Текст книги "Субмарин"

Темнеет, и, когда всеобщее возбуждение немного спадает, мы начинаем праздновать всё, что случилось. На этот раз субмарины не устраивают Вместе-Вместе, а начинают своего рода певческий поединок: Длинная-Женщина поет за нас, а Поет-Красиво – за своих.

И его пение меня действительно впечатляет. Может быть, дело в том, что он влюблен, но из его тела льется такой полный, насыщенный и живой звук, что я не верю своим ушам. Певцы постоянно сменяются, подкалывают друг друга, и иногда мне кажется, что этих двоих слышно за тысячи километров – и что любой, кто их услышит, должен опуститься на колени, потрясенный.

На следующее утро из другого племени к нам переходит немолодой охотник. Его зовут Сильная-Рука, он существенно старше всех остальных охотников, но на вид он просто невероятно силен. Его прощание с соплеменниками выглядит гораздо более сдержанно, да и, когда он по очереди обнимает нас – так здесь, похоже, принято, – ощущается некоторая неловкость. Сдается мне, он тот еще брюзга.

Но он знает местность, куда мы движемся. Все остальные считают, что это хорошо.

– Пусть только попробует тут нам побрюзжать, – едва заметными жестами говорит Всегда-Смеется.

Наступает время последнего прощания. Все по очереди обнимаются друг с другом, а учитывая сколько нас, объятий получается огромное количество. Некоторым и того мало, они обнимаются во второй и в третий раз. Все желают друг другу попутных течений, богатой добычи и безопасных стоянок, после чего мы уплываем в одну сторону, а второе племя – в другую.

Но если их племя своими силами продвигается на север, то мы снова ныряем в поток, и он стремительно уносит нас дальше на юг.

9

Так проходят дни, недели, я уже потеряла счет времени. Я плыву вместе с племенем, ем водоросли и сырую рыбу, сплю в ложбинках на песчаном дне. Я вплетаю ракушки себе в волосы, учусь плести сети и узнаю, где искать устриц. Я провожу время с детьми, они показывают мне, как играть в ракушки и еще в одну игру, что-то вроде ладушек. Я мастерю бусы и пою вместе с остальными на Вместе-Вместе.

Но я начинаю чувствовать скуку.

Я в этом, конечно, никому не признаюсь. Я даже самой себе не готова в этом признаться. Но какой бы экзотической и странной ни была жизнь субмаринов – каждый день здесь похож на предыдущий!

Я хотела бы снова пройтись пешком. Поглазеть в витрины магазинов. Поговорить с кем-нибудь голосом, а не жестами. Послушать музыку, в которой звучат ударные. Видеть фасады домов, машины, пляжные зонтики. Почитать книгу.

Как бы я ни любила сырую рыбу, постепенно мне начинает хотеться чего-нибудь жареного, вареного или тушеного. Или просто кусок хлеба. Яблоко. Чего-нибудь с соусом и лапшой. Да, и газировку со вкусом манго! За стакан газировки я бы душу продала!

Мне нельзя даже думать об этом.

Поэтому я думаю о том, что, собственно, привело меня сюда, о той цели, к которой я так и не приблизилась ни на шаг. Я наконец призываю Плавает-Быстро к ответу. Я напоминаю ему о его обещании помочь мне найти отца. И что он сделал для этого? Ничего.

Я вываливаю на него всё это, и хорошо, что никто не попадается мне под руку, пока я жестикулирую, потому что, попадись кто, у него были бы синяки. Похоже, со стороны я кажусь совершенно разъяренной, по крайней мере, Плавает-Быстро смотрит на меня испуганно.

– Как ты можешь говорить, что я ничего не сделал? – защищается он. – Мы все что-то делали. Разве мы не пели и не танцевали практически каждый второй вечер?

Я смотрю на него, не веря своим глазам. Какое это вообще имеет отношение к моему отцу?

– Танцы и пение, – наставляет меня Плавает-Быстро, – создают гармонию со Вселенной. А когда гармония достигнута, все проблемы разрешаются сами собой.

У меня такое чувство, как будто мне с размаху дали в лоб. Этого же не может быть, правда? Не может быть, чтобы Плавает-Быстро имел в виду что-то в этом духе, когда говорил, что поможет мне?

– Но это же бред, – возражаю я.

– Нет, – отвечает он. – Так устроена жизнь.

Ну нет, так просто он от меня не отделается.

– В Сихэвэне тебя держали в клетке, – напоминаю я ему и от переполняющей меня ярости показываю название по буквам, забыв, что эти жесты он не понимает. Вспомнив об этом, я добавляю: – В городе над водой, откуда я родом. Тебя там держали в бассейне, в клетке и хотели тебя убить. Разве там тебе помогли бы песни и танцы?

Плавает-Быстро опускает голову.

– Ну, для танцев там было слишком тесно. Но я пел. И конечно же, это мне помогло – в конце концов пришла ты со своими друзьями и спасла меня!

Мы под водой, в мире, где всё невесомо, но у меня все равно падает челюсть.

– Тебе просто повезло, – возражаю я.

– О да, – соглашается он. – Мне очень повезло.

Он не понимает, что я имею в виду. Или не хочет понять.

– Я хочу сказать, что с пением это всё никак не было связано, – объясняю я.

Плавает-Быстро смотрит на меня как на непроходимую тупицу.

– Ну как же, – говорит он. – Я пел, и ты пришла. Если бы я не пел, ты бы не пришла.

Мда. Что можно противопоставить такой логике? Я в растерянности.

– Тебе нужно набраться терпения, – советует мне Плавает-Быстро и ласково хлопает по плечу. – Вот увидишь, стоит тебе отказаться от своего нетерпения, как всё начнется.

И я отказываюсь. Отказываюсь от попыток его переубедить. Мое нетерпение никуда не денется, оно будет только расти, и в один прекрасный миг я просто отправлюсь на поиски сама. Одна. В конце концов, я привыкла быть одна.

Спустя пару дней мы снова остаемся весь день на одном месте, потому что наши запасы иссякли. Охотники отправляются за добычей, а все остальные, и я в том числе, собирают водоросли. Здесь такие буйные поля водорослей, что стоит только руку протянуть – и корзина уже полна.

Но это меня не радует: а чем же мне тогда заниматься весь оставшийся день? Мне уже порядком надоело просто сидеть на месте.

Возвращаясь в лагерь, я замечаю, что некоторые коралловые рифы, мимо которых я проплываю, поднимаются до самой поверхности воды и даже выше. Это значит, что мы находимся вблизи какой-то лагуны или, может быть, рядом с островом, каких вдоль Большого Барьерного рифа огромное множество.

В голову мне приходит мысль.

Оказавшись в лагере, я сгружаю свою добычу рядом с Всегда-Смеется, которая сидит в окружении малышни, как толстый круглый Будда. Я хватаю свой рюкзак и, надевая его, объясняю ей, что собираюсь на небольшую прогулку. Может, не такую уж и небольшую.

– Но до вечера я обязательно вернусь, – обещаю я ей.

Она смотрит на меня большими глазами.

– На прогулку? Но куда?

Я вздыхаю и показываю наверх.

– На воздух, – отвечаю я.

Ее глаза распахиваются еще шире.

– Но почему? – Ее руки начинают дрожать. – Ты же не покидаешь нас, правда? Вот так вот вдруг!

– Ну что ты, нет, – уверяю ее я. Я была бы рада сказать ей, что отлучусь всего на пару часов, но это субмаринам ни о чем не говорит. Они знают только утро, день и вечер.

– Меня только днем не будет. Наверное.

В ее глазах все еще сомнение, почти обида. Я следую довольно нетипичному для меня порыву, отталкиваюсь от дна, проплываю над разлегшимися вокруг нее детьми и обнимаю ее. А потом, глядя ей прямо в глаза, объясняю:

– Я ни за что не уйду, не попрощавшись как следует. Это я тебе обещаю.

С ее лица тут же исчезает вся тревога, которая, надо сказать, выглядела совершенно неуместно. Она снова смеется.

– Ну хорошо, – говорит она. – Я скажу остальным.

– И вы будете меня ждать?

– И мы будем тебя ждать, – обещает она.

Я дотрагиваюсь до ее плеча, этот жест, как я заметила, субмарины часто используют, чтобы успокоить друг друга, поднимаюсь чуть выше и уплываю.

Как приятно, когда у тебя наконец-то снова есть цель. Даже если цель довольно бесполезная, это все равно цель, и я плыву к ней.

Я не создана, чтобы проводить свои дни, болтаясь без цели и смысла. Идея просто жить и радоваться жизни в долгосрочной перспективе меня не радует. Даже странно, если задуматься. Хотя я ведь всегда была такой. Часами валяться на солнце или сидеть в кафе и есть мороженое – всегда было не по мне.

Я плыву. И сейчас не важно, что по сравнению с субмаринами плаваю я медленно: мне нравится моя скорость. Ко мне присоединяется рыба-наполеон, дружелюбный гигант размером с велосипед. Он переливается всеми оттенками зеленого и с любопытством разглядывает меня своими маленькими глазками. Какое-то время мы мирно плывем бок о бок, потом он, видимо, вспоминает, что у него есть дела поважнее, и ускользает куда-то в сторону.

Я плыву дальше по направлению к острову – так мне кажется.

Подо мной покачиваются нежно-желтые щупальца анемонов, про которые даже самые маленькие дети субмаринов знают, что они ядовиты. Что-то делает здешнюю воду мутной. Наверное, это планктон, потому что меня окружают крошечные разноцветные рыбки, жадно его хватающие.

Но вот я наконец добираюсь до отвесной скальной стены и плыву вверх вдоль нее. Надо мной мерцает солнечный свет, играющий на поверхности воды. Я вдруг понимаю, что взволнована. Я провела под водой четыре недели, не поднималась на поверхность, дышала только водой, жила жизнью субмаринов – а смогу ли я вообще дышать воздухом? Я так мало знаю о своем даре. Вдруг его можно потерять, проведя под водой слишком много времени и отвыкнув жить на суше?

Ну, это мы сейчас узнаем.

Граница между океаном и атмосферой надвигается на меня как стена сияющего света. Я создала внутри себя кислород, такое количество, какого я давно не производила, и чувствую, с какой силой он выталкивает меня наверх. Скорость, с которой я взлетаю, почти пугает меня.

Мгновение паники. На секунду перед моим внутренним взором встает пробка, вылетающая из-под воды и танцующая на волнах. Пробка, которая больше не может погрузиться. И тут я сама пробиваю поверхность воды.

Я изо всех сил выдуваю воду из легких – и вдыхаю воздух. Облегчение. Это по-прежнему работает.

Голова всё же чуть-чуть кружится, и я рада, что до земли не далеко. Пара гребков, и я могу поставить ноги на твердый камень и вскарабкаться на скалистый берег. Сначала мне приходится сесть. После такого долгого пребывания в невесомости моря я отвыкла чувствовать свой вес. Я лезу дальше вверх, но ноги мои кажутся мне резиновыми.

Островок крошечный – одинокий клочок скалы посреди океана, на котором не растет ничего, кроме пары лишайников. Здесь можно было бы разместить пару домов, не больше, да и те с трудом. Но зачем?

Я карабкаюсь, пока мне не попадается нависающая скала, под которой я нахожу тень. Тень мне необходима, потому что моя кожа стала совсем белой. Подводный мир – всё же не совсем то место, где можно обзавестись красивым загаром.

Кстати, о моей коже. Меня уже довольно давно не покидает ощущение, что она изменилась, но я не обращала на это внимания, потому что под водой всё кажется не таким, как я привыкла. И вот теперь, при свете солнца – прямо скажем, совершенно безжалостном – я вижу, что ощущение меня не обмануло: моя кожа действительно стала другой. Толще, что ли. Как у тюленя. Как будто под ней образовался слой жира. А что? Очень может быть. Я вспоминаю, что поначалу иногда мерзла, но в последнее время перестала. Я ощупываю свою кожу. Она кажется прочной, как необходимая надежная защита от морской воды.

Изменение не настолько заметное, чтобы я не смогла спокойно находиться среди людей. В смысле, среди людей воздуха. Просто кожа теперь… другая. У меня под рукой нет зеркала, но, мне кажется, теперь я выгляжу немного более пухлой, чем обычно.

Удивительным образом это нисколько меня не беспокоит. Наоборот, кажется мне хорошим знаком. Значит, мое тело в состоянии эффективно и незаметно приспособиться к изменившейся среде. И почему-то я уверена, что получу назад свою привычную кожу и привычный внешний вид, как только снова надолго останусь на суше.

Чего я не планирую. По крайней мере, сейчас.

Я снимаю рюкзак и достаю планшет. Планшеты, которые нам выдают в школе, вроде бы должны быть устойчивыми к ударам и царапинам. А еще – водонепроницаемыми на глубине до 30 метров. Я на всякий случай обзавелась защитным чехлом, из которого свой планшет мне теперь приходится выковыривать. Хотя здорово, что он всё же есть. Я думаю о той свалке, к которой мы тогда ныряли. Глубина там была порядочная, но я вообще не помню, был у меня с собой рюкзак или нет.

Когда я включаю планшет, экран ненадолго загорается, но на нем появляется только красный символ зарядки – и тут же снова исчезает. Села батарея – как это может быть? Я же полностью зарядила планшет перед выходом и с тех пор не включала!

Ну да не важно. Я кладу гаджет чуть поодаль на солнцепеке, чтобы он зарядился, а сама заползаю обратно в прохладную тень и жду. Это даже хорошо, что у меня есть время перевести дух.

Оглядываюсь по сторонам. В первый миг вокруг было слишком светло, слишком ослепительно ярко, но постепенно глаза привыкают. И дышать воздухом теперь не так уж и непривычно. Это по-другому, но тоже прекрасно. Вода протекает сквозь меня. С каждым вдохом я качаю ее движениями грудной клетки через рот и нос внутрь тела и через жабры снова наружу. А воздух я вдыхаю и снова выдыхаю, жабры в этом никак не участвуют. И воздух меня не охлаждает, наоборот, он горячий и наполненный всевозможными запахами, совсем не такими, как те, что я ощущаю под водой.

На горизонте я вижу силуэт корабля, слишком далеко, чтобы меня могли с него заметить. Это грузовое судно, по крайней мере, так мне отсюда кажется. Я снова в мире людей воздуха, а люди воздуха постоянно работают.

А вот снова привыкнуть к силе тяжести, которая теперь постоянно давит на меня, мне пока не удается. Дело не в том, что я стала слабее, но для жизни на суше нужны другие мышцы, не те, что для жизни под водой.

Я выбираюсь из-под нависшей скалы и делаю пару шагов. Камни колют ноги, приходится следить, чтобы не споткнуться обо что-нибудь, но с каждым шагом становится все легче. Четыре недели в мире подводных людей не сделали меня неспособной жить на суше.

Иными словами, мое тело не дает мне ответа на вопрос, где мое место в жизни. Оно приспосабливается ко всему, куда бы я ни направилась. Мне вспоминается Полоска-на-Животе и то, как я восхищалась ее беззаботностью, но ее пример мне никак не поможет. Так уж вышло, что вопрос о моем месте в жизни меня волнует, и делать вид, что это не так, – не выход.

Мне придется найти ответ.

На солнце жарко. Я спасаюсь бегством обратно в тень. Там я прислоняюсь к прохладной скале и думаю, думаю, незаметно начинаю дремать и просыпаюсь от металлического звука «пинг!». Я подскакиваю, сначала не понимаю, где я и что происходит, но потом вижу лежащий на солнце планшет. Сигнал показывает, что батарея снова заряжена и что планшет нашел сеть.

10

Я включаю планшет, но солнце светит так ярко, что на экране ничего не видно. Поэтому я возвращаюсь в тень, там находиться гораздо приятнее, и проверяю настройки.

Ага, видимо, когда я упаковывала планшет, я забыла полностью его выключить. То есть всё это время он тщетно пытался найти сеть под водой.

Ничего удивительного, что батарея разрядилась.

Ну хорошо. Первым делом я смотрю, где я вообще нахожусь.

Ничего себе!

Скала, на которой я сижу, – это Нейрс Рок, то есть я в семистах пятидесяти километрах от Сихэвэна! Скальная вершина, возвышающаяся над горизонтом на севере, по всей видимости, находится на острове Холборн. Я сейчас точно не помню, к какой зоне принадлежат эти острова, но по всем признакам позади осталась не только Неотрадиционалистская зона, но и еще две другие.

Планшет здесь ловит хорошо, даже так далеко в море. Я звоню тете Милдред. Как же мне приятно снова увидеть ее! Она сначала всплескивает руками. В принципе, с самого начала было понятно, что выходить на связь я буду не часто, но она, конечно же, всё равно волновалась. Так уж она устроена.

– Прости, что я так долго не появлялась, – говорю я руками. – Раньше не получилось.

Она стоически кивает, старается не подать виду, что волнуется, и выглядеть как можно беззаботнее.

– Все хорошо? – спрашивает она. – Ты нашла отца?

Я качаю головой.

– У меня все отлично. Но вот поиски отца… это оказалось совсем не так просто, как я думала.

– Океан большой, – говорит она, и ей впервые удается улыбнуться так, чтобы это не выглядело натужно. – Если честно, я надеялась, что ты вернешься до начала нового учебного года.

Я спохватываюсь. Ах да, точно! В растерянности я открываю календарь, и там меня ждет следующее потрясение. Сегодня вторник 18 января. То есть школа начинается завтра! И, будем честны, пойти туда я никак не смогу. Вот ведь как глупо вышло! Жизнь под водой полностью отключила мое чувство времени. А школа… да я совершенно забыла про нее!

Может, это знак? Если я и дальше буду жить среди субмаринов, то, в принципе, не важно, выгонят меня из школы или нет.

– Миссис Ван Стин попросила, чтобы я передала тебе – если ты выйдешь на связь, – что она держит для тебя место в классе, – говорит тетя Милдред. – Тебе, конечно, придется наверстать всё, что ты пропустишь, но, если твои поиски потребуют больше времени, это ничего страшного, так она сказала.

Вот это прямо удивительно. Директриса нашей школы миссис Ван Стин, которая из-за склонности бурно выражать свои эмоции получила прозвище Паровая Машина, известна многими качествами, но уж точно не мягкостью, снисходительностью и пониманием. А уж я у нее сейчас на особом счету.

Всё это может означать только одно: кто-то оказывает на нее давление. Кто-то, кто на моей стороне и обладает влиянием. Описание, под которое подходит, по сути, только миссис Бреншоу.

Я киваю. Да, сейчас, когда я снова вижу тетю, я понимаю, что не могу просто нырнуть под воду и исчезнуть. Даже если бы я решилась навсегда остаться с субмаринами, мне пришлось бы вернуться в Сихэвэн и обсудить мое решение с ней. И потом всё равно то и дело выходить на связь.

Но сейчас я и сама не знаю, чего хочу, и не могу вывалить на нее весь груз моих сомнений, поэтому я отвечаю лишь:

– Я пока не знаю, сколько мне еще понадобится времени. Но завтра утром я точно не смогу оказаться в школе.

– А где ты сейчас? – спрашивает она.

Я отмахиваюсь.

– Где-то на Большом Барьерном рифе. А чего нового у тебя?

– Ах, у меня все по-старому, – отвечает она. – Я буду рада, когда начнется школа и постоянная работа. Отпуск – это хорошо, но сейчас я уже достаточно отдохнула.

Тетя Милдред моет школьные туалеты. Я думаю, что это денег ей не хватает, а не работы.

– Ты общаешься с Норой?

Она кивает и улыбается.

– Она чертовски хорошо играет в го. Мне приходится очень стараться! И мы часто вместе готовим. Это очень весело.

Как хорошо, что моя тетя наконец-то нашла себе подругу. Нора Маккинни тоже член «Гипъюн Чингу» и говорит на языке жестов.

Я вижу, что тетя Милдред посматривает на часы.

– Она как раз должна прийти с минуты на минуту, мы договорились готовить вместе, – говорит она. – Может, ты хочешь с ней поговорить?

Нет, этого я точно не хочу. Нора неминуемо захотела бы знать абсолютно всё о моей жизни с субмаринами, а я сейчас не чувствую себя в силах рассказывать. Поэтому я придумываю отговорку:

– Не получится, планшет садится. Передай ей привет и скажи, что я как-нибудь сама ей позвоню.

– Жаль, – говорит тетя Милдред. – Она бы наверняка обрадовалась. Так ты еще не знаешь, когда вернешься?

Я даже не знаю, вернусь ли вообще, но этого я ей, конечно, не могу сказать, поэтому отвечаю:

– Нет, но я дам знать заранее.

После этого я просто прерываю звонок, чтобы было похоже, как будто у меня села батарейка.

Для начала мне нужно всё обдумать.

Ну что же, значит, завтра утром начинается школа. Выпускной класс, самый важный из всех. Невероятно. Стоит поторопиться с решением. Если я останусь жить с субмаринами, мне не нужны будут ни аттестат, ни учеба, ни профессия. Мне не придется подписывать гражданский договор, как только мне исполнится восемнадцать, мне не понадобится ни удостоверение личности, ни счет в банке, налоги мне тоже не нужно будет платить. Я буду просто собирать водоросли, растить детей и петь.

Проблема в том, что мне эта перспектива кажется довольно скучной.

Не так уж и плоха современная жизнь. Она, конечно, достаточно сложна, что есть, то есть, но зато жить ею интересно.

Можно читать книги, кататься на велике (если он у тебя есть), носить красивые платья (если ты можешь их себе позволить), и, хотя рыба, которую можно купить на суше, не идет ни в какое сравнение с той, что едят субмарины, выбор вкусной еды всё равно в тысячу раз больше, чем под водой! От одной мысли о том, что моя тетя будет сегодня потчевать свою подругу жарким из ягненка, у меня потекли слюнки.

Я снова беру планшет и изучаю карту окрестностей. Предположим, завтра утром я попрощаюсь с Всегда-Смеется и со всем племенем и поплыву на берег.

Это около двадцати пяти километров. Наверное, к вечеру я бы добралась. Я бы вышла из воды в окрестностях Боуэна, а в Боуэне есть вокзал, на котором два раза в день останавливается поезд береговой железной дороги, идущий на север. Утром – в 41 тик – это около десяти утра по неотрадиционалистской системе – и вечером – в 70 тиков, то есть около шестнадцати часов. Даже если я не буду никуда торопиться, я окажусь в Сихэвэне на выходных, а в первую неделю учебы, которая и так короткая, ничего важного не произойдет.

Планшет наливается весом в моих руках. Я просто не знаю, как мне быть дальше. Тут я вспоминаю, кому еще хотела позвонить. Я откашливаюсь, для проверки произношу вслух несколько слов вроде «привет», «добрый день» и «как дела». Ощущения непривычные, еще более непривычные, чем сила тяжести: я за четыре недели не произнесла ни слова!

Ну хорошо, сейчас всё наладится, говорю я себе и звоню Пигриту. На экране загорается индикатор звонка. Он горит довольно долго, пока наконец вместо него не появляется лицо. Но вместо лица моего лучшего друга я вижу лицо Сюзанны Кирк, с которой он теперь встречается.

– О, привет, Саха, – говорит она. А мне ужасно странно слышать ее голос, человеческий голос, который произносит слова и предложения.

– Привет, Сюзанна, – с трудом произношу я. – можешь Пигрита позвать?

– Да, погоди.

Она несет меня, а вернее, планшет, по комнате, и, когда на секунду мне на глаза попадается скелет, я понимаю, что это комната Пигрита. Сдается мне, что в эти четыре недели ему было чем заняться, кроме как штудировать латинские названия костей.

Наконец на экране появляется хорошо знакомая темнокожая физиономия с широким носом и сияющей улыбкой: Пигрит, который помог мне разобраться с загадкой моего происхождения.

– Привет, Саха! – кричит он. – Рад тебя видеть! Ну что, до тебя уже дошло, что завтра начинается школа?

Я вздыхаю.

– Нет, я совершенно об этом забыла. Я сейчас звонила тете, и она мне напомнила.

– Ну и как? Где ты сейчас?

– Я сижу на острове Нейрс Рок, если тебе это о чем-то говорит.

Пигрит щурится и задумывается, а потом издает короткий свист изумления.

– Ого! Это же Гибридная зона, да? Боуэн, Просерпайн, острова Уитсандей и всё такое. Ничего себе, как ты далеко забралась.

– Ну, у меня же тоже было целых четыре недели, – говорю я. – Мы путешествовали на Восточно-Австралийском течении.

– Что, правда?

– Было офигенно. – Так приятно видеть его, да и Сюзанну, которая выглядывает у него из-за плеча. – Ну а у вас что? Что творилось в Сихэвэне, пока меня не было?

Пигрит морщит лоб.

– Хм… дай-ка подумать…

– Понимаю, – подкалываю я его. – Вы провели все каникулы в постели и вообще ничего вокруг не замечали.

Сюзанна хихикает.

Мне не видно, покраснел ли Пигрит, у него слишком темная кожа, но, похоже, он несколько смущен.

– Ну не совсем так…

– Ну да, – соглашается Сюзанна, – пару раз мы были на Малом пляже.

Похоже, эти двое по уши влюблены. Мне становится завидно. Я вспоминаю Полоску-на-Животе и как она мне объясняла, что любовь – это очень просто. Похоже, так оно и есть – для всех, кроме меня.

– Нет, если серьезно, – говорит Пигрит, и внезапно голос его и правда звучит совершенно серьезно, – главная новость – это то, что ты, Саха, теперь знаменитость.

– Знаменитость? – повторяю я удивленно. – Разве я и так не была ею?

Мои действия на Дне основания, когда я спасла жизнь Джону Бреншоу во время турнира ныряльщиков, вызвали немалый переполох, но я, если честно, рассчитывала на то, что всё давно улеглось.

Пигрит трет подбородок.

– Дело в том, что запись слушания твоего дела в Городском совете разошлась по средствам массовой информации. В особенности то высказывание доктора Уолша, где он говорит, что ты гибрид. – Он всё не прекращает тереть подбородок. – Помнишь историю про родителей, которые вживили своему ребенку гены гепарда и за это их изгнали из Зоны?

– Ну конечно, – говорю я.

Кто же не помнит, тогда из-за этого было столько шума. Супруги Тейлор, оба известные спортсмены – Джордж Тейлор – чемпион Австралии по бегу на дистанции более 1000 метров, Пэрис Тейлор – олимпийская чемпионка по бегу на 100 и 200 метров, – имплантировали своему сыну гены гепарда, чтобы сделать его лучшим бегуном всех времен и народов. И этого, наверное, даже никто бы не заметил, если бы они еще до его рождения не записали сына в спортивную школу-интернат.

– Они заявили, что подадут в суд на Совет зоны, чтобы оспорить решение об их депортации, – продолжает Пигрит. – Из-за тебя.