Текст книги "Кицунэ"

Современный Токио

– Отец, неужели она во всём призналась ему?

– Да.

– Наша сестра раскрыла чужаку все тайны клана?!

– Нет ничего таинственней души человека. Она пытается понять своего гайдзина. Нам остаётся только верить ей.

…Когда я вернулся домой, то сначала отпер дверь ключом, а потом с порога выложил открытку из кармана на табурет в прихожей. Ничего не произошло. Я повесил плащ, прошёл на кухню, разобрал пакет, а когда вернулся в комнату, то кицунэ уже сидела на диване в моей рубашке на голое тело, поджав под себя босые ножки. Её моряцкой одежды рядом не было, из ванной комнаты слышался звук плещущейся воды.

– Отдала бесам в стирку, – не поднимая на меня глаз, пояснила девушка, вокруг неё на диване лежали три или четыре моих блокнота для рисования, – а ты неплохо справляешься, хоть пока и не мастер. У-ум… – она повела носиком, – ты купил мне чай? Хороший хозяин, добрый хозяин, заботится о своей жизни. Скажи, много ли серебра дают за твою работу?

– Сторожу платят по минимуму, тем более что я работаю через сутки. А за рисунки… пока не очень. То есть от слова «вообще».

– Это потому, что ты рисуешь всякую ерунду, – безмятежно потянувшись, заявила она, – вот смотри: цветы, ваза, подоконник – зачем это?

– Это натюрморт.

– Кому нужны непонятные цветы на чужом подоконнике? Или вот эта девушка, она кто?

Я отобрал у неё блокнот с портретом моей бывшей.

– Ага, ты покраснел, Альёша-сан! Наверняка она задела твоё сердце. Но разве, рисуя, ты не видишь душу человека? Неужели по её надменному взгляду и причудливым тонким бровям непонятно, что эта женщина презирает тебя?

– Хватит.

– Презирает, смеётся, не уважает, не ценит, не любит, – пустилась загибать пальцы бесцеремонная лиса, поигрывая хвостом. – Зачем такую стерву рисовать?

В тот же миг она ловко бросилась вперёд, неуловимым движением выхватив у меня блокнот, и торжествующе разорвала четыре портрета моей прошлой девушки в клочья, которыми она и обсыпала меня с ног до головы, приплясывая на диване и хохоча как сумасшедшая. Моя белая рубашка с длинными рукавами, доходившими ей до колен, только усиливала впечатление, что дом начинает превращаться в психушку…

– Даже не думай трогать чай, я сама!

Мне оставалось в очередной раз удивиться её способности читать простые мысли.

– И не пялься на мою грудь, я вроде бы застегнула все пуговицы до воротника?

Все, молча вздохнул я, однако рубашка так соблазнительно натягивалась там, где надо, и создавала глубокие тени там, где следовало, поэтому не пялиться было совершенно невозможно. Я попытался взять себя в руки. Нет, не в этом смысле, чтоб тебя, принцесса Лея с витыми бубликами!

– Тебе надо успокоиться, расслабиться, прийти в себя. – Стоило мне опуститься на стул, как Мияко оказалась сзади, и её сильные пальчики стали уверенно массировать мне плечи. – Не надо так переживать из-за прошлого, ты всё равно его не догонишь и не вернёшь. Когда ты поднимаешься на священную гору Фудзи, то любая её песчинка под твоей ногой так же священна. Но стоит ли на пути к вершине бежать вниз за каждым камешком, упавшим из-под твоего каблука?

Я не знал, что ей ответить. Хотя, конечно, во многом она права, но мои рисунки всё равно не стоило рвать. Потому что…

– Обычно мы, кицунэ, используем такой момент, чтобы сломать человеку шею, – нежно раздалось у меня над ухом. – Зазнавшийся самурай, хвастливый купец, глупый учёный, похотливый богач – все они считают себя хозяевами жизни. А на самом-то деле… щас… угу… ещё чуть-чуть!..

Я обернулся. Пыхтящая Мияко-сан изо всех сил пыталась сомкнуть руки на моём горле.

– Не получается?

– Нет, – раздражённо фыркнула она, – пойду готовить чай.

– Тебе помочь?

– Что ты понимаешь в чайной церемонии, глупый северный варвар?! Ваш народ ставит на стол самовары, пироги, варенье, сахар и мёд, полностью убивая истинную сущность чая, чьи зелёные листья отражают свет глаз самой богини Инари!

– То есть отойти и не мешать? – Я подумал, что очень кстати забыл в кармане шоколадку.

– Варвар начинает умнеть.

Шум воды в ванной комнате прекратился. Из-за двери высунулся взмокший бес в хлопьях мыльной пены, увидел разбросанные по полу клочки бумаги, всхлипнул и поплёлся за веником. Ещё двое вышли, держа в лапках таз с выстиранной одеждой моей гостьи, направляясь на балкон, там натянуты верёвки для сушки белья. Похоже, теперь эта троица будет всё делать по дому, а мама так настаивала на покупке стиральной машины и пылесоса. Зачем? Есть же домашние бесы.

Я собрал блокноты с дивана, вернув их на рабочий стол. Здесь также царил непривычный мне порядок: все карандаши аккуратно заточены и разложены по своим местам, кисти отмыты, стоят ворсом вверх в своей банке, листы бумаги и картона лежат отдельными пачками, рассортированные по размеру и плотности, тушь, акварель, гелиевые ручки, перья, фломастеры – если вдруг появится желание рисовать, всё под рукой.

Твори в своё удовольствие! И только настоящие художники знают, что если в мастерской исчезает так называемый творческий беспорядок, то и само искусство мгновенно уходит прочь. Вспомните хотя бы, в каких условиях жил Ван-Гог, а как он творил…

– Свежезаваренный чай для моего господина!

– Слушай, раз уж мы намерены, – я принял из нежных ручек кицунэ кружку горячего зелёного чая, источающего невероятный аромат, – раз уж ты намерена здесь остановиться на какое-то время…

– Меня подарили тебе, Альёша-сан, и ты принял подарок, – чуть сощурившись, напомнила она, с чарующей улыбкой грозя мне пальчиком, – я буду с тобой до самой твоей смерти, а это так долго! Наверняка ты хочешь умереть от старости, да? Но это же ох как не скоро. Быть может, если я очень-очень-очень попрошу, ты согласишься умереть немножечко пораньше? Например, завтра! Ми-ми-ми…

– Ты всё время хочешь меня убить?

– Когда как, иногда больше, иногда меньше. Но да, всё время.

– И что мне делать?

– Не знаю, – подумав, отмахнулась Мияко-сан, – сиди, пей чай!

Она сама вновь вернулась на диван, залезла на него с ногами и своей чашкой. Пила она неторопливо, отхлёбывая маленькими глотками, каждый раз блаженно выдыхая через нос и щурясь от удовольствия. Я смотрел на неё сквозь пары зелёного чая и никак не мог понять, почему я, взрослый и вменяемый человек, так легко верю больной сине-зелёноглазой девочке-блондинке со сложной генетической мутацией какого-то неведомого науке зоологического плана. Да, у неё настоящие лисьи уши и других, человеческих, нет. Как такое возможно, я не знаю, я не учёный.

Также у неё пышный рыжий хвост с кончиком, словно обмакнутым в белую гуашь. И это именно её хвост, естественное продолжение позвоночника, что у нормального человека является атавизмом. Может быть, для окончательного моего успокоения сводить её на рентген?

Хотя ей-то какой в этом интерес? Она ведь и так вполне себе уверена в собственной идентичности. Получается, не в порядке что-то со мной? Излишний скептицизм или уже просто какое-то нездоровое недоверие ко всему на свете, как и отметила проницательная гостья.

Мой смартфон просигналил дважды, две эсэмэски от мамы:

– «Ты не звонишь», «Всё в порядке?».

Проще перезвонить сразу, пока мама не начала волноваться окончательно. Мияко-сан, вскинув бровь, покосилась на меня синим глазом, я приложил палец к губам, призывая её к молчанию. Мама у меня на быстром наборе, одной цифрой. Через четыре гудка она взяла трубку:

– Алёша, ну нельзя же так, ты не звонил вчера, не звонишь сегодня, я волнуюсь.

– Мам, всё в порядке…

– Тяф-тяф!

– Не поняла, что ты сказал? Плохо слышно.

– Мам, я говорю всё в порядке, не переживай! – Мне пришлось демонстративно повысить голос, но весёлую лисичку это не остановило.

– Фыр, фыр! Тяф-тяф-тяфк!

– Сынок, что это было?

– Ничего. – Я ладонью прикрыл динамики от прыгающей вокруг меня кицунэ.

– У тебя дома собака? Алёша, тебе нельзя заводить домашних животных, у тебя аллергия!

– Это телевизор!

– Да что ты мне говоришь, а то я не слышу, как она скулит и бьёт хвостом, – победно заключила мама, переходя на полный трагизма голос, – сынок, ты меня знаешь, я никогда не лезу в твою жизнь. Ты взрослый человек. Просто избавься от этой собаки, пока она щенок!

Я опустил трубку, короткие гудки. Всё, мама обижена, и разговор через пару часов будет уже с папой. Впрочем, он куда более спокойный человек, и, возможно, его не удастся заставить уже сегодня вечером ехать ко мне с проверкой. Счастливая блондинка умирала от хохота на диване, суча ножками и виляя лисьим хвостом! А вот мне сейчас совершенно не было весело, ну ни капли! Вышедшие с балкона бесы также поддержали меня сочувственными взглядами. Дожил, Си-Три-Пи-о…

– Когда она придёт в твой дом, Альёша-сан, – кицунэ, спрыгнув, обняла меня за пояс, на миг прижавшись головой к моему правому боку, – я ей понравлюсь, уж поверь! Я умею нравиться мамам, нас этому с детства учат!

– Хочешь шоколадку?

– Да-а!

Я тупо покачал головой, вытряхивая все тяжёлые мысли, и устало достал из кармана джинсов маленькую размякшую «Алёнку». Мияко забрала её у меня, сунула в рот, даже не разворачивая, прямо в обёртке, и так аппетитно зачавкала, что я вновь невольно улыбнулся. Как у неё это получается?

Да, она меня бесит, да, с ней порой жутко сложно, но в чём-то её присутствие в моём доме было похоже на порыв свежего ветра из окна, оживляющего всё, сдувающего скучные старые рисунки на пол, приносящего с собой солнечный свет и нечто совсем новое, непонятное, другое, но очень нужное, важное и настоящее…

– Ох! – Мияко вдруг прикрыла ротик ладошкой, вытаращив и без того огромные глаза. – Кажется, я всё съела. Ты не остановил меня, так нечестно! Почему ты ничего не купил для себя?!

– И кто же тут называл меня глупым гайдзином? Причина проста – деньги кончились.

– Сиди тут!

Мияко-сан вдруг превратилась в размытое белое с золотым пятно, мельтешащее по моей квартире. Буквально через четыре-пять минут она поставила передо мной полную тарелку белых рисовых шариков. Выглядели и пахли они очень аппетитно.

– Это называется онигири! В твоём доме почти нет продуктов, я нашла немного риса и масла, а ещё соль и две ложки томатной пасты. Как только ты живёшь на такой диете? Большой человек должен много есть! Ты когда-нибудь видел борцов сумо? Вот это воистину мужчины!

Ну, не сказал бы. Выглядеть такой жирной тушей у меня не было ни малейшего желания. А потом я попробовал шарики, и оказалось, что эта девочка вполне себе умеет готовить. Ни за что не предположил бы, что из обычного риса, даже без начинки, может получиться такая вкусная вещь.

Хотя если принять на веру, что японские лисы обладают магией и колдовством, то, наверное, многое становится понятным. Да и честно говоря, есть ли смысл задумываться, когда в доме вдруг появилось женское существо, обеспечивающее порядок, уют и питание?

От предложения разделить со мной еду Мияко отказалась. По её словам, кицунэ может годами довольствоваться чаем, иногда коровьим или козьим молоком, но если демоническая сущность берёт верх, то основной её пищей становится человеческое мясо. Лучше всего сердце! Японцы считают, что именно там скрыты душа человека, его страсти, его любовь, храбрость, жажда жизни. И нет, говяжье или свиное сердце в данном случае не является равноценной заменой. Надо ещё прикупить чаю…

– Не только, – серьёзно кивнула мне с дивана блондинка, – у тебя в стране холодно, а я легко одета. Платье короткое, чулки чуть выше колен, бельё вообще одни кружева и ленты. Раз ты мой хозяин и господин, то должен одевать меня так, чтоб я не простудилась!

Рисовые шарики вдруг пошли не в то горло.

– Не подавись, пожалуйста, Альёша-сан! Я знаю, что сейчас ты беднее китайского студента. Но ведь ты умеешь рисовать! Просто нарисуй мне одежду.

Хм, я хлебнул остывший чай и постарался как можно быстрее покончить с едой.

– Как это нарисовать?

– Как ты умеешь, – важно кивнула она.

– Ох, прости, я не в этом смысле. Допустим, я нарисую, конечно, но дальше-то что? Мы никому это не продадим.

– Знаешь, кто ты?

– Глупый северный варвар.

– Правильно, – лисичка спрыгнула с дивана, чмокнула меня в щёку и взяла со стола блокнот, – смотри, мне нужно не так много…

Ага. Сначала я пытался записывать, потом запоминать, но довольно быстро сбился со счёта, потому что если идти и покупать абсолютно ВСЁ, что ей надо, то у нас в квартире просто не хватит места!

Подчёркиваю, во всей квартире, а не в шкафу или на полках. В общем, чтобы хоть на секунду представить размеры обрушившейся на меня трагедии, подчеркну – только разноцветных носочков, под погоду, под платье, под джинсы, под кимоно, под любой костюм, на выходные, на ночь и на каждый день, ей требовалось восемьдесят шесть пар. Подчёркиваю, именно носков! Гольфы, чулки и колготки считались отдельно.

– Кхм, кто-то вроде бы говорил мне, что кицунэ неприхотливы и чистоплотны?

– Очень чистоплотны! Поэтому менять носки надо три-четыре раза в день! Ты ведь не хочешь, чтоб рядом с тобой ходила скучная замарашка, в одном и том же залатанном платье?! Так, с мелочами решили, теперь давай обсудим мою одежду и обувь…

В конце концов я сдался, как и любой мужчина, которому собственные нервы дороже денег. Мияко-сан объявила, что начнёт с жизненно необходимого, положила передо мной мой смартфон, подсказала, в какие японские интернет-магазины надо зайти, и, пока я послушно листал страницы сайтов, выбрала себе самое дорогое кимоно, указав ноготком на экран:

– Вот это!

– Купить?

– Нарисовать!

Ох, пресвятой Скай Уокер, в смысле да запросто. Минут через десять в блокноте красовался вполне себе сносный рисунок, максимально схожий с оригиналом. Быть может, расцветка, конечно, подкачала. Возиться с красками я не стал, использовал обычные фломастеры, а они всё-таки не дают нужного колера.

– Ты настоящий мастер, Альёша-сан. – Состроив мне влюблённую мордочку, блондинка с ушками мазнула по рисунку ладошкой и настоящее шёлковое кимоно упало ей под ноги. Кажется, я замер с раскрытым ртом… – Пожалуй, переоденусь в ванной, – решила лисичка, перекидывая добычу через руку и поворачиваясь ко мне спиной, – хозяин такой целомудренный, не хочу его смущать.

Тем не менее походка её была танцующей, а хвост игриво покачивался, приподнимая подол моей рубашки выше, выше, ещё выше… В этот момент она скрылась за дверью ванной комнаты.

Я дважды хлопнул себя по щекам, сбрасывая лисье наваждение. Ну вот как она такое делает? Рисунок в блокноте исчез, значит, так можно получить абсолютно любые вещи. Интересно, а если вот так деньги нарисовать они тоже станут настоящими?

– Нет, – со вздохом раздалось из-за дверей, – деньги, золото и серебро – это совсем другая стихия. Мне она не по силам, надо отрастить хотя бы три хвоста, чтобы видеть клады под землёй. А я ещё очень маленькая кицунэ…

Понятно, тогда и спорить не о чем. Но мы же всё равно экономим кучу денег на вещах, а в долг всегда можно перехватить у отца. Мама, конечно, тоже не откажет, но с отцом меньше вопросов и проблем. Ладно, девушка ест, мягко говоря, немного, так что справимся. Непонятно было одно:

– Слушай, а зачем этот профессор вообще закрыл тебя в открытке?

Из ванной, осторожно ступая по холодному полу босыми пальчиками, вышла Мияко. Затянутое поясом кимоно изумительно сидело на ней, красивыми складками подчёркивая фигуру. Волосы она собрала в хвост, открывая нежную шею, кожа девушки была белой, с лёгким розово-золотистым оттенком.

– Есть вещи, которые лучше не знать, гайдзин.

– Слушай, я читал Акунина и знаю, что «гайдзин» – это чужак. Но мы вроде друзья, нет?

– Нет, конечно! – искренне удивилась она. – Ты мой господин, я твой подарок, ты человек, я оборотень, разве в этом есть хоть что-то похожее на дружбу?

«Спать будешь на коврике, сейчас нарисую», – подумал я. Ушастая кицунэ согласно кивнула.

В общем, до вечера мы совместными усилиями вытащили из блокнота большой персидский ковёр с высоким ворсом, две пары осенней обуви, тонкую кожаную куртку в пояс, отороченную белым мехом, короткие джинсовые шорты, три лифчика, двадцать четыре пары носков, тёплые колготки, шесть трусиков, разной формы, плотности и конфигурации (тьфу, прости меня господи!), две вязаные шапочки (одна скрыть уши, вторая сразу с «ушками»), один свитер, одну водолазку, две блузки и пижаму. К одиннадцати ночи у меня уже практически слипались глаза и карандаш падал из пальцев.

Зато моя гостья, кружась по комнате, буквально визжала от счастья, веером разбрасывая вещи по всей квартире! Кроме того, она ещё и пела чудесным кукольным голоском:

 
Человек, тот, что любит весну,
Что не предал и не уснул.
В чьих глазах фиалковый круг,
Мой друг.
Человек, тот, что лето любил,
Что моей любви не забыл,
Этот стук наших с ним сердец,
Мой отец.
Человек, вечно любящий осень,
Ни власти, ни славы не просит,
Благородный и чуть ранимый,
Мой любимый.
Человек мой, что любит зиму,
Доброта твоя необъяснима.
И священна как, Фудзияма,
Моя мама.
Все четыре времени года
В холод, зной, дожди, непогоду,
Четырём сердцам в такт поёт
И моё…
 

Мелодию я воспроизвести не смогу, у меня музыкального слуха нет, но текст песенки вроде бы был такой. Вполне себе лиричной и оптимистичной, к тому же красиво исполненной с танцами, хлопаньем ресницами и низким поклоном в конце. В общем, после ещё пары чашек чая усталость стала проходить, я всё простил, а умотанные бесенята, спотыкаясь, аккуратно разложили вещи везде, куда хоть как-то могли приткнуть.

В однокомнатной квартире-мастерской не так уж много места, но ребятки старались. Кицунэ одним щелчком пальцев отпустила их отдыхать. Уверен, что завтра с утра пораньше они просто переедут от нас на другую хату, где можно будет безопасно вредить людям, а не впахивать, словно африканские рабы на кубинских плантациях сахарного тростника. Лично я бы сбежал.

Спать легли довольно поздно. Телевизора у меня дома нет, он отвлекает от работы, а в ноутбук Мияко-сан лезть не захотела. Нет, она как раз была гораздо более меня продвинута в плане обращения с интернетом. Просто почему-то не захотела, словно по каким-то непонятным причинам боялась «засветиться» в Сети. Настаивать или допрашивать я не собирался.

В конце концов лиса сама обещала рассказывать о себе каждый день понемногу. А сейчас нам надо просто привыкнуть друг к другу. Особенно мне…

– Может, возьмёшь хотя бы одеяло?

– Ха! Мы, лисы, зимой спим на снегу или в неотапливаемых норах. Так что у тебя даже жарко. Спокойной ночи, Альёша-сан!

Я пожал плечами и лёг на своём диване, не разбирая его, а моя гостья в новенькой пижамке и носочках уютно свернулась калачиком на тёплом ковре, укрывшись собственным хвостом. То есть если я правильно понял, то она вполне могла бы спать и в открытке, словно восточный джинн в лампе.

Однако ей там некомфортно, это своеобразная тюрьма, из которой она может выходить или входить, но при этом пока кицунэ внутри – она уязвима. Открытку можно сунуть под стекло, порвать, выбросить, скомкать, сжечь, и всё. Даже если её просто оставлять на солнечном свету, изображение начнёт медленно выгорать, а вместе с ним уже будет терять силы и сама Мияко-сан.

Посреди ночи я проснулся от клацанья зубов. Моя гостья на ковре явно замёрзла. Мне пришлось осторожно встать, взять её спящую на руки и переложить на своё нагретое место, укрыв одеялом. Через пару минут она перестала дрожать, расслабленно сопя носиком. Я же лёг на её место. Ковёр, конечно, хорошая штука, но от сквозняков не спасает. Мне пришлось укрываться пледом, а потом ещё и зимним пальто сверху, поэтому долго ворочался, но в конце концов как-то уснул.

Утро началось весело…

– Мой хозяин и господин спас свою кицунэ от лютого холода-а! – через меня трижды перепрыгнула взлохмаченная блондинка в шёлковой пижаме с дыркой для хвоста. – Вчера он купил мне чай, нарисовал множество вещей, а ночью перенёс к себе в постель! И даже не воспользовался-я!

– Да ты спала, как сурок…

– Я притворялась. Но ты вёл себя, как благородный самурай, и даже нигде меня не потрогал!

Да пребудет со мной сила, как же болела спина. Спать на полу всё-таки весьма среднее удовольствие или дело привычки, в любом случае пол хотя бы должен быть тёплым. А у нас в доме отопление дают по расписанию, то есть в октябре. Пока я умывался и чистил зубы, лисичка приготовила кофе и чай.

– Может быть, ты нарисуешь мне кровоточащее человеческое сердце?

– Нет.

– Как жить с таким жадным гайдзином? – притворно вздохнула она, барабаня пальчиками по столу. – Тебе нужны деньги, холодильник пустой, и мне не из чего приготовить даже самый простой мисо-суп. Где в вашем городе трактиры, в которых поют продажные женщины?

Я чуть не пролил кофе носом.

– Ты опять подумал обо мне плохо, Альёша-сан, – укоризненно сдвинула бровки Мияко, – я непродажна и до сих пор не принадлежала ни одному мужчине.

– Разве ты не мой подарок?

– Но не твоя наложница, – ловко парировала она, – и поверь, если ты захочешь взять меня силой, я тебе такое устрою, что…

– Не переживай, ты не в моём вкусе, – как мне казалось, удачно пошутил я, но на ресницах растерянной кицунэ вдруг заблестели слёзы. Две крупные капли покатились по её щекам.

Она уставилась на меня круглыми глазами, а её пухлые губки беспомощно вздрагивали:

– Я… я тебе не нравлюсь?!

– Так, минуточку, погоди. Ты же сама только что сказала…

– Я толстая и некрасивая? Это потому, что у меня ушки и хвост, волосы, как солома, грудь маленькая…

– Фига себе, маленькая?!

– Могла бы быть и побольше! И вообще, ты меня не любишь, потому что я не человек?

– Господи, ну извини, я не…

– Значит, ту презрительную выдру ты… ри-со-ва-ал, а я… я не-е… в твоём… вку-се-е…!!! – окончательно разревелась блондинка, рухнув на колени и запрокинув голову вверх. Слёзы лились буквально ручьём! Я и опомниться не успел, как на полу растеклась солёная лужа. Бесы, которые, как ни странно, никуда не ушли, поспешили за тряпками…

– Хорошо, хорошо, только не плачь! Хочешь, я прямо сейчас тебя нарисую?

– Не-ет… Сейчас у меня красный нос, я зарёванная уродина-а!

Мне пришлось поднимать её с пола, сажать на диван, вытирать нос кухонным полотенцем, клятвенно обещая, что непременно буду её рисовать, что она самая красивая, что я давно мечтал стать художником аниме, что жить не могу без манги, что у нас куча баров и ресторанов, пусть она только внятно объяснит, что собирается там делать.

– Петь, – всё ещё слегка гнусаво пояснила всхлипывающая госпожа Мияко, – все лисы умеют петь, в Киото считается большим успехом заполучить настоящую кицунэ на сцену. Нам всегда бросали деньги, хорошая певица за вечер могла заработать пять-шесть лянов!

– Лямов? – не поверил я.

– Лянов, – сопя, поправила она, – лян – мера веса в Японии, Китае и Корее. Примерно пятьдесят граммов серебра. Сколько это будет в пересчёте на ваши деньги?

– Не знаю, но в любом случае у нас тут рубли. Хочешь, могу глянуть курс по интернету?

– Нет, не надо! Никакого интернета! Я и так верю тебе, мой хозяин и господин! – Блондинка мигом высушила слёзы и вновь усадила меня на стул. – Давай ты побыстрее допьёшь свой кофе, и мы пойдём искать место, где я буду петь.

Не знаю уж, почему у неё такие резкие скачки настроения, то ли характер не сахарный, то ли нервы накопились, но на тот момент я просто не стал докапываться. Возможно, зря. Тогда всё могло бы быть совсем иначе. Хотя кто знает? Никто не знает. Вот именно…

Пока мой «подарок» переодевалась в ванной, я улучил минутку ответить на эсэсэс от мамы:

«Сынок, ты решил вопрос с собакой?»

«Мама, у меня нет собаки».

«Значит, нет. Хорошо, мама всегда тебе верит. Но папа зайдёт вечером!»

Так, понятно, я тут же отправил эсэмэску отцу:

«Пап, можешь одолжить пару тысяч до зарплаты? Через неделю верну».

Он даже не отвечал, но через пять – десять минут смартфон подтвердил, что мой счёт пополнен.

«Спасибо!»

С отцом в определённых моментах всегда легко, у мамы, как у заслуженной учительницы начальных классов, гипертрофированный комплекс «наседки». Причём в детстве мне всегда казалось, что она больше думает о своих учениках, чем о собственном единственном сыне. Отец же, преподававший физику, хоть и не смог привить мне любовь к этому предмету, но хотя бы позволял самостоятельно набивать себе шишки. Это я ценю в нём до сих пор.

– Мы идём, Альёша-сан?

Блондинка выглядела просто сногсшибательно. Подбирать одежду так, чтобы это одновременно было красиво, гармонично, модно, тепло и сексуально, она умела не хуже самого дорогого стилиста.

– Тебе нравится, мой господин?

– Да, – честно признал я, прекрасно отдавая себе отчёт, что смотреться вместе мы будем странно.

Просто в сравнении с ней мне было нечего одеть. Чисто женская проблема, обычно художники редко заморачиваются такими малозначительными глупостями. Нас не часто приглашают на светские рауты, где правила хорошего тона требуют непременного смокинга, а просто выходить на улицу можно во всем, что более-менее чистое. По крайней мере я к этому привык, и меня оно устраивает.

– Прости, я не могу вытащить из бумаги новый свитер для тебя, даже если ты его нарисуешь. Кицунэ не обязаны помогать людям, но имеют право заботиться о себе. А теперь представь, сколько ты сэкономил, просто рисуя для меня, а не тратя наличные?

Тут она была права, вчера мы вдвоём весьма неслабо увеличили её личный гардероб.

– Ну, пойдём, пойдём! Ми-ми-ми…

– Пошли. – Я накинул плащ, обулся, проверил наличие в кармане ключей и сотового.

Троица дисциплинированных рогатых бесенят, собирающих со стола посуду в мойку, помахала нам ладошками, замок на двери защёлкивался автоматически. Собственно, от моего дома до ближайшего подходящего места было не так далеко, минут десять – пятнадцать прогулочным шагом.

Мы по пути ещё и мусор выбросить успели. Погода сегодня радовала, нудный вчерашний дождь сменило тёплое солнышко, небо было прозрачно-синим, жёлтые листья ещё держались за ветви тополей и вязов, прохладное дыхание осени ощущалось во всём, но это не вызывало грусти. Тем более что вокруг меня, довольно щурясь, кружилась жизнерадостная кицунэ, чьи ушки были спрятаны под тонкой шапочкой, но лисий хвост гордо торчал вверх.

Что не могло не привлекать внимания ребятни и бабушек. Дети были в восторге, суровые старушки ворчали о катастрофическом падении нравов, традиционно виня во всём российские власти и проклятый Голливуд. Я даже не вслушивался в то, что говорили нам вслед, ничего нового не узнаю, а моя спутница, наоборот, широко улыбалась каждому встречному и приветливо кивала всем, кто в ответ улыбался ей. Нас несколько раз пытались фотографировать, но вот тут Мияко почему-то прятала лицо, ускоряя шаг. А приставать с просьбой о селфи пока никто не решался.

Караоке-бар «Чикаго» находился на соседней улице, пару раз мне доводилось там бывать. Меня приглашали на день рождения сокурсника, потом просто сидели с парнями в караоке. Я сам не пою, но атмосфера и пиво располагали к ненапряжному отдыху, иногда такое нужно всем.

Тогда я и обратил внимание на небольшую сцену, где с микрофоном в руках покачивался специально подготовленный певец, нанятый заранее, для того чтобы завести публику, как бы ненавязчиво демонстрируя, что простой поддатый мужичок вполне себе может иметь хороший голос.

В целом здесь держалась своеобразная эклектическая атмосфера, от гангстерской Америки времён Аль Капоне, джаза, цветных польских ламп, больших плюшевых мишек и русско-европейской кухни до стен, увешанных макетами пистолетов и автоматов, больших плазменных телевизоров с «Футурамой» и официальными запретами Яценюку с Порошенко на посещение данного заведения.

Несмотря на то что мы пришли где-то к двенадцати часам дня, нам были рады. Милая круглолицая девушка-администратор в клетчатом платье, с волосами, собранными в хвост, встретила нас мягкой улыбкой.

– Люся, – посмотрев на бейджик, я наклонил голову, – здравствуйте, моя подруга хотела бы уточнить у вас пару вопросов.

– Здравствуйте. Проходите, пожалуйста. А что вы…

– Коничива, – кицунэ отвесила низкий поклон и улыбнулась так, что показала все зубы сразу, – думаю, нам, девочкам, будет удобнее поговорить наедине. Мой господин, конечно, являет собой лучшие черты самурая благородного рода, но в определённых вопросах туп как пробка!

– Э-э?.. – смутилась девушка.

– Он не обижается!

– Я не обижаюсь, – пришлось подтвердить мне под суровым лисьим взглядом.

– Ну, хорошо, можем присесть за столик. Как к вам обращаться?

– Называй меня госпожа Мияко-сан, о хозяйка дома пагубных развлечений, – щедро разрешила блондинка, сняв шапочку и обмахиваясь пышным хвостом.

На мгновение мне показалось, что Люся хотела убежать, но она всё-таки была настоящим профессионалом и ещё раз показала кицунэ на уединенный столик в углу. Девушки удалились вдвоём.

Не знаю, о чём они там говорили, но уже через несколько минут к ним подошёл кто-то из официантов, выслушал кицунэ, кивнул и отправился настраивать аппаратуру. Моя блондинка с ушками подмигнула мне и, игриво покачивая бёдрами, процокала каблучками на низкую маленькую сцену. Администратор Люся трижды щёлкнула пальцами, и полилась музыка…

 
Тихо вокруг, сопки покрыты мглой.
Вот из-за туч блеснула луна,
Могилы хранят покой.
 
 
Белеют кресты – это герои спят.
Прошлого тени кружат давно,
О жертвах боёв твердят.
 
 
Тихо вокруг, ветер туман унёс.
На сопках маньчжурских воины спят
И русских не слышат слёз.
 

Голос Мияко-сан был совершенно необыкновенным. Я даже не представляю, как можно было бы его описать. Наверное, в первую очередь очень чистый и проникающий в душу, она исполняла старую, дореволюционную песню «На сопках Маньчжурии» так, что у меня слёзы на глаза наворачивались. К нам вышел каждый, кто на тот момент был в круглосуточно работающем баре – официанты, администрация, кухня, уборщицы, случайные задержавшиеся посетители, никто не остался равнодушным. Когда лисичка закончила, её буквально искупали в аплодисментах!

– Ещё! Браво! Давай, девочка! Жги!

Мияко раскланялась, сияя вырезом свитера так, что женщины начали кусать губы, а мужики вылупились, словно никогда в жизни декольте не видели. Потом она выстрелила в зал яркой классикой анимации, в маршевом ритме спев на английском знаменитый саундтрек из мультипликационного сериала «Танковая полиция». В припеве ей начали подпевать.

Следующий знаменитый хит уже самой Хацунэ Мику на японском был таким весёлым и прыгающим, так что мгновенно завел публику. Текст я, разумеется, не повторю, но, кажется, в караоке-бар начали заглядывать и просто люди с улицы, которые по ходу шли мимо в магазин.

Посмотреть на танцующую девочку с хвостиком действительно стоило! Она умудрялась вертеться волчком, прыгать под потолок, ходить на месте колесом и приземляться в полном шпагате, ни разу не сбив дыхания и не слив ни одной ноты. Световой меч мне в ухо, да она даже стойку микрофона ни разу ботиком не задела, ей аплодировали с рёвом, достойным стадиона в Барселоне!