Текст книги "Лондонский мост"

Андрэ Нортон
Лондонский мост

– Еще один могильник. – Шим уселся, чтобы обыскать его. Что до меня, то я не особо люблю раскапывать могильники.

Нет нужды. Везде полно берлог и лавчонок, в которых можно приискать заточку или какую-нибудь одежду, если охота. Конечно, я подобрал станнер, который выпал из руки мертвого Лохматого. Но это разница: я его с него не снял. И хороший самопал – из него я уделал больше десятка трубокрыс, прежде чем он у меня взорвался. Но сейчас я не хотел тратить время на могильник, о чем и сказал, громко и ясно.

Шим велел мне поостынуть. Он вернулся с маленькой трубкой в руке. Мне хватило одного взгляда на нее, чтобы, врезав как следует, заломить ему руку направо. Трубка, прямо как луч, пролетела через протоптанную тропинку и вспыхнула.

– Ну и с чего это ты вдруг так завелся? – поинтересовался Шим. Не то чтобы он хотел свести со мной счеты. Теперь он знает, что не может меня взять, и даже не пытается. – Я мог бы махнуть это Апам и надеть по красной короне на десяток из них.

– Махнуть – на что? Эти пустоголовые не дают нам ничего из того, что нам нужно, и нашего не берут.

– Верняк, верняк. Но просто забавно было бы показать им такую добычу и посмотреть, как они все поджарятся.

– Сделай это больше одного раза, и получишь заточкой без всякой пользы. Кроме того, мы здесь не для поживы.

Город большой. Не знаю никого, кто хоть раз обошел бы его целиком. Если попытаешься, только ноги стопчешь, потому что все тропинки обрываются. И некоторые из них – смертельные ловушки – с Апами, у которых между грязными ушами вместо мозгов труха, или трубокрысами. Эти становятся все крупнее и все лысее каждый раз, как мы устраиваем на них облаву, фонари по большей части выгорели, и мы пользуемся факелами. Но света от них немного, да и прогорают они чертовски быстро. Поэтому мы не ходим далеко обычными тропами. Кроме этого случая со Считалкой, которого мы с Шимом и выслеживали. Мне не шибко нравилось глядеть вперед. Большую часть фонарей мы прошли, а между теми, что остались, лежали густые тени. Кто-нибудь мог скрываться в дверях или за окнами и прыгнуть на нас.

Мы, конечно, иммунны, иначе бы и вовсе высунуться не могли. Когда прошла последняя волна чумы, она унесла большинство горожан. И все старичье. Мне, верно, было лет девять-десять… не знаю. Про время забываешь, если тикалки могут назвать тебе час, но не день или год. У меня сейчас на правой руке хорошие тикалки, но они, конечно, не скажут, какой теперь день или сколько прошло лет. Я здорово вырос, и, порой, когда натыкаюсь на что-то трудное, иду в библу и включаю какую-нибудь училку. В телезаписях, в основном, большого смысла нет, но я нашел пару в разделе «простейшие» (что бы то ни значило), которыми можно пользоваться. У нас есть Фэнна – она прямо в раж входит, когда из записей можно научиться, как помочь, если кого-нибудь ранят. Из-за этого Шим и пошел со мной сегодня. Но, как я уже сказал, теперь содержимое пленок для нас по большей части бесполезно.

Нас здесь двадцать – или было двадцать до того, как появился Считалка. Некоторые уже не помнят, как было до чумы. Были слишком молоды тогда. И никто из нас не помнит, как было до Грязной Смерти. Некоторые из нас расселились парами по берлогам – Лэйси и Hope, Бет и Тим. Но я еще не решил поселиться в берлоге с кем-нибудь из девок. Слишком многое надо посмотреть, слишком много сделать, а когда парень так чувствует, он должен быть свободен. И, конечно, я должен приглядывать за Марси. Это моя сестра. Она была совсем младенцем во время чумы, да и сейчас еще достаточно мала, с ней надо нянчиться. Она верит в Считалку. Как будто он – что-то из записей. То есть я хочу сказать – будто он уводит хороших детей Наружу.

Может, мир Снаружи когда-то и был. О нем много говорится на лентах. А с чего бы кто-то стал тратить кучу времени, чтобы сплести столько вранья, да еще и записывать его? Но выйти Наружу – отродясь такого не слыхал.

Марси – она вроде меня, разгребает записи. Я могу брать ее с собой, и она будет сидеть тихо, а не носиться кругом и мешать, как большинство малышей, когда им не интересно. Нет, она будет сидеть тихо с училкой. Я нашел некоторые ленты, что изображают истории – они показывают мир Снаружи, животных, которые двигаются сами по себе и издают звуки, прежде чем их схватишь. У Марси есть меховой кот, которого я нашел, и она всюду его с собой таскает. Хочет, чтобы он стал живой, и думает, что может найти способ, как это сделать. Извела Фэнну вопросами про это. Малыши, если вобьют себе что-то в голову, то тебе плешь проедят своими вопросами – почему, почему, почему…

Но это было до Считалки. О нем мы услышали позже. Наша территория тянется между двумя тропами до Балора, а там граничит с землей орды Барта. Они – вроде нас, не Алы. Один раз мы имели с ними песнь-перебранку. Мы вместе устраиваем облавы на трубокрыс и подобных тварей. Но бок о бок – не живем.

Ну вот, как-то раз Барт прислал гонца – он был по-настоящему занят поисками. И рассказал эту жуткую историю, как пару их малышей увел Считалка. Похоже, что-то видела одна из девок. Ей следовало крепко прочистить мозги за то, что она не догадалась, что дело плохо. Она первой услышала его пение и подумала, что кто-то крутит ленту, только звучит она неправильно. Сказала, что малыши болтались по улице – их было видно через окно. Вдруг они разом встали, побросали все, что делали, и побежали. И больше она о них не думала, потому что орда Барта, как мы, не допускает Алов на свою территорию. Он держит разведчиков, которые заботятся об этом.

Но когда пришло время еды, этих двух не досчитались. Тогда девка начала орать, что она видела и слышала. Поэтому они разослали гонцов с оружием, хотя Барт не понимал, как Алы могли прорваться.

Этих малышей они так и не нашли, а на следующий день пропали еще двое. Барт собрал их всех и велел держать в укрытии. Но еще трое исчезло – и с ними девка, которую он поставил со станнером на стражу. Поэтому теперь он желал знать, что происходит и не имеем ли мы чего-нибудь сказать.

К тому времени, как мы встретились, он уже лез на стену и был мрачнее тени. Сказал, что пропала еще пара девок. Но двое его парней видели Считалку. То, что нам рассказал Барт, звучало так, будто Алы обнаглели. Но хотя Алы все время выделывают подобные штуки, этот был – по другим пирогам. Вроде бы на нем был блестящий костюм – весь переливался, – а он танцевал, распевая и размахивая руками. Парни Барта обстреляли его из пыхалок, но лучи, они клялись, просто отскакивали от него, а сам он и не шелохнулся.

Мы быстро собрали облаву и прочесали частым гребнем все берлоги, какие могли, сверху донизу. Там никого не было. Только, когда мы вернулись, пропало еще двое малышей. Поэтому орда Барта собрала пожитки и откочевала по нашу сторону тропы, расположившись кварталом ниже от нашего места. Но сам он просто взбесился, и теперь почти все время проводил в охоте на своей прежней территории. Он стал, прямо как Ал с полной коробки таблеток, и мог думать только об одном – как поймать Считалку.

Однако теперь я понимал, что он чувствовал. Я хочу сказать, когда исчезла Марси. Мы предупредили всех наших малышей и девок сразу после дел у Барта, и они не ходили в поиск

– или только вместе с парнями. Но Марси пошла нынче утром в библу, а с ней Кэт и Дон. Дон вернулся один и сказал, что они услышали какое-то забавное пение, и девочки убежали, и он не смог их потом найти.

Мы собрали малышей и девок и поставили стражу, как при набегах Алов. Джек и Тим пошли одной тропой, Шим и я – другой. Библа была пуста. Мы обыскали ее первым делом. И кто бы там ни прятался, он бы не смог улизнуть от нас. Слишком многие проходы там просматриваются. Поэтому мы свернули на другую дорогу, которая увела нас вглубь территории. Только я знал, что мы идем правильным путем, потому что успел найти одну вещь и заткнуть ее за пояс. Кота Марси.

А если она бросила его!

Я положил руку на заточку. Может, Считалку и нельзя прикончить из пыхалки, но дайте мне подобраться к нему поближе, и я уделаю его заточкой или голыми руками!

В глубине есть такие места, где парень должен поглядывать в оба глаза. Там всегда так тихо, и приходится идти вдоль могильников, оставшихся от прежних дней – по большей части там просто кости и все такое, но все равно это могильники. И все эти окна… Прямо затылком чувствуешь, как кто-то наблюдает за тобой и пропадает, стоит лишь обернуться. И сто миллионов мест, где мог спрятаться полоумный Ал, так что его ни за что не найдешь. Но я не собирался задерживаться, покуда мог идти, зная, что он забрал Марси.

Шим помечал, где мы прошли. Это необходимо – иначе заблудишься, даже держась известных троп. Но мы подходили к местам, которых я никогда прежде не видел – большие дома с гладкими стенами без окон, зато была пара широких дверей – и одна из них открыта.

– Слушай!

Шим схватил меня за руку. Не было нужды – я тоже слышал.

Лондонский разрушен мост,

Он разбит, он разбит.

О, подруга.

Как его отстроить вновь?

Строить вновь, строить вновь?

О, подруга.

Строй из злата-серебра, серебра, серебра,

О, подруга.

Я повернулся, указав заточкой:

– Туда.

Шим кивнул, и мы вошли в открытую дверь.

Злато-серебро скрадут,

Украдут, украдут,

О, подруга.

Странно, звук совсем не стал громче, но и не отдалился, оставаясь прежним. Мы были в большом широком зале с множеством отверстий с каждой стороны. В них горели огни, но так тускло, что идти приходилось наугад.

Из железа, стали строй,

Стали строй, стали строй,

О, подруга.

Похоже, он все еще впереди.

Сталь-железо ржа поест,

Ржа поест, ржа поест,

О, подруга.

Строй из бревен и досок,

Из бревен, из досок,

О, подруга.

Внезапно песня зазвучала громко и ясно. Мы вышли на балкон

...

конец ознакомительного фрагмента