Текст книги "Алый чиж (сборник)"

Чердак с видом на звезды
«Роман» из жизни животных

Глава 1. Знакомство с бедным поэтом и его неразделенной любовью

Отчего Судириус поселился на чердаке, у многих вызывало недоумение. Скажите на милость, почему бы не снять квартиру или, на худой конец, комнату внизу, в подпольном этаже? Денег у Судириуса не было. Не все ли равно, жить в долг в подполье или на чердаке? За квартиру Судириус не платил более полугода. Раньше он получал в кредит немного хлеба и крупы. Но в последнее время лавочники перестали доверять, и поэту приходилось туго. Судириус глубоко страдал от унизительного страха. Не от страха, присущего его народу: подлого, хитрого страха, когда при малейшем шорохе надо спрятаться, переждать, но потом все равно спереть то, что приглянулось. С этим страхом Судириус боролся с рождения и сильно в той борьбе преуспел. Жилье на чердаке отчасти тому доказательство. Сердце поэта сжималось от малейшего стука в дверь. Что может быть омерзительнее разговора с каким-нибудь сытым животным, будь то лавочник, бармен или просто домовой инспектор. Униженно просить, объясняя положение временными неудачами, клянчить, наступая на собственное достоинство. Со страхом подобного рода Судириус поделать ничего не мог. От этого на свете для гордого сердца не придумано ни лекарств, ни средств. Но не глядя на то, что в подполье легче спрятаться от навязчивых кредиторов, Судириус оставался на чердаке. Поэт любил звезды. Любил смотреть на крыши, освещенные солнцем и луной. Не против был понаблюдать за кошками, любовные игры которых, как известно, происходят именно на крышах. Долго сидел, свесив голову, рассматривая, как внизу по кривым улочным тропам мечутся зверушки, занятые каждодневными заботами. Главная из которых – забота о хлебе насущном. Ради нее одни виды поедают других, кочуют, перелетают с места на место, меняя север на юг, и наоборот. Судириус любил свой город, и ему претило даже подумать, что из-за корки, которая в конце концов отличается не так сильно одна от другой, можно колесить по земле.

Судириуса радовала его чердачная обитель. В крошечной груди имело место и горделивое чувство, связанное с этой привязанностью. Поэта окружала не полированная мебель, а драный топчан и письменный стол на трех ножках, одно старинное кресло в стиле «мышпир» с попорченной обивкой было вполне сносным. Это – единственная вещь, которую Судириус таскал за собой с места на место всю жизнь. Дело в том, что кресло было предметом, сохранившимся с детства в доме поэта. Своего истинного дома Судириус не знал, так как родился уже после. О доме Судириусу рассказывала старая тетка Сесилия. Она чудом уцелела после того, как крысы взяли в городе власть и заняли приличные дома других грызунов. Потом пришли хомяки. Власть хомяков длилась недолго. Хомяки мало что умели, главным их делом было класть за щеку запасы и сидеть, закрыв рот, чтобы запасы не растерять. Потом был кошачий переворот, потом собачье-кошачья война. Войну Судириус немного помнил, и еще три звериных региональных конфликта. Затем дожили до демократии. В городе стали избирать по животному от каждой породы для осуществления порядка. Все это Судириуса мало тревожило, так как для него лично ничего не менялось. Он писал стихи, не имея покровителей среди крупных хищников. Писал о вечных земных вещах, о чем всегда писали поэты, но его проблемы сильных влиятельных зверей не волновали. На Судириуса не обращали внимания. Любая другая мышь была бы довольна таким положением вещей. Когда не замечают, легче тащить в норку. Но Судириус – поэт! А какому поэту не хочется тронуть сердце соотечественников своим пламенным пером. Гордый Судириус не роптал и не терял чувства собственного равновесия до самого последнего времени… Раньше Судириус писал о любви скорее теоретически. Не подумайте, что ему не удалось познать физического влечения. Нравы у мышиного народа вольны. Это объясняется необходимостью каждый месяц приносить приплод для сохранения вида. Детская смертность, мышеловки, всевозможные отравы в виде каш и удобрений делают свое черное дело. Но физическая близость в мышином народе коротка, происходит деловито и на сердечную деятельность отпечатка не накладывает. Эротических наслаждений мышиный народ не придумал, видимо, это и объясняет живучесть и многочисленность данной популяции.

Любовь, как и все неприятности, пришла к Судириусу неожиданно. Свой предмет он встретил бредя как-то утором по улицам и разглядывая витрины продовольственных магазинов. Полки магазинов ломились от всевозможных яств. Здесь и пшеничная дробленая мука, манка, перловка. Но в одной витрине Судириус увидел и остолбенел! Проглотил слюну, подошел вплотную к витрине. Обмана не было! За зеркальным стеклом, освещенный лучами первого солнца, красовался самый настоящий сыр. Можно было допустить, что лакомство создано руками умелых бутафоров из воска или папье-маше. Но Судириуса не проведешь. Нос мыши – орудие-мечта любого дегустатора. Судириус втянул воздух: настоящий! Со времен собачье-кошачьей войны впервые настоящий сыр. Судириус поднял голову и, затаив дыхание, прочитал вывеску «Буренка и К°». Демократия дает ощутимые плоды. Рядом с головкой сыра стоял маленький жетон, обозначающий цену продукта. Судириус покачал головой. Даже если его поэму и напечатают, а директор муниципального издательства – Барсук – делал такой намек… Правда, Судириус не понял, что он должен совершить. Если бы Судириус был более опытным литератором, он бы сообразил, что Барсук намекал на часть гонорара. Но наивному Судириусу и в голову не пришло, что такое солидное животное может брать взятки. Еще Барсук добавил:

– Проскочить поэмка имеет шанс, если запоздает бык-международник с материалом о жизни тропических антилоп. – И только потом намекнул.

Судириус не понял намека. И теперь, стоя перед витриной, думал, что если даже бык и запоздает с антилопоописанием, даже если поэма и проскочит, он едва ли с гонорара сможет себе позволить кусочек сыра. Цена велика. Но факт появления сыра в городе Судириуса как патриота радовал. Хотел поэт отойти от витрины, но тут из магазина легкой походкой выскочила очаровательная белая мышка. Такой красоты Судириусу еще видеть не приходилось. Он даже забыл о сыре. Мышка, как и подобает представительнице прекрасного подпола, тряслась от страха. Судириус вызвался проводить. Он был в ударе. Мышка даже несколько раз хихикнула тонким голоском на его каламбуры. О, какой это был прекрасный писк. Он до сих пор в ушах и сердце бедного поэта.

Они познакомились. Мышку звали Хвостаной. Перед расставанием Судириус набрался смелости и пригласил Хвостану в гости.

– Мы будем смотреть на звезды, я буду читать тебе свои стихи, – говорил он в экстазе.

Хвостана еще раз хихикнула прекрасным писком и, подумайте, согласилась.

Сегодня день встречи. Судириус с утра не находил себе места. Он несколько раз подметал пол. Мочил веник в унитазе, брызгал водой и мел во все стороны. Унитазом Судириус втайне гордился. Это его единственное удобство совпадало с убежденностью поэта, что для интеллигентного животного унитаз – первая необходимость. Остальных удобств поэт был лишен. Но не горевал, так как унитаз был снабжен бачком, всегда наполненным свежайшей проточной водой.

Перед встречей Судириус надел свой залатанный красный жилет. Он садился в кресло, положив лапку на лапку, ненадолго зажигал свечу. Свеча была последняя, и он боялся, что она прогорит до прихода возлюбленной. Репетируя прием, он закатывал глаза и читал только что написанный стих:

 
Меня твой хвост волнует тонкий, шерстинки мягкие усов
И белых острота зубов, и бисер глаз, как иглы колких…
 

Поэт решил вставить это стихотворение в начало поэмы, посвятив ее Хвостане. Затем Судириус смотрелся в зеркало, вернее, в осколок, но рост поэта не был чрезмерным, и он видел себя целиком. Еще и еще раз осматривая свою чердачную обитель и не без основания, пришел к выводу, что она хоть бедна, но романтична. Рваная тряпочка колыхалась на окне и вполне могла сойти за занавеску. А гордость поэта, подарок живописца-кролика – натюрморт с овощами – украшал стену и был хорош еще и тем, что предметы, изображенные кроликом, не являлись лакомством для мышей и не усугубляли чувство голода.

Хвостана пришла вовремя. Часы Судириус давно заложил в ломбард, но время знал точно по часам «Башне хищников». Их было и видно, и слышно. Не успело пробить полночь, как Хвостана была на чердаке. Она огляделась. Цепкий взгляд мышки зацепил все. Зверюшка поняла: она в гостях у отнюдь не преуспевающего деятеля литературы, а у наивного мечтателя и нищего рыцаря пера. Закончив осмотр жилья, Хвостана высокомерно удивилась обстановке поэта.

– Не думала, что поэтам так платят, даже телевизор купить не на что.

Судириус хотел рассказать Хвостане, что имел старый телевизор, подарок ежа. Тот завел цветной, но чтоб не выбрасывать старый, отдал его Судириусу. Однако панель телевизора была сделана из такой вкусной древесины, что поэт изгрыз его.

Свидание прошло совсем не так, как планировал Судириус. Хвостана брезгливо отодвинулась от старинного кресла с рваной обивкой, не пожелав пачкать в нем свою белоснежную шубку и сообщила Судириусу, что она из обеспеченной семьи. Отец ее, хотя и не поэт, а всего заведующий складом, но зарабатывает прекрасно. Сало в доме никогда не переводится. Мебель такая, как подобает. Судириус несколько растерялся от реализма в мышлении возлюбленной. А дело принимало совсем дурной оборот. Любовь вместе со стихами Хвостана отвергла, заметив, что помимо стихов и романтических устремлений надо прилично жить. А что может предложить молодой красивой мышке поэт-голодранец? Это все Судириус ради любви мог и вытерпеть, но когда Хвостана сказала, что теперь любое животное может писать, при этом еще работать и тащить в дом, тут его нежное сердце не выдержало.

– Ты не понимаешь меня, Хвостана! Я – поэт. – воскликнул он.

На Хвостану высокопарные слова впечатления не произвели.

– Ты жалкий трус, от страха забрался на чердак и разглагольствуешь о высоких вещах. Мы – мыши – трусливы, за это тебя винить не собираюсь. Но ты не такой трус, каким должен быть порядочный мыш! Бояться, но тащить. Вот в чем призвание настоящего мышиного мужчины!

– Ерунда! – кричал Судириус. – Мы, мыши, вбили это себе в голову. Мы не хуже других! А я – поэт! Я не желаю таскать! Поэт должен возвышать современников! Он может выйти на безрассудный бой с котом. Пасть в битве, но остаться поэтом.

Судириус говорил уже самому себе, так как Хвостана покинула его даже не простившись. Многое еще хотел бы сказать ей Судириус. Он сказал бы Хвостане, что сидеть на складе, а после работы писать стихи невозможно. О чем напишешь, сидя на крупе!? Но мышка ушла, а бедный влюбленный остался один, вместе со своим неразделенным чувством. Судириус долго ворочался на топчане. Сон не шел. Задремал под утро. Снилась Хвостана. Потом витрина с сыром. Сыр становился прозрачным, в нем опять появилась Хвостана. Она стучалась в прозрачные стенки сыра, просила о помощи. Стук становился сильнее. Судириус проснулся от громкого удара в дверь. Кредиторы, пронеслось в мозгу. Не буду открывать. Нет сил больше объясняться. О, великий бог всего живого! Зачем на маленькую мышь обрушивать столько несчастий?!

Глава 2, где происходят события, о которых Судириус не имеет ни малейшего представления

Оставим на время бедного поэта. Хотя это и не слишком по-дружески с нашей стороны. Читатель извинит нас, когда поймет, что данное отступление необходимо для дальнейшего повествования. К тому же автор не Бог, он может описать факт, но не изменить его. Поэтому от автора Судириусу ждать помощи не приходится… В ту ночь, когда Судириус страдал бессонницей на своем топчане по причине неразделенного любовного томления, другое животное ворочалось без сна на мягчайшей пуховой перине. Спальня Хомяка могла вызвать зависть не только богатого грызуна. Звери и покрупнее долго стремятся к подобному спальному комфорту. Изголовье постели, украшенное страусовыми перьями, тонуло в мягком свете ночника. Гранями света играл в полумраке хрусталь бокала, наполненного минеральной водой. Заморские снотворные и жвачные таблетки в чудных упаковках заняли место рядом на мраморном ночном столике. Но Хомяк не спал. Снотворные не помогали. Хомяк приподнялся, нащупал лапками коробочку с кнопками. Вспыхнул экран видеомагнитофона. Тонкая вертлявая крыса, выкрашенная в голубой цвет, затряслась в такт эротической мелодии. Хомяка зрелище не успокоило. Он лениво подумал: мужик крыса или баба?.. Затем сердце снова наполнилось тревогой. Тревожный страх, мучивший Хомяка, знаком всем работникам торговли. Хомяк много лет заведовал городским бакалейным магазином. Пока все шло более или менее гладко, но тревога не проходила. Наоборот, с каждым днем удачливый завмаг испытывал все большее беспокойство. Шанс неприятностей возрастал. Сегодня к этому обычному состоянию добавилось новое, более острое. Люди это называют предчувствием. У животных данный феномен развит значительно сильнее. Хомяк мысленно восстанавливал в памяти события сегодняшнего дня. Утром он съездил в бассейн. Полчаса поплавал. Затем заскочил к самочкам. Расслабился. Вышел гордый и довольный собой. Увеличение поголовья хомяков он считал своим гражданским долгом и приятной общественной нагрузкой. Хорошо и плотно позавтракал в кооперативном кафе «Мертвая хватка» у пожилого английского бульдога Буля. Потрепался с хозяином. Поругали правительство за налоги и другие зверства. Помянули, как хорошо было раньше. Буль – ветеран собачье-кошачьей войны – к новой демократической системе относился дурно. К концу беседы он сильно разлаялся. Хомяк поспешил расплатиться.

На экране продолжала паясничать крыса. Видеоклип закончился тем, что крысу заглотил удав. Хомяк вздрогнул. Зрелище перебило мысли и расстроило его. Подумалось: черт знает до чего дошли звери, создают себе острые ощущения! Их бы на мое место, за прилавок. Там острые ощущения каждый день…

Хомяк выключил видеомагнитофон. Итак, позавтракал… попробовал он восстановить ход мысли. Потом, что было потом?.. Конечно, потом он зашел на работу. Там, как всегда, продавцы продавали, а покупатели покупали. Была какая-то мелочь. Но Хомяк эту мелочь никак не мог обострить в памяти. Он с трудом прошел через торговый зал, распихивая недовольных животных. Животных было гораздо больше, чем в обычный день. Зверюушки грызлись, отпихивая друг друга от прилавка. Кто посильнее, зубами и когтями очищал себе путь. Хомяк тогда подумал: «слава Богу, что у меня бакалейный магазин и сюда не ходят хищники. А будь здесь мясной отдел»!

Он все вспомнил: в магазине создалась очередь потому, что привезли гречку. Половина гречки была левой, а он оставил кассу в магазине. Если утром ревизия, а касса вдвое больше, чем положено по накладной… Шерстка хомяка встала дыбом, под ложечкой неприятно защемило. Он стал нервно одеваться. Последнее время в моде носить шкуры более крупных животных, и Хомяк запутался в штанинах. Чтобы успокоиться, плеснул себе в морду бокал с минеральной. Заполнил бокал более крепким напитком, залпом проглотил и выбежал из своей удобной пятикомнатной норки, забыв даже поставить ее на сигнализацию. О такси не могло быть и речи. В ночь горожане, боясь крупных хищников, на работу не выходили. Но что хищник против ревизии! Хомяк несся как угорелый. Он даже забыл о том, что общество хомяков постановило передвигаться только на задних лапах из чувства собственного достоинства. Хомяк жил недалеко от работы. В считанные минуты он был на месте. В магазине заведующему открылась страшная картина: толпы мышей растаскивали крупы по своим норкам. Касса взломана, а сторожа, кота Васьки Блохина, нигде не было. Трясущейся лапкой Хомяк набрал номер телефона. Легавые появились на месте через несколько минут. Но Хомяку эти минуты показались вечностью. Мыши попрятались, и он один в хаосе разграбленного магазина мысленно ругал себя за жадность. Жадность Хомяка заключалась в том, что на маленькую ставку он взял ночным сторожем рыжего кота. Расчет был несложен. Кошки не едят крупу и терпеть не могут мышей. След Васьки Блохина еще не простыл, поэтому легавые легко его взяли. Как водится, легавые тихо гнать не могут, а рычат, лают, поднимая большой шум. Хомяк остался в магазине с двойственным чувством: если легавые вернут выручку, там окажется больше, чем надо, если упустят, он потеряет крупную сумму.

Но оставим Хомяка с этими невеселыми мыслями и с полным основанием вернемся назад к нашему герою.

Глава 3, в которой открываются новые способности Судириуса

Стук в дверь становился все громче. Судириус на цыпочках приблизился и, стоя перед дверью, пропищал дрожащим голосом:

– Кто там?

И в ужасе услышал кошачий голос:

– Откройте! Спасите меня-я-я!

Судириус стал лепетать о том, что непременно заплатит за квартиру. Скоро у него выйдет поэма.

– Причем тут квартира!? – истошно вопил кот за дверью. – Откройте. Мне грозит опасность…

Вдалеке послышался собачий лай. Судириус после некоторого раздумья открыл замок, оставив дверь на цепочке. В щель моментально всунулась голова драного рыжего кота Васьки Блохина в клетчатой кепке и его лапа с чемоданчиком. Судириус в один момент очутился под письменным столом.

– Что вам от меня надо?! Я тощий худой поэт… Если вы меня скушаете, то даже не почувствуете!

Васька Блохин как можно спокойнее пытался объяснить, что такую гадость, как мыши, он отроду не ел. За ним гонятся легавые, он нуждается в убежище. Судириус задумался: «пустишь – сожрет». Лай собак становился все громче. – «Сожрет». А у Судириуса столько творческих планов. Он еще не успел закончить проблемную статью в газету «Мышиная возня». Наконец, не дожить до выхода в свет собственной поэмы…

– Пусти, как зверя прошу, – взмолился Васька Блохин.

В голосе его почувствовалась безнадежность. Эта интонация подействовала на Судириуса. Отказать в гостеприимстве в тяжелую минуту даже коту!? Поэт так поступить не может. Будь что будет. Судириус выбрался из-под стола и перед тем, как снять цепочку, все же спросил:

– А как вы сможете доказать, что не станете меня трогать?

На что Блохин резонно заметил, если он сожрет мыша, кто же скажет легавым, что кота здесь нет? И добавил:

– Клянусь шкурой матери, не сожру!

Судириус впустил кота. Тот захлопнул дверь и, прижавшись к стене, выгнул спину. Легавые были уже рядом. Судириус снова очутился под столом. Поэта бил озноб. Легавые постучали. Судириус пискнул, что никакого кота у него нет. Легавые подумали: «Не мог же кот спрятаться у мыша и не проглотить его…»

Лай собак удалялся. Васька быстро успокоился. Начал умываться и приводить себя в порядок, как делают все кошки в мире. Судириус продолжал дрожать под столом.

Васька Блохин в своем роде был личностью незаурядной. Умел нравиться, умильно щурить желтые глаза и мурлыкать под гитару. Бездомным он оставался по собственному желанию из-за любви к свободе. Несколько раз старые девы пытались оставить Василия под своим кровом для услады старости и разбавления одиночества. Ему сулили меню из филейных частей хека, и свежего фарша. Но каждый раз Васька сбегал. В сущности Блохин представлял собой нахального и веселого уголовника, какие часто вызывают симпатии в человеческих романах и фильмах. Воровал Васька между делом. Главным его призванием была страсть к прекрасному полу. Ваську за это трудно упрекать, поскольку весь род его создан для любви. Блохин не признавал сытых домашних цац. Считал их высокомерными, глупыми и ленивыми в страсти. Осторожно ходят по крышам, боясь кувыркнуться. Комплименты слушают в пол-уха. По душе Ваське Блохину подзаборные товарки. Те платили Василию взаимностью, не смущаясь родом его занятий, и любили самозабвенно. В жизни Ваське фартило далеко не всегда. Его нередко лупили, он страшно орал, вращал глазищами, но призванию не изменял. Продолжал воровать и бегать за кошками. Васька иногда устраивался на работу, но долго на одном месте никогда не задерживался. Часто для этого находились и объективные причины. Как и в этот раз. В магазине бакалейных изделий в обязанность Блохина входило ночное дежурство и охрана круп от мышей. К мышам Васька питал врожденное отвращение и даже в самые тяжелые моменты биографии в пищу не употреблял. Мышам в магазине Васька сразу заявил, что если они станут жрать крупу во всякое другое время, он против ничего не имеет. Но упаси Бог, в его дежурство. Тут Васька наобещал грызунам таких ужасов, от которых те сразу притихли и строго соблюдали договор. Все шло нормально до тех пор, пока Хомяк не оставил выручку в кассе. Блохин проведал об этом; возможно, мышки подсказали, а возможно, у него были свои каналы для подобной информации.

Вот так, случай или судьба, называйте это как хотите, свели вместе два вида животных не только разной породы (у людей национальные различия), но и старинных врагов. Судириус немного успокоился. Блохин протянул Судириусу свою страшную когтистую лапу на этот раз не с целью разодрать мыша в клочья, а поздороваться. Судириус тоже подал из-под стола трясущуюся лапку. Знакомство состоялось. Васька с удовольствием развалился в фамильном кресле Судириуса. Закурил папироску «Смерть таракана» и огляделся. Чердачок ему понравился. Сюда бы Мурку, видик с караоки… Надо заметить, чтобы не путать любимых, Васька всех кошек звал Мурками. Разговор двух животных принял светский характер…

Судириус спросил:

– Вы всегда берете чужое?

На что Васька ответил:

– Беру, поскольку сами не отдают. Да и беру, что плохо лежит. А раз лежит плохо, значит никому не нужно…

– И родители ваши тоже по этой линии? – осторожно поинтересовался Судириус.

Васька рассказал: кота-отца он и в глаза не видел, а вспомнив про маму, вдруг уронил слезу и ударил себя лапкой в грудь.

– Моя старая кошка-мать!.. Нас у нее было пятеро. Четверых сразу утопили. Хотели и меня… Но я выплыл. Моя дорогая мамочка мне последнее молоко отдавала. Ей нальют, а она – мне. Растила меня – подонка, жлоба, проходимца! Думала в настоящего зверя вырастить.

К старой кошке Блохин относился с сентиментальной нежностью, присущей многим уголовникам. Он даже изредка писал ей письма, где умалчивал о своей деятельности, прикидывался гастрольным артистом. Все это Блохин поведал Судириусу, чем сильно поэта умилил и растрогал. Судириус в свою очередь поделился с Васькой своими трудностями, главной из которых оставалась задолженность за квартиру.

– Не плачь, мышонок, – заулыбался Блохин. – Мы теперь с тобой животные состоятельные.

При этом уголовник гордо открыл чемодан с выручкой Хомяка. Судириус, увидев такую кучу денег, сперва обомлел. Потом с дрожью в голосе твердо заявил:

– Уважаемый Василий, если хотите остаться здесь, должны ворованные деньги немедленно вернуть!

Ваську такие слова сильно озадачили. Он, рискуя собственной шкурой, добыл целое состояние, а этот нищий писака говорит «вернуть». Васька даже хотел проучить наглого мышонка, но, вспомнив, что тот его спаситель, успокоился.

– Как же я верну? Меня тут же за шиворот и на живодерню.

– Деньги могу отнести я сам, – предложил Судириус. – Чтобы вас не подвести, скажу, что нашел на лестнице.

Васька нехотя согласился. Судириус велел запереть за собой дверь и никому не открывать. Бакалейный магазин Хомяка Судириус хорошо знал. Более того, он был должником завмага, поэтому с легким сердцем отправился возвращать выручку. Судириус не ведал, что беды Хомяка не закончились взломом кассы. Грабеж навел на магазин ревизию, и самые худшие предчувствия грызуна оправдались. Раскрылись махинации завмага, и тот был отправлен в зоопарк особого режима на длительный срок. Представители власти посоветовали сдать выручку в банк, что Судириус и сделал. За находку он получил вознаграждение в виде процента. Этого хватило, чтобы погасить задолженность за квартиру и еще за два месяца вперед. Совершив все перечисленные подвиги, Судириус брел по бульвару. Внимание его привлекла афишная тумба, на которую знакомый Еж наклеивал портрет Васьки Блохина. Под портретом стояла зловещая надпись: «Разыскивается опасный преступник. Сообщивший о месте нахождения оного будет вознагражден». Далее указывалась сумма вознаграждения. К чести Судириуса заметим, что даже на долю секунды им не овладел соблазн такого заработка. Но радость оплаченного жилья сменилась раздумьями, что же делать дальше.

Блохин тем временем отыскал на чердаке поэта растрескавшуюся гитару и запел песню: «Как пятерых родила под забором больная кошка, его значит мать… Их утопили, а он вырос вором, пошел по свету грабить, убивать…» Пустив слезу по поводу сюжета песни, Блохин свернулся клубком и моментально уснул. Уснул крепко и без сновидений. В этом состоянии и застал кота Судириус. Поэт уже немного попривык к странности своего нового положения. Более того, в мозгу мыша зародился смелый план, о котором читатель узнает из дальнейшего повествования. Судириус, как многие наделенные от природы способностями и благородством звери, мало что мог выдумать для собственной выгоды. Но когда дело касалось интересов другого, тут он становился изобретательным и гораздым на выдумки. Поэт теперь относил Блохина к своим друзьям и считал себя должным оказать ему в силу обстоятельств покровительство и защиту. На улицу кота выпустить нельзя. По развешанным портретам того узнают и засадят за решетку. Судириусу очень хотелось, чтобы возлюбленная его, Хвостана, видела его, бесстрашно беседующего с котом. Но поведать о своем геройстве Судириус никому не мог, чтобы не подвести Блохина. Для осуществления замысла одного Васьки было мало. Как минимум надо добыть еще двух котов. Задача для маленького мыша не из простых. Но Судириус смело приступил к ее осуществлению, отправившись для этого в кабачок «Мертвая хватка».

Глава 4, где читателя ждет много новых встреч и событий

Режим работы кабачка «Мертвая хватка» выстраивался не только по соображениям коммерческим, но и исходя из привычек хозяина – пожилого бульдога Буля. Как все пожилые животные, Буль просыпался рано, оттого ему не стоило труда или личных неудобств открывать для посетителей свое заведение раньше других. Буль дорого, но сытно кормил и клиента имел солидного. Тут бывали зажиточные животные, загулявшие до утра. Буль мог позволить и опохмелить клиента за свой счет. Поскольку в первую половину дня в городе подавать горячительные напитки воспрещалось, Буль угощал из собственного буфета и платы не брал. В молодости Буль служил бойцовым бульдогом. Его уважали и при хомяках, и при крысах. Да и теперь, в период демократического правления, у него было немало покровителей и друзей. Когда демократы разрешили открывать семейные кабачки, Булю предложили это сделать первому. Хотя семейным кабачок Буля назвать трудно, так как единственным членом семьи являлся он сам. Но надо отдать должное псу, он не из тех, кто собирает объедки на помойках, а потом, полив соусом, кормит ими клиентов. А таких заведений в городе немало. Все вместе взятое составило кабачку «Мертвая хватка» приличное положение и заслуженную популярность. Днем бульдог любил подремать. В дневные часы кабачок закрывался на длительный перерыв. Но к заходу солнца Буль в полной форме встречал вечерних гостей. Бульдог был старомоден в своих взглядах на досуг. Видеотехники не признавал. Современная музыка, которую своим воем ввели в моду шакалы, у Буля вызывала отвращение. Он держал аккордеониста Брыся. Кошек Буль терпеть не мог. Но Брысь помнил старинные танго и фокстроты и с чувством исполнял «Марш бульдогов» – любимое вокальное произведение хозяина. За это его держали в «Мертвой хватке».

Оформление кабачка хозяин поручил художнику старой школы, из породы волкодавов. Стены были украшены знаменами, охотничьими рогами. Светильники выполнены в виде обглоданных костей. Везде присутствовал старый добрый воинственный дух.

Основную кассу заведение Буля делало до обеда. Но Буль, как всякий сильный зверь, имел и маленькую слабость – любил знаменитостей. Артисты, писатели, поэты пользовались его благосклонностью. Он млел в их обществе, даже входя в убыток, не мог отказать себе в подобном удовольствии. В «сучности», он был добрым псом.

Сегодня зверья в «Мертвой хватке» собралось мало. За одним столиком сидел писатель Бобер Меховский, с ним Сиамский Трагик – тощий пьяный кот, выдающий себя за сиамского. Трагика украшал драный зеленый бант. Перед ним вместительная бутылка «Валерьяка» и рюмка. Меховский, будучи непьющим животным, с брезгливым отвращением наблюдал, как напивается его визави. Сиамский Трагик к моменту нашей встречи был уже под сильным градусом. Трагик просил Меховского оказать ему протекцию в театре. Директор театра, Носорог, был знаком Бобру Меховскому.

– Что вам стоит, – канючил кот. – Попросите Носорога взять меня хоть на эпизодические роли.

Меховский брезгливо слушал пьяные просьбы.

– Вы же знаете, я помогаю только талантливым животным! Вы – спившееся ничтожество. Почему я должен пачкать свою безупречную репутацию подобной просьбой?

Трагик обижался, бил себя в грудь. Вспоминал, какие Львиные роли ему доводилось играть в молодости. Решив, что одних воспоминаний недостаточно, он залез на стол и стал декламировать монолог Льва из трагедии Сусликова «Хищники»:

К царю зверей, со взятками, ты, хам!

Принес мне фрукты, простоквашу! Я взяточников бью!

Не пью я простоквашу. Я кровь горячую за завтраком люблю!

С трудом вернулся на место, выпил рюмку и замер, скосив глаза. Меховский не слушал Трагика. В кабачке появилась Кошка Легкого Поведения в манто из мышиных шкур. Меховский двинулся ей навстречу. Кошка игривой походкой подошла к дремавшему за стойкой Булю и пощекотала ему пузо.

– Это ты, шельма! – Проснулся Буль. – Тебе все прощаю, в другую давно бы вцепился мертвой хваткой…

Кошка Легкого Поведения, наклонившись к самому уху бульдога, шепнула:

– Молчал бы, старый кобель. О какой мертвой хватке ты мелешь, имея вставную челюсть.

Буль хлопнул Кошку пониже хвоста и заметно оживился. Сиамский Трагик громко сообщил всем, что был первым героем-любовником. Кошка и эту реплику не оставила без ответа, напомнив Трагику, что он еще не успел познать блаженства любовных игр, так как был кастрирован. Меховский, молча наблюдавший за Кошкой, громко спросил Буля:

– Ты, Буль, старый плут, где раньше прятал такую очаровательную киску. Не так ты прост, как стараешься казаться.

Довольный всеобщим вниманием, бульдог весело зарычал.

– Эта дрянь предпочитает тропических скотов нашему брату. У меня появляется редко. Считает, с вашей богемы много не вытянешь. Хитра, стерва!