справедливости, с одной стороны, и уничтожение «колдунов» и «колдуний» – по сути, просто людей, выглядевших не так, как все, и предававшихся малопонятным занятиям. Словесный призыв к радости жизни совмещался с требованиями аскетизма, постоянного «высшего служения», узким морализмом, преследованием инакомыслящих. Последние черты надолго въелись в историческую память Америки, подпитывая нетерпимость и жесткое коллективное подчинение догмам.

В царстве религиозной определенности неизбежно появлялись и привлекали всеобщее внимание своего рода «еретики». Совершенно не обязательно они принадлежали к низам общества, выходили из бедной или даже нищей среды: бывали среди них люди и высокого звания, больших богатств. Примером может служить некий Томас Мортон, обосновавшийся в пригороде Бостона Квинси. Великий американский писатель Н. Готорн запечатлел образ этого выдающегося американца в двух новеллах – «Мерри-Маунт» и «Надежда Мортона».

Мортон обидел Массачусетс своим веселым нравом (многие, правда, говорили о его «диком» нраве). Например, он праздновал языческое Первое мая (так называемые «майские иды»), избирал «майскую королеву». С другой стороны, продавал стрелковое оружие индейцам. Его трижды арестовывали, высылали в Англию, а он упорно возвращался в свою Америку. А находясь в метрополии, публиковал критические выступления, содержавшие оценку деятельности американских соотечественников, суровой религиозности пуритан, жестокости господствующей идеологии религиозных пуристов, строгости их обычаев. Хотя сам даже предсвадебный обмен кольцами считал уступкой католикам, «тайным папизмом».

Умеренный достаток, который сумели обеспечить себе бедные переселенцы после того, как им удалось пересечь Атлантику, составил материальное основание культурного прогресса, естественным образом последовавшего за первым периодом выживания, закрепления, строительства основ. Начальный период запомнился в истории эксцессами самоуверенных пуритан, но напомним, что последняя колдунья в Салеме взошла на эшафот на двадцать лет раньше, чем прекратили карать за колдовство в Англии, за шестьдесят лет до приостановки машины Инквизиции в Испании, за столетие до последней публичной экзекуции в Германии. Наступал век разума, один из светлых периодов человеческой истории. Его идеалы во всей полноте реализовались в североамериканских колониях.

Иллюстрация к рассказу Натаниэля Готорна «Мерри-Маунт»

Поселенцы сделали свою жизнь безопасной, обрели средства к существованию и досуг, сделали атлантическое побережье удобным для существования по европейским правилам. И человеческий разум сразу же ответил, отдав предпочтение естественным наукам перед теологией, освободив полет не отягощенного ежедневными страданиями разума. Идеи Френсиса Бэкона о возможности для человека посредством наблюдения и эксперимента овладеть тайнами природы получили в Америке XVIII века широкое распространение. Ряд ученых североамериканских колоний был принят в Королевское ученое общество. Отметим вирджинских врачей и ботаников Дж. Клейтона и Дж. Митчела, состоявших в переписке с Карлом Линнеем. Иностранными корреспондентами Американской академии были Линней, Бюффон, Кондорсе, Рейналь, Лавуазье.

Академия созывала конференции, обсуждала доклады, помогала созданию музеев. В 1739 году в Филадельфии были заложены ботанические сады. Символом этого периода развития американской культуры навсегда стал Бенджамин Франклин, находившийся на равной интеллектуальной и культурной высоте со всеми наиболее примечательными учеными своего времени. Переписываясь (наличествуют письма на трех языках) с наиболее просвещенными умами Европы, Франклин делал чрезвычайно благодатное дело – он ставил молодую Америку вровень с передовой западной культурой и наукой. Основанная им типография немедленно знакомила американцев с плодами европейской мысли. Идеи самого Франклина легли в основание американских университетов, которые встали вровень с лучшими учебными заведениями за океаном.

Оригинальной чертой развития культуры североамериканских колоний было довольно быстрое развитие исторической науки. Написанная Бредфордом история «отцов-пилигримов», как уже говорилось, отвечала научным требованиям своего времени. Самой высокой оценки до сих пор заслуживает уже упомянутая история Вирджинии, созданная У. Ститом (1747). В то время, когда Т. Принс в Массачусетсе постарался по-особому взглянуть на историю Новой Англии, с ним достойно соревновался Т. Хатчинсон. Можно с достаточным основанием утверждать, что в этой области американские ученые середины XVIII века стояли «с веком наравне» и не отставали от британцев, идеалом которых были Дэвид Юм и Уильям Робертсон.

Через столетие после заселения Америка стала приобретать эстетически выдержанный вид. Здесь не было такой массы нищего городского пролетариата, которую можно было легко встретить в Лондоне или в Париже. Владение собственным домом стало для второго поколения свободных американцев распространенным правилом. Стремление украсить свои поместья и особняки способствовало расцвету архитектуры. Нью-Йорк, бывший Новый Амстердам, выделялся аккуратными кирпичными домами голландских поселенцев, окаймленными камнем каналами и ухоженными садами. На Юге крупные землевладельцы взывали к гению великого архитектора позднего Возрождения Андреа Палладио, возводившего здания с обширными и пропорционально выдержанными колоннадами. Классицизм оказался любимым стилем американской «хлопковой аристократии». Бостон рос, подобно любому крупному промышленному городу Западной Европы. Стильные предметы роскоши производились в XVII–XVIII веках в Новой Англии и в срединных колониях, однако все же не на Юге: здешние богатые землевладельцы предпочитали покупать предметы искусства и ремесел в заокеанских магазинах, Американская живопись колониального периода прямо следовала за английскими образцами, чем объясняется господство портретного жанра и изобразительный язык. Богатые купцы прибрежных городов, оживая под кистью первых профессиональных художников, как бы смотрели в вечность, Это увековечение персон господ заказчиков продолжалось еще долгое время. Четверо художников получили общеамериканскую известность: Уэст, Копли, Пиль и Стюарт. Правда, их лучшие годы прошли в Лондоне, где на живопись спрос был гораздо больше.

Джон Сжглтон Копли. Портрет миссис Даниэль Дениссон Роджерс. 1784

Основой культурной традиции в колониальной Америке были школы и университеты. Нет сомнения, что в данном случае американцы шли по стопам англичан. Примерно две сотни выпускников Кембриджа и Оксфорда прибыли на постоянное место жительства в Америку, где их ждала достойная работа в учебных заведениях.

Подлинным очагом распространения культуры в колониальной Америке оказалась книжная торговля. В течение изумительно короткого времени читающая публика получала издания Монтескье, Вольтера и Руссо, а также, разумеется, английских классиков-современников, таких как Мильтон и Свифт. Публиковалась и античная классика во главе с Сенекой и Овидием. К середине восемнадцатого века Нью-Йорк, Бостон, Филадельфия, Чарльстон и Ньюпорт уже имели собственные публичные библиотеки. Большинство американцев умели читать и писать. Первая газета «Общественные происшествия» родилась в 1690 году, а наиболее заметный успех имела солидная четырехполосная бостонская «Ньюслеттер», основанная в 1704 году.

К началу революционной эпохи каждая из колоний имела одно или несколько периодических изданий. Первый судебный процесс, посвященный вопросам свободы печатного слова, состоялся в Нью-Йорке в 1734 году. Речь шла об оскорблении газетой «Джорнэл» губернатора провинции. И, что характерно, власть проиграла на этом процессе. Это был знак, что новые идеи возобладали в культурной эволюции североамериканских провинций.

Век Просвещения в Америке не ознаменовался такими эпохальными достижениями, как выпуск Энциклопедии во Франции. Но эта эпоха вывела «окраину мира» на уровень жизни и мышления, господствовавший в самых развитых странах Европы. Только это позволило американским колониям начать войну за независимость.