Текст книги "Метка смерти"

Глава 8

Собрав еще больше информации об урсулинках, в десять часов вечера Сабина вошла в смотровую комнату для допросов, в которой все еще сидела монашка – на стуле за столом под люминесцентными лампами, руки в наручниках.

Пока что она находилась под строгой охраной и была все еще неофициально под арестом: ее не передали судье и не определили, как положено, в камеру предварительного заключения. БКА имело право задержать ее у себя на 48 часов. Все-таки она как минимум знала о предстоящем убийстве и ничего не предприняла для его предотвращения.

Так как женщина отказалась надевать серую униформу заключенных, на ней все еще было монашеское облачение. Сабина никак не могла привыкнуть к такому сюрреалистичному виду. Монахиня и комната для допросов – все это не вязалось. К тому же лицо женщины частично скрывалось в тени от нависающего головного покрывала, и выглядела она немного мистически.

Как человек, который кажется таким мягким, может совершить столь жестокое преступление? – недоумевала Сабина.

Женщина держала в руках четки с маленьким деревянным крестом, которые до этого висели у нее на поясе, и с невероятным спокойствием перебирала их пальцами. Обычно у любого заключенного сразу же забрали бы тряпичный пояс, четки и цепочку с серебряным крестиком. Слишком легко ими можно задушиться. Но монахиня воспротивилась отдать все эти предметы. Так что ей их оставили из уважения к ее религии, правда, при условии, что и ночью она останется в комнате для допросов под постоянным видеонаблюдением, – с чем она согласилась. Поэтому комната для допросов 2B была спешно переоборудована в камеру неофицального тюремного заключения.

Сабина сидела в темноте с чашкой дымящегося кофе и через одностороннее стекло смотрела в камеру – как в террариум, где находилась опасная змея. С тех пор как она вышла от монахини этим утром, женщина не произнесла ни слова – только попросила разрешения сходить в туалет и что-нибудь, чтобы утолить голод и жажду. Больше ничего.

Сабина потягивала кофе и просматривала на мониторе видеозаписи последних часов в ускоренной перемотке; глубоко погрузившись в молитву, монашка излучала почти зловещее спокойствие.

Наконец Сабина поднялась, вытащила служебное оружие из кобуры, отдала его на хранение коллеге из ночной смены и вошла в камеру.

Монахиня подняла глаза, ее лицо разгладилось и тут же приобрело дружелюбное выражение.

– Добрый вечер.

– Congregatio Sorum Ursulinarum a Sacro Corde Iesu Agonizantis, – вместо приветствия Сабина произнесла латинское название конгрегации урсулинок.

Чем заслужила полное внимание женщины. Она с интересом изучала Сабину.

– Рада вас снова видеть. Без вас было одиноко.

– Я могу сесть?

– Пожалуйста.

Сабина опустилась на стул и ждала, чтобы монахиня продолжила разговор.

– Полагаю, вы уже нашли Вальтера Граймса и выяснили связь с тем монастырем, название которого вы процитировали. Правда, это называется Sororum, а не Sorum.

Я знаю, – подумала про себя Сабина и сдержала улыбку. Тем самым у нее было подтверждение, что они двигались в правильном направлении и речь шла о настоящей монахине.

– Спасибо, я еще не так сильна в этой теме, – небрежно бросила Сабина, не желая признаваться, что уже знает больше. Андерстейтмент[5]5
  Understatement (англ.) – преуменьшение, недосказанность.


[Закрыть]– это оружие, – учил ее Снейдер. – Пусть подозреваемый думает, что он умнее тебя. Только тогда он ошибется.

– Граймс выжил?

Сабина сжала губы и промолчала.

Монахиня продолжала перебирать пальцами четки.

– Я не горжусь произошедшим, и мне жаль, что все так вышло, но это было неизбежно.

– Я не слышу раскаяния в вашем голосе, – ответила Сабина. – Вы равнодушны к тому, что мужчина лишился жизни, а вам предъявят обвинение в убийстве и отправят до конца жизни за решетку?

– Я знаю, живут только один раз, – улыбнулась монахиня, – но если все сделать правильно, то и одного раза достаточно.

– Достаточно для чего?

– Для загробной жизни.

Сабина вздохнула.

– Что вам сделал Граймс? Он вас оскорбил, изнасиловал или унизил?

– Я, наоборот, слышу много гнева, бессилия и ярости в вашем голосе. Мне жаль, что ваша операция не удалась, – сказала она. – Знаете, мужчина мог и выжить, но вы меня, очевидно, не послушали. Вам нужно было пройти через главный вход, как я посоветовала.

Сабина заставила себя подавить невольное движение челюсти и дышать спокойно. Не показывай этой женщине свои слабые точки!

– Знаете, опыт лучший учитель, – продолжала монахиня. – И хорошее в этом то… – она улыбнулась, – что у человека всю жизнь индивидуальные занятия.

– Почему этот мужчина должен был умереть таким ужасным образом?

Монахиня перестала перебирать четки и сжала их в кулаке.

– Я вам уже сказала: буду говорить только с Мартеном Снейдером.

– Я знаю, вы доверяете только ему. Но почему вы мне не доверяете?

Монашка снова занялась четками.

– Что случится во второй день? – спросила Сабина. – Сколько времени у нас на этот раз? Опять только до семи часов? Сколько у вас там сообщников?

Но монахиня лишь молча опустила голову, и Сабина поняла, что этой ночью не услышит больше ни слова.

* * *

Через час Сабина стояла во внутреннем дворе здания БКА и смотрела на звездное небо. Ночь принесла приятную прохладу. Гроза прошла стороной, и лишь отдельные молнии вспыхивали на горизонте. Грома почти не было слышно.

В здании светилось всего несколько окон. Большинство жалюзи было опущено. Из-за облака показался месяц.

Сабину знобило. Она до смерти устала. Спичкой она зажгла сигарету, которую стрельнула у техника в комнате для допросов. Дрожащими пальцами поднесла тлеющую сигарету к губам, глубоко затянулась и тут же закашлялась. Проклятье! Она загасила сигарету в пепельнице. Только не начинай с этим делом, а то закончишь, как Снейдер, марихуаной.

Тут зазвонил ее мобильный. На дисплее высветился номер Тины.

– Ты где?

– Во дворе для курильщиков.

– В компании? – спросила Тина.

– Нет.

– Как все прошло с монашкой?

Сабина вкратце рассказала ей о разговоре, который абсолютно ничего не дал – кроме того, что женщина насладилась своим первым успехом.

– Звучит не очень, – прокомментировала Тина. – В любом случае мы кое-что выяснили. Отдел криминалистической экспертизы только что закончил обследовать фабричный цех. На таймере, маленьком двигателе, бочке, трубах, наручниках, перекатной лестнице во втором цехе и на дверных ручках были обнаружены исключительно отпечатки пальцев монашки.

– Больше ничего?

– No, – по-итальянски ответила Тина.

– Значит, у нее все-таки не было сообщника, – заключила Сабина.

– Похоже, она действительно организовала все в одиночку. Маловероятно, но теоретически возможно.

– Спасибо.

– Увидимся завтра. – Тина завершила разговор. Сабина убрала телефон и посмотрела на ночное небо.

Как монашка собирается убить остальных шестерых людей?

Три года назад

Скоростной междугородний поезд только что прибыл на вокзал Иннсбрука. Лейтенант Грит Майбах натянула на плечи рюкзак, в котором находились туристический коврик, спальный мешок и боевое и альпинистское снаряжение, такое как веревка и стальные кошки, – всего сорок килограммов на спине, – и покинула купе. Ее, тридцатичетырехлетнего горного стрелка австрийских вооруженных сил, срочно вызвали на службу. Точного представления она еще не имела, но знала, что операция будет в горах.

Сойдя с поезда, Грит остановилась на перроне и подняла глаза. Тироль. Снова здесь. Иннсбрук, окаймленный горными цепями, располагался в долине. Хотя был только конец марта, солнце уже растопило снег в городе. Но величественные горы высотой по две с половиной тысячи метров, окружавшие город со всех сторон, были покрыты снегом почти до самой долины. Стоило посмотреть наверх, как яркий отраженный свет слепил глаза.

Воздух был чистым и обжигающе холодным. Грит сделала несколько глубоких вдохов, надела солнечные очки, пересекла платформу и через вокзальный вестибюль попала в суматоху города. Она сразу направилась в оперативный штаб расположенного рядом полицейского комиссариата.

Грит вошла в переоборудованную под конференц-зал комнату и увидела около дюжины мужчин, тоже из горнострелковых подразделений, которые сидели полукругом, – отчасти знакомые лица, – и своего бывшего наставника, полковника Айхингера.

– С лейтенантом Майбах мы в полном сборе. Садитесь. – Айхингер пошел к видеопроектору.

Грит спустила рюкзак с плеч и села на последний свободный стул.

– Нас вызвала земельная полиция, – объяснил Айхингер. – Подразделение «Кобра» упустило одного мужчину, и теперь на сцену выходим мы как специальная команда.

– Всегда одно и то же, – пробурчал один из стрелков, – сначала напортачат, а потом нам можно работать.

– Тишина! – одернул его Айхингер. – У нас мало времени и, к сожалению, очень скудная информация. – Он включил видеопроектор.

Стрелок был не так уж и не прав. Ребята из «Кобры» были обучены освобождать заложников, а горные стрелки – убивать людей, если это необходимо. Видимо, ситуация была дерьмовая.

Грит рассматривала выведенную на стену фотографию. Плохой, размытый черно-белый снимок, на котором был мужчина лет тридцати пяти, в солдатской униформе. Немецкий бундесвер, насколько разглядела Грит.

В комнате все тут же стихли.

– Это Томас Шэффер, немецкий солдат, служил в Афганистане. – Айхингер назвал год рождения мужчины. – Вырос в приюте в Регенсбурге, обучался в немецком БКА, а затем пошел в бундесвер. Проводил отпуск в Тироле и слетел с катушек.

Грит изучала угловатые черты лица мужчины, твердый взгляд и коротко стриженные волосы. Кроме этого, она обратила внимание на темное пятно у него под глазом. Шрам или синяк? И невольно дотронулась до красного родимого пятна на лице.

Грит легко могла поставить себя на место мужчины – и это не было связано с эмпатией или прочей психологической чепухой. Она была одного года рождения с Шэффером, сама выросла в детском доме, без родителей, и в военном образовании увидела свой единственный шанс и будущее. Может, такие профессии выбирают, когда не знают ни своего происхождения, ни почему от них отказались биологические родители, а приемные не захотели взять, и срочно нуждаются в самоутверждении. Иногда Грит задавалась вопросом, когда же она слетит с катушек.

– После того как вчера вечером в студенческом баре в центре Иннсбрука Шэффер напился почти до коматозного состояния, он хотел застрелиться из своего оружия. Несколько гостей пытались его остановить. Результат: пятеро тяжелораненых мужчин.

– И «Кобра» не может с ним справиться? – буркнул один из стрелков.

– Тихо! Шэффер крепкий парень. Он…

– Полковник Айхингер, при всем уважении, но чтобы избить пятерых студентов, не обязательно быть крепким.

Все засмеялись.

– Если еще хоть раз без разрешения откроете рот, то вы потащите мой рюкзак наверх! – прорычал Айхингер.

Наверх? Значит, Айхингер пойдет с нами.

С этого момента все молчали и внимательно слушали своего наставника.

– Шэффер избил до полусмерти не студентов, а трех солдат, полицейского и таксиста.

– По очереди?

– Одновременно. Он владеет рукопашным боем и был лазутчиком в тылу противника. Он ушел от «Кобры» на рассвете, отправил еще двоих мужчин в больницу и скрылся в горах. Где, вероятно, спрятался в одной из хижин, которых здесь множество.

– И мы должны его найти?

– Найти и нейтрализовать, – уточнил Айхингер. – Как одержимый в состоянии амока, он непредсказуем и может причинить вред еще большему количеству людей.

Может, он еще раз попытается покончить с собой – тогда у нас будет одной проблемой меньше, – подумала Грит.

– У него есть мобильный, который мы могли бы запеленговать?

– Ответ отрицательный! – Полковник Айхингер взглянул на наручные часы. – Мы разделимся на три команды. В шестнадцать ноль-ноль нас заберут три вертолета и отвезут наверх. Затем мы по двое проверим хижины.

Что ж, удачи. Это будет поиск знаменитой иглы в стоге сена – или, правильнее сказать, иглы в снегу.

– Лейтенант Майбах! Вы пойдете со мной, – распорядился полковник.

Вертолеты высадили их на высоте полутора тысяч метров, и они в командах по двое направились в разных направлениях, но оставались в постоянном радиоконтакте.

Грит и полковник Айхингер были последней парой, которая двинулась в путь. Их группа называлась «Песец-один».

В полной экипировке и на снегоступах, они осторожно поднялись к первой хижине. В горах стоял туман и моросил мелкий ледяной дождь. За несколько минут рюкзак и одежда намокли и стали намного тяжелее.

Первая хижина была пуста, вторая тоже. В 18 часов они наткнулись на колючую проволоку с табличкой:

Военная закрытая зона. Вход запрещен. Военный комендант.

Айхингер взглянул на карту.

– Будь я Шэффером, спрятался бы здесь, – пробурчал он.

Теперь и Грит стало понятно, почему «Кобра» запросила поддержку горных стрелков – здесь они ориентировались лучше всех.

Они вошли на территорию, включили налобные фонари и продолжили путь.

Спустя полтора часа марша добрались до следующей хижины. Сообщений от других команд по рации пока не поступало. Неужели Томас Шэффер продвинулся так далеко?

Ветер дул уже сильнее; в защищенных от ветра местах снежных заносов было наверняка минус десять градусов, на открытых пространствах и того больше. Следов Шэффера не сохранилось – если они тут вообще когда-либо были.

– Отдохнем немного в хижине, – решил Айхингер.

Они зашагали дальше. Неожиданно Грит рефлекторно сдернула с плеча винтовку и дозарядила ее. Очевидно, Айхингер увидел то же самое, потому что и он схватился за оружие. В хижине горел свет. Слабое мерцание, которое проникало через закрытые оконные ставни.

– Тихо – и выключите фонарь, – прошептал он.

Они выключили налобные фонари и вместо этого надели защитные очки с усилением остаточного света.

– Зайдите через переднюю дверь и прозондируйте ситуацию. Но с задержанием подождите, я пока запрошу подкрепление, обойду хижину и подстрахую с другой стороны, чтобы он не сбежал, – распорядился Айхингер.

Грит кивнула и направилась к хижине. Она слышала, как за спиной Айхингер остановился и передал по рации ее наблюдение остальным командам.

Наверняка это была не единственная хижина в Тирольских Альпах, в которой горел свет, – но единственная в военной закрытой зоне. А так как они находились здесь со спецзаданием, то им сообщили бы о других военных операциях в этой местности.

Голос полковника Айхингера позади нее становился все тише, и скоро она слышала его приказы коллегам из других команд только через свою рацию.

Грит подошла ближе и увидела, что поднимающийся из трубы дым относит в ее направлении. В следующий момент она почувствовала его запах. Встречный ветер! И он так быстро не поменяется. Это хорошо. Ей не нужно слишком стараться не шуметь.

«…с этого момента режим радиомолчания!» – раздался из ее рации последний приказ полковника Айхингера.

Грит все равно выключила свой прибор, чтобы Шэффера не спугнул предательский треск. После этого был слышен только свист ветра.

Добравшись до хижины, она скинула снегоступы, сняла рюкзак с плеч, не выпуская из рук винтовку, и поставила его рядом с входной дверью. Потом стянула с головы защитные очки, чтобы ее глаза привыкли к темноте. Осторожно заглянула между ламелей ставней внутрь. Стекло запотело, но она все равно смогла разглядеть прихожую. Деревянные стены, рога, комод и мощная поперечная балка, на которой висела керосиновая лампа. Больше ничего не было видно. Во всяком случае, в помещении было пусто. Очевидно, хижину построили в то время, когда местность еще не была закрытой зоной.

Грит сняла перчатки и расстегнула молнию своего белого комбинезона. После того как вытащила из кобуры и дозарядила пистолет, она вдавила винтовку в снег рядом с фундаментом хижины и слегка ее прикопала. Оружие ни в коем случае не должно попасть преследуемому в руки. Грит предусмотрительно растегнула ножны на поясе, затем нажала на ручку деревянной двери.

Дверь была незаперта. Петли не заскрипели, и Грит увеличила щель лишь настолько, чтобы заглянуть в прихожую. О’кей, только прозондировать ситуацию! На комоде лежал рюкзак, рядом стояли три открытые банки энергетика.

Вот как ты проводишь вечер.

Наверняка полковник Айхингер скоро закончит свои приготовления и обогнет хижину. Грит проскользнула в комнату. Свист ветра тут же смолк. Она тихо закрыла за собой дверь. В хижине было не меньше пяти градусов тепла, пахло дровами и камином.

Грит тихо раскрыла рюкзак и медленными движениями порылась в нем. Только рулон туалетной бумаги, пара консервных банок тушенки с овощами, свитер и аптечка. В боковом кармане она нашла несколько купюр евро, паспорт, спички, компас и мультифункциональный складной нож.

Тающий снег стекал с шапки по вискам. Она вытерла воду с лица и затем промакнула ладони туалетной бумагой. Там, где она стояла, вокруг ее сапог образовалась лужица.

Спокойно, не торопиться, – думала она. – Айхингер наверняка сейчас появится.

Держа одной рукой пистолет, окоченевшими пальцами другой она раскрыла паспорт.

Томас Шэффер.

Это был тот же мужчина, чье фото она уже видела на оперативном совещании. И чье лицо показалось ей таким знакомым.

Гражданин Германии.

Рост метр восемьдесят шесть, голубые глаза.

Место рождения Регенсбург.

Затем она уставилась на дату рождения Шэффера. Он родился не только в один год, но и в один день с ней. 9 мая.

Она выросла в Куфштайне в Тироле, Томас Шэффер в Регенсбурге – даже не так далеко друг от друга. В жизни бывают совпадения. Но то, что у нас один и тот же знак зодиака, тебе не поможет, парень!

Ей лучше покинуть хижину и снаружи дожидаться полковника Айхингера с подкреплением. Грит засунула паспорт обратно в рюкзак и уже хотела дать задний ход, как включилась ее рация.

«Белая куропатка – Песцу. Грит, на последней развилке вы направо или нале…»

Вот дерьмо!

Она отключила звук. Видимо, до этого на холоде выключатель не сработал.

Грит тут же вскинула пистолет и задержала дыхание.

Ты такая идиотка! – ругала она себя. Но еще больше злилась на коллегу, который нарушил режим радиомолчания и к тому же назвал ее по имени.

Для отступления было слишком поздно. Шэффер наверняка все слышал. Так что оставалось только рвануться вперед. Она распахнула дверь и ринулась из прихожей в хижину.

Да, Шэффер все слышал.

Он стоял в свете керосиновой лампы, в сапогах, военных штанах, с голым торсом – и с «глоком» в руке. Ствол смотрел прямо на нее.

Она взглянула Шэфферу в лицо, узнала сверкающие голубые глаза и просто обомлела.

Этого не может быть!

День второй
Бах-ан-дер-Донау,
Бавария Суббота, 13 мая

Глава 9

– Немез, видит бог, у меня есть дела поважнее, чем обсуждать с вами ваше расследование. – Дирк ван Нистельрой подошел к своему письменному столу, скинул пиджак и бросил его на спинку стула.

На столе стояла дымящаяся кружка с кофе, рядом с телефоном возвышалась башня из конвертов внутренней почты. И вероятно, к полудню там окажется уже следующая стопа.

Но Сабина не могла с этим считаться. Сцепив руки за спиной, она стояла в центре комнаты и смотрела в окно на внутренний двор. Светало, а во многих кабинетах уже горел свет.

– Я бы предложила…

– Какие бы идеи у вас ни появились, просто действуйте! – прорычал ван Нистельрой. Он остался стоять, словно дожидаясь, когда она наконец добровольно исчезнет из его кабинета, прежде чем ему придется ее вышвырнуть. – Похищенный погиб, коллега ранен – это плохо, но такое случается. Так как Краймса еще не…

– Вальтер Граймс, – исправила его Сабина.

– Да ради бога. – Ван Нистельрой махнул рукой. – Так как его пока не объявили пропавшим без вести, наш пресс-секретарь может придержать информацию о его смерти еще двадцать четыре часа. Но позаботьтесь о том, чтобы монашка наконец-то заговорила и следующего убийства не произошло. Тогда мы сможем уведомить общественность, что спасли жизнь шестерым людям. – Он направил на нее указательный палец. – Я понятно выразился?

– Насколько я узнала монашку, она не раскроет рот.

– Но вы ведь ее узнали! – крикнул ван Нистельрой. – Используйте эти знания против нее.

Сабина застонала.

– Женщина поставила четкое условие, которое мы не можем выполнить! Она хочет говорить только со Снейдером.

– Зачем БКА несколько лет вкладывало в вас деньги? – Ван Нистельрой свел брови. – Вы профайлер и получили психологическое образование! Сумеете обойтись и без Снейдера.

– Сейчас нет. – Она посмотрела на настенные часы. Было начало седьмого утра. – В этом случае есть только одна разумная вещь, которую я могу сделать.

Ван Нистельрой бросил на нее вопросительный взгляд.

Сабина повернула голову в сторону двери. В этот момент постучали.

Еще до того, как ван Нистельрой успел крикнуть «Войдите!», дверь открылась, и в кабинет вошел высокий лысый мужчина в темном костюме.

Снейдер.

К нагрудному карману его пиджака было приколото удостоверение посетителя.

Лицо ван Нистельроя будто застыло. Похоже, он действительно считал, что его наконец-то оставят в покое.

– Вы надо мной издеваетесь, Немез? Что это значит? Какой-то абсурдный номер «хороший полицейский – плохой полицейский»?

– Мне очень жаль, – извинилась она, – но я попросила Снейдера приехать сюда.

– Попросила? Так просто? – фыркнул ван Нистельрой. – И он сразу же примчался?

– Я его вынудила, – призналась Сабина. – Все-таки речь идет об убийстве.

Снейдер и ван Нистельрой некоторое время молча смотрели друг на друга.

– Закрой дверь, – пробурчал ван Нистельрой.

Снейдер захлопнул ее.

– В ближайшие дни произойдут еще шесть убийств, если мы не выполним требование этой женщины, – сказала Сабина. – Я уверена в этом на сто процентов. Не представляю, как она это устроит, но знаю, что у нее есть такая возможность.

Ван Нистельрой застонал. В конце концов полез в ящик стола, вытащил служебное оружие, магазин, связку ключей, магнитную карту и удостоверение и грохнул все на стол.

– Твое вчерашнее увольнение отклонено!

Снейдер, который не сказал до сих пор ни слова и просто стоял рядом, взглянул на Немез.

– Ради этого вы меня сюда притащили?

– Боже мой! – не выдержала она. – Сейчас правда неподходящий момент для того, чтобы два добермана, которых распирает от тестостерона, играли своими мускулами. Мы можем начать разумно работать над этим делом?

Снейдер проигнорировал Сабину и уставился на ван Нистельроя.

– Я работаю в БКА только на моих условиях. Или эффективно, или никак.

– Чего ты конкретно хочешь? – вздохнул ван Нистельрой и опустился на стул.

Снейдер сделал шаг вперед, поднял руку и оттопырил три пальца.

– Во-первых: команду, с которой я могу вести расследование по своему усмотрению. Во-вторых: особое разрешение, чтобы действовать без бюрократических проволочек, прокуроров и судейских решений. И в-третьих: все необходимые особые полномочия, чтобы работать за границей.

Сабина одобрительно кивнула. Как-никак она проинформировала его вчера о связи с Австрией.

– А, по-твоему, у других стран вообще нет права голоса в таких вопросах? – возразил ван Нистельрой.

– У нас имеется соглашение для особых операций.

Ван Нистельрой помотал головой.

– Мартен, это ни в какие ворота не лезет и нарушает все правила.

– Монашка тоже играет не по нашим правилам, – поддержала Снейдера Сабина.

– Как и все преступники, но мы все равно должны соблюдать законы, – возразил ван Нистельрой, уже начиная сердиться.

Снейдер подошел ближе к письменному столу.

– Ты отлично знаешь: если кошке надеть перчатки, она не сможет ловить мышей. Поэтому я требую иммунитета во всем, что мы делаем.

Ван Нистельрой сделал большой глоток кофе, затем опустил голову и помассировал виски. Сердце у Сабины колотилось в горле. Она ненавидела нарушать законы, но, в конце концов, речь шла о спасении жизней. Она покосилась на Снейдера. Его лицо и лысина были белые как мел, глаза запали. Самое время для него поймать какого-нибудь убийцу.

– Мы теряем время. Так я получу особые полномочия? – спросил Снейдер. – В противном случае буду наслаждаться спокойствием в моем загородном доме и прочту в газете, как вы профукаете дело.

Ван Нистельрой поднял глаза.

– При всем желании, я не могу…

– Вспомни дело Марка Дютру в Бельгии, – сказал Снейдер. – Пока он сидел в следственном изоляторе, в его подвале от голода умерли две восьмилетние девочки.

– Да, черт возьми, хватит! – Во взгляде ван Нистельроя читалась тоска. – Я не знаю, как объясню это министру внутренних дел, все-таки мы не служба разведки, но да, черт побери! – Он поднял указательный палец. – Но только для этого случая – и максимум на шесть дней. Ты понял?

Снейдер кивнул.

– И смотри, чтобы тебя не застукали, если пострадают люди… – ван Нистельрой понизил голос, – потому что этого я не одобрял, ясно?

Не моргнув глазом, Снейдер снял удостоверение посетителя с пиджака, взял свой пистолет и рассовал ключи, удостоверение и магнитную карту по карманам.

Ван Нистельрой наблюдал за ним с таким перекошенным лицом, словно после этого разговора язва желудка была ему гарантирована.

– И кому же будет позволено работать в твоей высокоодаренной команде? – спросил он, рисуя пальцами в воздухе кавычки.

Снейдер взглянул на него без каких-либо эмоций.

– Для начала только Немез и Мартинелли. Чем меньше, тем лучше, – сказал он. – Остальных людей я назову тебе в течение шести дней.

После того как ван Нистельрой кивнул, Снейдер покинул кабинет. Сабина хотела последовать за ним, но ван Нистельрой остановил ее коротким жестом.

Президент БКА дождался, когда дверь захлопнулась, затем поднял руку и сказал тихим, но настойчивым голосом:

– Вы втянули Снейдера в игру, вы и отвечаете за то, чтобы ситуация не вышла из-под контроля.

Выйдя из кабинета с тревожным чувством, Сабина последовала за Снейдером к лифтам.

– Чего хотел от вас старый Stomkop?[6]6
  Дурак, болван (нидерл.).


[Закрыть]– спросил Снейдер.

– Сами не догадываетесь?

– Вы должны меня контролировать, верно?

Сабина ничего не ответила, но беспокойство от этого только усилилось.

– Вы в курсе этого дела? – спросила она, чтобы отвлечься.

Снейдер натянул свою знаменитую презрительную улыбку.

– Если у меня нет друзей в БКА, это еще не значит, что я не имею того или иного доступа к информации.

– Шёнфельд?

Снейдер кивнул.

– Я навестил его вчера в больнице. Его лицо выглядит как ландшафт с кратерами на обратной стороне луны.

Сабина застонала. Вчерашняя неудача не отпускала ее, так что она не спала всю ночь и в пять утра отправила Снейдеру эсэмэс со срочной просьбой прийти в кабинет ван Нистельроя в шесть часов, иначе она рехнется.

– Я… – вздохнула она.

Тут Снейдер положил руку ей на плечо. Очевидно, этот жест удивил его не меньше, чем Сабину, потому что он быстро убрал руку, когда дверь лифта открылась.

– Каждый совершает ошибки, Немез…

– Но я…

– Молчите и слушайте, когда я с вами говорю! – перебил он ее. – Запомните одну важную вещь: не ошибается только тот, кто ничего не делает. Вы это поняли?

– Поняла.

Они вошли в кабину лифта. Сабина нажала на кнопку второго подземного этажа, где находились комнаты для допросов.

– Но мой прежний опыт всегда показывал, что нужно слушать интуицию. А сейчас это и привело к ошибке.

Снейдер пожал плечами.

– В этом трагедия любого опыта, – заметил он, когда они ехали вниз. – Он всегда приходит с опозданием. – Снейдер нажал на кнопку первого этажа.

– Монахиня в комнате для допросов 2B. Вы не хотите с ней поговорить? – спросила Сабина.

Лифт остановился на нулевом уровне, дверь открылась, и Снейдер подтолкнул Сабину из кабины.

– Нет, заставим ее еще поволноваться. Второе убийство произойдет ведь не сразу к завтраку.

– Что вы собираетесь делать?

– Я возьму в столовой чайник ванильного чая. А вы пока сообщите Мартинелли. Через десять минут встретимся у меня в бюро.

– А потом?

Снейдер ухмыльнулся, как акула.

– Никогда нельзя идти на допрос неподготовленным. Сначала мы выясним пару моментов.