Текст книги "Искренне ваш…"

– Прежде всего, счастье – то, что ощущает каждый христианин. Это радость полной отдачи, посвящения себя Богу и служения Ему. Без такой радости не может совершаться труд для Господа. В Библии написано даже, что Бог наказывает «за то, что ты не служил Господу Богу твоему с веселием и радостью сердца» (Втор. 28:47). Эту радость во Христе сатана старается украсть из нашего сердца, но нельзя сдаваться! Я всегда был счастлив, когда исполнял в своей жизни то призвание, которое открыл мне Господь. Он чудесным образом прикасался ко мне, вел по жизненному пути и всегда помогал в скорбях и испытаниях. Что может быть прекраснее для христианина и служителя, чем присутствие Бога в жизни и Его водительство?

– У Вас есть наследие – трое детей, тринадцать внуков и шесть правнуков. Видите ли Вы в ком-то из них продолжение своего служения?

– Бог подарил нам с женой замечательных детей! Сын Валерий – одаренный музыкант, играет на многих инструментах и с детства служит Богу своим талантом. У дочери Любы – мой характер: у нее очень развиты организаторские способности. В церкви она несет общественное служение, помогает вновь прибывшим эмигрантам в качестве врача и юриста. Ее дочь, наша внучка Надя, – жена пресвитера церкви, успешно помогает ему в служении. Наш правнук Витя, сынишка Нади, еще маленький, но имеет много способностей и дарований, унаследованных от папы-пресвитера. Кто знает, может быть, он тоже пойдет по стопам своего отца и прадеда?

А наш младший сын Павел остался жить в Сибири, уже четверть века трудится там миссионером – вначале на Дальнем Востоке, теперь в Омске. Вместе с женой они работают в христианской миссии, участвуют в евангелизациях в разных городах России, занимаются служением с семьями, проводят семинары и конференции для супружеских пар. Вижу, что Павел нашел свое призвание как миссионер и служитель. У него прекрасная семья, семь детей, которых он воспитывают их как будущих миссионеров. Все его дети музыканты; славя Бога семейным ансамблем, они много благовествуют по сибирским городам и деревням. Я думаю, что дети пресвитера не обязательно тоже должны быть пресвитерами – это не наследственное призвание. Но каждый должен найти свое место в служении Богу.

На пенсии. Филадельфия, США.

– Близится праздник Пасхи – восьмидесятый в Вашей жизни. Какой из всех пережитых пасхальных праздников был для Вас особенно памятным?

– Я хочу рассказать о двух праздниках Пасхи, которые мне запомнились больше всего. Первый – из моего детства, когда мы жили в ссылке в Сибири. Шла война, отца забрали на фронт. В те апрельские дни бушевал страшный буран и снега намело так много, что нашу землянку занесло выше крыши. Все три пасхальных дня мы просидели в темноте в сугробе, а чтобы определить, день это или ночь, заглядывали снизу в печную трубу. Землянка освещалась лишь маленьким светильником, который представлял собой жестяную банку с ватным фитильком, наполненную каким-то мазутом… Так, в темноте, мы и отпраздновали светлый праздник Христова Воскресения. Сибирь – это была моя первая «семинария», в которой я провел 12 лет (следующая была в Павлодаре, где я трудился пресвитером в течение пяти лет).

Вторая Пасха, которую я очень хорошо запомнил, была в 1980 г. в Молдавии, в бытность мою старшим пресвитером баптистских церквей этой республики. Я всегда составлял график посещения церквей и каждое воскресенье старался посетить два-три богослужения. В тот раз решил посетить сразу четыре общины, рассчитывая на то, что в праздничный день не будут решаться церковные вопросы и я смогу порадоваться вместе со всеми на четырех торжественных собраниях. Но не тут то было!

В первой же церкви после утреннего богослужения, начавшегося в четыре часа утра, мы остались разбирать церковные проблемы, и разбирали их почти до обеда. Но обедать было уже некогда: в 12 часов дня меня ждали в следующей церкви. Там тоже после собрания заседал братский совет и мы стали решать церковные вопросы. Я смотрю на часы – надо торопиться, чтобы успеть на следующее богослужение! Братья спохватились и пригласили перекусить, но кушать было уже некогда: я очень не люблю опаздывать. То же самое произошло и в третьей церкви, и в четвертой… Наконец, поздно ночью, когда закончился братский совет в четвертой церкви, меня пригласили к столу, и это была моя первая еда за весь день…

– Что Вы, опытный служитель, хотели бы пожелать молодым труженикам на Божьей ниве?

– Трудно давать наставления молодым, имеющим диплом пастора и считающим, что они всё знают. Хотелось бы пожелать таким пасторам больше внимания обращать не на богословскую теорию или философию, а на Библию. Сейчас многие стараются разработать церковный устав и учат христиан жить по этому уставу, как по Конституции. Но наш устав – Слово Божье, и жить нужно по Евангелию. А устав нужен для властей, которые не читали Евангелия.

Я желаю всем молодым пасторам быть действительно пастырями народа Божьего, чтобы церковь видела: это – их духовный отец, у которого двери сердца и дома всегда открыты для людей, личного общения с ними. Тогда верующие будут ценить и поддерживать своего пастыря.

Я хорошо помню наставление моего пресвитера, когда я впервые в жизни вышел за кафедру. Это случилось почти 60 лет назад, 17 октября 1948 г. С того времени началось мое служение проповедника. Мудрый пастырь сказал мне тогда: «Становясь за кафедру, ты должен не только любить Бога и всецело посвятить себя на служение Ему – ты должен искренне любить тех людей, которым проповедуешь». Это пожелание я тоже хочу оставить всем, кто совершает служение во славу Божию. Да благословит вас Господь!

– Благодарю Вас сердечно, дорогой Карл Станиславович! Искренне желаю Вам в день юбилея здоровья и благословенных преклонных лет жизни.

P. S.

Пользуясь случаем, хочу еще раз поблагодарить брата Седлецкого за смелость, проявленную в далеком 1968-м. Ведь среди тех детей, которых начали приводить на богослужения, был и я. Страшно подумать, что было бы, не стань он тогда за церковь в проломе! Низкий вам поклон, дорогой брат, и благодарность Господу!

Филадельфия, США

Март, 2007 г.

Юрий Захаров. Откровения блудного сына, или Жил-был фарцовщик

В начале 60-х годов прошлого столетия в Советском Союзе по личному указанию Никиты Хрущева был устроен показательный судебный процесс над так называемыми валютчиками. В 1961 году четверых самых «махровых» фарцовщиков приговорили к высшей мере наказания – расстрелу. Их подельникам повезло больше: например, Юрий Захаров получил тогда «всего лишь» 12 лет лагерей. Впоследствии, в 1994-м, программа «Совершенно секретно» показала об этом фильм на канале НТВ (в главной роли – Ю.Захаров). Годом позже по Первому каналу прошел фильм «Жил-был фарцовщик», снятый студией REN-TV. Но главным событием для ставшего известным фарцовщика было совсем другое…

О переломном моменте в своей жизни и много другом Юрий Владимирович рассказал в эксклюзивном интервью.

– Юрий Владимирович, почему именно Вы так заинтересовали центральное телевидение, что его сотрудники обратились к Вам с предложением снять о Вас передачи?

– Как мне объяснил сценарист Зерчанинов, организовавший съемки, вначале они планировали создать фильм о незаконном расстреле валютчиков. Это был первый в истории СССР судебный процесс, на котором советский суд, применив обратную силу закона, вынес приговор о смертной казни для четырех известных скупщиков валюты в особо крупных размерах. Главным героем намеревались сделать крупного московского коммерсанта Яна Рокотова, который в 50-х был одним из создателей черного рынка. Предложение об участии в съемке поступило в начале 90-х: в то время в России начал развиваться свободный рынок, и такой материал был как раз по теме. Назвать фильм предполагали «Жизнь и смерть Яна Рокотова». Я дал согласие участвовать в создании фильма с одним условием: я должен рассказать мое свидетельство о том, как Бог меня исцелил и сделал христианином.

Съемки начались 20 августа 1993 года. Но тут начался октябрьский путч, и все остановилось. Я продолжал усердно молиться о том, чтобы фильм все-таки вышел на экраны и свидетельство мое прозвучало. В начале весны следующего года мне снова позвонили и сказали, что съемки будут продолжены. Но тема Рокотова к тому времени уже отошла на задний план и главным героем решили сделать меня. Называться фильм должен был «Жил-был фарцовщик».

– То есть, Вы действительно были одним из тех немногих людей в Москве, которые занимались незаконными валютными операциями и строили на этом свой бизнес?

– Да, по сути, в конце 50-х именно мы стояли у истоков организации черного рынка в Москве.

– И много молодых людей занималось в то время таким видом бизнеса?

На съемках фильма «Жил-был фарцовщик»

– До процесса над Рокотовым – не более полусотни, и мы все были знакомы друг с другом. Но позже их развелось столько, что и сосчитать невозможно!

– Выходит, «закручивание гаек» произвело обратный эффект?

– Как всегда. Соблазн быстро и легко заработать большие деньги привлекает очень многих. А тут – такая реклама, да еще с подробностями!

– А что, действительно, деньги были большими?

– Судите сами: за один день только на обмене валюты можно было элементарно заработать на покупку хорошего автомобиля. Большие это деньги – как вы считаете? А если приналечь на бизнес, то можно было вообще нажить огромный капитал. Вариантов «сделать деньги» было много. Самый простой – подходить к только что приехавшим иностранцам и скупать валюту по курсу один к двум. Это было очень выгодно и давало приличный заработок, потому что в государственных обменниках предлагался курс один к одному.

– Почему Вы стали этим заниматься? Нуждались в деньгах?

– Нет, моя семья не бедствовала. Я родился и вырос в семье известных актеров. Моя мама – Нина Петровна Александрийская, солистка Всесоюзного радио, меццо-сопрано. Как раз в середине 50-х она получила звание заслуженной артистки РСФСР и все прилагающиеся к этому блага. Отец в те годы преподавал в училище им. Гнесиных. Детство мое прошло в квартире, доставшейся от родителей отца – крупных промышленников. Была она расположена в элитном доме, в нескольких метрах от Большого театра. Виды на будущее были, как говорится, самыми радужными…

– Тогда еще более непонятно. У Вас ведь была более чем благополучная, по советским меркам, семья! Каждый второй (если не первый) мечтал бы оказаться на Вашем месте, иметь таких родителей, жить в самом центре Москвы… Как же так случилось, что Вы пошли другим путем?

– Во-первых, у моих родителей был мягкий характер, и они меня очень любили. В то же время, они были достаточно занятыми людьми. Во-вторых, меня привлекала именно улица и криминальные авторитеты. В те годы это было повальным увлечением молодежи: полстраны через тюрьмы прошло! Со временем многие отходили от «воровской романтики». Например, мой знакомый, музыкант Сергей Козлов, который тоже в юности окунулся в этот мир, впоследствии стал саксофонистом мирового масштаба. А мне не удалось уйти вовремя, улица все больше засасывала меня. Воспитательная работа родителей ни к чему не приводила. Жизнь моя вошла в колею, где легко можно было заработать, что-то продав или обменяв валюту. Меня уже не интересовали музыка, любимая труба, мечта стать хорошим музыкантом. На первое место вышел нелегальный бизнес с его возможностью легкого заработка. Заграничные пластинки, шмотки, девушки… Это стало болезнью, одержимостью, азартом.

Коми АССР. На зоне курили не только сигареты. Легко можно было раздобыть наркотики.

– Вы упомянули о мечте. Значит, не только валютные операции Вас тогда интересовали?

– Да, мой отец, известный музыкант, хотел, чтобы я тоже стал музыкантом. Он привел меня на репетицию Большого симфонического оркестра в Колонный зал Дома Союзов, познакомил с музыкантами и спросил меня, на каком инструменте я хотел бы играть. Я остановился на трубе, так как решил, что она мне ближе всего по духу. Отец тут же пригласил трубача из оркестра давать мне частные уроки – впоследствии этот человек подготовил меня к поступлению в училище им. Гнесиных. Но вскоре после поступления я «запалился» на продаже икон иностранцам. В «Комсомольской правде» обо мне как о фарцовщике и продавце икон вышла гневная статья корреспондента Шатуновского. Из училища я был немедленно отчислен.

– А в школе музыкой не увлекались?

– Только на уровне самодеятельности. У нас был небольшой джаз-оркестр. В параллельном классе со мной учился Андрей Миронов. В то время он еще, конечно, не был известным актером, но его родители уже выступали на сцене. Миронов пел у нас в джаз-бенде, мог имитировать любые голоса… У него был хороший слух. А внук Немировича-Данченко играл на фортепьяно. Было еще два-три человека, с которыми мы играли на концертах. Иногда меня приглашали играть на танцах, платили небольшие деньги. Но фарцовка все перебила, и музыка отошла на задний план.

– В конечном итоге, в возрасте 21 года Вы оказались на скамье подсудимых…

– Да, арестовали меня в мой 21-й день рождения, 9 ноября 1961 года, и приговорили к 12 годам лишения свободы. Отправили по этапу в Коми АССР, и я очень рад, что попал именно на этот этап. Были этапы намного тяжелее. А мы трудились в тайге на лесоповале. Мое преимущество было в том, что я принимал участие в организации духового оркестра, и хозяин нас не трогал. Мы играли, употребляли наркотики.

– Наркотики? Это было возможно?

– Да, их было много и они были легкодоступны, особенно анаша. А на Колыме мы доставали морфин и опиумные растворы, которые вводили в вену. Я очень быстро пристрастился к этому, ловил новый кайф и уходил от реальности.

– Когда Вы вышли на свободу, Вам было 33… Возраст зрелости.

– Ну, нет, меньше. Я ведь не отсидел срок полностью – благодаря моей маме. Она дружила с женой председателя Президиума Верховного Совета СССР Анастаса Микояна, который пережил все репрессии, расстрелы и сталинские чистки. Так вот, моя мама рассказала всё обо мне Ашхен Лазаревне. Видимо, мамин рассказ был очень эмоциональным и произвел такое сильное впечатление на пожилую женщину, что она не могла уснуть всю ночь. На следующий день она попросила мужа помочь мне, но он ответил отказом и попросил мою маму больше не беспокоить его жену рассказами обо мне.

В начале 60-х Ашхен Лазаревна умерла. Микоян возвратился в Союз после урегулирования Карибского кризиса, и мама решилась пойти к нему на прием с просьбой о моем помиловании. Неожиданно Анастас Иванович пошел навстречу просьбе. Он сказал: «Нина, я делаю это в память об Ашхен. Она очень вас любила». Я получил «помиловку», когда до конца срока оставалось ещё семь лет. Но пять лет отсидеть все-таки пришлось. Я вернулся в Москву. Микоян помог мне даже прописаться!

– Пятилетняя отсидка помогла Вам осознать свои ошибки и измениться к лучшему?

– Нет, такое понимание лишения свободы – это большое заблуждение. Я еще не встречал человека, которого бы исправила тюрьма. В заключении люди становятся только злее; они настроены после освобождения жить по-прежнему, а то и хуже. На зоне почти все мечтают о том, как, выйдя из тюрьмы, заживут припеваючи, совершая новые преступления. На блатном жаргоне такие грёзы называли – «гонять бриллиантовый дым»…

Я тоже задумывался о жизни после зоны, был уверен, что в следующий раз меня не возьмут: я буду умнее! Но уже через шесть лет меня снова посадили.

– Эти шесть лет на свободе Вы ощущали себя счастливым человеком? Ведь в то время могли себе позволить буквально всё…

– Да, преград ни в чем не было; нельзя было только выехать за рубеж. За вечер в ресторане я оставлял по сто рублей, хотя за эти деньги можно было накормить и напоить целую компанию (100 руб. – средняя месячная зарплата инженера или учителя в те годы – прим. ред.).

Тем не менее, счастливым себя не чувствовал. На личном фронте тоже никак не складывалось. Я не мог жениться, потому что с женщинами, окружавшими меня, было просто опасно вступать в сколько-нибудь серьезные отношения. Девушка, которую я любил, изменяла мне. Я не раз заставал ее с другими мужчинами. Мне, конечно, хотелось иметь семью, но я понимал, что это закончится печально.

– Выходит, что роскошь и комфорт совершенно не способствовали обретению душевного равновесия и счастья?

– Совершенно верно! Кроме того, комфорт никогда не был для меня главным, и даже стал раздражать. Пришло время, когда мне надоело зарабатывать деньги. Иностранец-дипломат, с которым я работал постоянно, был очень заинтересован в этом бизнесе. На «левые» деньги он построил себе шикарную виллу на Западе. Такая жизнь его вполне устраивала: это было его стихией! Для меня же этот мир был чуждым. Я стремился к искусству, посещал выставки, заказывал за границей музыкальные инструменты, пытался играть на саксофоне, но у меня ничего не получалось.

Москва, 1976 г.

Выйдя на свободу после второго ареста, я еще больше «подсел» на наркотики, стал смешивать их с алкоголем. Да еще и врачи «помогли», вкололи мне какое-то зелье, от которого я стал очень агрессивным. Выходил, например, на Красную площадь и грозился взорвать мавзолей; выкрикивал грязные ругательства в адрес советской власти, Брежнева и всего правительства. От этого получал своеобразный кайф.

Однажды ночью, возвращаясь из бара домой, я в очередной раз «выступил» на Красной площади. Меня культурно взяли и предложили сделать «укольчик» для успокоения. Вот после этого укола иссякли все мои жизненные силы, началась жуткая депрессия. Может, это и совпадение, но все началось именно после этого укола. Я знал, что сопротивляться психиатрам бесполезно, но таких последствий никак не ожидал. В таком состоянии я провел почти два года…

– А что же врачи? Оставили Вас после этого без внимания?

– Нет, я лечился в хорошем отделении, и мой врач всегда пыталась мне помочь. Она предлагала моей маме частных врачей; та безропотно платила деньги, но результата – никакого! В Евангелии от Марка есть история о женщине, которая 12 лет страдала кровотечением, потратила все деньги на врачей, но пришла в еще худшее состояние. То же самое происходило и со мной. Сколько денег ушло на моё лечение! Меня даже пытались лечить антидепрессантами на фоне полного голодания, но это ещё больше подорвало мое здоровье. Врачи поставили на мне крест, считая, что я уже никогда не стану нормальным. Таких хронических больных отправляли в загородную больницу, откуда возврата не было. «На вечную койку», как тогда говорили.

Я превратился в «живой труп». Меня так прямо и называли! Получил вторую степень инвалидности. Более 20 раз меня пытались вылечить в различных клиниках стационарно – всё бесполезно! Осенью 1978 года я снова мучился от депрессии в десятом отделении больницы им. Ганнушкина. И однажды услышал слова врача-психиатра Лейзеровича, от которых у меня всё похолодело внутри: «Захаров сам себя обслуживать уже не может, его пора отправлять в загородную больницу как хроника». Это звучало как приговор.

– Не могу себе представить Вас в таком обличье! Вы же вполне здоровый, мыслящий человек! Не думаю, что программа НТВ стала бы снимать передачу об умалишённом… Что же случилось с Вами, что привело к таким кардинальным переменам? Как вам удалось выбраться из этого ада?

– Я прочитал в Библии о том, как Иисус исцелял людей, и начал искать Бога.

– Подождите-ка, легко сказать: стал читать Библию! Где же Вы нашли ее в Советском Союзе, да еще в самый пик застоя?

– Мне ее продал сосед-алкоголик: ему не на что было опохмелиться. Принес и просит: купи, Юра. Запросил немало – 70 рублей. Я купил, сам не знаю почему, и в тяжелые моменты, когда особенно наваливалась депрессия, стал заглядывать в неё. Читал об исцелении безнадежных больных – и вдруг у меня появилась надежда, что Иисус может мне помочь!

Было ещё одно немаловажное обстоятельство. Моя мама давала частные уроки пения хористкам третьего хора баптистской церкви в Москве. Однажды, в отчаянии, она поведала им о своей боли – о единственном сыне, алкоголике и наркомане. Ведь я такие дебоши дома устраивал! Мама не знала покоя ни днем, ни ночью… Ученицы-хористки приняли мамину нужду близко к сердцу и предложили ей молиться обо мне. С тех пор они постоянно за меня молились.

Еще раньше, года за три до этого, я начал посещать разные церкви, но баптистскую не признавал. Там не было икон – следовательно, по моему мнению, не было атмосферы Древней Руси. Но после слов врача Лейзеровича я сказал себе: «Пойду к баптистам, буду просить Иисуса Христа исцелить меня! Это моя последняя надежда». В декабре 1978 года, перед Новым годом, меня выписали из больницы. Забегая вперед, скажу, что с тех пор я больше ни разу не обращался за помощью к психиатрам, хотя прошло уже больше четверти века.

Через пару недель после выписки я решился исполнить свои намерения насчет посещения баптистов. Тем более, что был повод: 7 января – Рождество Христово. Мама панически боялась отпускать меня без сопровождающего, зная, что всегда, когда я выходил из дома один, то возвращался пьяным, да еще и с батареей бутылок в придачу. Она была права: в тот день, выходя из дома, я привычно мечтал о том, как на обратном пути зайду в рюмочную…

Всё в этой церкви было для меня чужим. Я не увидел икон и лампад. Только текст на матовом стекле возле кафедры: «Бог есть любовь» – но я не понимал тогда подлинного смысла этого библейского изречения. Любовь для меня означала, в первую очередь, секс. Однако на меня произвело огромное впечатление пение хора, исполнившего в этот праздничный день гимн Вениамина Креймана на слова оды Гавриила Державина «Бог».

После богослужения я поймал такси и попросил отвезти меня к Большому театру. Расплатившись с таксистом, я направился к своему дому. Проходя мимо рюмочной, услышал вдруг оклик: «Борода, а ты чего в рюмочную не заходишь?» – «А чего я там потерял?» – ответил я. И тут меня осенило: ведь я НА САМОМ ДЕЛЕ прошел МИМО рюмочной! Мимо заветных ступенек, один вид которых вызывал во всем моем теле дрожь предвкушения выпивки! Куда всё это девалось? Где бешеная тяга к спиртному? Ее не было…

И ныне я подтверждаю, что Иисус Христос исцеляет сегодня так же, как и вчера – в том числе, тех людей, которые ещё ничего не знают о покаянии. Я тоже тогда не знал. Я покаялся значительно позже.

– То есть, Вы получили освобождение до своего покаяния?

– Да! А какое могло быть покаяние у человека, потерявшего рассудок? Я в первый раз пришел в церковь, мне дали сборник в руки и попросили петь гимн вместе с остальными. Я не мог даже двух нот из себя выдавить, внутри все было мертво. А вот после исцеления, после того, как Слово Божье проникло в меня и я осознал, что Христос принял смерть за меня, грешника, – тогда я и покаялся. В июле 1980 года я принял святое водное крещение на Востряковском озере.

Новая жизнь. Рукоположение по окончании Библейской семинарии.

– Что Вас подтолкнуло к написанию книги?

– Фильм «Жил-был фарцовщик» я смотрел раз двадцать. Многое мне не нравилось, чего-то там не хватало. В итоге, я пришел к выводу, что, поскольку работники всех этих компаний – люди мирские, им просто не удалось показать истинную роль Иисуса в моей жизни. Не сумели они сделать основной акцент на том, что, если бы не Иисус Христос – не было бы ни фильма, ни меня, ни моего свидетельства. И я начал молиться, чтобы Господь дал мне силы написать книгу. В самом начале, после покаяния, я уже пытался писать, но у меня ничего не выходило. Поэтому считаю, что книга эта написана сверхъестественным образом: такую силу мог дать мне только Бог. У меня появилось столько вдохновения! Стоило мне только сконцентрироваться на каком-то вопросе, как я тут же вспоминал и записывал все до мелочей, не прилагая никаких усилий.

– Книга, как я понял, ориентирована, в первую очередь, на людей неверующих?

– Да, я хотел показать – в первую очередь, всем тем, кто меня знал, – что со мной сделал Бог. Я встречался с моими бывшими дружками на улице и надеялся, что, может быть, кто-то из них тоже покается. Помните – Христос, освободив одержимого, сказал ему: «Иди к своим и расскажи, что сотворил тебе Господь». Тот пошел, и стал проповедовать о Христе – и это помогло людям, проживавшим в той местности, обратиться к Богу. У меня тоже было такое намерение. Я даже молился по списку о моих знакомых! На съемках фильма режиссер Беляев сказал мне: «Чем больше ты расскажешь о своей греховной жизни, тем ярче будет выглядеть на этом фоне твоя новая христианская жизнь». Я помнил это наставление при написании книги. Я хотел показать неверующим, что я действительно был грешным человеком, а не придумал эту историю…

– Как у Вас обстоят дела сегодня?

– Я с большим удовольствием окончил пасторскую школу. Для меня это было особой честью. Я благодарен Богу, что Он предоставил мне такую возможность. Семинария дает глубокие библейские знания. Еще несколько лет назад я не так активно читал Библию. Но наш пастор Николай Ильич Епишин организовал братские встречи, на которых мы молимся, общаемся друг с другом и с Господом. Я уже не могу обходиться без этих встреч, и очень благодарен пастору за то, что он так духовно ведет церковь. Мы молимся об исцелении одержимых, больных и т. д. Мой духовный рост продолжается постоянно. Такое близкое общение с Богом благословенно; оно дает такую силу, которую не описать! Силу, без которой невозможно преодолевать те испытания, с которыми мы сталкиваемся в жизни. И я бесконечно благодарен Богу за это.

Москва,

Апрель, 2005 г.