Текст книги "Социально-психологические аспекты геополитической стабильности и ядерного сдерживания в ХХI веке"

Глава 2
Глобальные геополитические риски стратегической стабильности и ядерного сдерживания в ХХI в.: тенденции и проблемы

Обеспечение стратегической стабильности по-прежнему остается краеугольным камнем международной безопасности. Это многомерная междисциплинарная проблема, требующая учета естественно-научных, научно-технических, политических и военно-стратегических факторов. Главную роль в решении проблемы продолжает играть сдерживающий эффект ядерного оружия. Стратегическая стабильность – это комплексная тема, включающая естественно-научный, инженерно-технический и военно-научный компоненты. В значительной мере она является предметом политологии и политической психологии (Кокошин, 2015).

Борьба государств за усиление своих позиций и влияние в мире определяется имеющимися ресурсами. Не мене важны субъективные мотивы и стратегии поведения политических элит и отдельных государственных деятелей. С высокой степенью вероятности можно предположить, что характер этой борьбы останется неизменным в ближайшие десятилетия (Кокошин, 2015).

Как утверждает А. Кокошин, сейчас вновь возникла угроза политико-военной конфронтации, при которой рельефно проявляется роль ядерного фактора (в духе 1950–начала 1960-х и первой половины 1980-х годов), которая, как представлялась многим, навсегда ушла в прошлое.

В течение двух последних десятилетий США вели непрерывные войны с неочевидными политическими результатами, но с демонстрацией эффективности своей военной машины, оснащенной самой современной боевой и специализированной техникой. В сознании многих американских политиков и высокопоставленных военных грань между войной и миром оказалась расплывчатой. Исчезла острота восприятия опасности перерастания политико-военного противостояния в ядерный конфликт с угрозой применения ядерного оружия (Кокошин, 2015, с. 965).

Это главный геополитический риск, возникший как угроза стратегической стабильности в ядерных вопросах в современном мире. Сегодня принципиально неверно полностью исключать, пусть даже гипотетическую, возможность возникновения ядерных конфликтов. Усиливается геополитическая напряженность во взаимоотношениях главных субъектов исторического процесса – России, США, Китая и Турции, претендующей на доминирование в регионе Ближнего Востока.

Военное столкновение ядерных держав может создать ситуацию, в которой демонстрация сторонами своей готовности применить ядерное оружие перерастет в реальные ядерные удары. Сегодня в условиях силовых действий США и их союзников, оправдываемых «украинским кризисом», вероятность дальнейшего обострения политико-военной обстановки значительно увеличилась. У Вашингтона может возникнуть соблазн воспользоваться преимуществом в силах общего назначения, особенно в военно-морских силах, для демонстрации своего превосходства. Это на несколько ступеней поднимет вероятность ядерного противостояния (конфликта) вверх по «лестнице эскалации».

При этом политические лидеры зачастую оказываются в стрессовой ситуации, снижающей степень психологической рациональности принимаемых ими решений.

Эти глобальные риски создают новую геополитическую ситуацию в мире. Какие новые проблемы в этой связи возникают для обеспечения стратегической стабильности России? Чтобы ответить не этот вопрос, необходимо обратиться к зарубежным работам по политологии и политической психологии. Но, прежде всего, кратко обозначим стратегическую логику нераспространения оружия массового поражения и ядерного сдерживания в XXI в. в целом.

Одним из наиболее эффективных международно-правовых средств сохранения мира и предотвращения войны являются разоружение и ограничение вооружений. В настоящее время имеется комплекс международно-правовых норм для успешного решения проблемы разоружения и сокращения вооружений как в пол ном объеме, так и частичного. Устав ООН определяет порядок и задачи решения этой проблемы. Основными органами по разоружению в рамках ООН являются Конференция ООН по разоружению, а также Комиссия ООН по разоружению, которая готовит рекомендации по этим проблемам, разрабатывает общие принципы переговоров, следит за выполнением решений специальных сессий Генеральной Ассамблеи ООН по разоружению.

Наиболее показательный пример усилий международного сообщества по ограничению распространения ядерного оружия – обсуждение ядерной программы Ирана. 14 июля 2015 г. был принят документ основными участниками переговоров – Россией, США, Китаем, Францией, Германией и Англией – по ограничению ядерного потенциала Ирана. После принятия этого документа основное внимание было сосредоточено на долговременных усилиях международного сообщества для обеспечения того, чтобы исследования Ирана по ядерной проблематике оставались в рамках мирных целей. Эти договоренности включали проведение международных инспекций для проверки соблюдения Ираном этих соглашений. Успешное ограничение ядерных возможностей Ирана является примером для других исторических ситуаций.

В настоящее время существует несколько неядерных государств, которые имеют возможности приобрести ядерное оружие, но пока воздерживаются от этого шага (Walsh, 2005). Опыт обсуждения ядерной программы Ирана оказался фундаментальным для снижения рисков распространения ядерного оружия (Browen, 2015). Озабоченность мирового сообщества в отношении ядерной программы Ирана является одним из условий, необходимых для установления стабильности в этом регионе (Levis, 2015).

Ядерные отношения между Россией и США. В целом эта проблема достаточно известна: существует паритет по ядерным потенциалам между нашими странами и стратегические договоренности при возникновении кризисных ситуаций. Это пока главное при всех возникающих противоречиях (Кокошин, 2015; Журавлев, Нестик, Соснин, 2011). Вместе с тем баланс сил может быть легко нарушен за счет расширения или ограничения возможностей применения ядерного оружия: это и односторонний выход США из договора по ПРО, и установка систем ПРО вокруг границ России (подробнее о российско-американских отношениях в контексте изменений глобальной системы безопасности см.: Тимофеев, 2014; Преодоление разногласий, 2015; Барабанов и др., 2016; Глобальная система на переломе, 2016).

Психологические риски в этой ситуации связаны, прежде всего, со сверхуверенностью и утратой чувствительности руководства стран к границам допустимого давления друг на друга: когда стороны сосредотачиваются на получении тактических преимуществ, они постепенно расширяют границы допустимого адекватного ответа на провокации.

Отношения США с Россией осложнены ощущением всемогущества, сформировавшимся у американского политического руководства. Это делает их подверженными эффектам сверхуверенности и сверхоптимизма при принятии решений. Со стороны российских элит отношения с США осложняются стремлением защитить позитивную групповую идентичность, преодолеть «унижение» 1990-х годов, восстановить утраченное геополитическое влияние. Оба эти состояния делают руководителей уязвимыми перед жаждой «маленьких побед», характерной для массового сознания предвоенных обществ. Анализируя предпосылки Первой мировой войны, П. Слотердийк назвал это состояние комплексом катастрофофилии (Sloterdijk, 1983; Назаретян, 2015; Тимофеев, 2009).

Глава 3
Состояние исследований социально-психологических аспектов ядерной угрозы и ядерного сдерживания

В отечественной социальной психологии проблематика ядерной угрозы затрагивалась лишь косвенно, преимущественно в связи с восприятием населением угрозы радиоактивного заражения (Хащенко, 2002; Мельницкая, 2009; Прох и др., 2009). За исключением немногочисленных работ, посвященных психологии мира в целом (Рощин, Соснин, 1995; Кольцова, Нестик, Соснин, 2006), проблема международного ядерного противостояния специально отечественными психологами не рассматривалась. Напротив, в зарубежной социальной психологии она активно разрабатывалась на протяжении последних 40 лет.

Одной из причин такого положения в отечественной науке является секретный характер данных по ядерному вооружению, поэтому изучение психологических аспектов гонки вооружений проводилось по заказу государства в рамках «закрытой» тематики; результаты таких работ имели статус «для служебного пользования».

Первые зарубежные исследования психологических аспектов ядерного противостояния относятся к 1960-м годам. Так, например, внимание социальных психологов уже тогда привлекла к себе роль «образа врага» в формировании политики ядерного сдерживания (Bronfen-brenner, 1961). Специалисты по психологии конфликта включились в поиски методов снижения международной эскалации в ядерную эпоху (Deutsch, 1962). По заказу министерства обороны США изучались психологические последствия ядерного удара, в частности, исследователей интересовало психологическое состояние людей, длительное время находящихся в убежище. В общем виде психологические аспекты ядерной войны затрагивались в работах политологов и экономистов корпорации RAND, создавших со временем «теорию ядерного сдерживания первой и второй волны».

Начало первой волны публикаций на эту тему положил отчет Йельского института международных исследований, подготовленный в 1946 г. под руководством Бернарда Броуди (The Absolute Weapon, 1946) командой исследователей в составе Ф. Данна, П. Корбетта, А. Уольферса и У. Фокса. Несмотря на наличие других аналогичных работ (Hawley, Leifson, 1945; Davidson, 1946; Browne, 1946; и др.), именно данный отчет стал первой попыткой комплексного анализа политических и психологических последствий наличия и применения ядерного оружия. Б. Броуди, прозванный «американским Клаузевицем», одним из первых показал, что назначение ядерного оружия состоит не в его применении, а в устранении самой возможности ядерного удара (Brodie, 1959). Иными словами, еще до начала гонки ядерных вооружений (1949) стало очевидно, что атомные бомбы являются прежде всего «психологическим оружием».

Вторая волна публикаций в области теории ядерного сдерживания, опиравшаяся в значительной степени на математические модели и теорию игр, относится к периоду работы Б. Броуди и его коллег в корпорации R AND (с 1951 по 1966 г.). Основными ее и деологами стали аналитики RAND, имевшие большое влияние на Пентагон: Г. Кан, А. Вольстеттер, У. Кауфман, Т. Шеллинг и др. Концепции «второй волны» строились на трех ключевых принципах:

1) противник обязательно воспользуется возможностью нанести удар и расширить свое геополитическое влияние;

2) сдержать агрессию можно путем убеждения противника в том, что удар по своим последствиям менее выгоден, чем статус-кво;

3) противник должен быть уверен не только в способности нанести ответный удар, но и в решимости политиков сделать это (Wohlstetter, 1958; Kahn, 1961).

Одним из психологических следствий данных положений была предложенная Томасом Шеллингом концепция «рациональности иррационального»: сдерживание будет эффективным только в том случае, если удастся убедить противника в том, что обороняющаяся сторона достаточно иррациональна, чтобы нажать на кнопку и запустить процесс всеобщего уничтожения (Shelling, 1966). Иными словами, психологические факторы (воспринимаемая противником угроза, уверенность в его готовности к решительным действиям) имеют более важное значение для сдерживания, чем реально имеющийся технический и ядерный потенциал.

Опираясь на модель рационального выбора и математическую теорию игр, специалисты RAND сформулировали концепцию «гарантированного взаимного уничтожения», согласно которой необходимо создать объективные военно-технические условия, которые, будучи приняты во внимание при математических расчетах, убедят потенциального противника в возможности ответного удара, несущего возмездие. Автором концепции стал Герман Кан, ведущий аналитик RAND и влиятельный футуролог. Он пришел к выводу о том, что сдерживание будет успешным лишь в том случае, если считать победу в ядерной войне возможной и готовиться к ней заранее. По мнению Г. Кана, часть населения и государственные структуры могут выжить после ядерной войны, как после эпидемии «черной смерти» в средневековой Европе. Аппетиты враждебных ядерных государств может умерить лишь гарантия выживания США в ядерной войне. Для этого необходимы не только мощный, хорошо защищенный ядерный арсенал, но и системы противоракетной и гражданской обороны, своего рода «Ноев ковчег», способный пережить «ядерную зиму». Впервые сформулированная Г. Каном, эта концепция в начале 1980-х годов стала разрабатываться профессором Колином Греем, являвшемся в то время советником администрации президента США (Gray, Payne, 1980).

Психологические работы, посвященные гонке ядерных вооружений, в 1970–1980-е годы в значительной степени строились на критике классических теорий ядерного сдерживания, предполагающих абсолютную рациональность принятия решений в ходе международного конфликта. Оказалось, что решения о приобретении ядерного оружия и нанесении удара могут быть связаны с большим количеством когнитивных и мотивационных искажений на индивидуальном и групповом уровне и способны привести к катастрофическим ошибкам (Tetlock et al., 1991; Allison, 1971; George, 1980; Herek et al., 1987; Pfiffner, 2005).

Пик интереса психологов к проблемам гонки ядерных вооружений приходится на вторую половину 1980-х годов. В это время активно обсуждалась роль психологов в борьбе за ядерное разоружение и необходимость освещения рисков ядерной войны в СМИ (Fabick, 2007; Christie, 2003, 2006; Wagner, 1985, 1988, 2001; Blumberg, 1998; Blight, James, 1988; Morawski et al., 1985). В это же время появляются несколько монографий, обобщающих данные эмпирических исследований в области когнитивных аспектов сдерживания, психологических последствий ядерной угрозы, психологии поведения людей, выживших после ядерного удара (Jervis et al., 1985; Barsh, Lipton, 1985; Kull, 1988). Лейтмотивом этих работ является вывод о том, что политики ошибочно оценивают силы противника, его намерения и готовность к применению ядерного оружия (Jervis et al., 1985).

Наиболее многочисленными в эти годы оказались эмпирические исследования восприятия ядерной угрозы рядовыми американцами и молодежью различных стран. Были разработаны методы психотерапевтической помощи детям, испытывающим страх ядерной войны (Early-Adams et al., 1990), а также специальные методики оценки отношения личности к применению ядерного оружия (Chandler, 1991; Newcomb, 1989; Mayton, 1988).

Большинство этих методик – стандартизированные психологические опросники, состоящие из утверждений, степень согласия с которыми испытуемым предлагается оценить по 5– или 7-балльной шкале Лайкерта: «Для обеспечения безопасности нашей страны необходимо производить как можно больше ядерного оружия»; «Мне кажется, что в течение ближайших 10 лет может быть ядерная война»; «Я думаю, что у меня есть шанс выжить в ядерной войне»; «Создание ядерного оружия – эффективное средство устрашения»; «В ядерной войне победить невозможно» и т. п. Эти опросники измеряют убеждения и установки по отношению к ядерным проблемам в целом и созданию ядерного оружия (Zweigenhaftatal, 1986; Johnson, 1985; Mayton, 1988; Newcomb, 1986; Hamilton et al., 1986); отношение к ядерной войне (Larsen, 1985; NelsonandSlem, 1984); степень осведомленности о ядерных вопросах (Kierulff, Zippin, 1985); оценку эффективности борьбы за безъядерный мир и готовность в ней участвовать (McClenney, Neiss, 1984; Werner, Roy, 1985; Schofield, Fox, 1987).

В ходе разработки и стандартизации этих методик выявлялась и эмпирическая структура представлений американцев о ядерной угрозе, отраженная в результатах факторного анализа и соответствующих шкалах. Так, например, состоящая из 27 пунктов методика Р. Цвайгенхафта измеряет представления о вероятности и степени разрушений, возможности выживания в ядерной войне, а также уровень тревоги по поводу ее начала. Исследование структуры представлений о ядерной войне в массовом сознании позволило Д. Мейтону разработать методику со шкалами «Гражданская безопасность», «Эскалация войны», «Последствия ядерной войны», а также «Вероятность войны и связанные с ней тревоги» (Mayton, 1986, 1988). Л. Нельсоном и Ч. Слемом была разработана методика для изучения отношения к различным стратегиям в области ядерного вооружения (Nuclear Weapons Policies Questionnaire, NWPQ). Утверждения опросника сгруппированы в несколько блоков: «Контроль за ядерными вооружениями», «Озабоченность поддержанием ядерного превосходства», «Намерения СССР в области контроля над ядерными вооружениями», «Стратегическая оборонная инициатива Р. Рейгана», «Вероятность войны», «Последствия войны», «Озабоченность возможностью ядерной войны» и «Замораживание ядерных вооружений» (Nelson, Slem, 1984).

Для измерения тревоги в связи с возможностью ядерной войны М. Ньюкомб разработал «Опросник отношения к ядерным проблемам» (Nuclear Attitudes Questionnaire, NAQ), содержащий такие шкалы, как «Озабоченность ядерными проблемами», «Поддержка создания ядерного вооружения», «Страх будущего» и «Отрицание важности ядерных проблем» (Newcomb, 1986). Особый интерес представляет методика под названием «Ядерные ориентации» (Nuclear Orientation Questionnaire, NOQ), позволяющая оценить отношение к ядерным проблемам в контексте общего мировоззрения личности (Hamilton et al., 1986).

Авторами были выделены такие ориентации, как:

1) романтизм, т. е. вера в то, что благоразумие политиков удержит их от ядерного конфликта;

2) гедонизм, т. е. убеждение, что пока не началась ядерная война, нужно жить настоящим и получить от жизни как можно больше;

3) стоицизм, т. е. вера в то, что война неизбежна, но часть человечества выживет;

4) поддержка устрашения, т. е. убеждение, что войны можно избежать благодаря наращиванию ядерного арсенала;

5) альтруистический фатализм, т. е. признание своей неспособности предотвратить ядерную войну в сочетании со стремлением сделать как можно больше для людей вокруг себя;

6) поддержка разоружения, т. е. вера в возможность предотвратить войну силами общественности;

7) теизм, т. е. вера в то, что «все в руках Господа»;

8) элиминационизм, т. е. убеждение, что враждебные ядерные государства должны быть сметены с лица земли опережающим ядерным ударом;

9) надежда на выживание, т. е. вера в то, что, подготовившись заранее, можно успешно пережить ядерную войну.

После спада популярности ядерной темы, связанного с прекращением холодной войны, число соответствующих публикаций снова стало расти в 2000-е годы (Berejikian, 2002; Frey, 2006; Hymans, 2006; Paul, 2009). Находясь под влиянием теории идентичности и социального конструкционизма, эти работы подчеркивают роль социокультурных и социокогнитивных процессов, влияющих на эффективность ядерного сдерживания. Все большее внимание уделяется не только политологическим, но и психологическим аспектам ядерного терроризма (Khripunov, 2006; Кокошин, 2004; Аллисон, 2007).

Психологические факторы эффективности ядерного сдерживания, как и любые другие социально-психологические феномены, могут быть систематизированы в соответствии с уровнями социально-психологического анализа: внутриличностный, межличностный, внутригрупповой, межгрупповой и социетальный (см. рисунок 1).

Хорошо заметна существенная диспропорция в количестве исследований: внутриличностные и групповые факторы значительно более изучены, чем межличностные, межгрупповые и социетальные.

Среди внутриличностных, индивидуально-психологических факторов эффективности ядерного сдерживания следует выделить когнитивные и мотивационные искажения, а также особенности личности политика, принимающего решения. На принятии решений в условиях ядерного противостояния сказываются такие когнитивные эффекты, как сверхуверенность в правильности своего решения, фундаментальная атрибутивная ошибка, недооценка сделанных противником уступок (Tetlock et al., 1991).

Рис. 1. Социально-психологические факторы гонки вооружений и ядерного сдерживания

Не менее существенными для международной безопасности и ядерного сдерживания могут быть личностные особенности отдельных политиков. Так, например, анализ противоречий в кругах американской политической элиты в 1898–1968 гг. показывает, что политики, характеризующиеся доминантностью в межличностных отношениях, были более склонны к решению политических и международных вопросов силовым путем, а экстраверты более склонны к поиску компромиссных решений, чем интроверты (Etheredge, 1978; Shepard, 1988). Влияние индивидуальных различий в разрешении конфликтов подтверждается и лабораторными экспериментами (Sternberg, Soriano, 1984).

*** Отметим несколько направлений, которые представляются нам особенно перспективными в теоретическом и прикладном аспектах.

Во-первых, это выявление социально-психологических особенностей лиц, принимающих геополитические решения, а также решения в области ядерного сдерживания, оценка возможного влияния этих особенностей на принятие стратегических решений как в ходе переговоров в кризисных ситуациях, так и при проведении международной политики в целом. Перспективными являются исследования, направленные на уточнение той роли, которую играют в принятии стратегических решений эмоциональные состояния, индивидуальные стратегии совладания со стрессом, интуиция, особенности личной и социальной идентичности.

Во-вторых, важной задачей является дальнейшее уточнение психологической специфики ведения переговоров по вопросам стратегической стабильности с другими международными субъектами этого процесса. Особенно перспективным в этой связи является изучение формирования межличностного и межгруппового доверия при разных уровнях субъективного риска. Также крайне мало изученным остается влияние кросс-культурных различий на ход переговоров о нераспространении и сокращении ядерного оружия. В частности, требует уточнения влияние на принятие решений в условиях эскалации ядерного противостояния таких культурных характеристик, как коллективизм, дистанция власти, избегание неопределенности, ориентация на долгосрочные отношения. В связи с ростом опасности ядерного терроризма не менее важным является изучение влияния этнокультурной идентичности и стремления ее сохранить на готовность к несимметричному ответу, когда ядерное оружие может использоваться как защита от заведомо более сильного противника, угрожающего интересам и ценностям той или иной этнической группы.

В-третьих, требует дальнейшей разработки проблема управления психологическими аспектами принятия групповых решений и специфики работы группы кризисного управления при выработке стратегических решений в области ядерного сдерживания. Несмотря на обилие литературы, посвященной групповому мышлению и защитным групповым механизмам, все еще недостаточно исследованными остаются факторы, влияющие на способность управленческой команды извлекать уроки из предшествующего опыта, анализировать отдаленные последствия стратегических решений. Также мало изученным является влияние социального окружения руководителя на его решения, в частности, структуры межличностных отношений, круга общения на восприятие противника и исходящую от него ядерную угрозу.

В-четвертых, большое теоретическое и прикладное значение имеет изучение социально-психологических факторов, влияющих на отношение крупных социальных групп к ядерной угрозе, а также на оценку допустимости применения ядерного оружия в массовом сознании. Перспективными в этой связи являются исследования в области медиапсихологии, а также работы, посвященные коллективной памяти и социальным страхам.