Текст книги "Реакция Вассермана и Латыпова на мифы, легенды и другие шутки истории"

Нестабильность на экспорт. Соединённые государства Америки хотят умереть последними

Несколько слов о новом экспортном товаре Соединённых Государств Америки.

Нынешний экономический кризис в существенной своей части проистёк из того, что за пределы Соединённых Государств Америки выведена значительная часть материального производства. Правда, в самой стране остались производства интеллектуальные – от разработки новых конструкций до съёмки голливудских ужастиков. Но этого всё же не хватает, чтобы занять всё население какими-то реальными делами. Поэтому многие занимаются делами, мягко говоря, не имеющими реальной ценности, и живут в конечном счёте на дотации – пусть даже экономическая сущность дотаций замаскирована общественно бессмысленными занятиями.

Неумеренная эмиссия денег, необходимых для покрытия этих дотаций, хотя и замаскирована хитроумными финансовыми инструментами, не поменяла своей инфляционной сущности. А потому – как и любая инфляция – породила кризис. Чтобы с этим кризисом как-то справиться, нужны в конечном счёте какие-то новые экспортные товары, реально производимые внутри страны и представляющие для окружающих интерес, достаточный для того, чтобы окружающие всё это купили.

Но новые товары придумать вообще не так уж просто, произвести ещё сложнее. А главное – на мировом рынке уже сформировалась инфраструктура, готовая производить – причём производить дешевле самих американцев – практически всё, что те сумеют придумать.

Поэтому американские стратеги придумали товар, который реально производить никто, кроме них самих, не возьмётся. Точнее, многочисленные вспомогательные мелочи для этого товара охотно создают многие. Но вот производить его в целом не возьмётся никто. Ибо товар этот – нестабильность, политическая и экономическая.

Скажем, достаточно один раз усадить на верхушку властной пирамиды Украины или Грузии, мягко говоря, мало вменяемого политика – и дальше он обеспечит нестабильность в этой стране и в её окрестностях на много лет вперёд. А посадить не так уж сложно: несколько лет прикармливали через так называемые негосударственные организации несколько тысяч юнцов – и потом эти юнцы послужили центрами кристаллизации, вокруг которых собрались все недовольные существующим положением дел и совместными усилиями выстроили положение ещё худшее. Кстати, непосредственно раздавала корм негосударственным организациям сотрудница отдела разведки министерства иностранных дел Соединённых Государств Америки Кэтрин Клэр – ныне жена президента Украины Екатерина Михайловна Чумаченко.

Вы спросите: а кто же, собственно, купит нестабильность? Прежде всего политики – вроде Ющенко, Саакашвили. Наши политики, типа Касьянова с Каспаровым и Лимоновым, тоже охотно купили бы. Но, по счастью, у нас масса прикормленных юнцов пока ниже критической – не достаточна, чтобы устроить в стране действительно серьёзную перетряску Хотя попытки такого рода делались, но пока, по счастью, оказались не слишком удачны.

Политики, действующие по принципу «чем хуже – тем лучше», покупают нестабильность для своего собственного употребления: чем мутнее вода, тем жирнее рыба, которую можно из неё выловить. Но сами американцы обретают гораздо большее, чем возможность скупать ресурсы потрясённой страны по дешёвке. Главное – они покупают относительное преимущество.

Именно относительное. В абсолютном исчислении внутриамериканский рынок, несомненно, падает. Но рынки многих других стран падают куда круче. Косовский центр наркоторговли и прочей организованной преступности, созданный по американским чертежам, уже распространил своих представителей по всему Европейскому Союзу – крупнейшему хозяйственному конкуренту Соединённых Государств Америки. Нестабильность в Грузии приводит к серьёзным экономическим потрясениям во всех соседних с нею странах. Нестабильность на Украине создала серьёзные сомнения в надёжности энергоснабжения Европейского Союза – и тем самым снизила конкурентоспособность самих западноевропейских производителей.

В классическом анекдоте один из участников туристской группы увидел в лесу объявление: «Здесь водятся медведи» – и стал переобуваться в туфли полегче и покомфортнее. Ему сказали: «Ты всё равно не опередишь медведя». Он ответил: «А мне и не надо медведя опережать. Мне главное – вас опередить». Экспортируя нестабильность, американцы выпускают в лес всё новых медведей в надежде на то, что американские кроссовки легче.

Крестьянин из классической притчи в ответ на предложение Бога: «Я сделаю тебе всё, что ты захочешь, но твой сосед получит вдвое больше» сказал: «О Боже, вырви у меня один глаз!» Американцы готовы потерять глаз.

Экспорт нестабильности – фактически последний экспортный ресурс, которым сейчас располагают Соединённые Государства Америки. Нам надо быть готовыми к тому, что нам нестабильность предложат на потрясающе выгодных условиях – как когда-то дикарям предлагали бусы в обмен на алмазы. Если мы сумеем защититься от этого экспорта и остаться стабильными, то кризис нас, конечно, тронет, но далеко не так сильно, как саму Америку.

Как именно защищаться от экспорта нестабильности – отдельная тема. Но из уже сказанного очевидно: нам и впредь надо ожидать любых неожиданностей.

Делать или делить. В чью пользу мировое разделение труда

По ходу одного из оживлённых споров в моём «Живом журнале» некий мой оппонент отметил: джинсы шьют в Китае за два доллара, а продают в Америке за двадцать – значит, основную выгоду от китайского труда получает Америка.

Рассуждение укладывается в часто цитируемую мною американскую поговорку: доллар тому, кто придумал; десять тому, кто сделал; сто тому, кто продал. Исходя из обычных заработков американских дизайнеров и количества продаваемых джинсов, полагаю: автору очередного фасона рабочих штанов достаётся из двадцати долларов вряд ли заметно больше двадцати центов, что соответствует поговорочному раскладу. Сверхприбыль, упомянутая моим оппонентом, идёт перекупщику плодов творчества – обладателю торговой марки – в рамках юридически противоречивой категории «интеллектуальная собственность», а подлинный творец, как всегда, живёт на подачки богача.

К теме препятствий, поставленных «интеллектуальной собственностью» на пути развития человечества, придётся возвращаться ещё неоднократно. В процитированном же высказывании меня заинтересовало другое: кто на самом деле получает от китайского труда наибольшую выгоду

Для начала разберёмся с самими китайцами. Они действительно сделали своими руками (или купили у других производителей) ткань, пуговицы, молнии, клейма, всё это сшили вместе (под бдительным надзором представителей заказчика) и за всё это получили из-за рубежа сумму, примерно соответствующую их уровню жизни – скажем, те же два доллара. Всё по Марксу: товар – деньги.

С американцами вроде тоже ясно. Тот, кто продал там джинсы, действительно получил в соответствии с местным уровнем жизни два десятка долларов (или две сотни за особо раскрученную марку). Из них он два доллара отдал китайцам – и получил восемнадцать (или сто девяносто восемь) чистой прибыли. Ради такой выгоды нынче почти всё материальное производство из Соединённых Государств Америки (и немалая доля – из Европейского Союза) выведено в Китай и прочие регионы сверхдешёвой рабочей силы.

Но кто отдал предприимчивому американцу свои двадцать долларов? Очевидно, другой американец. С точки зрения всей страны деньги перекочевали из одного кармана в другой. За вычетом двух долларов, отданных трудолюбивым китайцам, это – чистый расход, и его ещё надо возместить доходами.

Возместить не получается. СГА уже не первое десятилетие живут в долг. Страна в целом потребляет в разы больше, чем производит. Разницу не покрывают даже лицензионные отчисления от производителей товаров, разработанных американцами, обладателям «интеллектуальной собственности». Только массированное привлечение всё новых инвестиций извне позволяет как-то сводить концы с концами да ещё выплачивать какие-то дивиденды прежним инвесторам: привет им от Мавроди с Мэдоффом!

Основным же источником покрытия американских расходов остаётся Федеральная Резервная Система. Пока её печатная продукция используется для взаиморасчётов большей частью мировой торговли, избыточная эмиссия порождает не столько внутриамериканскую, сколько общемировую инфляцию, понемногу душа мировую экономику (и тем самым сохраняя относительную привлекательность американского рынка по сравнению с прочими).

Даже если принять во внимание не только американских потребителей, но и прочий мир, картина неизменна: все платят Китаю, он на всех зарабатывает.

Теперь Китай, судя по всему, не разорится даже в случае банкротства всех своих нынешних потребителей. Уже накопленных – пусть и откровенно нищенских – долларов за джинсы (и прочие бесчисленные поделки для всего мира) ему хватает, чтобы заняться раскруткой своего внутреннего рынка. Так что в скором будущем случится одно из двух – либо китайский производитель джинсов начнёт получать за них двадцать долларов, либо китайский же потребитель будет за них платить два. Неравный переток средств со всего мира в Китай может и прекратиться – сам Китай сможет впредь держаться на внутренних ресурсах, оставляя внутри себя всё произведённое. И ни в коей мере не пострадает от того, что не будет получать за свои усилия новые бумажки, уже давно символизирующие не столько товары, которые на них можно купить, сколько красивые финансовые схемы, по которым их можно нарисовать в любом желаемом количестве. Потому что – как и во времена создания трудовой теории стоимости (ныне рьяно отрицаемой экономическими гуру всех расцветок), и многие тысячелетия назад – всё богатство человечества создаёт труд, а не заклинания жрецов. Как бы ни назывался их храм – хоть Вавилонская башня, хоть Нью-Йоркская фондовая биржа, хоть Высшая школа экономики.

Словом, не зря Евгений Онегин

 
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живёт, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
 

Американцы же, забыв очевидные хозяйственные истины в пользу миражей финансового рынка, оказались в положении Онегина-старшего:

 
Отец его понять не мог
И земли отдавал в залог.
 

Долг Соединённых Государств Америки уже давно заведомо непосилен для отдачи. Именно потому, что слишком многие там надеялись, отдав за рубеж два доллара, выручить на этом двадцать.

Депрессия и фашизм. Социальные взрывы дороже борьбы с ними

Несколько слов о плате за спокойствие.

Экономисты давно установили: многочисленные независимые друг от друга свободные производители и потребители, осознанно преследующие собственную выгоду, совместными усилиями направляют развитие общества довольно близко к наилучшему технически возможному в данный момент направлению. Основатель современного стиля экономической науки Адам Адамович Смит два с половиной века назад назвал этот механизм продвижения к лучшему «невидимой рукой рынка».

По мнению многих серьёзных специалистов, эта могучая рука успешно работает не только в периоды спокойного развития, но и в годы потрясений. В частности, они напоминают: в эпоху свободного предпринимательства экономические кризисы были далеко не так глубоки и длительны, как во времена империализма, когда одним из ключевых игроков рынка стало государство. И чем активнее государство вмешивается в экономику, тем ей бывает хуже.

Предыдущая Великая депрессия, по утверждениям многих её исследователей, была на излёте уже к концу правления Херберта Кларка Джессевича Хувёра. Между тем он лишь организовал множество благотворительных акций вроде раздачи бесплатного супа. Значит, его внешняя пассивность, по мнению этой теоретической школы, экономически оправдана. Кипучая же разносторонняя деятельность преемника Хувёра – Фрэнклина Делано Джэймсовича Рузвелта – только затянула спад настолько, что он завершился лишь с началом Второй мировой войны.

Но к концу правления Хувёра политическая обстановка в Соединённых Государствах Америки была близка к взрыву. Напряжение накопилось куда сильнее, нежели в европейских странах, куда кризис пришёл позже. А ведь европейцам и этого уровня социальных противоречий хватило для многих несчастий.

На волне депрессии фашизм – в форме национального социализма – победил в Германии. Путч французских фашистов – кагуляров – сорвался скорее по общему разгильдяйству, нежели вследствие закономерного развития событий. В Великобритании стремительно набирал популярность Британский союз фашистов под руководством бывшего лейбориста баронета Освалда Эрналда Освалдовича Мосли…

В Восточной Европе, включая осколки Российской империи – Латвию, Литву, Польшу, Эстонию – в годы кризиса завершилось формирование системы диктаторских режимов. В рамках демократии удержалась лишь Чехословакия – за что вскоре и поплатилась: 30 сентября 1938 года образцово демократические Великобритания и Франция отдали её на откуп образцово диктаторской Германии.

Соединённые Государства Америки в любой момент могли пополнить число диктатур. Хувёр оказался вынужден вооружённой силой остановить марш ветеранов на столицу. Подобным же маршем на Рим ещё в 1922-м пришёл к власти известный социалистический журналист, создатель fascia di combattimento (связки борьбы) Бенито Амилькаре Андреа Алессандрович Муссолини.

Недаром в 1936-м, в рамках второй предвыборной кампании Рузвелта, Хэрри Синклёр Эдвинович Лъюис выпустил антиутопический роман «У нас это невозможно», где описал становление классического фашизма в цитадели демократии. Прототип романного президента Бэзила Уиндрипа – губернатор Луизианы Хъю Пирс Хъю-Пирсович Лонг – годом ранее погиб при странных обстоятельствах, описанных в романе Робёрта Пенна Робёртовича Уоррена «Вся королевская рать» (там Лонг назван Вилли Старк). Но желающих использовать протестные настроения в качестве ступеней собственной карьерной лестницы хватает всегда и везде.

Рузвелту хватало причин сразу после прихода во власть провозгласить Новый Курс (точнее, Новую Сделку – New Deal). Он организовал общественные работы, крупные инфраструктурные проекты, субсидии немалой части фермеров и прочие сомнительные с общеэкономической точки зрения меры. Источники их финансирования тоже, мягко говоря, далеко не идеальны. Достаточно напомнить: в первые же дни правления Рузвелт девальвировал национальную валюту с 20 до 35 долларов за тройскую унцию золота, то есть почти вдвое. Правда, этот курс формально удержался более трёх с половиной десятилетий.

Все эти меры исполнительной власти не гарантировали скорейшего расцвета экономики. Недаром по миновании острейшей надобности почти все их отменили законодательная и судебная власти. Но остались результаты.

Сеть автомагистралей, заложенная Рузвелтом в порядке общественных работ, радикально преобразовала всю структуру хозяйства страны, занимающей половину континента. Появились новые методы взаимодействия вполне рыночно хозяйствующих субъектов.

Комплексное освоение долины реки Теннесси, правда, не стало образцом внутри самих Соединённых Государств Америки. Но Союз Советских Социалистических Республик, в те годы строивший новые промышленные районы и переводивший сельское хозяйство на промышленные технологии, в полной мере учёл передовой заокеанский опыт.

Главный же результат – социальный взрыв великой державы оказался предотвращён. Крупнейшая экономика мира осталась лежать на чаше весов, противоположной диктатурам.

Словом, достигнутые результаты вполне стоили затрат, повлечённых отступлением от строгих канонов науки о свободном рынке.

Между производителем и потребителем. Диктатура посредников = диктатура посредственностей

Несколько слов о посредниках.

Российское правительство призывает крестьян самостоятельно торговать на городских рынках, дабы не зависеть от произвола перекупщиков. Но за базарными прилавками – в основном люди, даже по виду не причастные к труду на земле. Обычно в этом винят мафиозное объединение интересов спекулянтов и правоохранителей. Но причина чисто экономическая – а потому неодолимая.

Разделение труда повышает производительность. Потратит крестьянин время на поездки в город, на стояние за прилавком – вынужденно уделит меньше сил и внимания уходу за угодьями, за инструментами – произведёт куда меньше. Даже если сам выручит чуть больше, обществу в целом его самодеятельность куда менее выгодна, нежели выделение особой касты торговцев.

Один посредник может взаимодействовать сразу со многими производителями и потребителями. Управляемый им товарный поток куда больше, чем у каждого из его контрагентов. Даже если сам он за свои услуги возьмёт скромную долю общей цены, масса его прибыли вполне ощутима.

Спрос может быть слишком велик, чтобы его удовлетворил один изготовитель. Но торговец не нуждается в значительных производственных мощностях. Ему мало что мешает развернуть сеть на весь доступный рынок. Посреднику легче добиться монополии, чем производителю или потребителю.

Монополия же позволяет произвольно наращивать цену. Посредник способен разбогатеть быстрее любого из обслуживаемых им производителей.

Отправной точкой английского промышленного и финансового могущества считают огораживание – массовый захват общинных земель частными владельцами, сопровождаемый массовым разорением крестьян и принуждением их к работе в промышленности за бесценок. Но пройти от этой точки пришлось немало. Главными шагами стали два запрета. Сперва стало невозможно вывозить просто шерсть: пришлось развивать валяние войлоков и сукон, прядение, ткачество – то есть промышленность. Затем Навигационный акт почти исключил внешнюю торговлю на неанглийских судах. Привилегию обрели посредники между английской – уже стремительно развивавшейся – экономикой и остальным миром. Тогда и стала Британия править морями.

Её владычеству пытались в ту пору всерьёз противодействовать только Нидерланды, до того – ещё в составе Испанской империи – закрепившие за собой львиную долю морских грузоперевозок. Прочим державам куда важнее была стабильность грузопотоков, нежели адресат платы за фрахт.

На рубеже XIX–XX веков двое адмиралов – американский Алфред Тайёр Деннис-Хартович Мэхэн и британский Филип Хоуард Джордж-Томасович Коломб – обобщили мировой опыт и создали теорию морского владычества. Держава, контролирующая мировой океан, в любом конфликте опирается на хозяйственную мощь всего мира. Ей не обязательно торговать – как во времена Кромвелла – самой. Достаточно охранять морские конвои. Её противник окажется вынужден дезорганизовать морские – самые дешёвые и объёмистые – перевозки, а потому восстановит против себя даже изрядную часть нейтралов. Вот сколь важны бывают посредники!

Посредники с незапамятных времён изучали вкусы клиентов. А то и формировали их, приучая европейских рыцарей к шелкам и пряностям, индийских раджей к шотландскому виски… В нынешнем информационном мире эта роль явно необходима. Но чем острее потребность, тем проще злоупотребить ею.

Не один живописец жаловался: маршан – торговец объектами искусства – не рекомендует ему экспериментировать, варьировать жанры и стили. Раз уж манера стала привычна покупателям – от добра добра не ищут. Стабильность продаж превыше свободы творчества. А хочешь что-то в себе изменить – прежде всего меняй маршана. Если, конечно, кто-нибудь из этого почтенного сословия захочет сотрудничать с возмутителем спокойствия.

Сходная обстановка и в других отраслях массового искусства. Музыкальные продюсеры, выстроив группы вроде На-На и ВИА ГРА, тасуют исполнителей по своему усмотрению – лишь бы общий контур (от фанерного звука до поющих стрингов) не менялся. Радио и телевидение отгораживается от всего творческого жёстким понятием «формат».

Понять финансистов и техников можно. Новому певцу бывают нужны десятки выступлений, чтобы прочувствовать аудиторию и приучить её к себе. А на отработку технологии большой передачи уходят иной раз многие годы. Нынче не только форматы ток-шоу, но и сюжеты сериалов у нас чаще покупают на Западе, где они уже обкатаны. А если что-то в покупке заточено под зарубежные реалии, проще подстроить вкус аудитории под шаблоны вроде закадрового хохота, нежели добиваться от зрителя естественной реакции.

Мало кто из посредников готов выискивать штучный товар, а потом под него искать столь же штучного потребителя. Ориентироваться на массовую – значит, стандартную – аудиторию не только проще, но и выгоднее: неизбежные накладные расходы раскладываются на большее число продаж.

Сейчас постепенно формируются технические средства (вроде поисковых систем в Интернете), позволяющие производителю и потребителю напрямую находить друг друга, выяснять возможности и потребности. Надеюсь, сложится новый рынок, где – как в древние времена искусных мастеров и тонких ценителей – источником богатства станет разнообразие.

Диктатура же посредников – это диктатура посредственности.