Текст книги "По России с остановками. Повести и рассказы"

По России с остановками
Повести и рассказы
Анатолий Звонов

© Анатолий Звонов, 2017

ISBN 978-5-4485-9029-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Алтайские надежды
повесть

На Чуйский тракт

Между двумя грузовиками, стоящими над смотровыми ямами в пункте технического обслуживания медленно идет чисто одетый солдат с красной повязкой на левой руке. Встречного замасленного слесаря он спрашивает о чем-то. Тот показывает в одну из ям. Из-за шумов вентилятора и заведенного двигателя одной из машин его почти не слышно, а солдат кричит:

– Товарищ, лейтенант! Вас срочно в штаб вызывают!

Из ямы высунулся запачканный человек. Он слышал обрывки фразы, кивнул головой и на время пропал в темноте. Через несколько секунд он вышел из ямы по ступенькам и появился в полумраке задымленного помещения с запахом масла. Вытирая руки серой тряпкой, отправился в штаб следом за дежурным солдатом, на ходу поправляя офицерский ремень, подпоясывающий запачканный бушлат.

Командир батальона стоял у приоткрытой форточки маленького окна, курил. Услышав скрип двери кабинета, повернулся, быстро подошел к лейтенанту и, аккуратно сдавив его руки чуть ниже плеч обеими своими ладонями, вполголоса сказал:

– Ты у нас последний остался. Все уже по месяцу отбыли в командировках, а у людей – семьи. Пришла пора тебе собираться!

«Конечно мне давно пора в командировку, – думал молодой лейтенант, – это же невыносимо целыми днями возиться в масляной грязи грузовиков, до отбоя воспитывать солдат, а потом вместо сна ездить по огромному чужому городу Новосибирску в поисках самовольщиков».

– Когда ехать, куда? – с готовностью выпалил он.

– Ты снимай свой бушлат, ремень. Давай-ка все обсудим, – подполковник по-отечески помог лейтенанту снять и повесить верхнюю одежду, – ты, ведь у нас еще новичок, но я слышал, что в машинах понимаешь. Придется тебе одному с солдатами и машинами работать на дальних рейсах.

«Неужели в Красноярск, к третьей роте или вместо нее? Нет, не осилю, сотню машин не потяну», проигрывал Илья в уме возможные варианты, присаживаясь к столу. Подполковник уже сидел в председательском кресле, продолжал разговор:

– В Курае строится большая станция для заправки соляркой наших танков, на случай войны, а в Ташанте – опорный пункт. Туда надо стройматериалы и металлоконструкции подвозить.

Лейтенант слушал, молча, пытаясь вспомнить, где эти города или села могут быть расположены, в Туве или в Хакасии?

– По нашему опыту, там всегда должно находиться не меньше восьми бортовых ЗИЛОВ, – продолжал командир, – но расстояния большие, около шестисот километров в одну сторону, да, грузиться всегда надо в Бийске, около железной дороги.

«Уф, так все-таки Алтай!, – возликовал в душе лейтенант, – здорово, я ведь, там был три года назад проездом, по походным делам».

– Машины, солдат выбирай сам, да выбор-то не большой. Сколько у тебя бортовых? – подполковник повернулся лицом к стене, где был прикреплен лист ватмана с марками и количеством машин в ротах, – так, твоя серия «ФХ», всего тридцать четыре, из них десять только в понедельник приедут из Бийска, а тебе уже в этот день там же под погрузку вставать. На сборы – три дня!

– А как еда, запчасти, обслуживание, ремонт? – задал вопрос лейтенант.

– Я уже распорядился, чтобы запчасти для тебя подобрали и выдали, талоны на бензин и масло в бухгалтерии возьмешь, а еда, – командир улыбнулся и взглянул на подопечного, – это солдата пешего, да без оружия кормить надо, а при машине он и сам пропитается, и тебя накормит! Впрочем, офицеру командировочные, а солдатам сухой паек никто не отменял, бери, что положено.

Заручившись поддержкой самого командира, лейтенант начал подготовку к отъезду. Однако дни у него проходили все в том же режиме, только в настроении приподнятом. Он проводил все рабочее время под капотами грузовиков, а то и снизу заглядывая в самые скрытые их места наиболее внимательно. Теперь важно было отобрать тех людей и те машины, которые могут оказаться вместе с ним в дальних рейсах.

Уже через час после выхода из командирского кабинета, когда он чуть не сбил с ног дежурного солдатика, будто бы случайно проходящего мимо в тот самый момент, к лейтенанту начали обращаться по одному старослужащие с предложением взять в командировку именно его. Лейтенант отмалчивался, делая вид, будто ничего еще неизвестно, чтобы решение немного оттянуть, самому выбрать.

Вечером, между ужином и отбоем, в канцелярии роты, оставшись один на один со старшиной Сотниковым, он завел разговор о такой же командировке, в которой тот был месяц назад. Старшина двадцати шести лет от роду слыл человеком практичным и напористым, а потому ему всегда удавалось хорошо устроиться в любом месте. Он сразу, коротко рекомендовал:

– Берите стариков, у них и машины лучше и опыта больше. За машинами они сами будут следить – заинтересованы! Денег заработают: осень на дворе, кому картошку, кому дрова подвезти надо. Жить Вам можно либо в Бийске, в гостинице, либо на трассе. В любой деревне бабу себе найдете, хоть алтайку, хоть русскую. Там одиноких полно, а мужики, в основном, пьют! Я в Топучей жил, под перевалом.

Илья для себя уже решил, что возьмет на Алтай несколько «молодых» – пусть опыта поднаберутся! Проводя аналогию с подготовкой к походу, он начал составлять список продуктов, надеясь их получить завтра или послезавтра. Но потом понял, что полевую жизнь на трассе, изобилующей городами и селами, вряд ли удастся организовать – незачем. Да и на продовольственном складе части оказалось всего тридцать банок каши гречневой с мясом, чай, сахар и все! Предстоящая экспедиция совсем не похожа на привычный для него поход в безлюдных местах. А, если уж быть абсолютно точным, он никогда не ездил на какой-либо машине дальше тридцати километров от дома.

Илья по отношению к женскому обществу был не то, чтобы стеснительным, каким-то уж больно интеллигентным, хотя его внешность, включая симпатичное лицо и атлетическую фигуру, вызывало у многих девушек желание близости уже при первой встрече. Из-за этого противоречия ему с ними не везло. А вот, когда он влюбился в девушку из учебной группы, то боролся за право быть ее избранником почти три года и добился этого рыцарским способом: стал самым лучшим, таким, как она хотела. Теперь, после более, чем полугода совместной жизни в Москве, он думал, что борьба закончена, что теперь они будут вместе и навсегда. Он ее по-прежнему любил. Но письма от нее приходили редко, и об ее переезде к нему в Новосибирск уже намеков не было, хотя и жилье получено и оклад хороший.

По всему получалось, что именно такая командировка лейтенанту после двух месяцев утомительной работы и вынужденного затворничества подоспела очень кстати. Может, ну ее эту любовь! Жить проще, как старшина: найти в командировке женщину подходящую, поселиться у нее на месяц, а потом воспоминаний хватит на полгода, а то и на год! Буду свои байки офицерам в столовой рассказывать не хуже других.

Итак, в воскресенье с запчастями и банками каши, чаем и сахаром, большим алюминиевым чайником, рано утром, когда еще остающиеся солдаты спят, отъезжающие позавтракали и выехали за территорию части, как раз к окнам молодого лейтенанта. Шесть новеньких ЗИЛОВ со старослужащими водителями и два – после капиталки с молодыми и очень старательными парнями за рулем.

– Товарищи, солдаты! – начал, было, лейтенант, но, представив себе весьма узкий круг общения и, возможно, совместный быт в ближайший месяц, сразу поправился, – Ребята! Если мы будем ездить, как командующий прописал, не быстрее тридцати километров в час, до Бийска двое суток добираться надо. Так, что скорость около шестидесяти, я думаю, можно держать. Если инспектор остановит, ждите меня. Я поеду в последней машине с молодым, с Витькой.

Прыгнул в машину лейтенант – и завертелись колеса: вот уже реку Обь переехали, а вот и трасса в Барнаул, на Юг, стало быть! Вот и солнышко встало, и лесопосадки вдоль хорошей асфальтированной дороги – сиди, покуривай, да семечки грызи! Витька о чем-то щебетал про свое родное село, да, что ему пришлось уже пошоферить, время от времени поворачиваясь к собеседнику, улыбаясь.

Лейтенант тоже улыбался, помалкивал, просто наслаждался природой, погодой, свободой, свежим ветерком из открытого окна.

Пообедали перед Барнаулом пельменями, пополнили запас курева и жареных семечек, свернули на Бийск, который еще называют «Ворота Горного Алтая». Пропылились в Алтайских степях и к вечеру попали на склад, вернее в бытовку перед его вратами. Туда военных запустил сторож, худосочный старичок в брезентовом плаще, в который уместились бы двое таких сторожей. Он угостил приехавших чаем и хлебом, показал, где пыль смыть, пожелал спокойной ночи:

– Отдыхайте, завтра Люба придет, скажет чего куда везти!

Лейтенант, хотя и притомился в дороге от безделья, но долго не мог уснуть, думал: «Вот и первая женщина в поездке завтра покажется. А вдруг сразу и повезет. Какая она? Может молодая, красивая и свободная?».

Понедельник у Любы начинался чуть позже десяти утра. Когда Илья увидел кладовщицу за столом, все его надежды остаться в Бийске, в «частном секторе» сразу растворились. Ей на вид было далеко за сорок. Лицо и руки пухлые, волосы растрепаны, одежда неряшливая. Но, когда она начала общаться с приехавшими военными, чувствовались ее знание дел и своих погрузочно-разгрузочных, и солдатских водительских, и обстановки на трассе, на стройках.

– Женя, Сережа! Чего стоите? Вы здесь не в первый раз! Загоняйте всех на склад. По полторы тысячи кирпича грузите – и ко мне за документами! – скомандовала она, тоном и видом показывая, что офицер ей совсем не нужен, вообще непонятно, что он здесь делает.

Ну, что ж, у офицера своя работа: все знать, за все отвечать! Загрузились и документы оформили уже ближе к полудню. Из города на тракт колонна выезжала, как будто из трясины выбиралась на свет божий: тяжелые ЗИЛЫ передвигались медленно по улочкам Бийска пока не переехали по мосту реку Бию. Только разгоняться начали – толпа народу на обочине стоит. Вся колонна притормозила, а потом и совсем остановилась. К последней машине, где сидел лейтенант, не торопясь подошел Женя, один из старослужащих, плотный такой, и почти смущенно завел с ним разговор:

– Товарищ, лейтенант! Тут люди, гражданские просят подвезти, – он смотрел на подножку, – может, посадим в кабины? Старшина разрешал.

– Ну, раз разрешал, валяй, сажай! – махнул рукой Илья, вышел из машины, чтобы увидеть, что за люди заполняют свободные места просторных кабин.

К нему, как на долгожданное свидание, женщина с двумя «авоськами» подбежала, уверенно и с улыбкой, заглядывая прямо в его глаза, спросила:

– Так ты и есть тот самый молоденький красавчик из Новосибирска! До Манжерока возьмете? Я одна. Можно?

«Вот так, о нас уже все знают», ворчал про себя Илья, отмечая, впрочем, округлые формы будущей пассажирки, опрятный вид.

Офицер взял сумки и положил их под ноги, сел ближе к водителю, помог женщине взобраться на подножку. А когда дверь закрылась, в кабине установился непередаваемый словами аромат деревенской свежести и чистоты.

Как только тронулись, Илья сразу завел разговор:

– Манжерок, что-то знакомое, где-то слышал это название.

Женщина была в хорошем настроении и, поправляя свои каштановые волосы, сразу ответила:

– Дружба – это Манжерок, это песня нашей встречи…

– А-а, Пьеха, кажется, пела. Это про Ваш Манжерок? Я и не знал, что это здесь, – искренне удивился Илья, – да ваше село на весь мир известно! А Вас-то звать как?

– Меня – Татьяна! А тебя как, лейтенантом называть или имя есть, – игриво вела женщина непринужденную беседу.

– Можете Ильей называть, в честь пророка, в Ильин день родился! А откуда Вы о нас знаете? – задал лейтенант еще один неразрешенный вопрос.

– Это же – Чуйский тракт! Здесь слухи идут впереди человека! Вот вчера приехали вы на машинах, да еще сегодня одна дама на поезде, парикмахерша из Новосибирска.

Женщина называла Илью на «ты», как и подобало на ее взгляд называть понравившегося ей молодого человека. А вот Илья вполне естественно называл симпатичную, опрятную женщину на «Вы», поскольку ей было на его взгляд лет около сорока, в то время как ему только что перевалило за двадцать четыре. Понимая, что молодой офицерик в первый раз здесь, на Чуйском тракте, Татьяна взяла на себя роль экскурсовода, попутно рассказывая свою простую жизнь:

– Я здесь сама недавно. Нас, молодых ребят и девушек на целину по комсомольским путевкам под другую музыку отправляли: «…едут новоселы по земле сибирской…» Так в Казахстане и оказались с маленьким сыном втроем. Сразу через год и Иринка родилась. Жизнь в бараке с малыми детишками дело не сладкое. Денег скопили, при первой возможности через знакомых здесь развалюху купили и переехали.

Илья внимательно слушал и вспоминал, как пять лет назад ехал в поезде домой из Казахстана, заработав за семьдесят дней на мотоцикл почти восемьсот рублей. Но, глядя вперед через лобовое стекло, спросил:

– А что это там за странная машина прошла навстречу?

– Это скотовозы. Их в Онгудае грузят овцами, козами, сарлыками в два яруса, а потом вот так странно вкривь да вкось досками забивают, чтобы не вывалились по дороге. Вон, видишь, еще один едет, головы козлиные между досок торчат!

Посмеялись, переглянулись! Татьяна поглядывала на Илью, как на вполне возможного квартиранта с близкими отношениями, а потому прямо, без намеков сообщила:

– Мужа я уже здесь похоронила. Сердце его не выдержало тяжелой работы и частой выпивки, однако хозяйство успел наладить. Уже скоро три года, как одна.

Будь на его месте старшина, сразу бы догадался, что надо женщину приласкать, хоть ладонь на колено положить, а Илья намека не понял, искренне сочувствовал, да вокруг смотрел с интересом. Дорога то подходила к реке, то углублялась в степь. Горы были видны, но до них еще далеко. Витька, до этого момента молчавший, внимательно управляя машиной, вдруг спросил, показывая направо:

– А что за речка там?

– Это, ребята, Катунь – наша красавица. Мы так до самого Манжерока вдоль нее и поедем. Сейчас, в начале октября, пока еще не холодно, на берегу молодежь собирается, – в глазах Татьяны впервые отразилась легкая грусть.

Так, за приятной беседой, проехали около ста километров. Степной пейзаж поменялся на горный. Колонна остановилась, чтобы высадить пассажиров на развилке дороги. Вот и деньги появились на обед и на другие нужды. Люди моментально разошлись по домам: кто в город Горно-Алтайск, кто в поселок Майма. Народу здесь живет больше пятидесяти тысяч, а желающих ехать дальше по тракту не нашлось, кроме Татьяны.

Следующая остановка – Манжерок. Пока доехали, время за четыре часа перевалило. Выходя из кабины, Татьяна предложила, глядя на лейтенанта манящим взглядом:

– А то пойдем, Илюша, покажу, как мы живем, молочком топленым угощу.

Конечно, от такого соблазна удержаться было невозможно. Увидев, что командир скрылся с женщиной и сумками за дощатым забором небольшой усадьбы, Женька крикнул из машины:

– А мы к речке спустимся на отдых! Ночевать здесь будем! – он нутром чувствовал, что в этом селе и девчонки, и выпивка, и еда будут.

Дом у Татьяны добротный, чистый, обжитой: половики, покрывала, скатерть на столе, шторки на окнах, стулья, диван раскладной, – все в зале, как положено, даже печь беленая. За занавеской – хозяйская спальня. Кружка топленого молока, поставленная на стол, и ломоть белого хлеба окончательно решили вопрос, где ночевать. Однако время до ночи еще было. Надо осмотреться, что за село такое?

Лейтенант прошел по дороге до сельского магазина, где продавалось все: от керосина и спичек до великолепного алтайского меда с местных пасек. Спустился по проселочной дорожке к реке, когда уже стемнело, и увидел молодых людей, костер, чайник над костром коптится. Музыка слышна из кабины одного ЗИЛА. Остальные стоят друг за другом на колее, уходящей к тракту. Людей собралось на огонек человек двадцать: солдаты, девушки, незнакомые молодые парни. В качестве выпивки – местное самодельное пиво из меда, воды и хмеля. Удостоверившись, что обстановка на берегу доброжелательная, отказавшись от предложения побыть с ними, отхлебнув из полной кружки хмельного напитка, предостерег:

– Завтра утречком – в рейс, не балуйтесь с пивом, – однако с интересом посмотрел на кружку, зажатую в руке, отхлебнул еще, а через пару секунд допил остатки под одобрительный смех молодежи.

Татьяна постелила лейтенанту в зале на диване, а сама легла в спальне. Когда Илья пришел и начал снимать одежду, женщина на всякий случай произнесла, сдерживая дрожь в голосе:

– Ирочка сегодня у подружки останется ночевать, Володька себе спальню в сарае оборудовал, – и добавила уже обреченно, – отдыхай.

– Спокойной ночи, – ответил он, не заметив ни дрожи, ни обреченности, улегся в мягкую белую пуховую постель и уснул. Ночью он слышал, как за занавеской иногда ворочается и продолжительно вздыхает хозяйка.

Проснулся лейтенант, когда в одно из окошек уже светило солнце, пахло дымом и пшенной кашей. Во дворе его ждала Татьяна с теплой водой, мылом и полотенцем, помогла ему обмыть его обнаженное до пояса тело, приговаривая с легкой иронией:

– Вот, давно, видать в деревне-то не был. Пожил бы у меня, да тебе некогда, работать надо!

После завтрака хозяйка убрала со стола и, прощаясь, твердо, но вполне дипломатично сказала:

– Если захочешь, приезжай, приму. А за сегодняшний день с тебя два рубля! Командировочные ведь вам дают?

От Манжерока до Онгудая

Рассчитавшись с Татьяной и выйдя на дорогу, лейтенант в отличном настроении отправился к колонне машин уже стоявшей на обочине. На сей раз командир сел к старослужащему Женьке. Как только тронулись, он ощутил, насколько приятней ехать в новеньком ЗИЛЕ, чем в стареньком: слегка шелестел двигатель, покачивания кабины почти не чувствовались, никаких лишних звуков. Через пару часов, когда мимо окон проплыли дома нескольких больших и малых населенных пунктов, увидели, что по дороге легко и быстро идет женщина с пустой, но большой сумкой. Вид у нее был такой целеустремленный, будто она готова весь тракт пешком пройти. Женька притормозил и, обогнав женщину, остановил машину вовсе.

– Куда путь держите, – крикнул из открытого окошка лейтенант, уже примерно догадываясь, что это за пешеход ему попался на дороге.

– А что, добросите до Онгудая? – не уверенная в положительном ответе, тихо ответила женщина, отведя взгляд на обочину.

Когда дверь автомобиля гостеприимно раскрылась, она не заставила себя ждать: цепкими руками ухватилась за ручки в кабине, запрыгнула на подножку и оказалась на сидении. Моментально кабина наполнилась давно забытыми, а, может, и неизвестными парфюмерными ароматами, немного приторными, но приятными.

Тронулись с места, но машина шла медленно – начался затяжной подъем на Семинский перевал. Женщина сидела прямо, не прикасаясь к спинке сидения, головой не вертела, как будто уже увидела впереди цель, к которой стремилась. Илья даже не знал, как начать с ней разговор, а очень хотелось:

– Извините, а Вы не из Новосибирска приехали?

– Вы угадали, вчера утром, поездом, – она повернулась к лейтенанту, и он увидел сдержанную улыбку на ее красивом лице, – а откуда Вы знаете?

Получив подтверждение своей догадке, ищущий удобного временного союза, офицер понял, что на эту тему с ней разговаривать бесполезно, но продолжил:

– Мне Вас, как парикмахершу еще вчера представили заочно, а мы ночевали в Бийске, на базе, потом в Манжероке. Не думал, что на дороге встретимся.

– Я не парикмахерша, а заведующая салоном, Вас неверно информировали, – делая строгое лицо, ответила пассажирка с чуть заметным Прибалтийским акцентом.

Офицер, получив отпор за свою невольную бестактность, замолчал. Но ему очень хотелось узнать, как эта смелая, ухоженная и симпатичная женщина решилась выйти одна на большую дорогу, что за нужда гонит ее в Алтайские горы. Женщина оценила его смущение и, упреждая возможные вопросы, продолжила сама:

– Молодой челофек! Вы знаете, что такое шиньон, или для Вас будет понятнее – парик? И то и другое делается из настоящих человеческих волос.

Поставленный на свое место Илья слушал лекцию Линды Августовны, так она назвалась, смиренно и с большим интересом. Оказывается, что хвост сарлыка, одного из тех животных, которых провозили в кузовах встречных скотовозов, по всем свойствам неотличим от человеческого волоса. Из этих хвостов заграницей уже давно делают шиньоны. Их можно у фарцовщиков купить рублей за сто уже крашеные, стало быть, дорого, да и нужного цвета может не оказаться. А вот если иметь белые хвосты, можно специально для клиента подобрать нужную краску и быстро заработать деньги.

– Знакомый моего мужа работал в СОВТРАНСАВТО водителем фургона. Он в Онгудае ночевал и купил там хвост сарлыка всего за пять рублей. Сотня хвостов уместится вот в этой сумке. Сколько женщин я смогу обеспечить шиньонами, сколько старух – париками! – закончила заведующая салоном свою лекцию.

Молодой офицер впервые видел перед собой деловую женщину. Главное – масштаб! Он быстро прикинул, что она собирается заработать пятьдесят тысяч рублей. Если подсчитать, то, начиная с нынешнего 1971 года честным трудом такие деньги можно заработать за двадцать лет. Он даже не представлял себе, как выглядит эта уйма денег. Машины уже переехали через перевал и мчались к Онгудаю. А слухи? Летели они впереди Линды Августовны? «Может быть, она мне не первому рассказала о своих корыстных намерениях?», беспокоился лейтенант.

Пассажирка выпорхнула из кабины в середине поселка, небрежно швырнув на сиденье «красненькую». Справа, в самом конце населенного пункта, криво стояли два длинных синих фургона около одноэтажного строения, а слева, в низине – огромный загон с множеством блеющих коз, овец и мычащих сарлыков, которых гнали через эстакаду в кузов скотовоза. Рядом тоже стоял небольшой дом грязно-серого цвета с открытым козырьком над черным окном.

Вся колонна съехала с дороги направо к фургонам. На доме, выше двери – свежая, но уже выцветшая надпись крупными буквами: ЗАЕЗЖИЙ ДОМ, – а под ней буквами поменьше – Совтрансавто. Лейтенант вошел в открытую дверь и увидел полусогнутого средних лет мужчину, сметающего веником мелкий мусор в совок:

– Отдыхать будете? – спросил он, выпрямившись, – сколько вас?

– Не, нам еще рано, ночь спали, к ночи и спать уляжемся, только не здесь, – Женька редко улыбался, а тут расцвел, увидев мужика за женской работой, – нам бы пожрать чего.

Мужчина вышел на крыльцо, вытряхнул из совка пыль:

– Столовую вы, ребята проехали, надо возвращаться, а палатка вон, – хозяин показал на другую сторону дороги, – там только водка у Нинки да хлеб, может, остался.

Еда – это дело первое. Закрыли машины – и по боковой дороге назад километра два, ноги размять! Деньги были, и еда простая, деревенская: щи, картошка, мясо.

Вернулись. Кони сытые копытом бьют, поехали дальше? А лейтенанту охота посмотреть, что там за палатка у загона примостилась.

– Подождите, – говорит, – покурите. Я сейчас, быстро.

И пошел на ту сторону, где козырек над окном. Что там за Нинка, водкой да хлебом торгует. В сельском магазине продавщица – отличный вариант! А вдруг устроиться удастся! Сунулся в темное окно, а оно закрыто. Только скот в стекле отражается. Голос бабий едва слышен:

– Заходи в дверь!

Обошел дом, по трем ступенькам поднялся, вошел в темную проходную комнату. Слева в углах на тюфяках мужики похрапывают. Запах пота и перегара. Из другой комнаты пьяный женский голос захрипел:

– Иди, иди сюда! А это ты, красавчик, к нам эту Людку привез! На хрен она здесь нужна! Пусть пешком отсюда обратно топает!

Перешел Илья через порог – чуть по светлее, но запах все тот же тяжелый. Бабий зад со стула почти сполз, но голова еще опиралась на спинку. Волосы редкие, полуседые, глаза пытаются сосредоточиться на вошедшем мужике. Приподнялась на своем троне, как царица, левую руку вытянула, показала на длинный сундук у стены рядом с окном:

– Вон сколько у меня этих хвостов сарлычьих! А ей ничего не дам и не продам, ни почем, ни за сколько! А тебе дам, хоть задаром, вот, смотри!

Жестом показала, что можно открыть сундучок. Лейтенант уже понял, что противоречить ей не стоит. Открыл, а там… почти под самую крышку белые хвосты и коричневые разложены отдельно.

– Здорово! – сказал молодой офицер, чтобы как-то отметить старания Нинки, но не испытывая никаких чувств, глядя на запачканные сарлычьим дерьмом волосяные концы сантиметров по сорок длиной. «А, может, Оля бы что-нибудь из них сделала, – почему-то вдруг вспомнил он свою любимую девушку, – она такой рукодельницей иногда бывает!».

– Во-о-о-т! Вишь сколько их тут, – она показала правой рукой в угол, где Илья увидел еще одного мужика, спящего на тюфяке, – вот они где у меня!

Она при этом сжала свой сухонький кулачек и ощерилась, показывая беззубый рот.

– А ты ничего, хорошенький, – продолжала Нинка нести свой пьяный бред, – иди ко мне, я тебя приласкаю. При этих словах она протянула обе руки навстречу лейтенанту, потеряла равновесие, упала со стула на пол и тут же уснула. «Хорошо, хоть так, – подумал лейтенант, – а, если б приласкала?», и испытал подступающую рвоту.

Выскочил Илья из дома – на крыльце один из скотогонов сидит с папироской. Спички спросил и, прикурив, рассказал, что тут происходило сегодня. Оказалось, что у сарлыков хвосты отрезают на границе и оставляют в Монголии. А что вырастет у них, пока их гонят до Онгудая, год назад, когда Нинка здесь появилась, стало возможным на водку обменять.

– А она хвосты шоферам продает. Бабы в городе заказывают – шофера привозят, по одному, по два, – продолжал скотогон, – а об этой парикмахерше из Новосибирска еще вчера узнали, что она хочет все скупить. Ну, Нинка и завелась: водителям велела, если увидят, не останавливаться. А как ты ее привез сюда – вообще рассвирепела, нам велела ей ничего не продавать, а у нас и нет ничего.

– Что Людка так ни с чем и уехала обратно? – заинтересовался Илья.

– Да нет, это мы все ходим туда-сюда, хоть на стакан заработать, а Мишка на один раз нанялся, он ей сунул втихаря десяток хвостов, под обещание водки принести для бригады, когда Нинка уже надралась.

Проснувшись, Нинка, было, вспомнила молодого лейтенанта, а потом сразу и забыла. А он в это время уже на перевал с машинами забирался по серпантину и рассказывал Женьке окончание истории с сарлычьими хвостами. Удивлялся, как могут женщины мужиков в руках держать, напиваться до потери сознания, при этом быть совершенно нищими, счастливыми и с царственным видом распоряжаться добром, на котором огромные деньги заработать можно.