Текст книги "Тройка мечей"

Глава 5

Глиняную куклу я взял с собой, завернув в пояс и крепко привязав двойной мёртвой петлёй. Как бы там ни было, даже если эта поделка вылеплена силами зла, в чём я не сомневался, она каким-то образом связана с похищением Криты и, возможно, укажет место, где её искать.

К полудню мы поднялись на скалы, следуя тем путём, которым похитители вели Криту. Проводником моим был Тсали, его когтистые лапы цепко держались на крутых скалистых склонах. Он далеко опередил меня и поджидал, разлёгшись на камне, у края узкого и глубокого ущелья, куда никогда не проникают лучи солнца. В это ущелье нам и предстояло спуститься.

Я присел рядом с Тсали, перевёл дыхание и заглянул в пропасть, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Оттуда тянуло гнилью и смрадом, ещё более ощутимыми после чистого воздуха Долины. Проверив снаряжение, я начал спуск. Тсали следовал за мной, но медленнее обычного, движения его сковывала висевшая на шее сетка с камнями. Когда мы углубились в этот зловещий разлом и дневной свет померк, камни в сетке у Тсали начали тускло светиться.

Чем глубже мы спускались, тем невыносимей становилась вонь. Мы старались двигаться как можно бесшумнее, я сдерживал дыхание, а Тсали вообще не издавал ни звука. Тем не менее всё вокруг напоминало нам о том, что мы находимся на вражеской территории, и призывало к предельной осторожности.

Наконец я почувствовал под ногами горизонтальную поверхность и пошарил ногой, думая, что это выступ в стене, но оказалось, что мы достигли дна. Тсали вынул из своей сетки светящийся камешек, и при его неверном мерцании мы увидели, что находимся на краю болота, размеры которого представить было трудно, потому что кругом стоял непроницаемый мрак. Мы разглядели только, что по краю трясины шли две тропинки, слева и справа. Тсали без колебаний указал на левую, и мы двинулись дальше.

Я подозревал, что он во многом смыслит больше меня, и потому не стал спорить. Тропинка то и дело терялась между камней, нам приходилось карабкаться по огромным шатким глыбам. Постепенно стены ущелья расширились, и мы оказались у входа в пещеру. Оглянувшись, я в последний раз увидел высоко над головой клочок голубого неба и шагнул в густую темноту.

Внезапно шедший впереди Тсали стал что-то выцарапывать когтями из стены, а затем протянул мне что-то похожее на кусочки толстой мягкой проволоки. От них исходил резкий неприятный запах, но я обрадовался его находке. Это были волоски из шкуры фаса, который, как видно, зацепился боком об острый край выступа в стене.

Тсали яростно зашипел и отшвырнул от себя эту находку. Его жест явно выражал отвращение. Прежде я не знал, как он относится к фасам, и теперь этот жест стал для меня красноречивее слов. Узы, связывающие нас, стали ещё крепче.

Тропинка пошла под гору. Было очень сыро. Влага каплями собиралась на стенах пещеры, сочилась сквозь трещины, скапливалась лужицами внизу. К счастью, тропинка скоро снова привела нас на возвышенное место, но валуны под ногами всё равно были скользкими от влаги.

Камни Тсали давали очень слабый свет, мы могли различать что-либо вокруг не дальше, чем на шаг, хотя Тсали и поднимал свою сетку над головой как можно выше. Вскоре свод пещеры круто снизился, и нам пришлось встать на четвереньки, чтобы двигаться дальше. Ранец я снял и теперь толкал его перед собой. Тем не менее плечи мои то и дело задевали за камни, больно царапавшие кожу.

Если не считать устойчивого запаха и пучка волосков, которые Тсали отскрёб от стены, на всём дальнейшем пути не попадалось никаких признаков того, что фасы пользовались именно этим проходом. Может быть, он был открыт недавно, может быть, служил лишь запасным. Вообще-то в долину вело множество ходов, но большинством из них фасы не имели возможности пользоваться, потому что Зелёный народ давно уже оградил себя знаками Силы, которых никакие служители Тьмы не могли переступить.

Не знаю, долго ли мы пробирались, где на четвереньках, где ползком, но эта длинная нора привела нас к следующей пещере, судя по всему огромной, мы не могли составить истинного представления об её размерах, поскольку располагали слишком слабым источником света. Со дна пещеры рядами, словно клыки свирепых хищников, поднимались сталагмиты, стремясь соединиться со сталактитами, свисавшими со свода как ножи. Тсали припал к земле, ворочая головой из стороны в сторону.

Даже моё обоняние, куда более слабое, чем у мужчины-Ящерицы, улавливало царивший здесь тяжёлый гнилостный запах. Тсали обеими передними лапами накрыл свою сетку с камнями, убирая даже этот слабый источник света. Я понял, что таким образом он даёт мне понять о необходимости соблюдать крайнюю осторожность.

Ничего не видя в темноте, я весь обратился в слух. И до меня донёсся звук, напоминающий равномерное падение капель. Однако приходил он издалека, и только позже я разобрал, что слышу ритмичные всплески то ли завывания, то ли песни… Что это было на самом деле – я не знал, ясно стало только одно: звуки издаёт не сама пещера, а те, кто в ней находятся.

Слева от меня что-то блеснуло – это Тсали снял свою когтистую лапу с сетки со светящимися камнями. Пальцы его сомкнулись вокруг моего запястья. Я понял, что это приглашение двигаться дальше, в мрак неизвестности.

Я слышал, что существа народа Ящериц способны простым глазом видеть более широкую часть спектра, могут даже различать предметы в полной темноте. Казалось, мой компаньон решил доказать справедливость такого утверждения.

Надев ранец, я встал, сделал шаг, другой… Так мы и двигались – шаг за шагом. Сетку с камнями Тсали спрятал в светонепроницаемую сумку. Нас окружал теперь полный, абсолютный мрак. Держа меня за руку, Тсали двигался зигзагами, очевидно, обходя гигантские сталагмиты или каменные глыбы, образовавшие здесь лабиринт, ловушку для неспособных видеть в полной темноте.

Ритмичные звуки становились слышнее по мере того, как мы приближались к ним; они то повышались, то понижались, напоминая странную мелодию. Но если те, за кем мы охотились, находились уже в пределах видимости, должен же здесь быть хоть какой-нибудь источник света!

Крутой поворот, и я увидел неподалёку какое-то свечение – зеленоватое, слабое, но достаточное для того, чтобы раздвинуть темень. Напротив нас сталактиты и сталагмиты образовали уродливые решётки, поэтому я пока не мог ничего толком рассмотреть.

Пение стало громче, слышались отдельные слова, но языка фасов я не знал. Звуки этого пения действовали на меня странным образом, кожу на теле как будто стягивало и лихорадило. В этом заключалось предупреждение людям моего вида, когда они собираются вступить в противоборство с Тьмой. Тсали отпустил мою руку и пополз впереди, поскольку я уже мог ориентироваться без его помощи. Я же, пригнувшись, крался следом, стараясь не издавать ни малейшего звука или шороха.

За решёткой из сталагмитов находилась ещё одна пещера, поменьше. Там толкались фасы, чьё уродство ни с кем не перепутаешь. Я насчитал по крайней мере дюжину их. И среди всего этого безобразия возвышалась Крита.

Пещеру тускло озарял неприятный зеленоватый свет, источник которого находился где-то сбоку, а посреди неё возвышалась колонна из какого-то полупрозрачного материала. Перед колонной, если смотреть от меня, стояла Крита. Глаза её были закрыты, а лицо безмятежно, как у человека, погружённого в глубокий сон.

Уродливые, сгорбленные, мохнатые фигуры фасов едва достигали Крите до пояса и выглядели омерзительно. Они окружили её полукольцом, но их низко посаженные головы были обращены не к ней, а скорее к колонне. Некоторые из фасов вздымали над собой чадящие факелы, свитые из каких-то стеблей, как паломники держат свечи перед немой святыней.

Колонна, очевидно, была хорошо отполирована, поскольку прямо-таки сверкала в свете факелов. И тут мне показалось, что внутри колонны заключён пленник или нечто иное…

Никакого оружия я у фасов не заметил; по всей вероятности, они чувствовали себя здесь в полной безопасности, потому что даже не выставили часовых. Медленно и осторожно я вынул из ножен меч. Нас двое, их больше дюжины, силы явно неравные, но там – Крита! Не оставалось сомнений в том, что она сейчас вовлечена по велению Тьмы в какое-то загадочное колдовство. Но что будет, если я сейчас внезапно вмешаюсь? Не нанесу ли я вред Крите? О себе я в тот момент и не думал.

Я измерил взглядом расстояние между собой и этой грязной компанией, прикидывая, чем же всё-таки они ответят на моё нападение. Нет, здесь что-то не так, не могут они быть такими беспечными.

Крита подняла руку и повернулась к колонне. Не касаясь её поверхности и не открывая глаз, она сделала подметающий жест сначала сверху вниз, затем вперёд и назад. Горбатые приземистые фасы продолжали свои песнопения. Я приготовился к прыжку. Только бы достичь Криты. Может быть, мне тогда удастся разрушить колдовские чары, которыми её несомненно опутали…

Тсали предостерегающе зашипел. Что-то коснулось моего плеча. Я обернулся. Из темноты к нам тянулись длинные тонкие щупальца, подобные уродливым корням. Прежде чем я осознал опасность, одно из щупалец обвило мои лодыжки и рывком повергло меня наземь. Я поднял меч, чтобы разрубить путы.

Сталь звякнула, будто ударила по металлу, на щупальце не осталось даже зазубринки. Я снова замахнулся мечом, но запястье перехватило другое щупальце, невзирая на моё яростное сопротивление. Таким образом, всего через несколько мгновений я оказался обезоруженным и распростёртым на каменном дне пещеры.

Щупальца тянулись и к Тсали, но тот ловко увёртывался от их прикосновений. Они явно избегали светящихся камней, которые лежали в сетке у мужчины-Ящерицы, и он, размахивая сеткой, умудрялся держать их на расстоянии. Наконец он сделал большой прыжок и исчез, оставив меня в плену.

Пение позади меня не прерывалось ни на секунду, и, к моему бесконечному удивлению, ни один из фасов не счёл нужным даже взглянуть в нашу сторону. Мною занимались только щупальца, и занимались, надо признать, очень умело. Создавалось впечатление, что они действуют совершенно самостоятельно, независимо от фасов. Хотя видел я просто длинные цепкие корни.

От них тоже исходил мерзкий запах тлена, запах зла, он окутывал меня и забивал дыхание. Я давился и кашлял, глаза мои наполнились слезами, как у тех, кто надышался едким Дымом. Значит, фасы всё-таки имели часовых, таких, о которых я никогда не слышал. Хорошо, если Тсали удалось убежать. Только он может теперь спасти меня. Если же нет, то мне предстоит умереть, задушенному этим ужасным зловонием. Вокруг меня всё закружилось, быстрей и быстрей, и я провалился в бездонную черноту…

Не знаю, сколько времени длился обморок, но очнулся я от того, что где-то очень далеко отсюда кто-то называл имя. Оно было незнакомо, но принадлежало мне, я это чувствовал. Зов становился всё более настойчивым…

Я попробовал шевельнуть руками, потом ногами. Призыв требовал ответа. Я открыл глаза. Справа от меня пробивался слабый свет. Запах тлена не исчез, но сделался слабее. Я попытался повернуться на бок. Меня что-то удерживало, потом путы разом ослабели. Новая волна мерзкого запаха словно ударила меня. Задохнувшись, я едва не потерял сознание.

Свет шёл сверху. Я повернул голову и обнаружил, что лежу у подножия ледяной колонны, от которой исходил страшный холод. Передняя часть колонны была гладкой и прозрачной, как стекло, и… Внутри неё находился человек!

Во всяком случае, это было человеческое тело обычных размеров и пропорций. Вот только лицо его было закрыто странным образом тремя пластинами мерцающего металла, огранёнными как бриллиант и скреплёнными цепями из того же металла. Две из них закрывали глаза, а третья – рот, оставляя на виду только нос и скулы.

Голову его венчал воинский шлем дорогой работы с гребнем в форме дракона, глядевшего на меня изумрудными глазами. Тело прикрывала кольчуга, а руки он держал на рукоятке боевого топора с двумя лезвиями.

Зловоние, волнами накатывавшееся на меня, было просто невыносимым. Я приподнялся на корточки, затем встал. Взглянул вниз и увидел, что щупальца-корни, ранее удерживавшие меня, почернели, частично сгнили и безжизненными нитями валялись у моих ног. Несомненно, у этих странных охранников фасов была недолгая жизнь. Но всё же у них хватило времени подтащить меня к ледяной колонне, той самой, перед которой фасы занимались песнопениями, а может, они решили, что я умер, и положили сюда как ещё одну жертву тому, кто заключён внутри колонны…

Действовать – вот что я должен был сейчас делать, действовать, а не тратить время на всякие домыслы. Я не сводил взгляда с топора в руках замурованного во льду человека. Ему он уже ни к чему. А мне очень даже пригодился бы, чтобы выбраться из этой клетки.

Оглядевшись, я увидел, что кроме ледяной колонны в пещере находилось ещё много свисающих со сводов сосулек – длинных, с острыми кончиками. «Ну чем не оружие?» – подумал я и тут же отогнал прочь эту мысль. Только помешанному придёт в голову использовать в качестве меча или пики хрупкие ледяные сосульки…

«Толар!» – я быстро обернулся. Кто назвал это имя? Именно оно прозвучало несколько минут назад в окружавшей меня темноте и вернуло к жизни. Имя было не моё, но что-то во мне отозвалось на него.

Едва ли отдавая себе отчёт в том, что делаю, я ослабил шнуровку на кольчужной рубашке и вытащил из-под неё рукоять меча. И она засветилась здесь, в темноте! Невзрачный с виду сероватый кристалл возродился к жизни и ярко засиял изнутри.

Эх, если бы эта рукоять обладала клинком!

Я обвёл взглядом пещеру и вновь посмотрел на спускавшиеся со свода длинные тонкие сосульки. Подойдя к ним и понимая, что просто делаю очевидную бессмыслицу, я отломил одну из них – самую острую, длиною как раз с клинок меча.

Сосулька отломилась легко и бесшумно, будто только этого и ждала. Действуя совершенно неосознанно, словно мною кто-то руководил, я приложил рукоять меча к сосульке. Внезапная вспышка ослепила меня.

Возможно, я так до конца и не проснулся или на самом деле тронулся умам, но в руках у меня оказался меч! Не изо льда, а настоящий, стальной, прекрасно сбалансированный меч, возрождённый из небытия ради Света!

Глава 6

Держа в руках вновь обретённый меч, я вернулся к ледяной колонне. Какая-то тревога снедала меня. Человек в толще льда, без сомнения, был мёртв и помочь ему нечем, но я почему-то чувствовал, что не могу оставить его в таком положении и уйти, как не мог бы бросить боевого товарища.

Я подошёл ближе к колонне, отшвыривая ногами полусгнившие путы. Стояла глубокая тишина. И вдруг где-то внутри меня слабо, отдалённо, вновь прозвучало то же имя:

«Толар!»

Меч в моей руке продолжал излучать сияние, правда, не такое сильное, как в тот момент, когда я присоединил сосульку к рукоятке, но всё же достаточно яркое, гораздо ярче, чем светящиеся камешки Тсали. Я забеспокоился, как бы этот свет не выдал меня, но отложить меч в сторону было выше моих сил. В этой подземной пещере, где свершались таинственные обряды, он был моей единственной опорой.

Крита, Тсали – где они? Удастся ли отыскать их в этом лабиринте, или мне самому суждено остаться здесь навсегда? Как вообще найти дорогу назад? Здесь только запах фасов и ничего больше, под ногами – скальная поверхность, следов на ней не остаётся…

Мои глаза то и дело возвращались назад, к неподвижной фигуре в толще льда, как будто между нами существовала некая связь, более важная для меня, чем побуждение броситься на поиски Криты. Против воли я вновь подошёл к дышавшей холодом ледяной колонне. Да, она источала холод, как мой меч источал сияние, мой необыкновенный меч… Но рукоять его была успокаивающе тёплой.

Кем был этот пленник фасов? Как попал сюда? Очевидно что в облике его нет ничего общего с приземистыми, уродливыми мохнатыми обитателями подземных пещер. А не был ли он их божеством? Или олицетворением врага? Может быть, в давние времена его пленили и поместили в лёд, дабы насмехаться над ним в веках? Но тогда при чём здесь Крита, зачем её-то приводили сюда?

Ни на один из этих вопросов я не мог получить ответа. И совершенно бессознательно кончиком меча коснулся поверхности ледяной тюрьмы. Едва я это сделал, как почувствовал, что неодолимо связан чьей-то другой волей, значительно превосходящей мою собственную, и рукой моей задвигала другая могучая рука, от которой я уже не мог освободиться.

Я поднял меч и рубанул по колонне. Нерукотворное оружие столкнулось с неподдающимся материалом. Мускулы мои едва не рвались, я бил и бил мечом в одну точку, хотя колонна, как я видел, оставалась совершенно невредимой. Я уже не мог остановиться, как человек, опутанный колдовством, обречённый рубить этот лёд бесконечно и безуспешно, вздрагивая, как от боли, каждый раз, когда меч со звоном ударялся о несокрушимую поверхность. Или её всё-таки можно разрушить? Твёрдой уверенности у меня не было, но потихоньку тонкая сеточка трещин стала появляться в том месте, по которому без устали бил и бил мой меч. Это же верх глупости – прилагать такие усилия для того, чтобы высвободить тело человека, столь давно умершего. Умом я понимал это, но то, что двигало моей рукой, не признавало житейской логики.

Я бил мечом по ледяной колонне до тех пор, пока моя обессиленная рука не повисла вдоль туловища, но…

Труд мой оказался не напрасным, трещины всё-таки появились! Приглядевшись, я видел, как они расширялись, соединялись друг с другом, змеились по всей поверхности. И вскоре кусок льда размером с мою ладонь, вывалился наружу, звякнув на каменном полу пещеры, а за ним другой, третий…

Человека внутри теперь не было видно, трещины затянули всю поверхность колонны, и она стала мутной и матовой. Кусок продолжал вываливаться за куском, хотя я уже не прилагал никаких усилий, просто стоял и смотрел, а из колонны тянуло таким холодом, будто это было цепенящее дыхание самого Ледяного Дракона. Я отступил, чтобы не обморозиться, и укрылся за большим камнем.

Теперь расколотый лёд валился уже изо всей колонны, она оседала на глазах, превращаясь в груду ледяных осколков, и вот тело узника полностью освободилось. Всё это время клинок моего меча пульсировал странным голубоватым светом.

«Толар… Как долго!..»

Я чуть не вскрикнул от изумления, но слова застряли у меня в горле.

«Толар, помоги…»

Я не слышал этих слов, но они отчётливо прозвучали в моём сознании как призыв о помощи. И я знал, что исходили они от этого вмёрзшего в лёд тела, которое я освободил.

Движения мои снова стали быстрыми и энергичными, как будто другой ум и другая воля, поселившиеся в каких-то тайных уголках внутри меня, отдали приказ конечностям, как будто Йонан отодвинулся на второй план, а его место занял некто, кому эти приказания и адресовались.

Я опустил меч, положил его на камни и двинулся вперёд, перешагивая через глыбы льда, чтобы побыстрей дотянуться до плеч человека, которого я вызволил из ледяного плена. Коснувшись его, я постарался не обращать внимания на жгучий холод. Тело человека казалось каменным, кольчуга была холоднее льда, но я шатал и тормошил его до тех пор, пока оно не рухнуло вперёд, чуть не придавив меня своим весом.

Кое-как мне удалось перевернуть упавшего на спину. Руки его по-прежнему сжимали рукоять боевого топора, а лицо под металлическими пластинами было теперь обращено вверх. Я стал рядом на колени, раздумывая, как же мне поступить. Мне всегда казалось, что человек из плоти и крови не в состоянии выжить при таком холоде. Но ведь в Эскоре в минувшие времена жили Великие маги и люди, владевшие Силой. Этот человек мог быть одним из тех, кто умел побеждать смерть способами, которые ныне давно забыты или утрачены…

Отогреть его плоть… Но огня здесь не было, а доставить его на дневную поверхность я при всём своём желании не смогу. Зелёные часто предупреждали нас, что многие из обитателей Эскора, находившиеся вне Долины, предпочитают поклоняться Тьме, нежели Свету. Возможно, человек этот был лордом из Тёмных, и кто-то из его соплеменников, обладавший большими знаниями и большей силой, победил его в поединке или из-за угла и навеки заточил в ледяной столб. Если так оно и было, то мне не следовало его освобождать, хотя я сделал это не по своей воле. Неужели мною руководило зло?

Приподняв меч, который продолжал светиться голубоватым сиянием, я разглядывал лежавшего передо мной. Тело по внешнему виду было вполне человеческим, но это ещё ничего не значило. Тьма умеет устраивать такие штучки, когда под личиной человека скрывается любое дьявольское порождение.

Шлем его и кольчуга отличались от всего виденного мною прежде. Никогда не встречал я и топора с обоюдоострым двойным лезвием. И эти странные пластины на лице… Они прилегали слишком плотно, и что там под ними кроется, я не мог разглядеть.

Вместе с тем я почувствовал, что принуждение, владевшее мной, исчезло. И в сознании не звучал больше призыв «Толар!» Любое решение, которое я приму, будет только моим, Йонана.

Самое время было оставить его здесь и отправиться искать Криту. Но…

У воинов существует кодекс чести, законам которого мы следуем, желая того или нет. Я вполне мог оставить этого человека, если он принадлежал Тьме. А если он пленник фасов и принадлежит Свету?

Я положил меч не на камень, а поперёк его груди так, что клинок коснулся топора. Пальцы мои потянулись к цепям, удерживавшим пластины на глазах. Они крепились прямо к шлему. Мне хотелось взглянуть на его лицо, прежде чем принять окончательное решение.

Цепи держались не очень крепко, я сумел ослабить их и приподнять одну пластину над одеревеневшей плотью, а затем и вовсе снять. Вторым рывком я снял пластину, которая прикрывала рот и подбородок.

Передо мной открылось чистое человеческое лицо, не искажённое злом, насколько я понимал. Однако я мог и ошибаться, зло способно таиться и внутри. Я внимательно разглядывал его черты. Казалось, освобождённый мною человек не имел возраста, как это бывает у людей Древней расы после того, как они достигают зрелости и до самой кончины, если та происходит естественно, а не на поле битвы.

И вдруг глаза его открылись! Взгляд их, вначале мутный, стал осмысленным, поймал и удержал моё лицо в поле зрения. Моя рука замерла на полпути к рукоятке меча. Между тёмных бровей лежавшего появилась складка недоумения.

– Толар?

Опять это имя! Но теперь его произнесли губы человека, которого я вызволил из ледяного плена, губы, которые медленно оставляла холодная синева.

– Я – Йонан!

Голос мой прозвучал сердито. Довольно шуток, я есть я, и никаких Толаров. Я вовсе не тот умирающий человек, который приснился мне однажды…

Морщинка на его лбу стала глубже, а я вдруг вскрикнул. Он безжалостно вторгался в мой мозг, читая всё, что я думал, а я корчился от боли, не в силах отвести взгляд в сторону.

– Урук, – он назвал своё имя и умолк, вонзив в меня взор, как будто ожидал ответа от моей памяти. Я убрал меч с его тела и отодвинулся в сторону. В этот момент мне показалось, что я возвратил к жизни врага. Но тем не менее прикончить его, такого беспомощного, я не мог.

– Я не из Тьмы… – произнёс он. Голос его прозвучал сипло, грубо, словно заржавев от долгого молчания.

– Я Урук, Воин Топора. Неужели прошло столько времени, что даже имя моё позабыто?

– Так оно и есть, – вяло ответил я. – Тебя похоронили здесь фасы, – я показал левой рукой на груду льда, которая осталась от колонны, держа в правой меч.

– Фасы? – переспросил он, стараясь приподнять голову, и походил сейчас на жука, перевёрнутого на спину.

– А как насчёт Бэннера из Ерка… Форса из Клингзельда… и битвы, да, битвы?..

При каждом имени, которое он называл, я отрицательно качал головой.

– Ты, кто называет себя Уруком! Слишком много времени провёл ты в этом подземелье. Мы не знаем ни Бэннера, ни Форса, ни других. Но мы боремся с Тьмой. Для этого мы объединились с Зелёным народом и другими, больше половины населения страны на нашей стороне.

Сзади раздался шорох, и я поспешно обернулся с мечом на изготовку. Судя по всему, моя воинственность оказывала влияние на меч, так как клинок вспыхнул ярче. Сзади, на расстоянии большого прыжка, стоял на задних лапах Тсали, на груди его висела всё та же сетка со светящимися камнями.

Он взглянул на меня, затем на Урука и двинулся к нему. Рот его был приоткрыт, полоска языка играла, но он не издал ни звука.

Урук приподнялся на локтях, хотя даже это простое движение потребовало от него немалых усилий. Теперь он смотрел на мужчину-Ящерицу тем же испытующим взглядом, что и на меня. Я понял, что они ведут меж собой разговор на уровне сознания, и снова пожалел, что не владею этим даром. Я пододвинулся поближе, башмаки мои скользнули на ледяных осколках. Урук прервал этот безмолвный разговор.

– Я начинаю понимать… Прошло много лет, и мир, который я знал, исчез. Но…

Морщина недоумения снова пересекла его лоб.

– Толар!.. Меня же вызволил Толар! Только он может держать в руках Ледяное Жало. Однако я вижу его в твоих руках, а ты называешь себя иначе… – в его словах слышался вопрос, на который я должен был ответить.

– Я не Толар, – сказал я твёрдо. – Рукоять меча я нашёл в скале совершенно случайно. Когда я попал в плен к фасам, они отняли моё оружие. Что-то заставило меня отломить одну из сосулек, вон тех. Я приложил её к рукояти, и меч стал вдруг цельным. Я не наделён Даром и не понимаю, как такое могло произойти.

– Этот клинок не попал бы в твои руки, если бы в тебя не перешла часть силы Толара. То, что у тебя в руках, носит имя Ледяное Жало. Этот меч служит лишь одному человеку и приходит к нему по своему выбору. Он приносит с собой частицу сознания того, кто владел им последним. И, наверное, справедливы домыслы Белых Магов о том, что человек, не завершивший своего предназначения на этой земле, может родиться повторно. Поэтому, раз Ледяное Жало выбрало тебя, частицей твоей памяти и твоего сознания владеет теперь прежний хозяин меча, которого звали Толар…

Он с усилием закончил своё объяснение и умолк, до предела утомлённый.

Тсали отложил в сторону сетку со светящимися камнями и щёлкнул застёжкой кармана на поясе. Он вынул оттуда круглый предмет, по виду тоже напоминавший камень. Зажав его в когтях, он начал водить им по телу Урука – от шлема с драконом до башмаков. Соприкосновение этого камня с телом воина рождало розовый туман, который частично рассеивался, а частично оседал в виде мельчайших капель на белую холодную плоть.

Вскоре Урук приподнялся и сел.

– Ты говорил о фасах… – произнёс он хриплым скрежещущим голосом. – Я бы с ними встретился ещё раз. У меня тоже есть тому причины…

У меня же была одна причина – Крита, и я прижал к груди своё оружие, которое этот пришелец из прошлого назвал Ледяным Жалом.