Текст книги "Палач. Да прольется кровь"

Сразу после казни Ардуин уехал из Мортаня, и тогда призрак Мари де Сальвен начал являться ему в мыслях и сновидениях. Это было одновременно прекрасно, ужасно и несказанно восхитительно. Некоторое время спустя палач случайно встретил в таверне Жака де Фоссея, который, выпив лишнего, хвастался насилием, совершенным над Марией, и утверждал что, несмотря на все ее попытки сопротивляться, она получила удовольствие от того, что он взял ее грубо, как последнюю шлюху.

Услышав это, мэтр Высокое Правосудие ощутил сильнейшую ярость. Его обманули, использовали с неблаговидной целью. Его долг возвращать заблудших детей Божьих к их создателю, но лишь Отец Небесный вправе решать, кого и когда ему призвать к себе. В обмен на жизнь Жака де Фоссея и публично восстановленную честь Мари де Сальвен, которая была похоронена в освященной земле, Ардуин согласился помочь в двух расследованиях Арно де Тизану, который оказался в затруднительном положении, буквально разрываясь между чувством справедливости и почтением перед власть имущими. Одно из расследований касалось некой Эванжелины Какет, слабоумной служанки, которую заживо похоронили, признав виновной в убийстве своей хозяйки. Также требовалось найти того, кто жестоко убивал уличных детей в Ножан-ле-Ротру. В качестве вознаграждения за помощь Ардуин попросил предоставить ему сведения о некоторых судебных процессах. Мессир де Тизан пытался было воспротивиться, но после личного разговора с Ардуином понял, что возражать бесполезно. Тот был достаточно богат, чтобы ни от кого не зависеть, и в конце концов помощник бальи с неохотой уступил его требованиям.

Чтобы угодить своему сюзерену Карлу де Валуа, Аделин д’Эстревер вовлек Арно де Тизана в это чудовищное дело с убийством детей, заставив его поверить, будто тот преследует чудовищного злодея. В то же время старший бальи шпаги не только знал, кто совершает эти бесчеловечные убийства, но и платил за то, чтобы они совершались. Целью этой хитроумной комбинации было уничтожить бальи Ножан-ле-Ротру и его господина Жана II Бретонского, одной из вотчин которого и был Ножан. Но после внезапной смерти герцога Бретонского эта омерзительная махинация потерпела неудачу.

Чего не сделал бы Карл де Валуа, который без счета тратил свои и чужие деньги, запуская руки в государственную сокровищницу, чтобы заполучить Ножан – громадную и такую богатую территорию посреди земель графства Перш! Между тем – и если верить тому, что дал понять Арно де Тизану Гийом де Ногарэ, королевский советник, к мнению которого Филипп Красивый прислушивался, – Валуа ничего не было известно о неблаговидных действиях старшего бальи шпаги. Так или иначе, Арно де Тизан начал снабжать Ардуина сведениями, которые были ему нужны. Вскоре для него перестало быть тайной, с какой целью совершаются эти бесчеловечные убийства уличных детей. Венель-младший не сомневался, что Аделин д’Эстревер собирается обвинить Арно де Тизана в преступном попустительстве, а тот в результате мог лишиться не только всего состояния, но и головы на эшафоте. Впрочем, Ардуин не признался бы Арно де Тизану в том, что правосудие в его лице настигло старшего бальи шпаги. Есть счеты, которые улаживаются только между двумя людьми, и лишь Бог является здесь единственным судьей.

* * *

Никакого отдохновения не принесла Ардуину эта ночь, проведенная в прекрасном спокойном доме, унаследованном когда-то от старого галантерейщика. Венель-младший надеялся, что, вернувшись в свое элегантное логово, он сможет привести мысли в порядок и принять наконец решение. Вместо этого он чувствовал постоянное нервное возбуждение и не понимал, как ему лучше поступить: остаться здесь или вернуться в Ножан-ле-Ротру.

Умывшись перед туалетным столиком в спальне, мэтр де Мортань спустился в кухню, чувствуя непонятную смутную тревогу. Бернадина была занята приготовлением кровяной колбасы. Клотильда вопреки обыкновению была здесь и с хмурым видом помогала ей.

Увидев Ардуина, служанка-наперсница подняла голову и улыбнулась. Клотильда едва удостоила его взглядом.

– Надеюсь, вы хорошо провели ночь, – воскликнула Бернадина, вытирая руки о передник. – Присаживайтесь, хозяин, сейчас я подам на стол.

Ардуин послушался, в который раз задав себе вопрос: и чего ради он подобрал Клотильду – несговорчивую упрямую нищенку, сидевшую у главного входа церкви в Мортане? Почему он вдруг ощутил желание заговорить с ней и, к большому неудовольствию Бернадины, дать ей место в своем доме? Впрочем, юная девушка потрясла его. Сухим безразличным тоном она рассказала о кончине своей матери, переходившей из одной постели в другую и чаще бывающей пьяной, чем трезвой. Если верить словам Клотильды, не имея ни единого су, чтобы позвать священника, она сама похоронила ее ночью. И, что особенно растрогало Ардуина, девушка намочила в святой воде кусок полотенца, которое обернула вокруг шеи своей умершей матери. «Это для того, – сказала Клотильда, – чтобы Бог смог ее узнать, хоть она и похоронена не в освященной земле».

Мэтр Высокое Правосудие немного сожалел о своем внезапном приступе великодушия, так как Бернадина ругалась, повторяя, что эта помойная девица «запросто голову с задницей перепутает». Ардуин так и не понял, слабоумна она или же окружающий мир ее просто не интересует. Единственное исключение составлял пес Эней, к которому она относилась с самой искренней и взаимной нежностью. Однако голос интуиции подсказывал Ардуину, что этот добрый поступок совершен под влиянием каких-то высших сил и не является просто случайностью.

Бросив взгляд на три тетради, где содержались записи с процесса Эванжелины Какет, Клотильда несколько раз повторила: «Это важно. То, что там внутри, тебе очень важно». Однако, когда Ардуин принялся ее расспрашивать, девушка не выказала никакого интереса к той другой дурочке, убившей топориком свою жестокую хозяйку, с удовольствием лишавшую ее еды и щедрую лишь на всевозможные наказания.

Помахивая в воздухе руками, Клотильда с самым безразличным видом наблюдала, как хлопочет вокруг хозяина Бернадина, наливая ему стакан теплого сидра и отрезая сначала большой ломоть хлеба, а затем – кусок сала.

Раздраженно вздохнув, служанка едко заметила:

– Нечего сказать, хозяин, прямо сокровище отыскали. Вы только посмотрите на эту тупую телушку! Стоит и даже не пошевелится.

– Это не очень-то любезно с твоей стороны, – ответил Ардуин.

– Может, это и так, зато я права. Она даже свой хлеб не отрабатывает. Вы не смотрите, что она такая худенькая; жрет-то она за троих, уж можете мне поверить.

Но ругань Бернадины не вызвала никакого отклика у этой девушки, у которой худоба странным образом сочеталась с тяжеловесными повадками.

– Чем ворон считать, иди лучше колбасу вари! – нервно выкрикнула служанка. – Свинью ведь надо приготовить или в тот же день, как ее забили, или на следующий[26]26
  Свиней обычно забивали в холодные месяцы, с ноября по февраль, и все это в течение 48 часов надо было засолить, закоптить, сварить или съесть, пока мясо не испортилось.


[Закрыть]. И смотри, помешивай ее как следует!

Без единого слова Клотильда сделала, что ей сказано. Обмотав вокруг предплечья свиную кишку, наполненную свернувшейся кровью, сдобренной солью и пряностями, она, волоча ноги, направилась к котлу, висящему над очагом.

Не отвлекаясь от своего занятия, Бернадина произнесла уже более мирным тоном:

– Ну вот и хорошо! До январских холодов у нас будет достаточно кровяной колбасы.

– Что ты говоришь? – переспросил Ардуин, который был поглощен своими мыслями и не прислушивался к ее болтовне.

– Старому Пьеплу свинья бедро клыком распорола. Ох и злится же он, я думаю! Тяжеленный оказался боров…[27]27
  Напомним, что нынешние свиньи имеют очень мало общего со своими средневековыми предками, которые больше походили на диких кабанов, вооруженных настолько впечатляющих размеров клыками, что даже волки не решались на них нападать. Этим объясняется тот факт, что эти животные, подобно сторожевым собакам в деревнях, свободно ходили, где им вздумается.


[Закрыть] Такой защитит свиней с поросятами и от бродячих собак, и от волков.

Рассказав эту историю во всех подробностях, Бернадина вдруг замолчала и фыркнула:

– Я вам только надоедаю своими историями про свиней, так ведь?

– Нет, что ты, – улыбнулся Ардуин. – Твои истории мне нравятся даже больше твоей кровяной колбасы.

Недоверчиво покачав головой, служанка присоединилась к Клотильде, которая молча орудовала, низко склонившись над котлом.

– А вот я терпеть не могу кровавые кишки, – неожиданно произнесла девушка.

– А твоего мнения здесь вообще никто не спрашивал! – резко бросила Бернадина. – Может быть, тебе рагу из птичек[28]28
  Речь шла об изысканном блюде, которое приготовляли из мелких птичек вроде дроздов и перепелок, сваренных в бульоне с пряностями и небольшим количеством хлеба, чтобы соус стал чуть более густым.


[Закрыть] подать или кормить рыбным пирогом каждый день? Некоторым только палец дай, так они всю руку захапают! Эта девица умеет отблагодарить на славу, нечего сказать! – завершила она свою гневную речь.

Неожиданно Клотильда выпрямилась и со всей силы толкнула Бернадину, а затем выкрикнула, злобно размахивая руками:

– А я ничего и не просила! Вот у него только милостыни.

Яростным жестом указав подбородком на Ардуина, она прошипела:

– Вот он меня сюда привел! А я ни о чем не просила! Он мне даже не сказал, что делается! А я и не захотела бы жить в доме палача, мне тошно здесь! Да когда я выхожу на улицу, все шарахаются от меня, будто я провоняла дохлятиной!

С этими словами она плюнула на пол и широкими шагами вышла из кухни.

Вне себя от ярости и унижения, Бернадина вскочила с места и, подняв руку, ринулась вслед за этой нахалкой, чтобы отвесить ей пощечину. Но Ардуин спокойно, но требовательно произнес:

– Не надо! Останься.

Повисло молчание, особенно тягостное после этого неожиданного взрыва. Мэтр де Мортань невидящими глазами уставился на стоящий перед ним глиняный стакан. Вдруг необычный звук заставил его поднять голову. Мертвенно-бледная Бернадина плакала, горестно сжав губы.

Вскочив на ноги, Ардуин поспешил к ней, обнял и зашептал на ухо:

– Не надо, не надо, моя хорошая… Не плачь. Оставим печаль для тех случаев, которые действительно ее заслуживают.

И, легонько похлопав ее по спине, продолжил:

– Давай-ка, налей нам лучше по доброму стакану[29]29
  Здесь имеется в виду стеклянный стакан. Предметы из стекла были очень редкими и дорогими. Ими пользовались только очень богатые люди.


[Закрыть] вина. Давай выпьем за всю глупость этого мира. Хотя глупости в нем столько, что мы могли бы не переставая пить за нее хоть до завтрашнего дня!

И со смехом добавил:

– Но, черт побери[30]30
  В Средние века упоминание нечистой силы считалось недопустимым, поэтому в качестве ругательств пользовались похожим по звучанию сочетанием букв.


[Закрыть], какова нахалка!

Входная дверь вдруг резко хлопнула. Клотильда ушла, унося свое скудное имущество – смену одежды, подаренную мастером высоких деяний.

Покраснев от злости, Бернадина вдруг помчалась за ней:

– Ну уж нет! Постой-ка, дрянь никчемная! Выворачивай сумку сию минуту! Если ты хоть что-то украла, получишь у меня на орехи!

Ардуин уселся ее ждать. Он был уверен, что Клотильде и в голову не пришло что-нибудь стащить.

* * *

Что это – странный эпизод жизни под одной крышей со слабоумной или той, что только кажется ею? Перст судьбы или совпадение? Пожалуй, ему надо перестать всюду выискивать ее знаки. Но, несмотря на это благоразумное решение, мысль следовала дальше. А если… Если встреча с Клотильдой должна была подтолкнуть его к чему-то? Она его тогда сильно смутила своими словами о том, что в тетрадях с процесса об убийстве Мюриетт Лафуа Эванжелиной Какет содержится нечто очень важное для него. Немногим позже ему удалось выяснить, что приславший ему эти тетради Арно де Тизан много чего недоговаривал. Мэтр Высокое Правосудие провел в Ножан-ле-Ротру расследование многочисленных жестоких убийств уличных детей. А затем он снова встретил Мари де Сальвен или, по крайней мере, другую Мари. Является ли Клотильда инструментом судьбы, имеющим некую таинственную связь со всеми этим событиями, происшедшими в его жизни?

– Прекрати, наконец, эти бредни! – выругал Ардуин сам себя. – И перестань, наконец, думать об этой неуравновешенной юной особе.

Его размышления прервало возвращение Бернадины. Та с горящими глазами тяжелыми шагами вошла в кухню. Щеки ее пылали, пряди волос выбились из-под накрахмаленного батистового чепца.

– Надеюсь, ты ее не побила.

– Нет, хотя, честно говоря, у меня просто руки чесались это сделать. Ну, пусть она только попробует вернуться когда-нибудь! Она мне тут еще рот будет открывать!..

– Спокойно, Бернадина, спокойно! Она не стоит твоего гнева. И прошу тебя, налей же нам, наконец, по стаканчику вина. Выпьем за удачу и забудем о тех несчастных созданиях, которые портят себе здоровье злостью. Они не достойны даже того, чтобы мы на них сердились.

– Слишком уж вы добрый, хозяин. Вот ощиплют вас когда-нибудь, как рождественского гуся…

– Ну уж нет! – со смехом возразил Ардуин. – В отличие от гуся у меня есть прекрасная шпага и крепкие кулаки!

3

Окрестности Ножан-ле-Ротру, ноябрь 1305 года

Всю ночь баронесса-мать Беатрис де Вигонрен не смогла сомкнуть глаз. Она ходила из угла в угол своей комнаты, время от времени сама подбрасывая поленья в камин, чтобы не звать слугу. Ведь тогда он, чего доброго, решит, будто она нездорова, раз ее мучит бессонница. Затем Беатрис мысленно обратилась к Франсуа, своему нежному покойному супругу, умоляя поддержать ее в этой жизненной буре. Мужу, который называл ее «моя перепелка» или «моя храбрая девочка», когда она обвивалась вокруг него, вздыхая в ожидании ночных ласк, или когда капризничала, упрямо морща свой очаровательный носик.

Беатрис сознавала, что получила множество подарков судьбы. Она вышла замуж за того, к кому лежало сердце: неслыханная удача для женщины. Она с улыбкой вспоминала о том ужасе, с которым ожидала своей первой брачной ночи. Впрочем, старая кормилица много раз объясняла ей, чего супруг будет ждать от нее. Не особенно заманчивое описание, которое заставило ее страшиться этого момента, в то время как Франсуа за время помолвки сумел завоевать ее любовь. Она дрожала от страха, когда он принялся расшнуровывать ее ночную сорочку, богато отделанную кружевами. Тогда ей едва исполнилось шестнадцать. Беатрис лихорадочно перебирала в памяти неясные намеки матери, рассказы кормилицы и увиденные сцены совокупления собак. «Это твой главный супружеский долг, и ты должна покорно его исполнить, дочь моя. Впрочем, лишиться девственности – это немного болезненно, и у тебя, конечно, будет кровотечение. Но утешься, остальное будет не настолько неприятно. Просто думай о чем-нибудь другом».

Когда ночная сорочка упала к ее ногам, Беатрис почувствовала, как тошнота поднимается у нее к горлу. Франсуа, который лишил невинности множество девиц, тотчас же понял, что она сейчас чувствует. Фыркнув от смеха, он прошептал ей на ухо:

– Душенька моя, мы никуда не торопимся. Ночь еще только начинается. Давай будем наслаждаться, моя перепелочка. Я знаю множество разных вещей, которые непременно доставят тебе удовольствие.

Господи, как же они смеялись наутро, когда, совершенно обессиленная, Беатрис пересказала ему все, что ей говорили мать и кормилица…

Теперь же отсутствие Франсуа стало для нее источником жестоких страданий, таких сильных, что она даже задыхалась от них. Впрочем, баронесса достаточно хорошо знала жизнь, чтобы отдавать себе отчет: как жена и как мать, она была настолько счастлива, как очень немногие из ей подобных. Но, несмотря на это, теперь Беатрис была одинока, ужасно одинока, и единственным оружием и защитой для нее была тень супруга. Все еще раз взвесив, она окончательно уверилась, что Маот, ее невестка, отправила его на тот свет и мечтала о смерти самой Беатрис. Она очень хотела увидеть, как невестку, воющую от страха, поволокут на площадь и возведут на костер правосудия. Она предвкушала картину нечеловеческого ужаса, который появится на лице Маот, когда ее лизнут языки костра. Они станут для нее преддверием адского пламени.

Но один и тот же вопрос назойливо крутился у нее в голове, оставаясь ужасной загадкой: почему, в самом-то деле, почему Маот отравила своего свекра, мужа и едва не прикончила своего сына, маленького Гийома, которому всего пять лет? В чем причина? Деньги, титул, владения? Нет, все это не так важно. Франсуа-отец и так мог скончаться со дня на день, Франсуа-сын, супруг Маот, прямой наследник по мужской линии, унаследовал бы почти все, за исключением вдовьей доли его матери и суммы ежегодного дохода его сестры Агнес, супруги Эсташа де Маленье, который и сам был богат, что являлось в глазах Беатрис его единственным достоинством. Но, может быть, Маот нужны были и деньги, и свобода, которую давало бы ей положение вдовы с ребенком… Ведь именно поэтому многие дамы из дворянства и буржуазии избегают вторично вступать в брак. Сердце же самой баронессы-матери целиком и полностью принадлежало Франсуа с той самой первой брачной ночи.

Одна лишь мысль, что все эти годы она жила рядом с самой ядовитой из змей, вызывала у нее желание извергнуть наружу содержимое желудка. Ее ненависть к Маот невозможно было выразить никакими словами. Как бы ей хотелось собственноручно задушить эту дрянь! Самые ужасающие из пыток, какие только имеются в арсенале палача, казались ей слишком мягкими для такой гнусной злодейки.

– Франсуа, милый мой, дорогой Франсуа, эта гадюка, которую вы любили, которую почтили своими милостями и великодушием, тайком хладнокровно лишила вас жизни. Я ненавижу ее, как же я ее ненавижу! Пусть она будет проклята, пусть она вечно горит в аду!

С этими словами Беатрис подошла к кабинету[31]31
  Кабинет – бюро на четырех ножках, которое закрывалось двухстворчатой дверцей. Внутри было оборудовано множеством ящичков, среди которых, как правило, было несколько потайных.


[Закрыть] из розового дерева с опаловыми, бирюзовыми и аметистовыми инкрустациями и вынула из верхнего ящичка написанную на перламутре миниатюру с портретом ее мужа. Она принялась с безумной страстью целовать этот портрет, а затем, содрогаясь от рыданий, повалилась на мягкий ковер, устилавший пол в ее прихожей.

* * *

Мартина, войдя ранним утром в комнату своей хозяйки, огорченно заметила:

– О, мадам, у меня просто сердце кровью обливается, когда я на вас смотрю. Господи милостивый, как же это несправедливо к вам! Эта негодяйка, эта… мерзость, умереть ей без покаяния, и пусть она тысячу смертей переживет, прежде чем сдохнет.

Мартина действительно обожала баронессу-мать, которой служила с ее пятилетнего возраста. К тому же она знала, что в ее возрасте и с ее неловкими от старости руками она не сможет найти себе другое место. Прекрасно понимая, что ее помощь хозяйке с туалетом и прической не так хороша, как надо, она старалась развлекать баронессу, искусно смешивая советы, полные здравого смысла, забавные истории и немного тонкой лести. Баронесса благоволила ей, предоставляя жилье в дополнение к скромному жалованью. Кроме того, мадам Беатрис была благодарна и признательна ей. Мартина знала, что в завещании баронессы значится и ежегодная сумма для нее – скромная, но вполне достаточная. Будучи хитрой исключительно в силу необходимости и лишенной какой-либо злости, Мартина все же вела себя с неизменной живостью и резвостью, иногда задевая тех и других своим резковатым, но довольно забавным язычком, а иногда умело используя доверительный тон. Но тем не менее она очень разволновалась, увидев заплаканные глаза своей хозяйки.

– О, мадам, что я могу сделать, чтобы поднять вам настроение?

– Ничего, моя хорошая; невозможно вернуть назад то, что уже прошло. Мне показалось, что я в плену ужасного ночного кошмара, из которого неизвестно как выбраться. Но это уже прошло. Что говорят о маленьком Гийоме?

– Он настойчиво просил позвать маму. Мадам Агнес объяснила ему, что та очень утомилась, ухаживая за ним во время болезни, и теперь отдыхает у одной из своих подруг, где проведет довольно долгое время. Мадам Агнес проявляет к своему племяннику столько нежности и деликатности.

– А что Эсташ?

Зная, что баронесса-мать не особенно благоволит к своему зятю, Мартина постаралась, чтобы в ее ответе звучало плохо скрытое раздражение. Она надеялась, что это понравится ее хозяйке.

– Ну… Монсеньор Эсташ… остается монсеньором Эсташем!

В самом деле, на губах баронессы де Вигонрен появилась тонкая улыбка. Затем мадам Беатрис вспомнила о другом деле, требующем немедленного решения:

– Мартина, ты помнишь этого отъявленного плута – фермера Фирмена Гуарда? Того, который попытался меня надуть, без сомнения приняв за глупую гусыню, которую можно безнаказанно общипать?

– А как же! По его словам, град, который выпал в марте, побил вашу пшеницу, и поэтому он не может выплатить вам денег. Вы ловко тогда срезали этого негодяя! Этот еще хуже своего отца, который теперь удалился от дел… Подать вашу голубую котту[32]32
  Котта – нижнее платье.


[Закрыть], мадам? А какую верхнюю одежду[33]33
  Имеется в виду нечто вроде длинного пальто без рукавов, которое носили как в помещении, так и на улице.


[Закрыть]?

– Выбери сама, моя хорошая, мне сейчас совершенно не до этого.

Ласково взяв хозяйку за руку, Мартина повела ее к одному из стульев, стоящих вокруг столика в прихожей, посоветовав:

– Присядьте, милая мадам, я сейчас всем займусь.

Она подошла к камину и, скрыв гримасу боли, наклонилась и подложила в очаг два больших полена, заявив:

– Ох и отругаю я этих слуг! Дров меньше некуда. Им надо как следует растолковать, как относиться к своим обязанностям. Лентяи до мозга костей. Ворон считать, набивать себе брюхо или забавляться – это они великие мастера!

– Не надо их ругать, это я ночью замерзла до костей.

– Неужели вы переживали из-за этого мерзкого прохвоста Гуарда?

– Кстати, несмотря на постоянную ложь и увертки, он проговорился об одной важной вещи. Это были единственные слова правды, которые он произнес. У Эсташа есть некое пристанище в Ножан-ле-Ротру, так сказать, «чтобы заниматься делами»; оно находится в самом конце улицы Роны.

– Неужели он никогда об этом не упоминал? К примеру, в разговоре с мадам Агнес?

– Не думаю. Готова спорить, что моей дочери ничего об этом не известно. К тому же я не желаю с ней об этом говорить.

– Ооооооох!

Баронесса тут же уловила намек Мартины:

– Да, мы думаем об этом одно и то же, так как дела моего зятя совершаются в Париже, иногда в Ле-Мане или в Ренне.

– Неужели он содержит какую-то мерзавку? Или у него там случайные интрижки?

– Признаться, мне самой очень хотелось бы это знать. Ты только представь себе… Вдруг какая-то девка родит от него ребенка! Такой простоватый сеньор, как Эсташ, может оказаться лакомой добычей для искательницы покровителей… Ну уж нет! Его деньги перейдут по наследству или к его сыну, или к моей дочери. И ни к кому больше.

– Этим, пожалуй, объясняются и его частые посещения Ножана. Он находит удовольствие в том, чтобы проводить время в тавернах, щедро одаривая веселых девиц. Со всем моим почтением, мадам.

– Ты вовсе не оскорбила меня этими словами, так как я пришла к тем же самым выводам. Если б я не опасалась быть узнанной или столкнуться с ним нос к носу…

– О, ради бога, мадам! Нет-нет! Вам – и вдруг шпионить… никогда! Я сама отправлюсь туда: погляжу, что да как, поболтаю с разными людьми… Это же подумать только: наставить рога мадам Агнес!.. Жирный боров, который умеет поддержать беседу, не лучше вьючного мула. Это грубое животное просто не понимает, какое счастье ему выпало, – продолжала браниться Мартина, к полнейшему удовлетворению баронессы. Мадам Беатрис благодарно взяла ее за руку.

– Мартина, ты для меня так драгоценна… Что бы я делала без тебя?

– Вы для меня, конечно, еще более драгоценны, мадам. Что бы со мной без вас стало? Мне страшно даже думать о таком.

И она шепотом добавила, причем совершенно искренне:

– Мадам, я старуха, у которой нет ни единого су и нет другой семьи, кроме вас. О, я знаю, что скверно служу вам. Вы такая прекрасная, такая благородная дама… Другие бы меня давно уже прогнали – и не испытывали бы никаких угрызений совести, не подумав о том, что мне осталось только побираться на паперти. Вы не думайте, мне самой все это прекрасно известно.

– Ну что ты, моя хорошая… Кроме моей дочери, ты единственная, на кого я могу рассчитывать. И ты тоже не думай, будто я об этом не знаю. Распорядись, чтобы приготовили легкую повозку, Ножан находится в добром лье отсюда. Ты отправишься туда под предлогом, будто я послала тебя за покупками. Впрочем, чтобы не возбуждать чужого любопытства, купи там каких-нибудь безделушек, что сама выберешь. Возьми дюжину серебряных денье из коробки, там, на столе. Угости стаканчиком вина кого-нибудь в тавернах, которые посещает этот глупец Эсташ. Мне этот тупой хлыщ всегда был решительно невыносим! Ах, если бы у него не было столько денег… Бедная моя Агнес вынуждена терпеть рядом это ничтожество. Он даже в постели ни на что толком не способен!

– Я помогу вам одеться и поспешу в Ножан.

Неожиданно баронесса-мать забеспокоилась:

– А что, если Эсташ увидит тебя там, если вы с ним случайно столкнетесь?

– Месье Эсташ? – переспросила служанка, хитро улыбаясь. – Вы оказываете слишком много чести его уму, если думаете, что он на такое способен. Я для него не более чем мебель.

Баронессе-матери даже не пришло в голову посоветовать Мартине держать язык за зубами. Она была уверена, что та не проговорится даже под пыткой.