Электронная библиотека » Андрей Белянин » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Багдадский вор"


  • Текст добавлен: 13 марта 2014, 08:57


Автор книги: Андрей Белянин


Жанр: Юмористическое фэнтези, Фэнтези


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

На чужую кучу неча глаз пучить.

Это о жадности, честное слово…

Сам Оболенский уверял меня, что никакого особенного стресса не испытывал. Не сейчас, а вообще… Тьфу, ну, я имею в виду не когда им обоим вязали руки, намереваясь вести в зиндан, а вообще – в связи с неожиданным перемещением на средневековый, сказочный Восток. Так вот, стресса никакого! Нормальные люди кричат, бьются в истерике, рвутся домой, к маме, – словом, ведут себя как все реальные (невымышленные) перемещенцы во времени. Это только у плохих писателей-фантастов героя перебрасывают черт-те куда, а у него даже нос не почешется. Можно подумать, ему в собственном мире терять было нечего… А как же дом, друзья, учёба, работа, семья и родственники? Им-то каково, когда их сослуживец, друг или законный муж исчезает неизвестно куда?! Тут такое поле для классических мексиканских трагедий, что уже не до фэнтези… Нет, дорогие мои, нормальный человек от перемещения всегда испытывает стресс и страдает всегда – это я вам заявляю вполне авторитетно. Но Лев – явление уникальное… Никакого страха, никакой паники, никакой истерики с выжиманием слёз и битьём себя коленом в грудь – ни-че-го! Ну, разве что огромное любопытство… Он с наслаждением впитывал в себя саму атмосферу нового и забытого (как ему казалось) мира, искренне считая волшебный Восток своей единственной родиной. Незнакомым словечкам, периодически у него выскальзывающим, мой друг значения не придавал. Он и смысл-то их помнил весьма приблизительно, изо всех сил убеждая самого себя в том, что он непременно должен завоевать законное «место под солнцем». Или, вернее, отвоевать его назад, ибо его род – род Багдадских воров Оболенских – наверняка заслуживал большего, чем тюрьма и плаха…

– Ходжа? Ну, улыбнись, перепетуля, к тебе обращаюсь…

– Чего тебе надо, о погубитель?

– Знаешь, зачем я всё это сделал?

– Чтобы тебе не было скучно сидеть в кандалах в одиночку… Любому шайтану ясно, что вдвоём веселее кормить вшей в эмирском зиндане. Можно даже поспорить, кто из нас больше придётся по вкусу…

– У тебя чёрный юмор, будь оптимистом!

– Не знаю, что ты называешь этим словом, но оно наверняка вредно для печени…

– Всё, не смеши меня больше, а то я забуду, с чего начал. Сейчас стражники малость придут в себя и потащат нас к вашему местному прокурору. А там, как мне помнится, обитается некий злой дядя по кличке Шехмет. Так вот, поверь мне, он себя судебным разбирательством утруждать не будет – повесит нас обоих за милую душу, и всё!

– Да, господин Шехмет – человек горячего нрава… Но вешать никого не станет, он нас обезглавит или четвертует. Говорят, ему нравится запах крови…

– А-а… вот тут-то мы, кажется, начинаем понимать друг друга. Подхожу к сути: если ты настоящий Ходжа Насреддин, то избавь нас обоих от столь дебильной смерти! На всякий случай намекаю – лично меня эти смешные узелки на запястьях не удержат.

– Ты – наглый, лукавый, коварный, хитроумный, бессовестный отпрыск великого змия-искусителя, обладающий в придачу ко всем перечисленным порокам упрямством лопоухого осла!

– Не трогай Рабиновича! Он мой напарник…

– Нет, это мой осёл! Мой, мой, мой…

– Должен ли я понимать это как твоё безоговорочное согласие?!

Ответить Насреддин не успел, так как именно в эту минуту стражники наконец-то определились с примерным планом действий. Один молодой напарник оставался охранять «место преступного сговора» (то есть маленький однокомнатный домик, набитый украденным добром). Старший бородач и второй юноша должны были отконвоировать «злодеев» в зиндан, где их, возможно, пожелает увидеть тот самый грозный начальник, чей суд скоротечен и страшно справедлив. «Страшно» – здесь ключевое слово, а «зиндан» – специальная яма с узкой горловиной, куда задержанных ослушников опускают на верёвке. Классических тюрем, как в цивилизованной Европе, в древнем Багдаде не практиковалось.

По счастью, более опытный стражник повёл их в зиндан окольной дорогой. Она, конечно, была более длинной, но зато на пустынных старых улочках исключалось столкновение с другими стражниками, которые могли бы присоединиться к конвою и, соответственно, потребовать свою часть награды (хотя, по правде говоря, у бородача уже лежали за пазухой два серебряных блюда, а под щитом через руку был переброшен изрядный кусок шёлка…). Позабытый ослик осторожно цокал копытцами сзади.

Как только любопытные слегка отстали, окончательно разнюнившийся Ходжа Насреддин ударился в скорбный плач:

– О, Аллах, прости меня, недостойного! Зачем я крал?! Зачем укрывал вора?! Это всё злобные происки шайтана, попутавшего, сбившего с истинного пути доверчивого мусульманина… О, позор на мою бедную голову! Зачем я перепродавал краденое?! Зачем копил эти бесчестные деньги, нажитые неправедным трудом? О мои бедные родители… они бы восстали из могил, если бы узнали, чем занимается их единственный сын, навеки опозоривший имя отца! Разве принесли счастье мне, ненасытному, эти три тысячи таньга?!

– Сколько-о-о?!! – Стражники дружно споткнулись на ровном месте.

Домулло закатил глаза, тяжело вздохнул и незаметно пихнул Оболенского локтем. Лев удовлетворённо хрюкнул и поддержал комедию:

– Молчи! Ничего им не говори! Это твои… мои… наши таньга!!!

– Вай мэ! Безумец, как ты можешь думать о презренных деньгах, когда наши грешные души вот-вот предстанут перед престолом Аллаха?!

– Точно, точно… – торопливо закивали стражники. – Облегчите своё сердце, и всемилостивейший дарует вам путь к гуриям рая!

– Какие, к чертям, гурии?! – вовсю веселился Лев. – Молчи, Ходжа, они просто хотят забрать наши деньги!

– Как смеешь ты такое говорить?! Эти достойные люди, что служат в городской страже нашего эмира, под благословенной рукой самого Шехмета, – гордость и честь Багдада! Не чета нам, преступникам и негодяям… Я хочу, чтобы моя совесть была чиста! Три тысячи таньга, две сотни дихремов…

– Ва-а-а-х!!!

– Не перебивайте, уважаемые… – вежливо попросил Насреддин остолбеневших слуг закона, – я ещё ничего не сказал о золоте.

– Ну хоть о золоте-то не говори! – театрально взмолился Оболенский, мгновенно схлопотав древком копья по голове. Это здорово охладило его творческий пыл, и он вынужденно заткнулся, предоставив возможность герою многих сказок и легенд доиграть эту авантюру самому. Чем тот и воспользовался в полной мере…

– О доблестные и отважные герои, я вижу, что сердца ваши так же чисты, как сталь эмирского ятагана. Позвольте же мне, закоренелому преступнику и презренному обманщику, совершить хоть один праведный поступок перед тем, как закончится мой бесславный жизненный путь! Возьмите все спрятанные деньги – три тысячи таньга, две сотни дихремов и… я точно могу вам довериться?!

Стражники с выпученными от воодушевления глазами страстно поклялись всем на свете, что только им можно доверять. У обоих от алчности уже тряслись руки, бежала слюна и подкашивались ноги в коленях.

– На другом конце города… – торжественно-замогильным тоном заговорщика начал Ходжа, выдержав долгую паузу, – у старого минарета Гуль-Муллы, под третьей плитой от края тени крепостной стены, в тот миг, когда солнце встанет в зените и…

– Что «и…», уважаемый?!

– Я… О, Аллах, всемилостивейший и всемогущий! Как я мог забыть… Пять шагов на север или восемь на юг?! Нет, нет, нет… Может быть, двенадцать на восток и рыть землю под чинарой? Не помню… Будь ты проклят, шайтан, запутавший мою бедную голову! Как я теперь объясню этим праведным мусульманам, где закопаны три тысячи таньга, двести дихремов серебром и девяносто пять динаров золотом?!

Сумма решила дело. Бородач, как старший, быстро договорился с зелёным напарником, что-то ему пообещав, и тот, едва не плача, повёл Оболенского куда следовало. А Ходже Насреддину пришлось топать в противоположную сторону, и его крики ещё долго разносились по проулку:

– Заклинаю вас построить на эти деньги мечеть! Самую большую, самую красивую мечеть во всём Багдаде! Чтобы любой мусульманин, от самого эмира до простого базарного башмачника, поминал моё имя добрым словом! Запомните, от эмира и до башмачника…

– Место встречи изменить нельзя, – сентиментально пробормотал Оболенский. Молоденький стражник осторожно подталкивал его тупым концом неудобного копья. Ослик увязался за Насреддином…

* * *

Научи дурака Аллаху молиться, он во время намаза лоб расшибёт!

Общая проблема новичков в медресе

Помню первый шок Маши Оболенской, когда после очередного визита к бессознательно лежавшему в коме мужу её остановили на выходе из больничного отделения. Двое милиционеров и страшно смущающаяся медсестра очень вежливо попросили предъявить сумочку. Ничего не понимающая Маша безропотно сдала вещи и даже позволила работникам органов поверхностно ощупать карманы своего полупальто. Не обнаружив ничего особо интересного (читай: особо ценного, подозрительного, наркотического, огнестрельного или запрещённо-валютного), милиционеры принесли соответствующие извинения, и медсестра самолично проводила госпожу Оболенскую к выходу. По дороге она счастливо проболталась (под большим секретом, разумеется), что в их больнице стали обворовывать. Причём не больных, а исключительно медицинский персонал любого ранга! Сначала пропадали какие-то мелочи типа ручек, градусников, блокнотов и брелков. Поначалу никто и не тревожился – ну мало ли куда могла закатиться дешёвая авторучка или затеряться телефонная книжечка? Согласитесь, это ещё не повод бить тревогу… Но вот когда начали исчезать деньги, кошельки, часы и кольца, главврач решился прибегнуть к услугам опытных оперов. Да и решился-то, к слову, только после того, как в один из обходов «оставил» неизвестно где дорогой «роллекс» и фамильную печатку с алмазиком. Последние два дня в здании больницы постоянно дежурил милицейский наряд. Проверяли практически всех. Ничего из пропавшего или украденного обнаружено не было. Зато успешно задержали зав. больничной столовой при попытке вынести за территорию двенадцать килограммов диетического мяса. Это внесло хоть какие-то надежды на справедливость «высшего суда», но таинственный вор так и не был обнаружен…


С храбрым азиатским юношей Оболенский управился минут за пять. Причём без эффектных каратистских ударов ногами в вертикальном прыжке, на полном шпагате, пяткой в ухо. Нет, всё оказалось гораздо проще и практичнее…

– Алло, служивый! Глянь-ка, что-то у меня верёвки на руках развязались…

– О шайтан!

– Вот и я говорю, поправить бы надо, а то сбегу ещё… – Лев повернулся к стражнику спиной и пошевелил сваливающимися с пальцев путами. Парнишка доверчиво прислонил к заборчику долгомерное копьё и взялся за веревки. Что произошло дальше, он, по-видимому, так и не осознал – одно мгновение, и тугие узлы стянули его собственные запястья! Каким образом, стоя спиной и ничего не видя, можно было провернуть такой фокус – остаётся только догадываться… Думаю, что всех чудес воровского таланта, дарованного ему чёрным джинном Бабудай-Агой, не знал даже сам Оболенский.

– Что… что ты наделал, злодей?!

– К незнакомым людям старшего возраста надо обращаться на «вы»! – наставительно поправил Лев и, примериваясь, взялся за копьё.

– Пощадите! – приглушённо пискнул стражничек, от великого испуга падая на колени. – Уважаемый Багдадский вор, не убивайте меня, а? Мама плакать будет…

– Да уж, старушка бы огорчилась… Ладно, позверствую как-нибудь в другой раз, с кем-нибудь ещё и не в этом месте. Так и быть, отпущу тебя живым-здоровым, но за это выполнишь одно моё поручение.

– Всё, что захотите, почтеннейший! Папой своим назову!

– Ну, это лишнее… – великодушно отмахнулся Лев. – Просто передавай от меня привет господину Шехмету, уточни, понравилось ли ему моё вино, и попроси, чтобы он сегодня же сообщил вашему эмиру о том, что я вернулся! Запомнил? Пусть знает: Багдадский вор в городе и имя ему – Лев Оболенский!

– Шехмет… вино… эмир… вор… Оболенский-джан! – торопливо выдал парнишка, боясь, что «злодей» передумает. Но нет, Лев лишь одобрительно кивнул и, чуть оттянув локти стражника назад, просунул меж ними и спиной древко его же копья.

– Молодец! Пересказал всё, как на экзамене, немножко по-своему, но очень близко к тексту. Теперь можешь идти с докладом к начальству. Копьё я тебе прицепил, не потеряешь… Только не спеши, для такого проулочка слишком уж оно длинное – а то ещё споткнешься, нос себе расшибёшь. Что я маме твоей скажу?

После чего Лев заботливо поправил стражнику съехавший набок шлем с чалмой и, насвистывая, отправился восвояси. Не успел он отойти и на десять шагов, как сзади раздался характерный грохот. Юноша попытался встать слишком резко, въехал тупым концом древка в чью-то глинобитную стену и теперь лежал, задрав ноги под оригинальным углом. «Растыкам бог не помогает…» – с чисто русской философией бытия отметил Лев, так же неторопливо продолжая путь.

Где-то после полудня в скромную лавчонку башмачника Ахмеда наведался солидный седобородый муфтий. Белые одежды сияли натуральным шёлком, четки вращались на пальце со скоростью пропеллера, а голубые глаза из-под высокой чалмы играли нахальными искорками. Башмачник сначала вскочил, кланяясь духовному лицу и пытаясь поцеловать край его одежд, потом пригляделся… Некоторое время Ахмед просто стоял соляным столбом, пока степенный аксакал, обогнув его, без приглашения шагнул в сарайчик и, высунув руку, щедро сыпанул за пазуху хозяину горсть серебряных монет. Башмачник вслух помянул безмозглого шайтана, скорбно прикрыл лицо руками, после чего свернул торговлю и отправился в обжорный ряд. Вездесущие соседи поспешно гадали насчёт нежданной удачи своего товарища, вот уже второй день принимающего богатых гостей. «Видимо, в своих путешествиях он научился заводить полезных друзей… – кивали они. – Бухарский купец на осле, почтеннейший муфтий, словно только что пришедший из медресе. Наверняка ему щедро платят за ужин и ночлег. Уж не решил ли башмачник открыть здесь свой постоялый двор?»

…Осторожные поскрёбывания с наружной стороны сарайчика раздались, едва друзья присели к столу. К столу – это, впрочем, громко сказано: большой поясной платок был расстелен прямо на полу, а уж поверх него дымились блюда со свежей бараниной, пирожками в масле, шанхайским рисом и прочими вкусными сытностями.

– Свои! – глянув в щёлку, с ходу определил Оболенский, хотя скребущийся был одет в платье городской стражи. – Ходжа, заходи! Ахмед, будь другом, ещё один прибор и пиалу для почтеннейшего гостя.

– Домулло?! – искренне поразился башмачник, впуская стражника.

– Был домулло, да весь вышел! – бегло огрызнулся Насреддин и, не дожидаясь приглашения, бухнулся на пол, скрестив ноги. Левой рукой он ухватил баранью лопатку с ещё тёплым мясом, а правой зачерпнул полную пригоршню плова. Оболенский вытер руки собственной фальшивой бородой и подмигнул Ахмеду. Тот так и стоял в изумлении, не сводя глаз с обжористого визитёра.

– А я как раз закончил рассказывать весёленькую историю о юном стражнике, сопровождавшем Багдадского вора в тюрьму. Надеюсь, парнишке не слишком влетит за бегство такого ценного арестанта? Ей-богу, я бы на месте Шехмета не наказывал новобранца, он ведь не знал, с кем имеет дело… А ты, дорогой товарищ, как управился со своим конвоиром?

Ходжа бросил на Оболенского злобный взгляд, цапнул с блюда половинку курицы и рвал её кусками, почти не прожёвывая. От жира его покрасневшее лицо казалось покрытым лаком…

– Костюмчик мой, бухарский, успел примелькаться, а тут иду мимо приличного коттеджика и вижу, как упитанный такой дедуля омовение совершает. Нет, не во дворе, в домике, но мне при моём росте и через забор видно. Бросил ему монетку медную в тазик – он так и обалдел! Выскочил с тазом на порог, смотрит на небо, вроде ещё ждёт чего-то… Я одежонку праздничную с крючка снял и тем же макаром, через забор, на улицу. Переоделся в уголочке, у чьей-то пегой кобылы на ходу полхвоста отрезал – стал весь из себя такой уважаемый саксаул! А ты где прибарахлился?

Ходжа перестал жевать, долгую минуту смотрел прямо в глаза Оболенского, ничего утешительного не высмотрел и переключился исключительно на плов.

– Здоров жрать, приятель! Ладно, вижу по лицу, что у тебя большое горе… Но не совершай распространённой ошибки – горе надо не заедать, а запивать. То есть топить его в вине, как блудливого котёнка! Ахмед, не жмись! Ну, не жмись, я же давал тебе два кувшина. Посмотри, в каком состоянии человек…

– Аллах не дозволяет мусульманам… – начал было башмачник, но небольшой кувшин достал. Насреддин махом вырвал его из хозяйских рук и, запрокинув голову, не отрываясь, вылакал почти половину. Крякнул, вытер рукавом губы и, обращаясь в никуда, с чувством заявил:

– Ох и сволочь ты, Лёва-джан!

– Как вы… выговариваете… такие слова, домулло?!

– Пусть говорит, – благодушно отмахнулся Лев, делая долгий глоток из того же кувшина. – Мужики, ну чё вы как не родные, ёлы-палы? Все всё понимают, а туда же… Не было у меня иного выбора! И у него не было! И у тебя! А теперь все мы… по самую шею… и хрен бы с ним! Ахмед, поставь назад пиалы, что мы, забулдыги какие – из горла хлебать?!

* * *

Что у трезвого на уме, а у пьяного на языке?

Простая персидская загадка

– Ну… рас-с-с-кжи, ещё раз!

– Не проси! Ты пьяный…

– Сам ты… это слово! Расска-а-жи, а…

– Ходжа, я тебе говорил, чтоб Ахмеду не наливал? Ты глянь, его ж развезло в стельку!

– Ну, дому-му-му…ло! О! Выг-варил… расс-к-жи!..

– Уговорил, отвяжись только… – Ходжа поудобнее привалился спиной к согнутому колену Оболенского и в третий, если даже не в четвертый, раз поведал благородным слушателям свою душещипательную историю. Трое, теперь уже закадычных, друзей возлежали на старом тряпье, заменявшем башмачнику постель, и лениво потягивались после сытного обеда. Ахмеду действительно хватило полторы пиалы местного терпкого вина, чтоб упиться до свинячьего хрюканья. Лев и Насреддин ощущали лишь лёгкую эйфорию, говорившую о хорошей закалке в тяжком деле потребления креплёных жидкостей…

– Начнём с того, что всю дорогу этот внебрачный сын каракумского шакала клялся, что построит на мои деньги самую большую мечеть. А сам выучится на муллу, будет по утрам залезать на минарет и своим козлоподобным голосом славить бессмертное имя Аллаха… Я был терпелив и не разубеждал беднягу, ибо доподлинно известно: «Кто имеет медный щит, тот имеет медный лоб». К старым развалинам Гуль-Муллы дотопали где-то к полудню, по пути я ещё убедил его купить мешок побольше для откопанных денег. Так этот предусмотрительный пасынок безрогой коровы взял такой, что в него можно было запихнуть даже Тадж-Махал!

– Тадж-Мх…мх…мыхал… Ой, не могу! – опять затрясся в пьяном хохоте счастливый башмачник. Оболенский благодушно сунул ему в рот недоделанный чувяк (слишком громкий смех был не в их интересах). Ходжа покачал в своей пиале остатки вина, зачем-то по-собачьему лизнул его и продолжил:

– Мы зашли за минарет, и он битый час обкапывал своим ятаганом чью-то могильную плиту. Это, конечно, очень грозное оружие, но в качестве мотыги никуда не годится. Я, кажется, даже задремал в тенёчке, пока взмыленный бородач окончательно не стёр себе руки до мозолей. От жары и пота он снял с себя всё, кроме нижних штанов… И всё равно сдвинуть такой кусок камня в одиночку ему было не под силу. Пришлось признаться, что я делал это с помощью ночных дэвов, хранителей развалин, и поэтому заклинание их вызова надо произносить в темноте…

– А… пщему в тем…н… те?!

– Ну они же ночные дэвы… Из тех дэв, что приходят по ночам, по вызову. Их ещё называют путанами, вокзальными феями или вот, как у вас, ласкательно – «дэвушки»… – охотно просветил Лев.

– Клянусь чалмой пророка, от тебя ничего не скроешь, о мой вороватый друг! – восхищённо прищёлкнул языком Насреддин. – Хотя я имел в виду других дэвов, но к твоим «ласкательным» мы тоже вернёмся в своё время… По моему совету, этот недобритый брат башкирского барана полез в мешок, дабы во тьме читать заклинание. Для пущей надежности он освободил мне руки, чтоб я мог затянуть мешок для исключения попадания, даже случайного, солнечного лучика. Конечно, я не мог не уступить страстной просьбе мусульманина… Потом он усердно учил слова (пока я переодевался в его платье) и старательно оглашал окрестности правдолюбивыми рубаи твоего уважаемого дедушки Хайяма: «Мы чалму из тончайшего льна продадим, и корону султана спьяна продадим. Принадлежность святош, драгоценные чётки, не торгуясь, за чашу вина продадим!» О Хызр благословенный, голос у недалёкого громче, чем у нашего Рабиновича…

– Да, кстати, а где мой осёл?

– Мой! – сухо напомнил Ходжа. – Когда ты втравил меня в это дело, то сознательно пожертвовал мне осла. Я давно просил у Аллаха ниспослать мне именно такого. Между прочим, он привязан у задней стены…

– А дальше… ну-у… чё он… с ним… дальше-то?!

– Я говорил, больше ему не наливать?

– Я и не наливал, он втихаря из твоей пиалы перелил.

– Вот пьянь! – ахнул Оболенский. – Нашёл у кого красть…

– Да уж, похоже, башмачник Ахмед – первый человек, ограбивший самого Багдадского вора! Ладно, ляг на место, о нетрезвый отпрыск случайной любви торопливых родителей, я поведаю тебе конец этой истории.

– Ты уже три раза поведывал.

– Вах! Стыдись, Лев! Не тебе же рассказываю… Мне, может быть, самому приятно лишний раз вспомнить?! Так вот, потом я вышел к мечети, остановил двух благопристойных юношей, идущих из медресе, и приказал им посторожить мешок с богохульником и злодеем. Один обещал вслух читать над ним молитву, а другой – бить по мешку палкой, если раскаяние грешника не будет достаточно искренним. Надеюсь, все трое с пользой проводят время…

Добросовестного рассказчика прервал торопливый стук копытцем в стену. Переглянувшись с Ходжой, Оболенский встал и осторожно выглянул наружу – ослик вовремя поднял тревогу: по базару шли мрачные стражники с чёрным ястребом на щитах. Они переворачивали все лотки, заглядывали в палатки, врывались в лавки, с бульдожьим упрямством кого-то разыскивая. Впрочем, кого именно, нашим героям объяснять не пришлось – на этот счёт у них было только одно предположение, и оно было верным…

– Шухер, братва! Нас ищут!

– О шайтан! Сколько же меднолобых нагнали по наши головы… – только присвистнул Насреддин, лихорадочно нахлобучивая на макушку шлем с чалмой. – Лёва-джан, от меня сильно пахнет вином?

– А ну, дыхни! Вау-у… попроси у Ахмеда сырого лука или «Дирол» ментоловый, а то даже мне от твоего перегара петь хочется.

– Вай мэ! Да на себя бы посмотрел… – в тон отмазался Ходжа. – Бороду поправь, она у тебя почему-то прямо из левого уха растёт, и нос намажь кислым молоком – горит, как…

– …лампочка Ильича! – утвердительно закончил Оболенский, быстренько наводя необходимый макияж. – Берем Ахмедку, грузим плашмя на Рабиновича и делаем ноги. Аллах не выдаст, верблюд не съест! Насчёт верблюда могу поклясться, сам проверял…

– Да, как говорили мудрецы: «Не знающий укуса пчёл не оценит вкуса мёда». Ахмед… Ахмед! О нечестивый внук нетрезвой лягушки, как ты можешь спать в такое время?!

А бедолагу-башмачника, свято соблюдавшего строку Корана и, соответственно, давно не принимавшего «за воротник», развезло в никакую! Благо что пьяных дебошей он пока не учинял, а смирненько храпел себе в уголке, обняв пустой кувшин и сопя носом в холодные «останки» плова.

– Не надо, не буди! – Оболенский перехватил руку замахнувшегося Ходжи. – Грузим его так, меньше брыкаться будет. Я – за руки, ты – за ноги, взя-а-ли… О, какой же ты тяжёлый, худосочный производитель кустарных тапок с загнутыми носами! Рабинович?! Ты хоть не зли, нашёл время для шуток…

Видимо, ослик всё-таки осознал значимость возложенной на него задачи и перестал брыкаться. Но в детских глазах лопоухого животного затаились огоньки невысказанной обиды, ибо возить на себе пьяниц он явно почитал недостойным! На этот раз Рабинович смолчал и подчинился… Льву не очень понравилась такая подозрительная покорность, но рассуждать было некогда. Перебросив блаженствующего Ахмеда на спину ослика, друзья шагнули навстречу неумолимой судьбе. Почему уже друзья? Да, я помню, что сначала они совершенно не понравились друг другу, но поверьте, в среде настоящих мужчин уважение завоёвывается быстро. Общие враги порой объединяют сильней, чем кровные узы. И Ходжа Насреддин в этой долгой, неравной схватке с честью доказал своё право носить высокое имя «возмутителя спокойствия» в веках! А Лев… что ж, он всегда слишком легкомысленно относился к славе. Думаю, что только из-за этого затерялось у неблагодарных потомков его настоящее имя, оставив нам лишь неотразимый титул – Багдадский вор!

* * *

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 4.8 Оценок: 6

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации