Текст книги "Доступ к телу"

– И это за весь д-д-день?

– Да…

– Наши ученые м-м-матерятся чаще.

Из микрофонов донесся характерный звук слива бачка ватерклозета. Дружников отбросил журнал в сторону:

– Слышишь, Колька, проснулись, – и, вскочив с табуретки, одним прыжком сиганул из кухни в рабочее кресло. Колесики, вмонтированные в ножки мебели, позволяли ему раскатывать вдоль панели, перемещаясь от экрана к экрану. По ходу движения аспирант делился увиденным тоном комментатора на спортивном ристалище.

– Лык писает. Заметь, не в ванную, а в унитаз. Косой почистил зубы. Колька, какой прогресс! А Няпа! Посмотри на Няпу! Примеряет галстук! Это с его-то рожей?! Я торчу… Наши братки уже при параде. Не иначе, намылились куда-то.

Странную торопливость уголовников отметил и Тарутян, успевший занять соседнее кресло.

Наскоро ополоснув физиономии, подопытные джентльмены нарядились в свои новые костюмы и исчезли с экранов.

– Надо звонить патрону. Что-то сегодня они больно рано…

– Не т-т-т-рогай профессора. Если что, ему позвонят без тебя. Лучше за-пи-пи-пиши в журнал, что они опять не тронули ни денег, ни золота.

– Уже записал…

– П-п-п-послушай, а ты знаешь, сколько там ба-ба-бабок? Мы же ни р-р-р-разу не считали.

– Пошли, посчитаем.

– П-п-пошли…

– А если они вернутся?

– Ну и что? М-м-мы не чужие. Имеем право.

Дубликат ключей от апартаментов у молодых ученых имелся, стоило лишь выйти из одной двери и войти в другую. Обитель джентльменов они посещали две недели назад, принимая работу ремонтников. После в ней бывал только профессор, и то несколько раз. В прихожей Тарутян повел носом:

– Чувствуешь з-з-з-запашок?

– Есть немножко, – согласился Дружников, ощутив смешанный запах табака с другим, специфическим духом тюремного общежития.

– Зеками п-п-пахнет. Странно, они вроде ходят в душ и вполне цивилизованно по-по-пользуются туалетом.

– Последние три дня. А до этого путали унитаз с джакузи…

Наблюдая за подопытными в самых интимных проявлениях их быта, ученые не могли не заметить разительных изменений в их поведении. Это касалось не только культуры гигиены, но и общения между собой. С каждым днем они все реже пользовались жаргонными словечками, реже ругались матом и даже называли друг друга по имени. Александр Ильич отметил это первым. В конце опытов он намеревался тщательно обследовать мозг каждого, чтобы понять, чем вызваны такие перемены.

В холле молодые ученые остановились возле небольшого комода. Дружников выдвинул ящик. В нем лежали две пачки долларов. Тарутян пересчитал купюры. В каждой оказалось по десять тысяч. Вернув валюту на место, они перешли в столовую. В буфете обнаружили еще три пачки долларов и пять пачек рублей. Деньги были запечатаны.

– Придется ра-ра-раскрывать.

– Зачем? Тут же написано – по сто тысяч.

– Уверен, что п-п-по сто?

– Конечно. Прикинь на глаз – купюры по пять тысяч каждая. Так и будет. И потом, это же в банке кассиры пишут…

В другом ящике буфета хранились две коробочки с ювелирными украшениями. Дружников высыпал содержимое одной коробки на ладонь:

– В цацках я не разбираюсь. Но весят они граммов сто, не меньше…

– Цену з-з-з-золота можно посмотреть в Интернете. Она теперь бы-бы-бы-стро растет.

– Тут еще и камни? Ты в них что-нибудь сечешь?

– У меня дя-дядя ювелир. Тоже Та-та-та-рутян. Он знает…

– В Ереване?

– Почему в Ереване? Он д-д-д-давно в Москве.

– Колька, только представь, сколько лет нам надо работать, чтобы нажить такое?

– Лет д-д-д-двести… Ладно, хватит с-с-слюни пускать. Пошли отсюда.

– Погоди, давай поглядим, что у них там с запасами? – Дружников открыл холодильник. Верхняя полка едва вмещала банки с пивом. Друзья переглянулись.

– Позаимствуем немного. Нам тут до вечера торчать, а зеки не обеднеют.

Набив карманы, прихватив в руки, сколько вмещалось, молодые ученые вернулись в аппаратную. По первой банке вытянули молча. Откупорив вторую, Дружников спросил:

– Коля, у тебя заграничный паспорт в порядке?

Тарутян пристально посмотрел ему в глаза:

– У меня в по-по-рядке. А у тебя?

– Весной менял.

– Тогда давай еще по ба-ба-баночке за наш эксперимент.

Друзья откупорили пиво и, чокнувшись, выпили до дна.

* * *

Арсений изменил привычке – после завтрака не поехал в банк, а пригласил отца к себе в кабинет и усадил в кресло:

– Папа, поздравляю с успехом.

– Сынок, поздравлять рано. Опыты необходимо продолжить до конца месяца.

– Продолжай, но пора начинать следующий этап. Это большая канитель, нельзя терять времени.

– Я не против, но надо как-то уладить вопрос с подопытными. Не возвращать же мужиков в тюрьму?

– Это не самая трудная проблема. Есть посложнее. Скажи, как ты собираешься внедрять свое изобретение в жизнь?

– Массовой активизацией гена у населения.

– Какова технология?

– Придется обучить врачей и развернуть специальные центры по всей стране.

– Технически это реально?

– Реально, но требует огромных затрат.

– Оставим пока тему финансирования. Я хочу понять весь механизм твоей идеи. Ты планируешь заставить людей пройти активизацию принудительно?

– Почему принудительно?

– А как?

– Пока не знаю.

– А ты подумай. Представь, российскому обывателю сообщили – ты жулик и вор, но мы тебе поможем – привьем честность. Попробуй смоделировать его реакцию?

Александр Ильич задумался, но ответа не находил.

Арсений усмехнулся:

– Не можешь? А я могу. Он пошлет тебя на известные три буквы.

– Возможно, ты и прав. Значит, принудительно. Начать с чиновников – желаешь занять кресло, пройди активизацию гена «h».

Арсений похлопал отца по плечу:

– В стране жуликов честный чиновник?! Не завидую его участи. Его или укокошат, или усадят в психушку.

– Что же делать?

– Есть только один путь – массовая, обязательная для всего населения, прививка. Но с такой инициативой к народу может обратиться только президент страны.

– Давай напишем президенту.

Арсений посмотрел на отца с грустью. Он ощущал себя не сыном мудрого ученого, а отцом подростка, которому пора рассказать, что детей не находят в капусте. И о том, что аисты к процессу деторождения отношения не имеет. Рассказать доходчиво, но при этом не травмируя психику «ребенка». Арсений любил отца, понимал, что тот живет совсем в другом мире и там преуспел куда больше других. Понимал он и значение работы Бородина-ученого, потому и пошел на серьезные расходы, чтобы папашу поддержать. Но в отличие от Александра Ильича, молодой банкир представлял все трудности, с которыми родителю предстоит столкнуться.

– Арс, чего молчишь? Растолкуй старому дураку, почему нельзя обратиться к президенту?

– Папа, ты ничего не понимаешь. Корреспонденцию к главе государства просматривают десятки людей из его окружения. Они и решают, показывать ему твое послание или нет. И как, ты думаешь, они поступят?

– Надеюсь, поймут серьезность моего открытия…

– Ты неисправимый идеалист. Им же тоже придется активизировать свой ген. А у них другие планы. Доступ к телу президента – один из самых прибыльных видов бизнеса. А они этот доступ получили и постараются использовать на полную катушку. Поэтому, скорее всего, они поставят на тебе клеймо сумасшедшего, и сдадут твое послание в архив с соответствующим грифом.

– Я же не стану посылать депешу от своего имени. Пошлет институт на официальном бланке.

– Отец, о чем ты говоришь? Свои опыты над людьми ты проводил в обход всех существующих правил. Кто подпишет такое письмо? Твой академик?

– Нет, Румянчиков этого делать не будет. Он жуткий перестраховщик.

– Вот видишь, план изначально провален.

– Вижу. Но есть же выход? Ты у меня современный, вполне успешный малый. Помогай.

– Я и помогаю. – Арсений посмотрел на часы: – Он уже должен быть…

– Кто?

– Кирилл Антонович Паскунов. Тебе эта фамилия ничего не говорит?

Александр Ильич задумался:

– Паскунов? Он ученый?

– Нет, папа, Владимир Антонович Паскунов – сенатор. Он возглавляет комиссию гуманитарных программ в Верхней Палате. А Кирилл Антонович его родной брат. И мы его ждем. Поэтому я сегодня опаздываю на работу.

– Спасибо, сынок, что ты ради меня нарушил распорядок. Но чем поможет нам брат? Проще было обратиться прямо к сенатору.

– Отец, Владимира Антоновича я лично не знаю, а его брат клиент моего банка. Подозреваю, что именно на его счету лежат деньги сенатора. С Кириллом я могу говорить напрямую. А уж он со своим кровным родственником легко найдет общий язык.

В кабинет заглянула Мария Николаевна:

– Мужчины, к вам гость.

Арсений быстро поднялся и вышел в коридор. Вернулся с полным лысоватым мужчиной неопределенного возраста.

– Знакомься, папа, это Кирилл Паскунов, простой русский миллионер.

– Очень приятно, Александр Бородин, простой русский ученый. – Мужчины пожали друг другу руки.

Для миллионера посетитель одевался более чем скромно – широкие брюки, трикотажная рубашка, мешковатый жилет с множеством карманов. Арсений указал гостю на кресло:

– Чай, кофе, виски?

– Если можно, ничего. Подкрепиться я уже успел, а нагружать организм всякой дрянью уже не по возрасту. – И Кирилл Антонович застенчиво улыбнулся. Намечавшийся животик пояснял отказ гостя от угощения.

Арсений не настаивал:

– Тогда к делу.

– Не возражаю. – Кирилл Антонович достал из внутреннего кармана жилета мобильную трубку, отключил ее и выложил перед собой на стол.

То же проделал Арсений и кивнул в сторону папаши:

– Мой отец, профессор генетик, на пороге серьезного открытия…

Бородин-младший лаконично изложил суть работы Бородина старшего. Изложил сухо, не выказывая эмоций, словно речь шла не о мировой сенсации, а о заурядном бытовом вопросе. Кирилл Антонович слушал, склонив плешивую голову на бок, ни разу не перебив рассказчика. По выражению его лица трудно было определить, понимает ли он, о чем идет речь, или дремлет. Но брат сенатора не дремал. И когда Арсений перешел к заключительной части, поднял голову. А после слов банкира – «научный этап я финансировал, но чтобы внедрить проект в жизнь, требуется другой уровень» – понимающе кивнул:

– Государственная поддержка на самом верху.

Арсений выдал дежурную улыбку:

– Приятно иметь дело с умным человеком.

– Спасибо. – Кирилл Антонович вытянул из верхнего карманчика жилета мятый платок не первой свежести и промокнул им лоб: – О какой сумме идет речь?

– Бизнес-планом я пока не занимался – разговор предварительный, но предполагаю от ста миллионов и выше.

– Мы говорим о долларах, или евро?

– Наш банк ориентирован на американскую валюту, поэтому я апеллирую в ней.

Кирилл Антонович снова запустил руку в жилет, извлек из нижнего кармана калькулятор и надел очки.

– Вы хотите, чтобы брат рекомендовал этот проект правительству или Кремлю?

Арсений пожал плечами:

– Нам важен результат.

– Давайте договоримся на берегу. Я берусь вам помочь из расчета пяти процентов.

Банкир выразительно посмотрел на гостя:

– На двоих?

– Помилуйте, дорогой мой финансист, я высказался о личном интересе. У Владимира своя голова на плечах. Он у меня взрослый мальчик – его условия будете обсуждать с ним. И учтите, беседы с братом о деле – часть моей работы. И только уважение к вам заставит меня провести эту первую акцию себе в убыток. Вы меня понимаете?

– Конечно. Мы с вами свои люди, сочтемся.

Кирилл Антонович убрал мобильный в карман и резво поднялся с кресла:

– Надеюсь. А вас, господин ученый, я попрошу изложить суть вашего открытия письменно – одна, максимум две странички.

Александр Ильич бросил удивленный взгляд на визитера, затем на сына:

– Труд нескольких лет на две страницы?! Смеетесь?

Кирилл Антонович снова промокнул лоб платком:

– Нисколько. Брат – человек занятой: увидит много текста, тут же отправит в урну.

Александр Ильич решил, что ему послышалось:

– Бросит в урну полезный для отечества труд?

– Не задумываясь. – Кирилл Антонович выцарапал из необъятного жилета золотые карманные часы, внимательно на них посмотрел: – Простите, профессор, я уже исчерпал лимит времени. Подозреваю, ваш сын все понял и детали вам разъяснит, – и протянул ученому влажную ладошку.

Арсений проводил гостя и вернулся в кабинет. Александр Ильич выглядел растерянным:

– Наверное, я безнадежно отстал от жизни, сынок…

– Да, папа, у тебя доисторические представления о структурах власти. Сейчас высокие чиновники – ушлые ребята. Главная их забота, пока кресло под задницей, обеспечить себя. Так что не строй иллюзий. Пиши две страницы, а еще лучше – полторы. Коротко, понятно и без мудреных научных терминов.

– Нелегкая задача.

– Старайся, и учти, крутят бюджетом не идиоты. Эти мужики секут быстро. Особенно, когда им выгодно. Ты слышал, сколько он запросил?

– Слышал. Это огромные деньги!

– Пока цветочки. Неизвестно, сколько объявит его брат? Чем выше тело, тем дороже доступ к нему. Все, отец, поеду работать.

Арсений включил свой мобильный, и трубка тут же ожила. Говорил недолго, закончив беседу, как-то странно посмотрел на отца:

– Папа, я только что говорил с Живцовым.

– А кто такой Живцов?

– Главный из ребят, что присматривают за арендованной квартирой.

– Припоминаю. Такой квадратный субъект со стеклянными глазами. Его, кажется, Толей зовут…

– Он самый. Живцов доложил – твои орлы только что прихватили все из квартиры и сейчас катят в направлении северо-запада.

– Какие орлы?

– Не знаю, кто у тебя сегодня дежурит.

– Тарутян и Дружников оставили пост?

– Ты не понял? Они сперли деньги, безделушки и дали деру. Мои парни готовы их задержать. Но я хочу услышать твое мнение…

– Мнение… – Александр Ильич не мог осознать реальности происходящего. Столкнуться с подобным явлением в кругу близко знакомых ему людей профессор был не готов.

– Папа, решай. Я должен дать команду.

– Какую команду?

– Пойми, случись это с кем-то другим, сотрудники бы действовали по инструкции. Но тут они в затруднении. Похитители – твои ребята. Что если их фортели с тобой согласованы?

– Сын, ты в своем уме? Я приказал украсть твои деньги?

– В том-то и дело, не мои – вкладчиков.

– Подожди, дай подумать… Я, кажется, начинаю понимать.

– Что понимать, отец?

– Арс, двоим уголовникам я не активизировал ген «h», а пересадил его.

– Какая разница?

– Большая. Я взял «h» у своих помощников и пересадил рецидивистам.

– Зачем?

– У Лыкарина и Водиняпина «h» отсутствовал полностью. Там нечего было активизировать. Вот я и позаимствовал у аспирантов.

– Ты хочешь сказать, парни стали ворюгами по твоей вине? О чем ты думал, когда шел на это?

– У нормальных людей с развитым интеллектом «h» восстанавливается. Во всяком случае, должен. Так было у макак…

– Должен, не должен, но ты сделал их ворами?

– Я не хотел. Они сами настояли.

– И сколько времени, по твоим соображениям, займет восстановление гена?

– У мартышек от двух недель до месяца. У человека, надеюсь, быстрее.

– Отец, если их задержат, передадут властям и откроется истинное положение дел – тюрьма грозит тебе. Ты это понимаешь?

– Да, я виноват. Что же делать?

– Не знаю. Но полицию подключать нельзя.

– Сынок, для тебя это значительный урон?

– Еще спрашиваешь?! Они украли валюты, ценностей и рублей на сумму в сто тысяч долларов. Я не могу терять такие деньги.

– Но ты же ими рисковал, когда клал в квартиру?

– Нисколько. За уголовниками вели наблюдение не только ты и твои помощники. Живцов так же следил за каждым их шагом. А у него комар мимо носа не пролетит.

– Вот в чем дело… Выходит, ты и отцу не слишком доверял.

– Папа, не время выяснять отношения. Надо действовать.

– Лыкарин с друзьями на месте?

– Нет, уголовники развлекаются в городе. Этим и воспользовались воришки.

– Сынок, пускай твои люди вернут аспирантов в квартиру.

– И что дальше?

– Получишь ценности назад, а Дружникова с Тарутяном, пока не восстановится их ген, придется подержать взаперти.

– Вместе с уголовниками?

– Вместе никак нельзя. Подопытных поселим у нас… Это же всего две недели.

– С мамой будешь договариваться сам.

– Согласен.

Арсений взял трубку, распорядился задержать похитителей и доставить в съемные апартаменты.

* * *

Аспиранты удирали на частнике. На красную «Ладу» с ревущим глушителем оглядывались и пешеходы, и водители. В середине Ленинградского шоссе движение встало.

– Коля, а банковские охранники за нами не увязались?

– З-з-знаешь, Вадим, как говорится, береженного бог бережет. Да-да-двай слиняем из машины, пока пробка.

– Светлая мысль. Если мы стоим, то и они стоят. – Дружников бросил на сиденье рядом с водителем тысячу рублей и приоткрыл дверцу: – Возьми, братец, мы приехали.

– Тут выйти плохо. Меня штрафовать, – возмутился смуглый владелец ревущего авто. Но пассажиров уже и след простыл. Не успел он убрать купюру во внутренний карман пиджака, как дверцы снова распахнулись и в проемах возникли три мордастых парня. Не обнаружив в салоне никого, кроме водителя, они обшарили пространство между сиденьями и бросились обследовать салоны ближайших авто. – Бандиты, однако… – вывел заезжий частник то ли по отношению к мордастым парням, то ли к покинувшим его пассажирам.

Аспиранты порадовались своей сообразительности, согнувшись в три погибели, просеменили метров триста, лавируя между машинами, и затаились за огромной фурой. Если в сторону области движение прекратилось, то к центру автомобили неслись с бешеной скоростью. Беглецы отважно, едва не оказавшись под колесами, пересекли Ленинградское шоссе и нырнули в метро. На станции Сокол поезда двигались в двух направлениях. Встал вопрос выбора.

– Куда едем?

– Мы же собрались за-за-за-границу. От Речного вокзала в Шереметьево ходит м-м-м-маршрутное такси.

– Там они нас и будут ждать.

– А что ты п-п-п-редлагаешь?

– Давай к твоему дяде-ювелиру.

– С ка-ка-какой стати?

– Отдадим цацки. Мы же не знаем, сколько они стоят и где их сбывать.

– Дя-дя-дядя нас не поймет – очень честный.

– Сдаст милиции?

– Не уверен… Он м-м-меня любит.

– Тогда вперед.

И они поехали к центру. Вышли на Новокузнецкой. По Пятницкой двигались толпы народа. Аспиранты пару раз заскакивали в магазины и, выглядывая в окна, таились у витрин. Отсутствие преследователей их успокоило. Миновав огромное здание Радиокомитета, свернули в переулок. Трехэтажный домик старинной постройки окружал сквер с множеством гаражей-ракушек. Они пересекли сквер и остановились возле парадного. Кодовый замок давно выломали хулиганы, начертав возле него три культовые буквы.

– Тихое местечко, хоть и центр, – заметил Дружников, продолжая оглядываться по сторонам.

– Дядя купил здесь квартиру в д-д-д-девяностых за три тысячи баксов.

– Сообразительный у тебя родственник.

– Дядя не дурак, – согласился Тарутян и открыл дверь.

В подъезде стоял полумрак. Друзья поднялись на третий этаж. Возле двери прислушались. В соседней квартире голосил ребенок. За дверью дяди тишина. Тарутян нажал на звонок и встал так, чтобы в глазок его увидели. Через минуту дверь бесшумно распахнулась. Невысокий мужчина с пышной седой шевелюрой широко улыбнулся:

– Коля, ты?

– Я.

– Заходи, дорогой. Рад, что вспомнил обо мне. Месяц тебя не видел. Хоть бы позвонил дяде… Набрать же номер нетрудно. Анаит каждый день спрашивает, где Коля? Здоров ли Коля? Как дела у Коли? – Арам Иванович по-русски говорил бойко, почти без акцента.

Племянник представил Дружникова.

– Знакомься, дядя Арам, это мой друг и коллега по институту.

– Заходите, ребята. Сейчас Анаит из магазина вернется, стол накроем.

– Дядя, хорошо, что тети Анаит нету – надо п-п-поговорить.

– И поговорим, и покушаем. Да бросьте вы ваши пакеты. Никто их тут не возьмет.

– Дядя, в них з-з-золото. Пошли к тебе в кабинет.

– З-з-з-золото… – Арам Иванович тоже заикался, но лишь в тех случаях, когда испытывал волнение. Слово «золото» на старого ювелира подействовало магически.

Старомодное жилье армянина поражало обилием ковров, салфеточек и занавесок. Единственным помещением, лишенным подобных излишеств, оставался кабинет, служивший хозяину и мастерской.

– З-з-золото, говоришь? Где?

Николай опустошил пакет. Драгоценности сверкнули под ярким светом настольной лампы.

– Боже мой, что это? – изумился Арам Иванович, на цыпочках приближаясь к сокровищам.

– Наша д-д-добыча…

– Д-д-добыча? – переспросил дядя.

Два заики – это уже эстрадный номер. И Дружников, не углубляясь в подробности, сам обрисовал ситуацию. Сообразив, что его племянник замешан в грабеже, Арам Иванович побледнел и схватился за сердце. Николай бросился к дяде, усадил его в кресло. Дружников побежал за водой, едва не сбив с ног хозяйку. Анаит только что вернулась из магазина и не могла понять, что тут делает посторонний парень. В квартире началась страшная суматоха, в результате которой хозяин квартиры получил капли и оказался в постели. Отдышавшись, попросил жену оставить его с молодыми людьми наедине:

– Сейчас же звоните профессору и говорите – мы глупо пошутили. Ценности вернете на место и будете ждать решения вашего руководителя. Простит – хорошо. Не простит, так вам и надо. В роду Тарутянов воров и жу-жу-жуликов нет. Ты, Коля, опозорил нашу фамилию.

– Дядя, мы не с-с-с-собираемся ничего возвращать. Мы с Вадей все это заработали, горбатясь на профессора годами за г-г-г-гроши. Нам за сто лет такого не нажить! Мы же нищие! Де-де-девушку в кафе пригласить не могли. Теперь все можем. Купим себе по машине, человеческое жи-жи-жи-жилье, одежду. Укатим за границу. Станем не хуже других.

Выслушав племянника, Арам Иванович приподнялся в постели и заговорил по-армянски. Бросая гортанные слова все громче и яростнее, вскоре перешел на крик. Дружников армянского не знал, но заметил – на родном языке ювелир заикаться перестал. В конце пламенного монолога Арам Иванович огненным взглядом окинул обоих и сказал по-русски:

– Убирайтесь.

Снова оказавшись на улице, аспиранты устроили совет.

– В общежитие ехать нельзя. Куда подадимся?

– Я з-з-знаю одну норку… Там наши часто бывают…

Тарутян вышел на проезжую часть и поднял руку. Частник оказался местным, что теперь для седоков редкая удача. В основном левым извозом в Москве промышляют нацмены. Эти берут дешевле, но полное незнание города и жуткое состояние их подержанных авто чреваты неприятностями. Недаром острые на язык москвичи прозвали этот вид сервиса «шайтан-такси». На сей раз друзьям повезло, и они без приключений добрались до Волгоградского проспекта. Из соображений конспирации до места не доехали. Два квартала преодолели пешком. Дружников шел и озирался:

– Куда ты меня завез?

– Скоро увидишь.

Они свернули в щель между новыми домами, и Вадим действительно увидел двухэтажный теремок с вывеской «Веселый дворик».

– Что это?

– Сауна и н-н-н-несколько номеров. Там и девушки есть.

– Отель-бордель?

– Скорее павильон д-д-для отдыха. Или, как теперь это называется, спа-салон.

– Откуда знаешь это место?

– Сурен хозяин. В-в институте с ним учились.

– Не заложит?

– Сурен? С-с-смеешься?!

– А он на месте?

– На месте. В-в-вон его Мерс стоит.

– Дорогая машина.

– Между наукой и бабками он выбрал б-б-бабки… – И Тарутян нажал на кнопку звонка. Из дырочек микрофона спросили: «Кто?»

Николай ответил по-армянски. Дверь сама собой распахнулась. Рубленный из бревен теремок начинался просторным холлом. Низкий стол, диван, три кресла и жара. Оглядевшись, молодые ученые ощутили странное волнение. Убранство интерьеров их поразить не могло, шика здесь не было, был разврат. В чем он заключался, аспиранты так и не поняли, но чувство неловкости их не оставляло. Хозяин возник как черт из коробочки – смуглый широкоплечий малый, в джинсовых шортах и без рубашки. Узнав сокурсника, обнял его и троекратно поцеловал. Затем пожал руку Вадиму:

– Сурен.

Дружников назвал себя и пожаловался:

– У тебя жарко.

– Раздевайтесь. У нас одежда не нужна. Это я не могу без порток – гости не поймут. А вам самое дело.

Николай стянул с себя рубашку:

– Мы у тебя немного п-п-поживем? Не бойся, не бесплатно. Б-б-б-бабки есть.

При слове «бабки» улыбка Сурена стала шире, а взгляд теплее:

– Обижаешь, дорогой. Сегодня вы мои гости. Дверь на замке, и, кроме вас, никого не пущу. Парная к вашим услугам. Бассейн есть, правда, маленький, зато не утонешь… Сейчас на стол накрою, девочек вызову. Земляки должны уважать друг друга. И ты, Вадим, чувствуй себя, как дома, чего в одежде паришься. Снимай все. Пусть тело дышит. Могу халат дать, могу простыню. Но вы и так не замерзнете.

– А в-в-вещи куда?

– Пошли со мной. – Сурен открыл дверь в комнатку, где стояли три железных шкафа. – Выбирайте любой. Сам запрешь, сам откроешь. У меня не воруют.

– Спасибо.

– О чем речь? Вы тут осваивайтесь, а я в шашлычную слетаю, заказ сделаю.

– Шашлычная далеко?

– Вадим, у меня все близко. В нашем же доме, только с другой стороны. Даже на улицу выходить не надо…

Оставшись вдвоем, аспиранты разделись до трусов, запихнули одежду в пакеты с «добычей», а пакеты заперли в железный шкаф. Вернувшись в холл, развалились на диване.

– Приятный парень Сурен. Ты его давно знаешь?

– Я же с-с-сказал – с института. Лет семь, восемь. Диплом защитил с отличием, но решил – н-н-наука не прокормит. Родственники помогли свой бизнес начать. Ты не волнуйся, он нас не с-с-сдаст. Давай лучше думать, что д-д-делать дальше…

– В каком смысле?

– В п-п-прямом. Ты разглядел тех парней на Ленинградке?

– Нет.

– А я разглядел. Это охранники банка сына Бородина.

– Ну и что?

– А то… Это з-з-з-начит, нас ищет не полиция. Что радует.

– Чем? Менты посадят, а эти прибьют.

– Не соображаешь – профессор в полицию не з-з-заявлял.

– Не заявлял, так заявит. Или сам, или его сынок.

– Не д-д-думаю. Опыты над уголовниками он проводил незаконно. У них с сыном у самих р-р-рыльце в пушку. Если охранники нас не найдут, мы в шоколаде.

– Обидно, с проекта соскочили. Интересно, чем все закончится.

– Чем бы не з-з-з-закончилось, таких бабок нам не видать. Мне д-д-ругое обидно… Катя меня презирать будет. Но уд-д-д-дивительный факт – ее прелести перестают волновать мою персону. А что если я всю эту любовь придумал?

– Слышу речь не мальчика, но мужа. Катька – баба красивая, но с мозгами у нее полный кирдык. Смотрит на старика влюбленными глазами. Это же сдвиг по фазе…

Сурен появился с огромным подносом – зелень, сыр, бутылка армянского коньяка. С ходу наполнил бокалы:

– Мужики, шашлычок подождать придется, зато качество гарантирую.

– Подождем. Не на сухую же пьем – закуску ты принес классную, – Дружников и Тарутян чокнулись с хозяином, выпили по глотку.

Сурен спросил:

– Девочек сразу вызывать или сначала покушаем, а их на десерт?

Тарутян смутился:

– А нужно?

Сурен подмигнул Дружникову:

– Вы гости, вам решать. Я бы на вашем месте не отказался. Девочки чистенькие, все умеют. Зачем себя удовольствия лишать?

– Тогда вызывай.

– Сколько? Две, три, шесть?

– Нас же трое, – напомнил Вадим.

Сурен рассмеялся:

– Мне не положено. Я на работе. Вы на себя рассчитывайте.

– Тогда п-п-по одной. Мне и Вадику. Зачем нам больше?

– Ладно, я вызову десяток, а вы себе выберете. Девки у нас табунами ходят, хохлушки, белоруски, кого только нет… Сегодня я угощаю.

Сурен взял трубку и прошелся по кнопкам.

– Старшина, взвод в ружье, – и улыбнулся гостям – Через часа два будут. Вы как раз покушать успеете.

Дружников отломил кусочек сыра и с удовольствием его пожевал.

– Полиции не боишься?

Сурен посмотрел на него с удивлением:

– Ты чего, брат? С ними у меня дружба. С ментами я никого не боюсь. Ребята не дешевые, зато спокойно. Если у вас возникнут проблемы, обращайтесь.

– К-к-к-какие проблемы?

– Откуда я знаю? С регистрацией, или права по пьянке где отберут. Мало ли чего по жизни случается.

Дружников заинтересовался:

– А документы новые твои друзья могут сделать?

– Смотря какие…

– К примеру, паспорта. Допустим, мы с Колей захотим сменить имя и фамилию?

– Дорого, но можно.

– Как дорого?

– Если чистые, штук по пять баксов. Но это не липа. Все по закону, через компьютер. Можешь хоть в Америку ехать.

– А срок?

– Этого не скажу. Сведу вас, а дальше сами договаривайтесь. А что, правда нужно?

– Нужно, друг. Мы с одного секретного проекта соскочили. Приходится концы в воду прятать. Так, кажется, у бандитов говорят…

Сурен внимательно оглядел аспирантов, словно увидел их впервые, и улыбнулся уже совсем другой улыбкой:

– Как говорят у бандитов, не знаю. Общаюсь только с культурными людьми. Но за деньги все можно сделать. В России живем… А фотки у вас есть?

– Зачем?

– Для документов.

– Нет.

– Тогда одевайтесь. Фотограф в соседнем доме.

Дружников подмигнул Николаю:

– У него что ни спросишь – все рядом: шашлыки за стенкой, фотограф в соседнем доме. Ловкий парень, твой Сурен. Браво!

– Хочешь в Москве жить, умей вертеться, – ответил хозяин заведения и раскланялся, как артист перед публикой.

* * *

Суркова возвращалась в Москву, не заезжая домой. Днем ей позвонил лаборант Шаньков и сообщил о краже в апартаментах. Известие молодую женщину ошеломило. Даже не сам факт злодейства, совершенного аспирантами, а сила удара для профессора Бородина. Это она предложила пересадить «h» уголовникам. Это ее идея привела к этим ужасающим последствиям. Она сидела у окна в самой середине вагона и сгорала от желания оказаться в его кабинете. Электричка, связывающая академический городок Дубна со столицей, отличалась старомодным совковым комфортом – мягкие кресла, давно потертые и драные, меньше пассажиров и, как результат, отсутствие духоты. В окне ей навстречу бежал щемящий пейзаж родины. По Савеловской железной дороге он отличался особой задушевностью и красотой, словно с картинок Ивана Билибина. Леса разбегались по холмам и оврагам, временами состав мчался вдоль берегов Волги, а потом старого канала, прорытого сталинскими рабами еще в дни детства ее деда, известного физика Григория Вениаминовича Суркова. Каждый буерак, каждый ручей на пути следования Катерина примечала, как близкого друга.

Она родилась и выросла в Дубне. Ее семья потомственных ученых и сейчас проживала там, хотя последние годы городок утерял былую славу цитадели отечественной высокой науки. Отсюда она пятилетним ребенком впервые попала в Москву. А потом ездила чуть не каждый день уже студенткой биофака МГУ. И сколько раз ездила, столько и любовалась красотами окрестных пейзажей. Они оставались прекрасны в любое время года – и в дымке осенних туманов, и во время весенних гроз и летнего зноя, и зимой, под шапками серебристых сугробов. И теперь, когда молодая зелень, еще сохраняя свежесть весны, матерела зрелой красотой лета.

Но сегодня она всего этого не видела. Перед ее глазами картинкой в мониторе стояло лицо профессора. Она представляла его по-детски растерянные глаза, подрагивающий нос, когда он произносил слова возмущения. Он, такой гордый и при этом беззащитный, подобный удар мог и не перенести. Именно сейчас, как никогда, ее поддержка ему необходима. Но быстрей оказаться рядом она не могла – самолеты из Дубны не летали. До боли обидно в такой момент маяться вдалеке. Господи, она даже забыла сообщить матери о внезапном отъезде. Суркова достала мобильный и, стараясь не выдать волнения, предупредила маму. Но та что-то почувствовала.