Текст книги "Суд на Янусе"

Андрэ Нортон
Суд на Янусе

1. Снадобье для сновидений

Даже солнце здесь не грело, а только слепило глаза, освещая унылые квадраты домов Диппла. Нейл Ренфо прижался лбом к холодному стеклу окна, пытаясь не думать, не вспоминать, отогнать жгучие волны гнева и ярости, которые в последние несколько дней сжимали ему горло, камнем наваливались на грудь.

Диппл на планете Корвар – последнее убежище, скорее даже тюрьма для беспланетных обломков космической войны. Много лет назад военные действия, принимать участие в которых они не имели ни малейшего желания, выгнали их из родных миров и пригнали сюда. Когда война кончилась, оказалось, что вернуться домой они не могут. Их дома были либо уничтожены, превращены в пепел в результате военных действий, либо по соглашениям, подписанным на конференциях, там теперь имели «исключительные права» другие поселенцы. А те, кто не по своей воле оказался в стенах Диппла, могут гнить здесь до конца своих дней. Выросло целое поколение детей трущоб, знающих только Диппл. Но те, кто помнил…

Нейл закрыл глаза. Тесные кабины, округлые стены, постоянная дрожь от вибрации машин, несущих Свободного Торговца по неотмеченным на картах дорогам космоса, яркое возбуждающее зрелище странных миров, причудливых созданий, новых людей, то чуждых душой и телом, то похожих на мальчиков, застенчиво держащихся в тени, жадное впитывание всех чудес торговых встреч… Это он помнил. Затем суматоха, страх, сжимающий желудок, кислый привкус во рту, когда он лежал в тесной койке спасательной лодки, и держащие его теплые руки, испуг, когда их выбросило с корабля, который был его домом, период дрейфа, во время которого радио передавало сигналы бедствия, приход крейсера, подобравшего их, единственных выживших… А потом Диппл – на много лет, навсегда.

Тогда была надежда, что война скоро кончится, и он, когда вырастет и окрепнет, запишется в Свободные Торговцы, или они получат как-нибудь деньги, оставшиеся в банке на счету Дона Ренфо, и оплатят проезд до родной планеты. Но эти надежды оказались лишь бесплодными мечтами. Долгие унылые годы показали им призрачную несостоятельность их грез. Оставался только Диппл, оставался навечно. Уйти из него нельзя. Так было для него… но не для нее – теперь.

Нейлу хотелось заткнуть уши, как он закрыл глаза. Он мог закрыться от серости Диппла, но не от тяжкой жалобы, полупения-полустона, монотонно исходящего от постели у дальней стены. Нейл отошел от окна и остановился рядом с кроватью, заставил себя посмотреть на лежавшую на ней женщину.

Теперь это был призрак, кожа да кости, то, что осталось от Милани.

Нейл был готов бить кулаками в серые стены и кричать от боли и от злобы. Если бы только он мог взять ее на руки и убежать отсюда, от слишком резкого света, от холодной сырости, которые убивали ее, как убили Дона Ренфо. Ее иссушили уныние и безнадежность Диппла.

Но вместо того, чтобы дать выход бушующей в нем буре, Нейл опустился на колени перед кроватью, взял беспокойные, все время двигающиеся руки в свои и прижал к своим щекам.

– Милани, – тихо окликнул он, надеясь вопреки всему, что она на этот раз ответит, узнает его. Или милосерднее не вытягивать ее из бреда? Из бреда… Нейл задохнулся – это возможность побега для Милани! Если бы он был уверен, совсем уверен, что другого пути нет…

Он бережно опустил ее руки, натянул покрывало на ее плечи. Был уверен… Он резко кивнул, хотя Милани не могла видеть этого жеста внезапного решения, и быстро пошел к двери. Три шага по коридору, и он постучался в другую дверь.

– А, это ты, сынок! – хмурое широкое лицо женщины смягчилось. – Ей хуже?

– Не знаю. Она ничего не ест, и доктор…

Губы женщины изобразили слово, которое она не произнесла вслух.

– Он сказал, что у нее нет шансов?

– Да.

– В данном случае он прав. Она не хочет никакого шанса, ты сам видишь, мальчик.

Он видел это еще на прошлой неделе!

Нейл прижал руки к бокам, словно приглушая резкий ответ на эту жестокую правду.

– Да, – ответил он ровным голосом. – Я хотел бы знать… как долго…

Женщина откинула упавшие на лицо волосы. Глаза ее вдруг прояснились, взгляд стал суровым. Она медленно облизнула губы.

– Ладно, – она плотно закрыла за собой дверь своей комнаты. – Ладно, – повторила она, словно удерживая себя в чем-то. Но, остановившись у постели Милани, она выглядела озабоченной, руки ее стали осторожными, даже напряженными. Она подняла покрывало и обернулась к Нейлу.

– Два дня, может, чуть больше. Если ты хочешь сделать это, откуда возьмешь деньги?

– Достану!

– Она… она не хотела бы этого таким путем, сынок.

– У нее будет это! – Он схватил свою верхнюю тунику. – Ты побудешь здесь, пока я вернусь?

Женщина кивнула.

– Самый лучший – Стовар. Он торгует честно, никогда не обсчитывает.

– Я знаю! – нетерпеливо ответил Нейл, выскочил за дверь и через коридор на улицу.

Время близилось к полудню. Людей на улице было мало. Те, кому повезло найти случайную работу на день, уже давно ушли. Другие были в общественной столовой за полуденной едой. Сейчас на улицах были в основном лишь те, кто имел работу в определенных местах, темную работу.

Корвар, если не считать Диппл, был планетой увеселений. Местное население жило обеспечением роскоши и всевозможных развлечений для знати и богачей с полусотни планетных систем. И вдобавок к этой роскоши и удовольствиям, здесь были модные пороки, запрещенные радости, доставляемые контрабандой и незаконной торговлей. Человек, обладающий достаточным количеством кредитов, мог вступить в Воровскую гильдию и принять участие в подобном обеспечении. Но существовали также группы дельцов, хватающих те крохи, которых Капитаны гильдий не удостаивали внимания. Жизнь этих дельцов была ненадежна, опасна, и набирались они из безнадежно отчаявшихся – из отбросов Диппла.

Некоторые радости можно было купить у таких, как Стовар. Радости – или, для измученной беспомощной женщины, возможность легко умереть.

Нейл остановился перед бледным мальчиком, прислонившимся к непримечательной двери, внимательно поглядел в узкие глаза на крысиной мордочке и сказал только одно слово:

– Стовар.

– Дело, новичок?

– Дело.

Мальчик ткнул пальцем через плечо, указывая, и дважды стукнул в дверь.

Нейл открыл дверь и чуть не закашлялся, попав в плотное облако дыма. Вокруг стола на подушках сидели четыре человека и играли в «Звезды и кометы». Щелканье их счетчиков время от времени прерывалось недовольным ворчанием, когда кто-нибудь из играющих терял комплект своих звезд.

– Какого дьявола? – голова Стовара приподнялась на два дюйма, и он взглянул на Нейла. – Давай, выкладывай, здесь все свои.

Один из игроков хмыкнул. Двое других, видимо, не слышали, их внимание было поглощено столом.

– У тебя есть галюс? Сколько стоит? – сразу перешел к делу Нейл.

– Сколько тебе надо?

Нейл сделал расчет еще по дороге. Если Мара Диза сказала верно – один пакет. Но лучше два, на всякий случай.

– Два пакета.

– Два пакета – двести кредитов, – ответил Стовар. – Товар нерезанный. Я даю полную меру.

Нейл кивнул. Стовар был честен на свой манер, и за эту честность нужно было платить. Двести кредитов. Нейл надеялся, что купит дешевле. Товар, конечно, контрабандный, привезенный из другого мира каким-нибудь членом корабельного экипажа, желавшего иметь лишние деньги, несмотря на риск портовой проверки.

– У меня будут деньги… через час.

Стовар кивнул.

– Приноси, и товар твой… Моя сдача, Грем.

Нейл вышел на улицу и глубоко вздохнул, выгоняя дым из легких. Домой возвращаться не было смысла: за все их нищенские вещи не выручить не то, что двухсот, а и двадцати кредитов. Он давно уже продал все ценное, когда приглашал специалиста – врача из верхнего города. Да, была только одна вещь, за которую можно было получить двести кредитов – он сам. Он пустился бегом, словно должен был сделать это быстро, пока его не оставило мужество. Он добежал до здания, стоявшего так удобно и угрожающе близко к главным воротам Диппла – месту набора рабочей силы для других планет.

Все еще оставались миры, и немало, где дешевле было использовать человеческую силу, куда не ввозились машины с опытным обслуживающим персоналом, и частично они удерживались в этом состоянии разорительными торговыми налогами. Такие места, как Диппл, давали рабочую силу. Мужчина или женщина подписывали контракт, получали «колониальные», их отвозили в «замороженном» состоянии, и затем они работали за свою плату – пять, десять, двадцать лет. По идее это было избавлением от гниения заживо в Диппле. Но… замораживание было делом удачи. Случалось, что некоторые так и не просыпались. Тем же, кому повезло, доставались арктические миры, либо где люди трудились под ударами диких штормов. Контракт был азартной игрой, в которой не выигрывал никто, кроме агентства.

Нейл вошел в селектор, на некоторое время закрыл глаза, а затем снова открыл. Когда он положил руку на рычаг и опустил его, он сделал тем самым бесповоротный шаг. Возврата не будет никогда.

Через час он снова пришел к Стовару. Игра в звезды-кометы кончилась, контрабандист был один, и Нейл был рад этому, когда выкладывал пачку кредитов.

– Двести пятьдесят, – сосчитал Стовар и достал из-под стола маленький сверток. – Вот два и пятьдесят кредитов сдачи. Записался на другой мир?

– Да, – Нейл взял сверток и кредиты.

– Ты мог бы заработать деньги иначе, – заметил Стовар.

Нейл покачал головой.

– Нет? Ну, твое дело. Все одинаково. Ты получил, что хотел, а это – самое главное.

Нейл почти бегом вернулся в свой барак. Мара Диза ждала его.

– Снова приходил врач. Присылал директор.

– Что он сказал?

– То же самое. Два дня, может быть, три.

Нейл упал на стул у стола. Он доверял Маре и раньше, и это сообщение ничего не изменило в его планах. Он развернул сверток, полученный от Стовара: две металлические трубочки. Они имели цену… цену его рабства в неизвестном мире, цену всего, что могло случиться с ним в будущем. Они помогут спокойно принять смерть женщине, которая была его матерью.

Галюс – порошок, содержащийся в трубочке – надо было высыпать в чашку с горячей водой. Тогда Милани Ренфо не будет лежать здесь, в Диппле: она, может быть, снова переживет счастливейшие дни в своей жизни. И если тонкая нить, привязывающая ее к этому миру, не оборвется к тому времени, когда она проснется, наготове будет вторая трубочка. Милани жила в страхе, отчаянии и боли, а умрет счастливой.

Он оглянулся и встретил взгляд Мары.

– Я дам ей это, – он коснулся трубочки, – а если… понадобится, ты дашь вторую?

– Разве тебя не будет здесь?

– Я… я улетаю ночью… Мне дали два часа… Ты поклянешься, что останешься с ней? – он развернул сверток из пятидесяти кредитов. – Возьми это и поклянись!

– Нейл! – в ее глазах вспыхнули яркие искры. – Ладно, сынок, я поклянусь. Хотя нам здесь не очень-то нужны были старые боги и духи, не так ли? Я даю клятву, хотя ты мог бы и не просить об этом. А это я возьму… только из-за Вейса. Вейс должен уйти отсюда… не твоим путем – другим, – ее руки конвульсивно сжали пачку кредитов. Нейл почти ощутил горькую решимость, исходящую от нее. Вейс Диза имел шанс освободиться от Диппла, если его мать будет сражаться за него.

– Куда ты записался? – спросила она, ставя греть воду.

– В какой-то мир, называемый Янусом, – ответил он. – Неважно, пусть это окажется грубая пограничная планета, лишь бы подальше от Диппла и Корвара. – Он не хотел думать о будущем.

– Янус, – повторила Мара. – Никогда не слышала о такой. Послушай, сынок, ты сегодня ничего не ел. У меня есть немного лепешек для Вейса, но он, наверное, нашел на сегодня работу и не придет. Я…

– Нет. Я улетаю сегодня, помнишь? – он слабо улыбнулся. – Послушай, Мара, ты посмотри вещи… потом, ладно? – он осмотрел комнату. Он ничего не возьмет с собой: в морозильную камеру багаж не берут. – Если тебе что пригодится – возьми. Тут мало, что осталось. Только… – он подошел к ящику, где хранил свои бумаги и немногие драгоценности. Браслеты матери и пояс Дона давно проданы. Нейл быстро просмотрел бумаги. Торговые контракты, которыми они никогда не могут воспользоваться – их можно уничтожить. Опознавательные диски…

– Это вот все Директору… потом. А вот это… – Нейл покачал на ладони кольцо Мастера, принадлежавшее Дону Ренфо. – Продай его и купи цветов… Она любила цветы, деревья… все, что растет.

– Я сделаю это, мальчик.

И Нейл в этом не сомневался. От воды уже шел пар. Нейл наполнил чашку и высыпал порошок из трубочки в воду. Они подняли голову Милани и уговорили женщину проглотить снадобье.

Нейл снова прижал к щеке ее исхудалую руку и вгляделся в слабую улыбку на синеватых губах, легкую краску счастья, как паутинкой покрывшую скулы и подбородок. Она больше не стонала, а шептала что-то – не то слово, не то имя. Некоторые имена были ему знакомы, другие – нет, они исходили из прошлого, в котором он не участвовал. Милани снова была девушкой, жила на своей родной планете с мелководными морями, усеянными кольцами островов, где высокие деревья шелестели поздней ночью под легким ветерком. Все это она добровольно обменяла на жизнь в корабле, когда вышла замуж за человека, называвшего своим домом не планету, а корабль, и ушла за Доном Ренфо в космические просторы.

– Будь счастлива. – Нейл отпустил ее руку. Он отдал ей все, что мог – последнее возвращение от забот, печали, безжалостного настоящего в дорогое ей прошлое.

– Ты еще здесь? Ты Нейл Ренфо?

В дверях стоял человек в форме Агентства. На его поясе покачивался станнер. Это был типичный надсмотрщик, загоняющий добычу на борт поджидающего транспорта.

– Иду.

Нейл осторожно поправил одеяло и встал. Он вышел твердым шагом, не оглядываясь, но у двери Мары остановился и постучал.

– Я пошел, – сказал он. – Ты присмотришь?

– Присмотрю. Я останусь с ней до конца и сделаю все, как ты хотел. Удачи тебе, сынок.

Но было ясно, что это пожелание неисполнимо.

Нейл в последний раз спустился по лестнице, стараясь ни о чем не думать или, по крайней мере, думать о том, что Милани ушла из Диппла другим путем, неизмеримо более приятным. Страж подобрал еще двух завербованных и отвел всех в секцию обработки порта.

Нейл покорно подчинился процедуре, которая должна была сделать из живого человека беспомощную часть груза, достаточно ценную, чтобы привести его неповрежденным и оживить. Он взял с собой в морозный сон только память о слабой улыбке, которую увидел на губах матери.

Долго ли длилось путешествие, в каком направлении и с какой целью, кроме доставки груза, Нейл так и не узнал, да, в сущности, и не интересовался. Этот самый Янус, конечно, был пограничным миром, иначе там не требовалась бы человеческая рабочая сила – вот и все, что он знал об этой планете. При посадке он не видел громадный темно-зеленый шар на экране пилота, с обширными континентами и узкими морями, землю, задавленную густой зеленью лесов, таких лесов, о каких более цивилизованные планеты давно забыли.

Космопорт, на котором приземлился грузовоз, был расположен в голой каменистой местности, в рубцах и ожогах пламени, хлещущего из садящихся и взлетающих кораблей. Из этого центра неправильными линиями шли расчистки, сделанные поселенцами.

В лесу были вырублены участки – голые пятна в темной зелени, зелени с сероватым оттенком, словно на широких листьях этих гигантских деревьев, буйной молодой поросли и кустарников осела серебристая пленка. Люди обрабатывали поля, сажали ровные ряды растений, на перекрестьях этих рядов были бревенчатые, выдолбленные, прорубленные или еще как-нибудь приспособленные жилища для людей, рубивших лес.

Это была война между человеком и деревом; тут выдергивали вьющееся растение, там атаковали куст или молодое деревце, стремящееся занять расчищенное с таким трудом пространство. Лес был упорным. И упорными были люди в этом лесу…

Люди, занятые этой борьбой, были угрюмы, молчаливы, тверды, как здешние деревья, несломимы, как закаленный космосом металл. Эта война началась сто лет назад, когда первые разведчики отметили Янус как пригодный для заселения человеком. Первая попытка завоевать планету для человека провалилась. Потом пришли все-таки заселившие ее инопланетники и остались. Но лес был все еще мало вырублен, очень мало.

Разрозненные участки поселенцев вытягивались в сторону порта и образовали город. Они ненавидели его, но терпели, потому что он был связующим звеном между ними и другими мирами. Это были суровые люди, объединенные строгой безрадостной верой, самоуверенностью и решимостью, люди, работающие от зари до зари, считавшие красоту и радость смертным грехом, принуждавшие себя, своих детей и рабов-рабочих к нудной работе, которой они поклонялись. Все так же оставалось и теперь, когда можно было покупать свежую рабочую силу для борьбы с лесом.

2. Опушка леса

– Все они перед вами, мастер участка. Мне что, везти свой товар обратно?

Суперкарго покачивался, положив руки на бедра, и в глазах его светилось презрение. По сравнению с покупателем он был тонок, как проволока, и выглядел мальчишкой.

– И вы привезли такое барахло, чтобы они жгли лес и работали на полях? – сказал покупатель. Он тоже был полон презрения – как к космонавту, так и к его товару.

– Люди, которым есть за что платить, не вербуются в рабочие, как вам известно, мастер участка. Удивительно, что мы вообще кого-то привезли.

Поселенец резко отличался от жалкой компании, которая стояла перед ним. Большинство мужчин земного происхождения, как бы они ни были далеки от родной планеты и даже от своего племени, бреют волосы на лице, этот же неуклюжий гигант возвращался в первобытное состояние. Густая борода веером расстилалась по его бочкообразной груди и скрывала лицо, полностью пряча скулы. Густые волосы покрывали тыльную сторону широких рук. Все остальное на нем было серым: грубая одежда, сапоги из шкур, шапка, нахлобученная на копну волос. Он говорил на бейсике гортанно, с незнакомыми интонациями, ходил тяжело, будто давил невидимые помехи. Высокий, массивный, он и сам напоминал дерево, на которое он и весь его род обрушивали угрюмую ненависть. И люди, находившиеся перед ним, казались хилыми пигмеями.

Их было десять. Они все еще дрожали от холода после оживления, и никто из них физически не мог быть парой мастеру участка. Завербованные были, как указывал суперкарго, людьми без надежды, людьми почти конченными как морально, так и физически.

Поселенец сердито осмотрел каждого. Его глаза словно снимали с несчастных то, что на них еще оставалось, отмечая недостатки тощих тел.

– Я – Калло Козберг с Опушки. Мне нужно расчистить сорок просек до первого снега. А кого вы мне предлагаете? Если они поработают как следует час – и то слава богу! И просить за таких груз коры – просто жульничество!

Выражение лица суперкарго стало сердитым.

– Жульничество, говорите? Не хотите ли вы обвинить меня в этом перед Спикером? Если так, то я приведу доказательства: сколько кредитов заплачено завербованным, что стоило замораживание и перевозка. И, думаю, смогу доказать, что цена вполне в дозволенных пределах. Вы все еще говорите «жульничество», мистер Козберг?

Тот пожал плечами.

– Это просто форма речи. Нет, я не собираюсь обвинять вас. Не сомневаюсь, что вы можете привести доказательства в этом случае. Но человеку нужны помощники для расчистки, даже если они еле двигаются. Я возьму этого… этого… и этого… – его палец указал на троих рабочих. – И тебя тоже. – Он в первый раз взглянул рабочему в лицо. – Да, ты – третий с конца. Сколько тебе лет?

Нейл Ренфо понял, что вопрос относится к нему. Голова у него еще кружилась, желудок сжимался от варева, которое в него влили, и он с трудом ответил:

– Не знаю…

– Как не знаешь? Ну и пустая же башка у парня, коли он не знает даже, сколько ему лет! Много глупостей я слышал от инопланетников, но такого не приходилось!

– Он сказал правду, мастер. По имеющимся сведениям, он родился в космосе. Планетные годы на таких не распространяются.

Борода Козберга задвигалась, словно он прожевал слова, прежде чем их выплюнуть.

– Рожденный в космосе… так… ладно, он выглядит достаточно молодым, чтобы научиться работать руками. Его я тоже возьму. Они все на полный срок?

Суперкарго ухмыльнулся.

– Для такого дальнего рейса – на Янус – разве мы можем тратиться на меньшее? У вас есть готовая кора для груза, мастер?

– Кора есть. Мы сложим ее на погрузочную площадку, чтобы скорее отправиться в путь – мы ведь едем к Опушке! Надо скорее разгрузиться, хотя, если посмотреть на вас, вы много не наработаете.

Космопорт был скопищем разномастных домов вокруг выжженного бетона посадочного поля, имевших странный вид времянок без фундамента, безобразных, напоминающих унылую серость Диппла. Непрерывно понукаемые потоком приказов, рабочие торопились к линии повозок. Их груз – громоздкие связки серебристой коры – складывались вручную в большую кипу под внимательным надзором корабельного приемщика.

– Эй, идите сюда. – Козберг махнул рукой, указывая на повозку и связки коры. Нейл посмотрел на человека, стоящего в ближайшей повозке. В его опущенной руке качалась связка коры.

Это была уменьшенная версия Козберга. Можно было безошибочно определить, что они отец и сын. Борода на его выдающемся вперед квадратном подбородке была еще шелковистой, и губы заметно выступали над ней. Как и отец, он был одет в тяжелую серую, скверного пошива одежду. Люди, работавшие вдоль этой линии и быстро разгружавшие повозки, представляли собой серо-коричневое однообразие в не то армейском, не то служебном одеянии.

Но Нейлу не пришлось их долго разглядывать, потому что перед ним оказалась связка коры, и нужно было скорее хватать ее. Она оказалась легче, чем можно было ожидать, хотя объем связки очень затруднял переноску. Нейл осторожно положил ее в большую кучу. Ноги еще плохо слушались его.

В три захода повозка была опустошена, и Нейл стоял, оглядываясь.

В каждую повозку было запряжено два тяжеловесных фыркающих животных. Массивные задние ноги и задняя часть не соответствовали слабым передним ногам, совершенно не похожим на задние. Животные сидели на задах и старательно чесали задними ногами густой мех на брюхе. Шкура их была сланцево-голубой, гривы – пыльно-серые, начинающиеся от круглой, как у грызунов, головы и спускающиеся до окончания хребта. Хвоста не было и следа. Широкие ошейники на их плечах крепились к передку повозки паутиной сбруи, но поводьев Нейл не видел.

– Сюда! – волосатая рука Козберга махнула перед его носом.

И Нейл взобрался в опустевшую повозку и сел на кучу грубых мешков, от которых шел сильный, но не противный запах коры. Двое его товарищей-иммигрантов последовали за ним. В задней части повозки было отгорожено место для мастера.

Сын, не произнесший во время выгрузки ни слова, занял единственное сиденье впереди, поднял шест и резко стукнул по обоим запряженным чешущимся животным. Те глухо зафыркали, но сошли с линии разгрузки порта и двинулись то шагом, а то прыжками, отчего повозка дергалась, доставляя неудобства пассажирам. Одного из людей затошнило, и он едва успел перегнуться через борт.

Нейл спокойно изучал своих спутников. Один был очень крупным человеком с зеленовато-коричневой кожей, явно бывший член экипажа космического корабля, с пустыми глазами совершенно спившегося человека. Он сидел, прислонившись к стенке повозки и опустив руки между коленями – лишь тело человека, сознание которого давно помутилось.

Тот, кого тошнило, все еще висел над бортом, вцепившись пальцами в край. Редкие черные волосы на круглом черепе, кожа белая, как тесто. Нейл видел таких и раньше. Какой-нибудь портовый лодырь, завербовавшийся из страха перед законом, а может быть, и действительно всерьез надувший начальство.

– Эй, парень! – человек, за которым наблюдал Нейл, повернул голову. – Ты что-нибудь знаешь об этой планете?

Нейл покачал головой.

– Вербовщик сказал: Янус, сельское хозяйство.

Несмотря на тряску, ему удалось встать, чтобы по возможности осмотреть окрестности. Они ехали по неровной голой земле между изгородями полей. Первым впечатлением Нейла была мрачность. Ландшафт был лишен красок и жизни, как кварталы Диппла.

На полях росли низкие кусты, посаженные перекрестными рядами. Изгороди, защищавшие их, состояли из ободранных кольев, переплетенных лианами. Такие поля тянулись миля за милей, но вдалеке темнело что-то, что, вероятно, холмы или лес.

– Что там? – мужчина отошел от заднего борта и по краю добрался до Нейла.

– Не знаю, – пожал плечами Нейл. Они были товарищами по ссылке, но этот человек ему не нравился. Маленькие блестящие и умные глаза пристально смотрели на Нейла.

– Ты из Диппла, друг? Меня зовут Сэм Тэйлос.

– Нейл Ренфо. Да, я из Диппла.

Тейлос заржал.

– И ты решил сбежать оттуда и начать новую жизнь в другом мире, пацан? Напрасно. Ты просто сел в другую такую же дыру.

– Может быть, – ответил Нейл. Он смотрел на темное пятно в этом скучном однообразии несчастной страны с зеленоватым небом, и ему вдруг захотелось оказаться ближе к темной линии, узнать о ней побольше.

Животные, то прыгая, то раскачиваясь, быстро тащили повозку, и пять повозок держались все время на одинаковом расстоянии друг от друга. Сэм Тейлор указал пальцем на кучера их повозки:

– Может, он чуток расскажет?

– Спроси.

Нейл пропустил Тейлоса мимо себя, но не пошел за ним. Тейлос остановился за сиденьем кучера и заговорил заискивающе-плаксиво:

– Джентльхомо, не будете ли вы…

– Чего тебе?

Бейсик Козберга-младшего был еще более гортанным, чем у отца.

– Просто немного информации, джентльхомо… – начал Тейлос.

– Вроде того, куда ты едешь и что ты будешь делать, работяга? – прервал его Козберг-младший. – Ты едешь прямиком к концу полей на Опушку, где, наверное, увидишь всяких чудовищ. А делать будешь тяжелую работу, если не хочешь, чтобы Спикер заставил тебя отвечать за твои тяжкие грехи. Понятно? – он показал концом своего поощряющего шеста на кусты на полях. – Это наш главный товар – латтамус. Сажать его надо на поле, очищенное от всяких корней и побегов – голое поле. А получить на Опушке голое поле непросто – надо рубить, и выкорчевывать, и резать. Мы собираемся получить несколько хороших латтамусовых полей, прежде чем вы рассчитаетесь за свои грехи. – Козберг-младший наклонился и взглянул прямо в глаза Тейлосу. – Бывают такие грешники, что не хотят помогать в работе Чистого Неба, да, не хотят. Так их обучают – хорошо обучают. Мой отец – хороший учитель. Спикер благословил его на то, чтобы он сводил счеты с настоящими грешниками. Мы, Небесный Народ, не убиваем инопланетных грешников, но некоторые уроки очень тяжелы для закоренелого грешника.

Слова его были темными, но смысл их был вполне ясен. Козберг произнес эту речь с удовольствием. Тейлос попятился и бочком отодвинулся от сиденья кучера. Козберг засмеялся и повернулся к рабочему спиной. Тот стоял, насколько это позволяла тряска повозки, и смотрел на окружающую местность, а затем почти шепотом обратился к Нейлу:

– Дрянная нам досталась планетка – на авось не проедешь. Работать тут, похоже, надо без дураков, до смерти. Это пограничная планета, тут, похоже, всего один космопорт.

Нейл решил, что маленький человек скорее думает вслух, чем разговаривает с ним.

– Когда играют, не ставят звезду, если нет уверенности, что она будет на одной линии с хвостом кометы. Никакой поспешности! А тут – с ходу разговор о выучке. Они что же, так сразу и зажмут нас? Подумать только!

У Нейла болела голова, и подскакивание повозки начало вызывать тошноту. Он сел напротив все еще застывшего экс-космонавта и попытался думать. Договор, который он подписывал в вербовочной конторе, был очень подробным. Большой аванс – память Нейла испуганно отринула воспоминания, как этот аванс истрачен – и большие издержки по переезду в этот мир. Нейл не имел представления о стоимости коры, которой Козберг расплатился за него, Нейла, но это можно узнать. По договору он имел право возместить эту сумму и снова стать свободным человеком. Но когда это может случиться? Самое лучшее – это сидеть здесь и узнавать, что можно, держа глаза и уши открытыми. Диппл был статичным видом смерти, здесь же был какой-то шанс… У Нейла снова появилась надежда, неизвестно, правда, на что.

Дон Ренфо был Свободным Торговцем, его предки также были исследователями и неугомонными космическими скитальцами. Хотя Нейл едва помнил отца, интуиция и способности этого неустроенного и беспечного человека были наследственными качествами. Милани Ренфо была из пограничного мира, хотя и отличающегося от Януса, как осень от весны. Она была из третьего поколения первого корабля, и ее народ все еще был скорее исследователями, чем поселенцами. Наблюдать, учиться, экспериментировать – вот желания и потребности, которые скрывались в Нейле, зажатом в тисках Диппла. Теперь эти потребности проснулись и зашевелились.

Когда повозки остановились и люди поели грубого хлеба и сушеных ягод, Нейл присмотрелся к животным, жующим корм. Кучер второй повозки, маленький и тощий, со шрамом от старого ожога бластером на голове, явно был инопланетным рабочим.

– Как вы их называете? – спросил его Нейл.

– Фэзы, – односложно ответил тот.

– Здешнего происхождения? – продолжал спрашивать Нейл.

– Нет. Их привезли с Первым Кораблем, – он указал подбородком на Козбергов.

Первый Корабль. Нейл был поражен. Он пытался вспомнить скудную информацию о Янусе. Конечно, поселенцы обосновались здесь более одного поколения назад.

– Они прилетели двадцать лет назад. Эти «любимцы небес» получили поселение прямо от Угольного Синдиката и двинули сюда. Чтобы основать здесь свободную страну.

– Свободная страна?

– Свободная не для иноземцев. Все здесь – владения «любимцев небес» – семейные участки, понемногу расширяющиеся с каждым годом, – он снова указал подбородком, на этот раз на темную линию на горизонте. – Следи за этими фэзами: выглядят они мирно, но не всегда любезны с чужаками. Их зубы при желании могут грызть не только орехи.

Зубы были длинные, белые и устрашающе выделялись на покрытой темным мехом морде животного. Но сами фэзы оказались совершенно поглощенными едой и не обращали внимания на людей.

– Хулла! – заорал Козберг-старший, злясь даже на фэзов. – Готовьте животных в путь! Эй, ты! – он указал Нейлу на задок своей повозки. – Полезай!

После обеденной остановки латтамус на придорожных полях стал попадаться реже. Там и тут виднелись полосы зерновых и овощей. Изгороди вокруг них были попроще, будто поставленные на короткое время. А впереди по-прежнему ползла темная тень… а, может, Нейлу просто казалось, что тень ползет к людям и повозкам, а не наоборот. Теперь уже стало ясно, что это темный лес, стена деревьев, и так же ясно, что отодвинуть ее будет нелегко. На полях местами остались огромные пни, некоторые были обуглены, словно обглоданы огнем. Нейл представил себе, какую работу нужно провести, чтобы вырвать из девственного леса такое поле, и глубоко вздохнул.