Текст книги "Субмарин"

– Жаль, – говорит Всегда-Смеется. – Я такая голодная.

Он с любовью гладит ее по голове.

– Это малыш голоден. Наш ребенок будет обжорой.

Какое-то время мы плывем дальше, бесцельно, как мне кажется, но в конце концов останавливаемся. Мы доедаем оставшуюся рыбу, а потом Плавает-Быстро и другие снова идут на охоту. Всегда-Смеется и еще пара беременных и пожилых остаются следить за детьми, пока все остальные собирают водоросли. Я тоже отправляюсь собирать, вместе с Непослушные-Волосы, чтобы она научила меня, какие водоросли съедобны, а какие нет. Мы заодно находим пару моллюсков, которых используют в качестве жевачки для чистки зубов.

Непослушные-Волосы на пару лет старше меня, и сначала мне кажется, что она меня терпеть не может. Но через какое-то время я понимаю, что она просто очень спокойная и мало говорит, особенно если говорить особо не о чем. Она рассказывает мне то, что я должна знать о водорослях, и, когда мы возвращаемся в лагерь, она признаётся, что хотела бы такой же рюкзак, как у меня.

Могу ли я пообещать ей, что раздобуду для нее такой же? Это, похоже, не так просто, как кажется. Для этого мне нужно вернуться назад в Сихэвэн, купить рюкзак, а потом разыскать племя в океане…

Но пока я размышляю об этом, ей приходит в голову мысль.

– Я попрошу Умелого-Плетельщика сплести мне такой, – заявляет она, сияя от радости.

Это решение полностью удовлетворило ее, но не меня. Что же я за Посредница, если не в состоянии выполнить даже такое простое желание? Пожалуй, мне стоит как следует подумать о том, как всё организовать.

Этим вечером субмарины снова поют, но на этот раз пение служит сопровождением для сложного танца, который исполняют Длинная-Женщина и Двенадцать-Жабр. Как мне объясняет Всегда-Смеется, они изображают Великих Родителей в момент, когда они решают создать людей воды. Я смотрю, не отрывая глаз. Я не в силах понять всего, но благодаря тому, что мне известно об истории субмаринов, я кое-что всё же понимаю. Я вижу Великого Отца: как он смотрит на бушующее море и в нем крепнет желание населить его людьми; как он делится своей задумкой с Великой Матерью и получает ее согласие. Я вижу, как они трудятся вместе (и могу при этом представить себе лабораторию гораздо лучше, чем все остальные зрители), как они выгораживают под водой вольер, как им постоянно приходится быть начеку, чтобы их не обнаружили. И, наконец, Большая Мать рождает первое водное дитя – существенное упрощение: судя по тому, что нам известно о работе профессора Ён Мо Кима, в проекте был задействован не один десяток суррогатных матерей. Скорее всего, женщин в крайне тяжелом материальном положении. Это, кстати, одно из обвинений, которое потом выдвигали против ученого в суде.

Удивительно быть здесь и наблюдать, как Всегда-Смеется и остальные ее соплеменники, которые наверняка видели этот танец бессчетное количество раз, заново переживают всю эту историю. Еще удивительнее, что деятельность Ён Мо Кима преступна как по нынешним законам, так и по законам его времени – однако же субмарины прославляют его. В их глазах он был благодетелем, подарившим им жизнь. И это ощущается с потрясающей ясностью: они любят жить.

В один из последующих дней охотник по имени Маленький-Палец возвращается с известием, что он обнаружил неподалеку Найти-Много.

Это вызывает радостный переполох. Все, за исключением совсем древних стариков, самых маленьких детей и беременных женщин, отправляются в путь – я тоже, потому что хочу посмотреть, что же такое Найди-Много.

Плавает-Быстро, конечно же, тоже плывет с нами, и меня не покидает ощущение, что он следит, чтобы я не отставала. Он мог бы плыть намного быстрее и быть впереди всех, но он никуда не торопится.

Ну и отлично. Лучше поздно, чем никогда. Если бы он так же вел себя по дороге от Сихэвэна до лагеря, нам бы не пришлось так много выяснять отношения. Маленький-Палец ведет нас в глубину. Мы проплываем мимо острых осколков скал и крутых осыпей, вокруг становится всё темнее.

Впереди и чуть сбоку от меня плывет Полоска-на-Животе. Я смотрю, как ее красивые длинные волосы, украшенные множеством разноцветных бусин, струятся в воде. И по мере того, как мы погружаемся всё глубже, я начинаю понимать, почему субмаринам больше всего нравятся синие и сиреневые бусины: эти цвета можно различить даже на большой глубине! Первым делом исчезает красный цвет. У Полоски-на-Животе в волосах целая нитка красных бус, но стоило нам опуститься метров на двадцать, как они превратились в темно-серые шарики. Следующими после красных исчезают желтые.

Но вот мы и приплыли.

Оказывается, Найти-Много – не что иное, как подводная свалка человеческого мусора. Отвратительное зрелище. Тысячи пустых, по большей части разбитых бутылок. Горы изъеденных ржавчиной консервных банок любых размеров. Строительный мусор. Старый холодильник. Мешки и сети, в которые напихан непонятный хлам. Лучше не знать, что в них. И от всего этого вода приобретает жуткий привкус, от которого щиплет нос и вяжет рот.

Но субмарины с воодушевлением отправляются на поиски различных предметов, которые могли бы им пригодиться.

Больше всего их интересует металл – гнутые гвозди, болты и шайбы, раздавленные алюминиевые банки и прочее в таком духе.

Я ничего не собираю, плаваю вокруг и не знаю, куда деваться от стыда за то, что я наполовину человек воздуха. Мне становится по-настоящему плохо, и я не могу понять, это от ужасного вида свалки или от ядовитых веществ, которые она испускает.

Мой взгляд падает на гору огромных цилиндрических предметов.

В сине-серой бесцветной полутьме я не могу разглядеть, что это. Я подплываю ближе, отчасти чтобы чем-то себя занять, отчасти из любопытства.

Это пластиковые бочки. Судя по всему, синего цвета. У них металлические крышки, похоже, уже изрядно проржавевшие, и на одной из бочек я обнаруживаю наклейку.

Крупными буквами написано длинное, сложное слово – наверно, название химиката. Под ним дата – август 2095, – а рядом нарисован череп с костями.

Эти бочки валяются здесь уже больше полусотни лет и в них яд!

Я в ужасе бросаюсь назад. Читать, что написано мелким шрифтом, я уже даже не пытаюсь, при таком слабом освещении мне всё равно ничего не разобрать. Я нахожу Плавает-Быстро и рассказываю ему о своей находке.

– Нам нужно скорее уплывать отсюда, – заключаю я.

– Яд? – переспрашивает он. – Откуда ты знаешь?

– Там написано, – еще раз объясняю я.

Он приподнимает брови.

– Ты умеешь читать буквы людей воздуха? – удивляется он. – Ну конечно, умеешь, как же иначе!

Он издает предостерегающий крик. Когда все поворачиваются к нему, он широкими жестами объясняет им, в чем дело. Но вместо того, чтобы поскорее уносить ноги, они все подплывают к бочкам и с интересом их рассматривают. Их завораживают буквы, и еще больше их впечатляет то, что я умею их читать. И теперь они хотят знать, что конкретно может произойти. Поэтому мне не остается ничего иного, как подплыть поближе и прочитать предупреждающие надписи.

«Едкое вещество. Избегать контактов с глазами и слизистыми», – удается разобрать мне. При переводе я ничего не говорю про слизистые, понятия не имею, как объяснить им, что это такое. И как перевести «едкое»? Может быть, им хватит того, что это опасно для глаз?

Субмарины молча кивают и переглядываются, похоже, они впечатлены. Но не более того.

Я перехожу к следующей строчке. «При контакте с водой взрывоопасно». Вот замечательно!

Когда я это перевожу, у них расширяются глаза. Огонь? Под водой? Они явно напуганы. Внезапно все соглашаются, что уже нашли достаточно полезных вещей и теперь самое время покинуть Найти-Много. И мы сваливаем так быстро, что я едва поспеваю за остальными. Я удивлена: откуда люди воды могут знать, что такое огонь?

Вернувшись в лагерь, я спрашиваю их об этом, и они мне всё объясняют: кое-где под водой есть горы, на вершинах которых из земли вырывается огонь, там горячо, очень светло и неприятно пахнет, а кто дотронется до огня – сгорает. Подводные вулканы, догадываюсь я. Об этом часто говорили в школе. Ныряет-Глубоко рассказывает, что племя его предков потеряло нескольких охотников, когда внезапно появился такой огонь, а один-единственный выживший получил потом имя Кожа-в-Шрамах.

Ах, ну да, вспоминают они, еще люди воздуха. Они тоже делают огонь, когда оказываются под водой. Светлый огонь из металлических прутьев делает больно глазам и шипит. Сначала это звучит очень странно, но потом до меня доходит. Это они про электросварку конструкций, строящихся на морском дне, например метановых электростанций.

– Мы не останемся здесь, – заявляет позднее Белый-Глаз решительными жестами. – Завтра мы вернемся в поток.

Он унесет нас еще дальше на юг. А людей там еще больше, чем на севере, а значит, и промышленности тоже больше. Я сомневаюсь, что там нам будет лучше, – но свое мнение оставляю при себе.

7

Итак, мы отправляемся дальше на юг вслед за течением.

Плыть в потоке становится привычкой, более того: есть что-то гипнотизирующее в том, чтобы, не прилагая никаких усилий, часами парить над кораллами и скалами, коврами из водорослей и песчаными дюнами, проплывать мимо стаек пестрых и серебристых рыб.

Меня уже не особо волнует, что с каждым днем я всё дальше удаляюсь от Сихэвэна. Я ведь остаюсь недалеко от побережья. В худшем случае я могу просто выйти на берег и поехать обратно на поезде. А вот если бы поиски отца действительно увели меня куда-нибудь в глубины Тихого океана… ну, это была бы уже совсем другая история.

На самом деле вообще не похоже, чтобы Плавает-Быстро в принципе собирался помогать мне в поисках. На мой вопрос, когда и как эти поиски должны продолжиться, он отвечает лишь, что мне надо набраться терпения.

И я терплю. Я ведь здесь всего неделю, говорю я себе, а что вообще такое одна неделя? По сути, я еще ничего не знаю. И отправляться в путь самостоятельно – плохая затея, это я уже сейчас понимаю.

Спустя два дня, вскоре после того как мы разбили лагерь под защитой пары скал, ко мне подплывает Белый-Глаз и жестом приглашает следовать за ней. При этом она машет мне строго, как старая школьная учительница провинившейся ученице. Всегда-Смеется нигде поблизости не видно, поэтому я следую за Белый-Глаз с неприятным чувством, которое всё усиливается, по мере того как мы удаляемся от лагеря. Невольно я начинаю вспоминать, что я такого делала и говорила сегодня, что из этого оказалось неуместным.

Когда мы уплываем из зоны видимости, она останавливается возле роскошной стены из кораллов. Ее слепой перламутровый глаз поблескивает, когда она машет мне рукой, чтобы я подплыла поближе.

– Мне очень жаль, если я нарушила какой-то ваш закон, – говорю я жестами. – Это было не нарочно.

Она качает головой.

– Дело не в этом. Не переживай. Я хотела поговорить с тобой, потому что ты пришла к нам от людей воздуха и вот уже какое-то время живешь с нами. Я бы хотела знать, как тебе нравится у нас.

Я почему-то не могу поверить своим глазам. До сегодняшнего дня она не удостоила меня ни одним взглядом.

– Мне очень хорошо у вас, – уверяю я и говорю чистую правду. – Все очень милы со мной. Мне кажется, что здесь я больше дома, чем там наверху, откуда я пришла. И я узнаю очень много нового о жизни в море.

– Мне кажется, все очень рады, что ты с нами, – с достоинством отвечает она. – И я думаю, что дело совершенно не в том, что, ты по их мнению, обещанная нам Посредница. Это может быть правдой или нет, мы ведь не знаем, что она за человек.

Я склоняю голову на бок, жест, которому я научилась здесь, среди субмаринов. Так они говорят: «Раз ты так говоришь, я не буду спорить».

– Так считает Плавает-Быстро, но я не знаю, что это значит, – признаюсь я. – Вообще-то я просто девочка, которая ищет своего отца.

Белый-Глаз задумчиво смотрит на меня.

– Наверняка с тех пор, как ты приплыла к нам, ты многое узнала о том, как живет твой отец и как он рос, и теперь можешь лучше представить его себе, не так ли?

– Да, конечно, – торопливо соглашаюсь я. – Но я хочу не только представлять его себе. Я хочу встретиться с ним наяву.

– Если этому суждено произойти, это непременно произойдет, – отвечает она небрежными жестами, как будто для нее это не особенно важно. – Но тебе следует задуматься и о том, что ты будешь делать после.

Да уж. Если бы я это знала. Мои руки замирают в нерешительности.

– Сейчас я и правда еще не готова дать ответ на этот вопрос, – начинаю я медленно. – Например, я боюсь, что из меня никогда не выйдет охотницы.

Белый-Глаз пожимает плечами.

– Это не страшно. Есть много других вещей, которые можно делать на благо племени. – И тут она спрашивает: – Ты когда-нибудь думала о том, чтобы завести детей?

– Простите? Если честно, – как будто сами по себе отвечают мои руки, – я сама еще чувствую себя ребенком.

Она лишь усмехается.

– Всем так кажется до тех пор, пока у них не появляются дети. Как бы то ни было, ты как раз в подходящем возрасте. Ты могла бы проявить благосклонность к кому-либо из мужчин и предоставить всё дальнейшее судьбе. Как насчет Ныряет-Глубоко?

Я совершенно растеряна.

– Ныряет-Глубоко?

– Я знаю его с детства, – говорит она. – И я знаю, что ты пришлась ему очень по душе. Но он робеет, потому что считает тебя обещанной нам Посредницей.

– Я думала, у всех в племени уже есть пара, – озадаченно признаюсь я. – Плавает-Быстро и Всегда-Смеется, Двенадцать-Жабр и Длинная-Женщина…

– О нет, – качает она головой. – Это совершенно не так.

Разговор принимает такой поворот, какого я себе в жизни не могла представить, но в чем-то она права: если я действительно рассматриваю вариант покинуть людей воздуха и остаться с субмаринами, мне следует задуматься о том, что будет через год, два или три, а не только в ближайшие пару недель или месяцев. Мне необходимо отдавать себе отчет в том, какой в таком случае могла бы быть вся моя дальнейшая жизнь.

– Эта мысль пугает меня, – признаюсь я наконец. – Моя мама была человеком воздуха, мой отец – человеком воды. Я не знаю, что будет, если у меня родится ребенок. Сможет ли он вообще жить под водой.

Она понимающе кивает.

– Никто никогда не знает заранее, будет ли у ребенка дыхание. Такова жизнь.

Я не понимаю, что она хочет этим сказать, но то, что она вопросительно смотрит на меня и так терпеливо ждет, что я найду ответ внутри себя, и правда помогает мне найти его.

– Нет, – отвечаю я, – для начала я в любом случае хочу отыскать отца. А потом уже посмотрим. Но не раньше, чем я найду его.

Белый-Глаз задумчиво смотрит на меня, а потом произносит:

– Хорошо отдавать себе отчет в том, чего ты хочешь, а чего нет. Сейчас закончим на этом наш разговор. Когда произойдет то, чего ты желаешь, вспомни, что мы были бы рады тебе.

И с этими словами она отпускает меня.

Когда я возвращаюсь в лагерь, там никого нет, кроме детей и Полоски-на-Животе, которая за ними приглядывает. Она с любопытством смотрит на меня, и я снова чувствую между нами что-то, какое-то притяжение или напряжение, и я снова не знаю, что сказать.

Она, видимо, тоже не знает. Она лишь улыбается и смотрит в сторону, но потом поворачивается ко мне и спрашивает:

– И? Досталось тебе?

Ага, значит, такого рода беседы со старейшиной иногда бывают и нравоучениями!

– Нет, – отвечаю я. Потом подгребаю поближе, опускаюсь на песчаное дно рядом с ней и добавляю: – Она спросила, не хочу ли я выбрать себе мужчину.

Полоска-на-Животе беззвучно смеется.

– Это хорошая идея.

Снова молчание. Мы наблюдаем, как Послушный-Послушный, который сегодня действительно очень послушен, увлеченно играет с другим малышом в ракушки.

– Сложно было завести детей? – спрашиваю я и при этом чувствую себя невероятно глупо. Но ведь я действительно хотела бы это знать.

Полоске-на-Животе мой вопрос, похоже, совсем не кажется глупым.

Она пожимает плечами и отвечает:

– Мне повезло.

Я слегка сжимаюсь.

– Я не знаю, как это, – признаюсь я. – Ну, в смысле, любовь и всё такое.

Она снова смеется и качает головой.

– А что тут знать? Любовь – это просто. Если тебе кто-то нравится, ты ему говоришь об этом. Если ты нравишься ему тоже, то дальше всё ясно. Если нет – ищешь кого-нибудь другого.

Так мне этого еще никто не объяснял. Я смотрю на нее озадаченно. Я была бы рада относиться к этому так же просто, как она.

– Но отец твоих детей..? – начинаю я.

Она делает жест, как будто от чего-то отмахивается.

– Он уплыл к другому племени. Сначала всё было хорошо, но потом мы с ним стали ссориться. Терпеть это дальше было невозможно.

Я смущенно киваю.

– Мне очень жаль.

– Ой, брось. Я тогда была слишком молода, чтобы надолго оставаться с кем-то одним. Он тоже.

– А дети?

Она снова пожимает плечами.

– Это не проблема. Если у тебя есть дети, любое племя примет тебя с удовольствием. Без детей тоже, но с детьми еще охотнее, конечно.

Мне это не понятно, но я верю ей на слово. Я уже заметила, что дети у субмаринов – это дети всего племени. А еще я наконец понимаю, что так привлекает меня в Полоске-на-Животе: она практически полная моя противоположность.

Я всю жизнь была скорее боязливой, а она, наоборот, беззаботна. Я одиночка, а она, наоборот, всегда в гуще событий. Я ищу свое место в жизни, а она не забивает себе голову всякими глупостями: ее место там, где она в данный момент находится.

Будь то во время совместных приемов пищи или на Вместе-Вместе – я теперь все время втихаря слежу за Ныряет-Глубоко и ищу знаки того, что он влюблен в меня. Вот только я их не нахожу. Может быть, дело во мне?

Или Белый-Глаз нарассказывала мне сказок?

Не могу сказать, что я этим разочарована. Ныряет-Глубоко, без сомнения, милый парень. Ему, наверное, лет двадцать, он немного младше, чем Плавает-Быстро. У него рыжеватые волосы, глаза слегка навыкате, и, несмотря на все свои мускулы, он кажется довольно худым. Он скорее из тех, кто предпочитает больше наблюдать и меньше говорить, по крайней мере, в этом мы с ним похожи. А еще он один из лучших охотников.

Когда я смотрю на него и представляю, что мы бы с ним… ну, в общем, что он мог бы стать отцом моих детей, я не испытываю ровным счетом ничего. А это явно не то, на что можно решиться только из-за того, что тебе это посоветовала одна старушка.

Я всё еще придерживаюсь романтических представлений о том, что, когда встречаешь любовь всей своей жизни, чувствуешь это сразу. Просто знаешь, что это он. Что в момент этой встречи между вами пробегает искра, ударяет молния – называйте как хотите.

И вот с Ныряет-Глубоко этого нет. Скорее наоборот, если бы Белый-Глаз не обратила на него моего внимания, я бы даже ничего и не заметила.

Я выжидаю момент, когда мы остаемся наедине с Всегда-Смеется, и спрашиваю у нее, как всё было у нее и Плавает-Быстро. Как она поняла, что это тот мужчина, от которого она хочет детей.

– Я это сразу поняла, – уверяет она и при этом вальяжно поворачивается вокруг собственной оси. Мы как раз снова дрейфуем в потоке, который, как мне кажется, становится всё быстрее, по мере того как мы продвигаемся дальше на юг. – Я тогда еще жила с мамой в другом племени и вообще не интересовалась мужчинами. Пока в один прекрасный день не появился он. Он был разведчиком. Я увидела его и сразу поняла, что хочу его. Его и никого другого.

– А он? – спрашиваю я потрясенно. – Он тоже сразу понял?

Она заливисто смеется.

– Мужчины этого никогда не знают, – отвечает она. – Но постепенно я его воспитала.

Мне вспоминаются разговоры моих одноклассниц, которые мне случалось иногда слышать, потому что многие из них вообще не говорили ни о чем, кроме парней. Похоже, у женщин возникают одни и те же проблемы с мужчинами вне зависимости от того, по какую сторону от морской поверхности они живут. Что, конечно, не особо помогает мне в нынешней ситуации. Может быть, говорю я себе, всё изменится после того, как я встречусь с отцом.

В тот же вечер я спрашиваю Плавает-Быстро, как, собственно, он представляет себе дальнейшие поиски. Но он снова отвечает, что мне следует набраться терпения.

Да, мне не терпится, это правда. Но, с другой стороны, я ведь не прожила среди субмаринов еще и двух недель и, по сути, мало что знаю о жизни под водой.

Так что я запасаюсь терпением.

8

Через пару дней мы впервые встречаем другое племя. Это одновременно и случайность, и в то же время нет.

Всё начинается с того, что один из тех разведчиков, которые всегда исследуют окрестности, прежде чем племя встает лагерем, возвращается с известием о другом племени, остановившемся по соседству. Субмарины приходят в возбуждение. Все руки говорят одновременно, жестов больше, чем я успеваю прочесть.

Разведчики снова отправляются в путь и возвращаются в сопровождении чужого субмарина, разведчика другого племени. Его зовут Косые-Глаза, сообщает он, а другое племя – это племя Негнущаяся-Коленка. После недолгих споров о том, чей лагерь лучше годится для встречи двух племен, Белый-Глаз решает, что это мы отправимся в гости к другому племени. Поэтому мы заново собираем все наши пожитки и отправляемся в путь вслед за разведчиками. Путь оказывается не самый близкий. Я удивляюсь, как это племена не разминулись.

– Разведчики умеют читать знаки, – объясняет Всегда-Смеется, когда я спрашиваю ее об этом.

Второе племя по численности приблизительно такое же, как наше, но их стоянка красивее, и места там больше. Они возвращаются на север, и поэтому им уже знакома местность, в которой мы оказались впервые. Разведчики усаживаются вместе, рисуют на песке грубые карты и обмениваются опытом.

Когда два племени перемешиваются, я стараюсь держаться возле Всегда-Смеется. Нам предлагают еду, мы тоже достаем свои припасы. Большая кормежка идет полным ходом. Мне кажется, что все остальные сто лет друг с другом знакомы, но потом Всегда-Смеется говорит мне, что два племени действительно встретились впервые. Конечно, очень быстро кто-то рассказывает о том, что я обещанная в пророчестве Посредница, и вот уже я нахожусь там, где я чувствую себя хуже всего, – в центре всеобщего внимания.

– Раньше я ничего не слышала о пророчестве, – объясняю я всем направленным на меня глазам. – Моя мама была человеком воздуха, мой отец – человеком воды. Вот всё, что я знаю. – И, воспользовавшись удачным стечением обстоятельств, я дополняю: – Кстати, моего отца зовут Выходит-Наверх. Вдруг кто-нибудь его знает?

Все качают головами. Ну что ж, попробовать все равно стоило.

Вскоре интерес ко мне сходит на нет, и разговоры переходят на новые темы. Другому племени на пути встретились тралы рыболовного флота, что, ясное дело, довольно опасно, ведь они огромные.

Почти всё племя оказалось внутри прямо в тот момент, когда корабли начали вытаскивать сети. Было непросто вовремя успеть разрезать сети и освободить всех субмаринов, счет шел на секунды.

Все соглашаются, что совет Больших Родителей держаться подальше от людей воздуха был мудрым. Что может быть в головах у людей, которые строят такие коварные машины? Этого никто не поймет. Я втягиваю голову в плечи и тихо надеюсь, что никто не вспомнит, что я как раз человек воздуха, пусть и наполовину. Ну какая из меня Посредница? Это просто смешно. Последнее, чего мне хочется, – что-либо объяснять и растолковывать.

Большой круг распадается на множество маленьких, в которых идет общение на самые разные темы. Ужасно забавно, как мало субмарины в своем поведении отличаются от людей на суше. Мужчины рассказывают друг другу о подвигах, которые они якобы совершили. Девушки обмениваются бусинами или браслетами. Матери говорят о детях, а дети просто играют друг с другом.

И только я не нахожу никого, с кем могла бы поговорить, и снова чувствую себя так, как чувствовала себя всю жизнь: лишней. Я наблюдаю, как Ныряет-Глубоко спорит с охотницей из другого племени о том, как лучше всего поддерживать костяное копье острым. Я смотрю, как Умелый-Плетельщик объясняет нескольким субмаринам свой метод плетения более прочных повязок.

Мой взгляд вновь и вновь привлекает Полоска-на-Животе, которая сидит чуть поодаль с мужчиной из другого племени. Они сидят рядом, разговаривают совсем мелкими, тихими жестами, которые издали не разберешь, а головы они склонили так близко, что их волосы переплетаются.

Они там что, целуются? Отсюда не видно. Меня это, конечно, не касается. И все же помимо собственной воли я снова и снова смотрю туда.

Всегда-Смеется замечает это и весело толкает меня в бок.

– Эй, не смотри так, – говорит она. – Пойди лучше сама себе найди мужчину!

Я отмахиваюсь и запрещаю себе дальше смотреть на Полоску-на-Животе, хотя в этот момент мужчина, кажется, дотронулся до ее груди, и мне стало очень любопытно, действительно ли это так.

– Единственный мужчина, которого я сейчас ищу, это мой отец, – заявляю я Всегда-Смеется.

Мой ответ явно веселит ее.

– Одно другому не помеха! – смеется она, а потом втихаря показывает мне на широкоплечего мужчину с волнистыми светлыми волосами, который жутко напоминает мне Джона Бреншоу. – Вон тот, например. Он всё время смотрит на тебя, ты разве не заметила?

Нет, я не заметила. У меня до сих пор как-то не было случая научиться замечать такие вещи. Если бы я его и правда интересовала, так же втихаря отвечаю я ей, он бы не только смотрел.

Всегда-Смеется пожимает плечами.

– Мужчины стеснительны, – говорит она, а потом добавляет: – Вот Ныряет-Глубоко, например. Он влюблен в тебя с того момента, как ты у нас появилась, но до сих пор не решился даже заговорить с тобой. Мужчина, который ныряет глубже всех остальных, сражается с акулами и ядовитыми медузами, представь себе!

У меня внутри всё опускается. Получается, что это очевидно всем – кроме меня!

Тут к нам подплывает Полоска-на-Животе, машет, привлекая внимание Всегда-Смеется, и просит:

– Можешь присмотреть за моими детьми? Мы с Поет-Красиво отплывем ненадолго.

Всегда-Смеется добродушно кивает.

– Наслаждайся!

Полоска-на-Животе широко улыбается и, изящно развернувшись мощным гребком, возвращается к своему поклоннику. После чего они оба исчезают. Я не могу перестать смотреть на ту скалу, за которой они скрылись. Чем они там занимаются?

Всегда-Смеется буквально складывается вдвое от смеха, глядя на мое недоумение.

– Действительно, чем же они могут заниматься, – прыскает она.

Значит, эти двое поплыли не на прогулку. Кажется, я краснею. Какое счастье, что красный цвет под водой виден хуже всего. Проходит не меньше часа, прежде чем они возвращаются. И за этот час ни один из тех мужчин, которые якобы интересуются мной, даже не пытается обменяться со мной ни единым жестом.

Оба они, а особенно Полоска-на-Животе, выглядят растрепанно, но при этом просто бесстыже счастливыми. Они держатся за руки, гребут только ногами и, демонстрируя окружающим глупейшие улыбки, направляются к камню, на котором восседают старейшины обоих племен, Белый-Глаз и Негнущаяся-Коленка.

– Этого я и боялась, – говорит Всегда-Смеется едва заметными жестами, адресованными лишь мне.

– Чего? – спрашиваю я, как обычно ничего не понимая.

– Она уплывет от нас. Полоска-на-Животе. Она присоединится к другому племени.

Всегда-Смеется протягивает руку и прижимает к себе Послушного-Послушного, который находится в таком замешательстве, что проходит не меньше пары секунд, прежде чем он предпринимает попытку высвободиться из неожиданных объятий. – Мне будет ее не хватать.

Тут до меня наконец доходит. Полоска-на-Животе и этот мужчина – Поет-Красиво – так понравились друг другу, что хотят остаться вместе. Сейчас они сообщат о своем желании старейшинам, а те решат, кто из них должен будет перейти в другое племя.

– Так, может, это мужчина присоединится к нам? – предполагаю я.

Всегда-Смеется качает головой.

– У нас слишком много женщин, а в том племени слишком мало. Тут и обсуждать нечего.

– Неужели это так просто? Уйти из одного племени в другое?

Всегда-смеется смотрит на меня так, как она всегда на меня смотрит, когда вспоминает, кто я такая и откуда взялась.

– Этому нас научили Великие Родители, – объясняет она. – Нехорошо все время оставаться в одном племени. Нужно меняться, и самый лучший повод для этого – любовь.

Я киваю. Логично. Наверняка это правило было придумано, чтобы избежать близкородственного скрещивания. Мы писали контрольную по биологии на эту тему, года два назад, кажется. Совершенно логично, что профессор Ён Мо Ким оставил своим созданиям такой завет.

Всегда-Смеется оказывается права: вскоре Белый-Глаз объявляет, что Полоска-на-Животе и ее дети Послушный-Послушный и Большой-Мужчина переходят в племя Негнущаяся-Коленка. Разворачивается настоящая драма. Дети рыдают, когда Белый-Глаз благословляет их, и до них наконец доходит, что происходит. Полоска-на-Животе тоже получает благословение, потом подплывает к каждому и прощается, одновременно и плача и смеясь. Ее обнимают, ей желают счастья, снова обнимают, обмениваются воспоминаниями – «а помнишь, как тогда …», – в третий раз обнимают и больше не хотят отпускать.

Она подплывает даже ко мне. Обнимает меня, и, хотя я вообще не из тех, кто обнимается, с ней обниматься так приятно, будто мы знакомы уже сто лет. Мне вдруг приходит в голову, что, будь у меня была сестра, по ощущениям это было бы почти так же.

– Всего тебе хорошего, – говорит она, выпуская меня из объятий. – Жаль, что мы так мало говорили друг с другом. И я надеюсь когда-нибудь узнать, к чему привели твои поиски. Она испытующе смотрит на меня. Ты Посредница, я это точно знаю. Верь мне.

Я не особо верю, но сейчас не тот момент, чтобы спорить. К тому же я чувствую, что вот-вот разревусь, поэтому я просто отвечаю: «Я постараюсь». А потом еще раз прижимаю ее к себе, что вообще не похоже на ту меня, которую я знаю.

Прощание длится вечно. После того, как Полоска-на-Животе обнялась с прежним племенем, ей нужно подплыть по кругу к каждому из новых соплеменников, которые тоже обнимают ее, принимая в свои ряды. Между тем Поет-Красиво проделывает такой же круг почета у нас. Все наставляют его любить и беречь Полоску-на-Животе и ее детей. От некоторых ему достается мрачный взгляд или даже удар кулаком в плечо за то, что он забирает ее у нас. Он выносит всё это стоически и вновь и вновь заверяет всех, что это большая любовь, тут ничего не поделаешь, и в конце концов все это понимают и признают.

Ко мне он тоже подплывает, чтобы сказать, что для него большая честь познакомиться с Посредницей, которая была предсказана в пророчестве.

– Хотя сам я в эти древние пророчества совсем не верю, – признаётся он с нерешительной улыбкой.

– Все в порядке, – заверяю я его. – Мне бы хотелось, чтобы как можно больше народу перестало верить во всё это.