Текст книги "Проклятие эльфов"

Подросток был уверен в этом так же твердо, как в том, что его зовут Кеман. В День имянаречения его сестрица получила имя Миренатели, что значило – «Стремящаяся к мудрости». Кеману же казалось, что оно мало ей подходит. Единственное, к чему стремилась Мире, – это к возможности перекусить лишний разок. В промежутках между трапезами она сворачивалась клубком в самом теплом уголке гнезда и спала, ничуть не интересуясь окружающим миром. В ней не было ни любопытства, ни живости – лишь один вечно голодный рот.

Считалось, что День имянаречения – это тот день, когда маленький дракончик приобретает свойства личности, которые проявятся в нем, когда он достигнет зрелости. Но пока что Кеман не замечал ни малейших признаков того, что означенная перемена и вправду имела место быть.

«Хорошо еще, если Мире, когда вырастет, не останется такой же ленивой и жадной, как сейчас».

Шана же проявляла живейшее любопытство ко всему, что происходило вокруг. Она уже начала ползать. Хорошо, что драконью шкуру могли прорвать лишь драконьи когти, – а то одежка Шаны давно превратилась бы в лохмотья.

Мире была капризным ребенком и требовала постоянного внимания к своей особе. А все остальное время Алары уходило на шаманские обязанности. Ей редко удавалось выкроить минутку и зайти взглянуть на приемыша.

Поэтому именно Кеман заботился об обучении Шаны. Он с облегчением обнаружил, что Попрыгунья следит за своим приемным ребенком и носом загоняет малышку в особый участок загона, предназначенный для ползания. В результате Шана уже довольно лихо перемещалась с места на место.

Это именно Кеман, а не Алара, учил Шану разговаривать и есть твердую пищу.

Результат удивил даже Алару. Шане еще не полагалось разговаривать – и тем не менее она говорила. У малышки уже образовался довольно большой словарный запас:

«Шана», «Кеман», «Поп», «бяка», «холошо» и неизбежное «нет» – последнее слово Шана особенно любила…

Шана ухитрялась ползать с просто-таки поразительной скоростью. Вскоре она научилась вставать, цепляясь за стеночку. А когда Кеман замечал, как Шана пристально и страстно смотрит на верхушку ограды, его охватывала нехорошая уверенность: малышка заберется туда сразу же, как только сумеет. Мире же не желала путешествовать дальше, чем до порога своей маленькой пещерки или до горки нарезанного мяса, оставленного Аларой. Если же то, что хотела Мире, находилось за пределами пещерки-детской, драконочка садилась на пол и орала, пока не получала желаемое. Именно с этих пор у Кемана возникло глубочайшее убеждение, что ор маленького дракона способен дробить камни. Кеман старался проводить как можно больше времени со своими подопечными – даже иногда оставался спать под открытым небом. Сидящая в глубинах пещеры Мире не отличала дня от ночи и, кажется, задалась целью доказать, что ей наплевать на отдых своих родственников.

Мысли Шаны становились все отчетливее и сложнее. Кеману стоило большого труда придерживаться совета матери – «не давай ей ничего, пока она не попросит этого вслух». Он отлично знал, что Шана способна слышать его мысли. Кеману было ужасно трудно наблюдать, как напрягается маленькое личико Шаны, старающейся думать в его адрес, и при этом продолжать вести себя так, будто он ее не слышит. Шана прекрасно знала, что Кеман слышит ее мысли. Когда она просыпалась среди ночи от грозы или от неожиданного шума, Кеман оказывался рядом раньше, чем девочка успевала открыть рот. А потому эта новая «игра» не просто не нравилась Шане – она ее жутко раздражала.

Когда Кеман пропускал мимо ушей ее мысли и требовал, чтобы девочка вслух сказала, что ей нужно, на это следовал неизменный ответ:

– Кеман бяка!

Теленок Попрыгуньи давно уже перестал сосать мать, но Попрыгунья, казалось, воспринимала затянувшееся младенчество своего приемыша как нечто само собой разумеющееся. И еще она, кажется, понимала мысли девочки ничуть не хуже Кемана. А вот это и вправду было очень необычно. Если Кеман сильно напрягался, он мог расслышать мысли животных, но ему никогда не удавалось добиться, чтобы они услышали его. А вот для Шаны, кажется, это не представляло ни малейших трудностей.

А ведь Алара считала, что это невозможно. Когда Кеман расспрашивал ее, она объяснила, что драконы могут приблизительно разбирать мысли животных – кое-кому вроде Отца-Дракона это удается получше, – но передавать свои мысли животным не могут.

Интересно, способности Шаны распространяются только на Попрыгунью, или она может так общаться с любым животным? Надо будет как-нибудь убедить Шану попробовать поговорить с однорогами – из-за ограды, естественно. Если Шана сможет убедить их повиноваться, это будет и вправду здорово.

Постепенно Шана превратилась из маленького краснолицего страшилища в весьма красивого ребенка. По крайней мере, Кеману она казалась красивой, поскольку он привык видеть свою мать не только в драконьем, но и в эльфийском облике. Он был совершенно уверен, что благодаря этому даже те из драконов, которые никогда не меняли облик, будут относиться к девочке лучше.

Светлая кожа Шаны покрылась загаром от постоянного пребывания на солнце, и на золотисто-бронзовом лице изумрудные глаза засияли еще ярче. Кеману всегда было жалко подстригать темно-рыжие волосы девочки, но другого выхода не было – в противном случае они спутывались так, что Кеман уже не мог их расчесать, и туда набивалась солома. Вот и сейчас волосы пребывали в беспорядке, хотя и довольно милом – последняя попытка Кемана подровнять их оказалась не слишком удачной, – и сейчас, после сна, стояли дыбом, словно гребешок, постоянно норовящий завалиться набок.

Если присмотреться повнимательнее, можно было заметить, что уши у Шаны слегка заостренные – но не настолько острые, как у эльфов.

Малышка покончила с трапезой, плюхнулась обратно на солому и принялась гладить Попрыгунью.

"Кажется, ее ничуть не смущает, что мы с Попрыгуньей так сильно отличаемся друг от друга. И кстати, хоть Попрыгунья и выкормила малышку, ее все-таки нельзя считать матерью Шаны. Пожалуй, все-таки именно я заменил ей мать…

Я никогда раньше не думал, что быть матерью – это настолько.., настолько хлопотно!"

Глава 6

Из щели, скрывавшей нору земляной белки, высунулся кончик носа. Шана терпеливо ждала. Если бы Алара не заверила ее, что нора действительно находится в этой щели, Шана никогда бы в это не поверила – щель была такой узкой, что туда едва проходила ладонь девочки. Но Алара сказала, что белка там, а если приемная мама что-то говорит, то так оно и есть.

Солнце стояло почти в зените. Шане уже здорово напекло макушку, а по шее то и дело сбегали капли пота. Шана с удовольствием бы уговорила белку поскорее высунуться наружу, но у крохотных грызунов вроде земляной белки так мало мозгов, что их мысли даже услышать нельзя, – куда уж там влиять на них. Кроме этого, у Шаны было такое впечатление, что приемная мама не одобрила бы, если бы девочка воспользовалась своими способностями и выманила белку из норы прежде, чем зверек будет готов. Предполагалось, что им нужно что-то узнать от белки, причем сперва еще требовалось понять, что именно нужно узнавать, – и трудно сказать, какая из частей урока была важнее.

Белка высунулась чуть побольше. Шана сидела абсолютно неподвижно, стараясь даже не дышать. Белка повела усами, и вслед за носом из щели показались глаза. В воздухе не было ни малейшего дуновения ветерка, а значит, зверек не мог учуять запаха наблюдателей, и при всей пугливости белки сейчас у нее не было поводов для беспокойства.

Белка подозрительно осмотрелась по сторонам. Когда зверек заметил Шану и Кемана, его усики снова задергались, – видимо, они не внушали белке особого доверия, несмотря на всю свою неподвижность.

Постепенно, волосок за волоском, из щели показалась голова. А потом белка не просто полностью выбралась из норы, но как-то внезапно очутилась на расстоянии нескольких локтей от щели. От удивления Шана даже моргнула: она никогда прежде не видела, как двигается земляная белка. Только что зверек целиком скрывался в щели, а в следующую секунду он уже превратился в размытое пятно, скользнувшее в саджасовый куст с наветренной стороны от Кемана.

Даже зная, где она находится, Шана едва могла разглядеть белку среди кружева теней и солнечных бликов – желтовато-коричневая пятнистая шкурка зверька превосходно сливалась с фоном. Белка сейчас выглядела точь-в-точь как коричневый камушек, усеянный пятнами света «Теперь понятно, почему мне никогда не удавалось увидеть земляных белок, пока они не выскакивали прямо из-под ног! – изумленно подумала Шана. – А я-то думала, что пятна на шкурке делают их заметными!»

Также девочке стало ясно, почему ей никогда не удавалось поймать земляную белку: если учесть, как стремительно эти зверьки передвигаются от одного укрытия до другого. Только очень осторожный охотник сумел бы перехватить хоть кого-нибудь из них.

Белка так и сидела под кустом, не шевелясь, пока неподвижность наблюдателей не убедила зверька в том, что они не представляют угрозы. Только после этого белка осторожно высунулась на солнце и принялась изучать кучку кедровых орехов – приманку, оставленную Шаной и Кеманом.

Когда зверек обнюхал орехи и понял, какой подарок судьбы ему достался, его забавный куцый хвостик встал торчком. Белка принялась заталкивать орехи в рот с такой скоростью, что только лапки мелькали, и зыркать по сторонам, как Мире, сидящая над богатым уловом рыбы. Шана с Кеманом насыпали намного больше орехов, чем белка могла унести за один раз. Защечные мешки зверька так растянулись, что Шана отчетливо видела очертания каждого орешка, и все-таки белка попыталась запихнуть в рот еще один орех.

Это зрелище оказалось последней каплей – Шана прыснула. Белка тут же молнией метнулась через открытое, выжженное солнцем пространство и скрылась в безопасных глубинах своей норки. Зверек промчался прямо по лапе Кемана – вот этого скорее всего белка никогда бы не сделала, если бы Шана ее не напугала.

В сознании у Шаны раздался отчетливый голос Алары:

«Заканчивайте, дети».

Шана вскочила. После вынужденного оцепенения это было особенно приятно. Девочка терпеть не могла сидеть неподвижно – даже ради уроков.

– Спорим, я тебя обгоню?! – крикнула Шана своему названому брату и помчалась через пески.

В таком беге наперегонки Шана старалась использовать свои преимущества – малый рост и быстроту, – чтобы хоть как-то компенсировать тот факт, что Кеман мог просто перепрыгнуть большую часть препятствий, которые Шане нужно было огибать. На этот раз Шана обогнала Кемана, хотя и ненамного, и только благодаря тому, что сумела протиснуться между двумя большими валунами, а Кеману пришлось карабкаться через них.

Приемная мама ждала их в тени каменной беседки. Причудливая резьба беседки отбрасывала кружевную тень на сверкающую чешую Алары – получалось очень красиво. Шане очень нравилось, что приемная мама сделала беседку достаточно большой, чтобы там хватало места им всем. Девочка устроилась на собственной маленькой скамеечке. Это было здорово – наблюдать, как Алара использует свою магию для работы с камнем. Шана очень надеялась, что тоже сможет делать что-нибудь такое же красивое, когда подрастет. Только бы не стать такой, как Эшли – его хватало лишь на уродливые плоские глыбы. «Фу. Неудивительно, что он живет на отшибе».

Рядом с Шаной на холодный пол плюхнулся запыхавшийся Кеман. Шана ткнула его ногой в бок, а он в шутку огрызнулся, прежде чем приготовиться слушать мать.

– Итак, – строго произнесла Алара и устремила взгляд своих золотых глаз на Шану. Девочка тут же перестала ерзать по скамейке. – Что вы увидели?

– Белка вела себя очень осторожно, – быстро отозвалась Шана. – Она не вышла из норы, пока окончательно не убедилась, что ей ничего не грозит.

– Правильно, – кивнула Алара. – А как она проверяла, есть ли опасность?

– Сначала она нюхала воздух, – ответил Кеман. Кончик его хвоста слегка задергался. – Она начала нюхать еще из норы. Она даже не выглянула наружу, пока не убедилась, что рядом нету ничего угрожающего.

– Потом она высунула голову и осмотрелась, – подхватила Шана. – Потом она стала разглядывать все, что ей показалось непривычным, – не зашевелится ли чего. То есть это она нас разглядывала. Мы не шевелились, потому белка, должно быть, решила, что мы ничего не собираемся делать.

Девочка на мгновение задумалась, глядя на солнечные пятна на белой стене – отражение каменного узора.

– Наверное, охотнику надоедает ждать, и он пытается напасть на белку, как только та высунет голову из норы.

– Но если бы мы хоть шелохнулись, она бы оказалась в норе раньше, чем мы бы глазом моргнули, – подытожил Кеман, подперев голову передними лапами.

– Поняли ли вы, почему земляную белку так трудно поймать? – спросила Алара. – Даже при том, что это не очень умный зверек?

Кеман кивнул. Шана задумчиво поджала губы.

– Белка не очень умная, – произнесла она наконец. – Но она очень осторожная и проворная. А это, пожалуй, по-своему стоит ума.

– Да, пожалуй, – согласилась Алара. – Взрослая земляная белка, которую вы видели, – это белка, которая выжила. На каждую взрослую белку приходится десять бельчат, которые не научились вовремя осторожности и стали добычей других животных. Вы должны понаблюдать за этой белкой и понять, как она использует свою быстроту и проворство, чтобы защитить себя. И подумайте, в каких случаях ее поведение может обернуться ловушкой. Кеман, тебе следует узнать, как подражать этому поведению, но не попадать в ловушки. А тебе, Шана, следует понять образ мыслей белки – тогда ты сможешь проникнуть в ее сознание.

На этот раз кивнули оба – и Шана, и Кеман. Ага, так, значит, чтобы прочитать мысли белки, нужно понять, как та думает. Раньше Шана этого не знала.

– Ну что ж, урок языка и урок земляной белки прошли, – сказала Алара, покровительственно улыбнувшись детям. – Хотите ли вы задать мне какие-нибудь вопросы, пока я не отправилась гадать на грозу?

Шана запоздало припомнила, что ей полагалось прочитать эльфийскую детскую книжку.

– А почему здесь нет ни одной человеческой книги? – поинтересовалась девочка. – Людей ведь не меньше, чем эльфов, – так почему же здесь нет их книг?

Во взгляде ее приемной мамы промелькнула какая-то непонятная тень.

– Говорят, эльфийские лорды не желают, чтобы их рабы учились читать и писать, – сказала Алара. Ее улыбка потускнела. – Им кажется, что, если их рабы могут обмениваться сведениями лишь устно, это уменьшает вероятность мятежа. Потому и не существует книг, написанных на человеческом языке, да и вообще поговаривают, что и сам этот язык умер. Большинство людей говорят на смеси человеческого и эльфийского языков, а многие – только по-эльфийски.

– А где книги Народа? – полюбопытствовал Кеман. – Я видел только вырезанные надписи. А настоящие книги у нас есть?

– Есть, – отозвалась Алара. – Их немного, и все они рукописные – писцы специально для этого меняли облик. Большая часть этих книг написана шаманами. Я научу вас писать на этом языке попозже, когда вы достаточно хорошо освоите эльфийский.

«Разговорный человеческий, эльфийско-человеческий, эльфийский и язык Народа». Шана вздохнула. Экую прорву всего придется учить! Но если она собирается выходить во внешний мир, как это делает приемная мама, ей и вправду нужно все это знать Кеман тоже все это учит, а он старше ее. Интересно, а как выглядят люди или эльфийские лорды? Может, они похожи па Народ, только помельче? Или у них расцветка другая?

Шана отвлеклась от своих размышлении и заметила, что Алара задумчиво наблюдает за ней. Девочка почувствовала укол вины. Интересно, а Алара знает, что она еще не выполнила задание по чтению? Шана кивнула, стараясь скрыть свою вину. «Наверное, лучше извиниться заранее, пока Алара не спросила…»

Но Алара не стала спрашивать, сделала ли Шана уроки. Вместо этого драконица сказала:

– На сегодня все. Завтра мы уделим больше внимания языкам. А пока что вам следует изучать маленькую землячую белку. Вечером, после ужина, расскажете мне, что вы узнали.

Шана выскользнула из беседки, радуясь полученной отсрочке.

* * *

Алара смотрела, как ее приемная дочь радостно удирает прочь, и чувствовала странную смесь гордости и вины. С каждым днем девочка становилась все красивее – гибкая, стройная, прекрасно сложенная, хрупкая, и вместе с тем крепкая. От постоянного пребывания на солнце кожа Шаны приобрела бронзовый оттенок, а яркие зеленые глаза девочки почти постоянно искрились весельем. От своего отца-эльфа Шана унаследовала хрупкий костяк и прекрасно вылепленное лицо с высокими скулами и решительным подбородком, а от матери – темно-каштановые волосы, сияющие на солнце подобно старой меди. Короткие туники из кусочков драконьей шкуры – обычный наряд девочки – сверкали на загорелом теле, и казалось, будто Шана носит металлический корсет, украшенный эмалью.

Алара не могла представить себе жизни без Шаны, и даже те драконы, которые в свое время больше всего возражали против присутствия младенца, неохотно признали, что девчонка и выглядит прилично, и польза от нее есть. Небольшой рост и умелые руки позволяли ей справляться со множеством дел, невыполнимых для драконов – естественно, пока те не меняли облик, – а добрая половина жителей Логова предпочитала не превращаться во что-то такое мелкое, как человеческий детеныш.

Этим и объяснялась гордость Алары.

Хотя некоторые до сих пор продолжали недолюбливать Шану, Аларе обычно удавалось убедить девочку поддерживать мирные отношения со всеми. Шана была упряма, но не глупа. Она отлично знала, что некоторые драконы по-прежнему считают, что ей здесь не место, – хотя и не понимала, чем это вызвано.

И это заставляло Алару испытывать чувство вины.

Алара знала, что ей следует поговорить с малышкой.., но не могла заставить себя начать этот разговор. Но если не сделать этого, Шана рано или поздно узнает обо всем сама. И что Алара скажет ей тогда?

Алара ничуть не сомневалась, что девочка не уступит умом любому дракону. Если бы Шана принадлежала к Народу, Алара без малейших колебаний начала бы обучать девочку на шамана. Но при нынешнем положении дел Аларе оставалось лишь учить свою питомицу вместе с Кеманом и присматриваться к склонностям Шаны. Несомненным было одно: девочка обладала воистину впечатляющими магическими способностями. Алара подумала, что когда та вырастет и войдет в полную силу, она не поставит и ломаного гроша на того, кто рискнет схлестнуться с Шаной один на один.

Иногда Аларе очень хотелось, чтобы она могла поменять местами Шану и Мире. Вот и сейчас, когда драконица выскользнула из беседки на жаркое солнце, слегка задевая чешуйчатым животом за каменные ступени, у нее снова промелькнула та же самая мысль. Дочь вызывала у драконицы такое раздражение, что Алара даже иногда не могла сообразить, что же ей делать с собственным ребенком. Мире была ленивой и эгоистичной и не интересовалась ничем, кроме собственной выгоды. Она постоянно лгала и очень удивлялась, когда мать ловила ее на вранье. И хуже того – она была глупа. Она действовала, не давая себе труда подумать. Мире следовало родиться человеком – из нее вышла бы идеальная наложница. А Шана должна была родиться драконицей.

Тут мысли Алары снова вернулись к изначальной причине беспокойства, и драконице показалось, что тени гор легли не только на ее тело, но и на мысли. Как ей сказать Шане, что она – не драконица?

Алара приостановилась у подножия горы и проверила, не вывалился ли гадательный кристалл из сумочки, подвешенной на шею. Потом Алара поплотнее прижала крылья к телу и принялась карабкаться вверх, цепляясь когтями за крохотные трещинки.

В прошлом она уже неоднократно проделывала этот путь. Некоторые из шаманов предпочитали прорицать, не выходя из своего логова, в тишине и окружении бесчисленных кристаллов. Но Алара считала, что читать потоки воздуха гораздо легче, когда ты забираешься в небо – как можно выше, – когда ветер обдувает твое тело, а солнце согревает тебя и наполняет силой.

Алара двигалась по скалистому склону с той же легкостью, с которой ящерицы Кемана носились по стенам. А почему бы, собственно, и нет? Она действительно многому научилась, наблюдая за ящерицами. Как и ящерицы, драконица могла подниматься по почти вертикальной поверхности, до тех пор, пока там находились трещины, куда можно было вогнать коготь.

Сегодня она предпочла вскарабкаться на вершину, а не взлететь, потому что такой подъем предоставлял больше возможностей для размышлений.

У нее было довольно времени, чтобы сказать Шане, что она не принадлежит к Народу. Если подождать еще, Шане легче будет перенести эту мысль – развившееся умение медитировать поможет ей справиться со скверными новостями. Возможно, она даже сумеет отнестись к этому по-философски. В конце концов, Шана – не дитя крови Алары, но дитя ее сердца. И Алара достаточно часто говорила девочке об этом.

Но она могла бы стать таким хорошим шаманом…

Ничуть не хуже Кемана. А он обязательно станет шаманом, даже если из его сестры не выйдет ничего. Алара ненадолго отвлеклась от размышлений и посмотрела, долго ли ей еще карабкаться. Она уже поднялась до середины склона, а здесь приходилось двигаться помедленнее, выискивая зацепки на гладком камне. Как странно это вышло: ребенок, ради которого Алара проходила медитацию, не получил ни малейших задатков шамана; ребенок, которого она родила в юности, оказался одаренным, но умеренно; а ребенок, который вообще не принадлежал к Народу, вполне годился бы в ученики самому Отцу-Дракону, если бы только в его жилах текла драконья кровь. Алара вздохнула. Ну что ж, говорят, что лишних знаний не бывает. Шана – не драконица, но это еще не повод, чтобы она росла, словно дикое животное, одна из зверушек Кемана – хотя многие драконы предпочли бы, чтобы дела обстояли именно таким образом. Но это было бы преступлением – позволить, чтобы столь мощный разум, как у Шаны, пропадал впустую.

На некоторое время Алара выбросила из головы все посторонние мысли, вцепилась когтями в последний выступ и втащила свое тело на небольшую каменную площадку, венчавшую горный пик. Драконица подставила крылья солнцу, благодаря его за тепло и силу. Ветер тут же впился в ее тело своими холодными клыками, и защиты от пего не было.

Далеко внизу лежало ее Логово. Самые большие его постройки с этой высоты казались не крупнее игрушек Шаны. А здесь Алару окружали одни лишь скалы. Их золотисто-коричневые вершины вздымались в синее небо. Когда тени облаков пробегали по их гребням и пикам, казалось, что скалы движутся.

Алара любила здешнее одиночество и ощущение полнейшей свободы. Здесь так легко было забыть о себе, о своих проблемах и неприятностях и впустить в себя весь огромный мир.

Алара решила, что разговор с Шаной может подождать. Она извлекла кристалл из сумочки и подыскала для него место, где камень мог бы наилучшим образом отражать и преломлять солнечный свет. Еще несколько дней или даже месяцев особого значения не имеют. Лучше уж она подождет, пока Шана подрастет и сможет все понять.

У Шаны промелькнула было мимолетная мысль о книжке, поджидающей ее в логове, – но солнце было таким ярким, а ветер – таким свежим…

Она прочитает книжку попозже, когда станет слишком жарко для игр, пообещала себе Шана, чтобы заглушить ощущение вины, и припустилась вслед за Кеманом. Кеман тем временем уже несся по ущелью в сторону тропы, ведущей прочь из Логова.

Кеман поджидал Шану у входа на тропу, которая на самом деле была пересохшим руслом, – они не раз играли там в прятки. Шана налетела на валун и рассадила себе колено, но не обратила на это досадное происшествие особого внимания, так она спешила нагнать названого брата.

Но сегодня Кеман не был расположен к играм.

– Я хочу показать тебе кое-что, – сказал Кеман, подергивая хвостом, – обычно это с ним происходило, когда дракон был расстроен или чем-то возбужден. Кеман оглянулся и посмотрел на Шану через плечо. Его огромные сине-зеленые глаза были беспокойно прищурены. – Помнишь, мама вчера забирала меня с собой? Так вот, она показала мне, как менять облик. По-настоящему менять, а не просто превращать лапу в руку или что-нибудь вроде этого. Как изменять свою величину и облик.

– Давно пора! – радостно и возбужденно откликнулась Шана. – Все твои ровесники этому учатся, а ты чем хуже? Ровилерн – тот вообще сущий кошмар. Он тут выделывался, пока тебя не было, и все на свете перепутал – превратился в какую-то помесь трирога с собакой-ищейкой, а обратно – ни в какую! До чего же по-дурацки он выглядел! Будет знать, как воображать. Я так хохотала, что у меня бока заболели.

– А он что, не знал, что ты за ним наблюдаешь? – спросил Кеман. Глаза подростка потемнели, а в голосе промелькнуло нехорошее предчувствие. – Он не любит меня, а тебя ненавидит. Если Рови узнает, что ты видела, в какую лужу он сел, он просто взбесится. Особенно если узнает, что ты над ним смеялась.

– Он меня не видел! – поспешно заверила Шана, убирая волосы с лица. – Я пряталась в скалах. Я просто присматривала за ним и за Мире, пока тебя не было, – на тот случай, если они решат подстроить тебе какую-нибудь пакость.

– Ну, ладно, – вздохнул Кеман. – Так или иначе, но Мире ты превосходишь во всех отношениях. Просто я подумал, что теперь, когда я знаю, как правильно менять облик, может, я смогу показать это тебе, и ты превратишься обратно в дракона. Тогда Мире больше не сможет загонять тебя в угол. В общем, это достаточно просто, – он кивком указал на небольшой тенистый тупичок и снова повернулся к Шане. Взгляд Кемана был преисполнен надежды.

– Что, правда? – Шана остановилась как вкопанная, почувствовав, как взволнованно забилось ее сердце. – Ты вправду считаешь, что сможешь научить меня? О, Огонь и Дождь! Если я смогу менять облик, мне больше не придется прятаться от остальных! Ах, Кеман!

И она обняла Кемана за шею, не в силах вымолвить хоть слово из-за охватившего ее волнения.

– Ручаюсь – я смогу еще и научить тебя плеваться огнем, – радостно и довольно заявил Кеман. Его уши и гребень встали торчком и слегка подрагивали. – Тогда ты сможешь как следует плюнуть в Мире – она давно заслужила.

– Еще как смогу! – Шана выпустила названого брата из объятий и подыскала камень, на который можно было присесть. – Ну, ладно, – сказала она. – Я готова. Давай, показывай!

– Ну, первое – это обычная смена облика. Нужно найти то место внутри себя, которое нам показывала мама, – ну, то, откуда исходит вся энергия, – дракон на мгновение зажмурился, стараясь сосредоточиться. – Потом, когда ты добралась до него, ты представляешь себе, во что тебе хочется превратиться, потом как следует сжимаешь это место, потом резко отпускаешь – вот так…

Шане показалось, что Кеман пошел рябью, потом превратился в смутное, расплывчатое пятно, как будто она смотрела на него из-под воды. От этого зрелища ее слегка затошнило, и девочка на мгновение прикрыла глаза.

Когда она снова открыла их, вместо Кемана перед ней сидел пес, только вместо серой шкуры он был покрыт сине-зеленой чешуей. Потом по телу пса снова пробежала рябь – как будто воздух задрожал от жары, – и пес стал серым, как и полагалось.

Шана подхватилась с камня и с восторгом захлопала в ладоши.

«Я не могу нормально разговаривать в этом облике, – мысленно пожаловался Кеман. – Наверное, придется нам с тобой разговаривать мысленно, пока я остаюсь в таком виде. Знаешь, менять облик – это на самом деле жутко утомительно. Все равно как бегать наперегонки: ты же после этого не сможешь сразу вскочить и побежать дальше».

– Все нормально, – быстро отозвалась Шана. – Я вполне могу разговаривать с тобой мысленно. Так что там я должна сделать сначала? Найти энергетический центр?

«Именно. Мама показывала нам, как это делается, когда мы учились смене мыслей. Помнишь?»

– Вроде бы помню, – сказала Шана. – Значит, я нахожу это место, думаю, в какое животное мне хочется превратиться, сжимаю…

– Что ты сжимаешь?

Шана и Кеман аж подскочили от неожиданности. Кеман снова сделался расплывчатым, и к тому моменту, как его младшая сестра, Миренатели, обогнула валун, укрывавший Кемана и Шану от посторонних взглядов, молодой дракон уже приобрел привычный облик. Желто-зеленую расцветку Мире трудно было с чем-либо спутать – во всем Логове не было больше ни одного дракончика такой масти.

– Что ты сжимаешь? – нетерпеливо и подозрительно переспросила Мире, неприятно сощурив желто-зеленые глаза.

– Ничего, – быстро отозвался Кеман, прежде чем Шана успела придумать, что можно было бы сказать маленькой драконице. – Ничего, Мире. Мы просто играем Шана поморщилась. «Огонь и Дождь, ну Кеман и сказанул – хуже не придумаешь Теперь Мире точно убедится, что мы что-то от нее скрываем»

– Если ничего, то как вы можете этим играть? – возмутилась Мире. – Я тоже хочу играть! Мама сказала, чтобы ты играл со мной! Мама сказала, чтобы ты всегда брал меня с собой!

Шана была глубоко уверена, что ее приемная мама ничего такого не говорила, но Кеман приобрел виноватый вид. Шана решила отвлечь внимание Мире на себя, пока Кеман не ляпнул еще какой-нибудь глупости, – тогда они не отвяжутся от Мире до самого вечера.

– Это.., специальное упражнение, которое мама нам показала, – вдохновенно принялась сочинять Шана. «Если есть на свете вещь, которую Мире ненавидит, так это упражнения!» – Надо сложить руки вместе – вот так, – и сжимать…

Девочка сложила ладони на уровне груди и насколько раз надавила изо всех сил, дабы продемонстрировать Мире предполагаемое упражнение.

– Эта нужно, чтобы руки стали сильными, – зачастил Кеман, ухватившись за подсказку Шаны. А Шана почувствовала прилив благодарности к приемной маме, которая и вправду придумала такое упражнение и научила ему Шану. – Таким образом ты не повредишь ничего при упражнениях, поскольку работаешь сама с собой – понимаешь?

Мире посмотрела, как Шана и Кеман старательно выполняют упражнение, и подозрительно наморщила нос.

– Я-то думала, вы и вправду играете… – недовольно протянула она. – А это ни капельки не интересно. Я думаю, вы оба меня дурачите!

– Ну, это тоже что-то вроде игры, – сказала Шана. – Игра, но не совсем. Понимаешь? Да и вообще, зачем нам тебя дурачить?

«Куда ж дальше-то дурачить, дурнее тебя просто никого не бывает!» – досадливо подумала девочка.

Мире покачала головой и опустила спинной гребень.

– Нет, не понимаю, и мне кажется, что это глупость. Зачем вам нужно, чтобы у вас были сильные руки?

«Чтобы врезать тебе как следует, когда ты меня изводишь», – подумала Шана, но благоразумно оставила эту мысль при себе.