Текст книги "АнтиМетро"

Он снова подошёл к сейфу, отомкнул и, покопавшись в его недрах, достал две папки: одну тонкую, пластиковую, вторую – картонную, солидную по толщине.

– Заявление о временном приёме в славные Ряды и инструкции «По продвижению в туннелях метрополитена во время Особого режима»? – предположил Артём наугад.

– Догадливый! Читай, Белов, изучай, подписывай… Не выходя из моего кабинета, понятное дело. Сорок пять минут у тебя – на всё и про всё… Я тоже, пожалуй, займусь бумажной волокитой. Алексея Никоненко – по всем правилам – оформлю в новом звании. Подготовлю пару-тройку других текущих приказов… А потом мы с тобой пойдём на платформу, поможем народу. Дельный командир всегда, а особенно, в пиковых ситуациях, должен быть рядом с подчинёнными. Личным примером, так сказать, вселять бодрость, оптимизм и неугасимую веру в светлое будущее…

Заявление, отпечатанное на лазерном принтере, оказалось самым стандартным, хорошо знакомым Артёму по прошлым временам. Впрочем, ему самому ещё не приходилось подписывать таких документов, мол: – «Я, такой-то, паспортные данные, военный билет… Прошу зачислить – вплоть до полного завершения боевых действий – в состав подразделения ГРУ Министерства обороны России за номером… Подпись. Обязуюсь соблюдать… Подпись. Обязуюсь не разглашать в течение…лет… Подпись. Обязуюсь, обязуюсь, обязуюсь… Подпись, подпись, подпись…

Поверх заявления уже была (заранее!) наложена резолюция: – «Звание «майор запаса» считать действующим! Назначить Белова А.П. заместителем военного коменданта станции метрополитена «Лесная»! Военный комендант станции – подполковник Мельников Б.И. Дата. Подпись…».

«Однако! Нас здесь, безусловно, ценят! Заместитель коменданта – это вам ни хухры-мухры!», – принялся дурачиться восторженный внутренний голос, но уже секунд через десять-двенадцать насторожился: – «Э-э! Это, что же у нас получается, а? Если подполковник, не дай Бог, погибнет, то тебе, братец, придётся отвечать за всю эту разношерстную банду. И за фашиствующих гопников, и за упрямых сектантов, и за легкомысленных фанатов «Зенита», а так же за женщин, стариков и детей, покусанных ливийскими шакалами… Оно тебе надо?».

Мельников, который, оказывается, невзначай наблюдал за Артёмом, спросил – насмешливо и чуть насторожённо:

– А ты, Тёмный, думал, небось, что всё будет по лёгкому? Типа – бегай по подземным коридорам и пали из автомата в своё удовольствие? Жарко целуясь – в перерывах – с любимой девушкой? Нет, майор Белов! Не получится так! Пора уже, братишка, взрослеть! А, следовательно, брать на себя всю полноту ответственности… Подписывай, бродяга! – гаркнул гневным голосом. – Хватит строить из себя романтического мечтателя-идеалиста! Писатель хренов… Подписал? Молодец! Давай заявление сюда и приступай к изучению инструкций. Потом я тебе выдам соответствующую «корочку», оформленную по всем правилам.

Через оговорённое время подполковник, убрав – в очередной раз – в сейф папки и стопку только что подписанных приказов, поинтересовался:

– Почерпнул, майор, что-нибудь полезного?

– Инструкции, как инструкции, – вяло передёрнул плечами Артём. – Всё, как и всегда. Мол: – «Это – настоятельно рекомендуется, а это, наоборот, строго воспрещается. Но, в крайнем случае, допускается практически всё…». Правда, как определять «крайность» этого самого случая, почему-то не уточняется… Впрочем, все основные детали изложены доходчиво и внятно. Какое оружие и оборудование взять с собой. Когда производить различные измерения, как и где фиксировать показатели приборов. Чётко прописаны правила общения со спецкомандами других «метрошных» станций. К ним (то есть, к правилам общения) прилагаются развёрнутые дополнения, снабжённые всяческой психологической хренью и прочей аналогичной мутатенью…

– Главное, что основное ты уловил. Это уже хорошо! – подытожил Борис Иванович. – Тогда, верный мой заместитель, пошли на платформу. Отложим на время ознакомление с сухой теорией, и займёмся живой практической деятельностью.

На перроне их уже ждали – восемь-десять просителей, сгрудившихся в компактную группу.

– Народ жаждет пообщаться с высоким начальством, – тихонько шепнул Мельников. – Чисто российский подход, имеющий многовековую историю. Мол: – «Вот, приедет барин, он нас и рассудит…», – объявил «стальным» голосом: – Попрошу, граждане и гражданки, обращаться в порядке живой очереди! То бишь, без глупой суеты и нервной толкучки…

Вперёд выступила пожилая парочка, видимо, муж и жена: обоим было уже порядком за семьдесят, черноволосые с сильной проседью, с характерным восточным разрезом глаз и тёмно-коричневатым цветом кожи. На широком лацкане пиджака мужчины наличествовал крупный значок, свидетельствующий о его принадлежности к КПСС.

– Мы – очень заслуженные люди! – с лёгким южным акцентом заявил мужчина. – Ветераны труда, орденоносцы, лауреаты Государственных премий… Я двадцать пять отработал на Ставрополье председателем колхоза. Обеспечивал страну качественной бараниной, пшеницей, разными овощами, арбузами, вином хорошим. Жена моя трудилась агрономом … Мы требуем почтительного отношения к себе! Уважительного, хотя бы…

– Кашмамат, остановись, пожалуйста! – тихим мелодичным голосом попросила пожилая гражданка, и старик покорно замолчал, потерянно сгорбив плечи и тоскливо глядя в сторону. – Мы ничего не требуем от вас, дорогие товарищи офицеры! Ничего…, – кротко сообщила женщина. – А, наоборот, покорно просим. О помощи просим. Вернее, о крохотном одолжении…

– Майор, займись, пожалуйста! Помоги уважаемым людям! – громко велел Мельников и добавил шёпотом. – Писатели же любят решать всяческие морально-психологические головоломки? Вот, и решай, Хемингуэй ты наш, доморощенный… Кто следующий?

Артём отвёл пожилых людей в сторону и попросил коротко и сжато рассказать о сути возникшей проблемы.

– Мы, молодой человек, люди старой закалки, воспитанные на социалистических идеалах, – принялся сбивчиво объяснять старичок. – Мой отец, два дяди и старший брат погибли на войне. А тут – такое… Невозможно это терпеть! Ну, то есть, совсем нереально…

– Остановись, Кашмамат! – опять вмешалась старушка. – Сейчас я всё вам расскажу, товарищ майор… Нам с мужем два любезных юноши – Хан и Хантер – помогли установить палатку. Маленькую такую, но очень удобную. Помогли разобраться со спальными мешками и постельными принадлежностями… Потом они ушли по важным делам, а у нас неожиданно образовались соседи. С одной стороны поселились какие-то сектанты. Но эти-то мирные, хотя и шумные – всё спорят, да ругаются… А, вот, с другой стороны… Вы не поверите, но там обосновались…фашисты! Самые настоящие и идейные! Они распевают песни на немецком языке и громко обещают убить всех нацменов, которых отыщут на платформе… А мы с мужем – по национальности – киргизы… Теперь понимаете, почему мы… немного беспокоимся?

– Они специально так громко угрожают! – заверил старик. – Видят, что мы нервничаем, вот, и изгаляются. Наверное, хотят довести нас до инфаркта… Помогите, пожалуйста!

– Следовательно, вы хотите поменять соседей? – уточнил Артём. – Хорошо, я сейчас побеседую с этими, м-м-м, шумными и не в меру разговорчивыми гражданами.

«Проще стариков переместить в другой конец перрона!», – не удержался от совета внутренний голос. – «Попробуй, убеди – в чём-либо – этих наглых и упёртых головорезов! Себе дороже… Или ты, братец, хочешь таким образом самоутвердиться? Типа – повысить авторитет в глазах народных масс? Ну-ну! Тебе, как говориться, жить…

Из восьмиместной армейской палатки, действительно, доносилась тоскливая мелодия, сопровождаемая немецкими словами-фразами.

«Губная гармошка!», – уверенно определил Артём. – «А, вот, языковой грамотности нашим доморощенным фашистам, явно, не хватает. Формы глаголов насквозь неправельные, окончания прилагательных безбожно коверкают. Босота несерьёзная и малограмотная, одним словом…».

– Эй, Фюрер, вылезай! – громко позвал Артём. – Дело есть!

Осторожно разошлись в стороны «створки» палаточного матерчатого полога, и из образовавшейся щели высунулся длинный нос, украшенный стильными очками в позолоченной оправе.

– О, господин майор Белов! – слегка удивился предводитель фашистов, вылезая наружу. – Наслышан о вас, наслышан! Как же… Ещё не удостоился личного знакомства, но, безусловно, очень рад встрече! Извините, я отвлекусь на секунду, – развернулся и, засунув голову внутрь палатки, велел своим молодчикам: – Я сам разберусь, не беспокойтесь! Отдыхайте, истинные арийцы! – появился вновь, выпрямился и, широко улыбнувшись пожилой киргизской чете, известил: – И вам здравствовать, уважаемые бабушка и дедушка! Мы, случайно, не мешаем – громкими песенками и разговорами? Не отвлекаем, часом, от сладких снов? Ежели что, то прощения просим покорно! – пытливо посмотрел на Артёма. – Проследуем в сторонку, господин майор? Посекретничаем немного?

Отойдя от палаток метров на десять-двенадцать, Фюрер остановился, мягко, по-кошачьи развернулся и сразу же перешёл к делу:

– Небось, мы смущаем и пугаем этих узкоглазые старпёров? Нажаловались уже, гниды мнительные? Не вопрос, съедем! Я уже и место присмотрел подходящее – на противоположном конце платформы. Там, как раз, несколько молоденьких девиц обосновалось в отдельной палатке. Симпатичные все из себя, в меру наглые, в меру отвязанные. Молодёжная сборная России – то ли по скелетону, то ли, наоборот, по кёрлингу. Думаю, что споёмся с ними со временем… Ещё что-то? Говорите, господин майор, не стесняйтесь! Я сегодня настроен весьма благодушно и позитивно.

– С чего это ты такой покладистый? – засомневался Артём. – Сонный газ, что ли, действует до сих пор, навевая склонность к плодотворному сотрудничеству?

– Я учусь на пятом курсе Университета, на физико-математическом факультете, – сообщил, непонятно к чему, Фюрер, протягивая студенческий билет. – Специализация – ядерная физика. Тема будущего диплома звучит так: – «Последствия атомного взрыва – с точки зрения основных физических фундаментальных показателей».

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Возьмите меня в рейд на «Маяковскую»! – неожиданно выпалил юнец. – Я вам реально пригожусь! Честное слово! Могу работать со всеми физическими приборами, снимать показатели, вести журнал их учёта, делать первичные расчёты… Возьмите, пожалуйста!

– Откуда ты знаешь про «Маяковскую»? – нахмурился Артём. – Впрочем, можешь не отвечать. Я уже и сам догадался… Кое-кто из офицеров поделился информацией с Борманом, который Пётр, а он – перед выходом на патрулирование туннеля – с тобой. Бывает, дело житейское… Теперь объясни мне, зачем оно тебе надо? Не люблю я всяких нелогичностей и непоняток. Ответишь понятно и честно, возьму с собой. Но только в приватном, вернее, в частном порядке. То бишь, без выдачи огнестрельного оружия… Итак?

– Во-первых, это мне пригодится – в дальнейшем – при написании диплома. А, может, и при защите диссертации… Сразу же докторской, к примеру! Почему бы и нет? Уже бывали аналогичные прецеденты. Тут надо пользоваться случаем. Я имею в виду, когда «эвакуаторы» нас выведут на поверхность.… А, во-вторых, очень, уж, хочется узнать, что происходит на других станциях. У нас, например, огромная волчья стая выбежала из туннеля. А, там? Вдруг, какой-нибудь динозавр выполз? Любопытно, ведь! Честное фашистское слово!

«С одной стороны, глаза у парнишки, действительно, блестят от нешуточного азарта», – неуверенно пробубнил внутренний голос. – «А, с другой, не стоит безоговорочно верить этой скользкой братии. Помнишь, у Дмитрия Глуховского? Мол, фашисты захватили лучшую станцию московского метрополитена и организовали там четвёртый Рейх? Или, всё же, пятый? Извини, запамятовал… Может, Фюрер просто хочет совершить обзорную экскурсию? Типа – ознакомиться с текущей обстановкой, прицениться к конкретным объектам? Определится на будущее? Ведь, даже престарелой лошади понятно, что узловые станции – с точки зрения оккупационной тактики и стратегии – гораздо более перспективны, чем рядовые. Там, на узловых, и склады гораздо побогаче… Ты, братец, будь поосторожней! А может, наоборот, стоит прихватить этого подозрительного типа с собой? Хорошенько разговорить по дороге, присмотреться, оценить истинную степень его потенциальной опасности? Чтобы – еже ли что – вовремя нейтрализовать?

– Ладно, так и быть, уговорил, речистый! – принял решение Артём. – Готовься, Фюрер, к походу.

– Спасибо, Артём Петрович! А когда мы выходим?

– Завтра. Где-нибудь через два-три часа после завтрака…

Все остальные дела, которыми ему пришлось заниматься в этот день, были аналогичными. Пришлось выслушивать многочисленные жалобы бытового характера, мирить поссорившихся соседей, решать вопросы о выдаче дополнительного фруктового сока и запасных тёплых носков. Потом началась раздача «пассажирам» горячей вечерней пищи…

Только в двадцать ноль-ноль подполковник Мельников объявил:

– Всё, на сегодня – баста! Спокойной ночи, господа штатские! И дамы – иже с ними! Мы с бойцами на ночь следуем в места постоянной дислокации, как и предусмотрено строгими инструкциями… Лейтенант Шмидт!

– Я!

– Ты же сегодня спал-отдыхал после патрулирования?

– Так точно! Пять с половиной часов!

– Молодец! Останешься на платформе до возвращения капитана Никоненко! А ежели, он – паче чаяния – задержится немного, то ты не обижайся и излишне не ворчи.

– Есть, не ворчать!

– Остальных попрошу за мной! – тихим голосом пояснил: – Свадьба у нас сегодня, соратники. Майора Белова, моего верного заместителя, будем окольцовывать. Ведь, будем?

– Будем! – громко и уверенно подтвердила Татьяна. – Куда же он, родимый, денется с этой подземной лодки?

Глава девятая
Молодая жена, неисправимая фантазёрка

Артём, слегка передёрнув плечами, лишь глупо улыбнулся, мол: – «Действительно, деваться-то некуда! Будем сдаваться, отходных путей не наблюдается. Да, честно говоря, и не хочется – отпрыгивать в сторону. Скорее, даже, наоборот…».

Шмидт, окинув платформу станции въедливым начальственным взглядом, сообщил:

– Кстати, по перрону следуют двое наших. Судя по внешним габаритам, это Горыныч с новеньким вернулись из патрулирования.

– Подождём соратников, – решил подполковник. – Незачем двери бункера лишний раз отпирать-запирать. Вредно это – для начинки замков…

Пользуясь образовавшейся паузой, Артём нежно приобнял невесту за плечи и, отведя её к запорному металлическому щиту, спросил:

– А как оно…, всё образовалось? В смысле, так быстро?

– Я и сама удивилась, – зашептала Таня, смущённо отводя в сторону тёмно-зелёные глазища. – Я только – между делом – рассказала Борису Ивановичу, что мы с тобой хотим пожениться. То есть, не дожидаясь окончания этого ядерного кошмара и выхода на земную поверхность… А он повёл себя очень странно. Посмотрел на меня очень внимательно (пристально так, словно бы подозревая в чём-то), и ответил, мол: – «Не вопрос! Всё сделаем в лучшем в виде. Причём, не откладывая в долгий ящик. То бишь, сегодня же вечером…». У меня, даже, создалось впечатление, что он отнёсся к моим словам – как к строгому приказу… Потом я попросила – в порядке исключения – разрешить Хану и Хантеру присутствовать на торжественной церемонии. И в этом раз господин военный комендант не стал возражать, ссылаясь на жуткую секретность, мол: – «Посторонним гражданским лицам вход в секретный бункер строго запрещён!». Наоборот, сказал, что, мол, даст соответствующее указание Василию Васильевичу… Ничего не понимаю.… А ты, Тёма?

– А я, амазонка, ещё меньше твоего. Утром – ни с того, ни с сего – меня назначили на ответственную должность заместителя военного коменданта. Практически – на ровном месте…

– Привет рабам Божьим! – известил басистый голос Горыныча. – Нас, небось, ждёте, усталые труженики ратного дела? Так, вот, они – мы! Пошли трапезничать! А то у меня в животе кишки уже переплелись от голода, завязавшись в классический морской узел. Не докармливать служивый люд – грех смертный, сродни эгоистической гордыне…

Мельников, включив фонарь, проследовал по шпалам мимо знакомой тёмно-рыжей двери и остановился только метров через восемьдесят – возле неприметной чёрной плиты, с правого края которой наблюдались, образуя равнобедренный треугольник, крохотные круглые отверстия. Подполковник, приблизив губы к дырчатому треугольнику, негромко пробормотал длинную абракадабру, состоящую из беспорядочного набора букв и цифр. Плита, слегка дрогнув, плавно отошла в сторону, полностью «утонув» в правой стене. Вернее, в правом торце дверного косяка…

– Хитрый звуковой замок новейшей конструкции, – с гордостью пояснил Мельников. – Настроен пока только на мой голос, да на тембры капитана Горнова и Василия Васильевича Фёдорова. Ничего, Тёмный, будет время, и тебя включим в список избранных. Это касается и всех других помещений, в том числе, особо секретных… Прошу, господа и дамы! – уверенно зашагал по широкому коридору, скупо освещённому маленькими красноватыми лампочками.

– Изнутри данные ворота тоже голосом открываются? – шёпотом поинтересовался Артём.

– Нет, на стене имеется самая обыкновенная кнопка. Естественно, красного цвета, – тихо ответила Таня. – А сейчас справа будет узкое ответвление. Видишь? Этот неприметный коридор ведёт к «оружейной комнате». Там тоже установлен звуковой замок.

– Откуда такие сведения?

– Я в «обеденный перерыв» познакомилась-подружилась с Глашей Ивановой. Ну, с той черноволосой особой женского пола, которая сожительствует с вашим любвеобильным Горынычем. Глафира мне и организовала короткую ознакомительную экскурсию по тайному бункеру… Тут, оказывается, такие склады! Офигеть можно! И продовольственные, и одёжные, и прочие… Есть, даже, большой зал, где все стеллажи – доверху – забиты картонными коробками с различной бытовой техникой. Пылесосы всякие, электрорубанки, дрели, шлифовальные машинки, микроволновки, фены для сушки волос, посудомоечные машины.…Знаешь, я никогда не думала, что в нашей России – после горбачёвской Перестройки – остались, то есть, успешно функционируют такие серьёзные спецслужбы. Внушает и впечатляет, если честно! А сейчас будет очередной пост…

– Всем сдать – под роспись – оружие дежурному! – строго приказал Мельников.

Помещение подземной столовой почти ничем не отличалось от аналогичных наземных помещений: площадью метров шестьдесят-семьдесят квадратных, стены и пол, покрытые светло-кремовой керамической плиткой (пол – крупной, стены – меленькой), а у дальней стены размещалась никелированная «эстакада» раздачи, которая, впрочем, на данный момент пустовала, только стопка тёмно-синих подносов сиротливо возвышалась в её правом торце.

А основное отличие – относительно наземных аналогов – заключалось сугубо в освещении: помимо редких розовых лампочек везде и всюду (на полу, на «эстакаде» и на различных тумбочках) были беспорядочно расставлены – в разномастных подсвечниках – горящие восковые свечи. Столы же, покрытые цветастыми льняными скатертями, были сдвинуты в один длинный ряд и сервированы по всем банкетным правилам.

– Как оно вам, благородные идальго и сеньориты? – поинтересовался улыбающийся Никоненко, облачённый в парадную офицерскую форму – с орденскими планками на груди и капитанскими погонами на широких плечах. – Я, видит Бог, старался!

– Натуральный импрессионизм! – искренне восхитился Горыныч. – Подземно-армейский, ясен пень…

– Опять, морды наглые, лазили по складам? – рассердился Мельников. – Глафира, так тебя растак! Ты где? Честное слово, отберу ключи!

– С чего вы взяли, Борис Иванович? – притворно изумился Лёха. – Ни сном, ни духом, видит Бог! Поклёп это! Наговариваете на нас беспричинно… Чтоб мне к вечеру вылететь в отставку! Чтоб – до самой смерти – охранять гражданские автостоянки!

– За последнего дурака меня держишь? А, парадная форма? А, орденские планки? Ты, Никоненко, если я не ошибаюсь, на данный объект прибыл в штатской одежде, а? Молчишь, рожа? То-то же! Ну, а где младший лейтенант Иванова? Не слышу ответа!

– Дык, товарищ подполковник, она старательно завершает кулинарные экзерсисы… Кстати, отважные бойцы, надо бы помочь – бедной и слабой девушке – доставить из кухни всякую и разную снедь. С официантами здесь, как вы знаете, наблюдается хронический дефицит…

– Нам с тобой надо – вон в ту светло-бежевую дверь, – слегка дёрнув Артёма за рукав серой гимнастёрки, сообщила Татьяна, – которая расположена напротив кухонной.

– Зачем?

– Чтобы переодеться в праздничные шмотки. Ты, что же, майор Белов, собрался вступать в брак в армейской униформе, насквозь пропахшей потом?

Нет, милый мой избранник, так мы не договаривались… Пошли!

Короткий коридор привёл их к очередной неприметной двери, за которой обнаружилось прямоугольное помещение, оборудованное двумя новёхонькими металлическими мойками, громоздкой белой тумбой непонятного назначения и широкими пластиковыми столами. Чуть в стороне от столов наблюдалась длинная изломанная ширма, по разным сторонам которой разместились стандартные стулья с какими-то свёртками, пакетами и картонными коробками. Где-то совсем рядом равномерно постукивали дизель-генераторы.

– Здесь, согласно штатному распорядку, дневальные моют грязную кухонную посуду, – заговорщицки подмигнула Таня. – Можно, и вручную, можно, и в современной посудомоечной машине. Мы же с тобой, милый, используем данную комнату в качестве кабинок для переодевания, – достала из кармана комбинезона чёрную продолговатую коробочку, подняла её вверх, нажала на крохотную кнопку, довольно улыбнувшись, посмотрела на загоревшуюся зелёную лампочку и пояснила: – Эту полезную штуковину мне выдала Глаша Иванова. По женской дружбе, ясный вечер… Если горит зелёный огонёк – значит, поблизости нет никаких включённых записывающих устройств: ни аудио, ни видео. Ведь, нам сегодня, если ты не забыл, предстоит первая брачная ночь… А здорово я придумала с ширмой, помня об изощрённом мужском коварстве? Теперь тебе, Белов, никакие зеркала не помогут! Расходимся по разным сторонам! Тебе – направо, мне, соответственно, налево… Рядом со стулом лежат большие полиэтиленовые пакеты. В них сложи униформу и ботинки, а бронежилет просто повесь на спинку стула. Потом заберем, по завершению официоза… Эх, жаль, что подвенечных платьев мы так и не нашли! Глафира говорила, мол, должны – по складской описи – быть, только время уже поджимало. Размеренный перестук за стенкой? Просто совсем рядом расположено помещение с установленными там дизелями. По коридору – с правой стороны – расположена входная дверь в машинный зал…

«Предусмотрительная какая!», – то ли восхищённо, то ли испуганно высказался внутренний голос. – «Всё знает, обо всём помнит… Каблук, что называется, приближался… Тот самый, под которым нам с тобой, братец, предстоит провести долгие-долгие годы. В смысле, долгие и бесконечно-счастливые годы…».

В свёртках, пакетах и картонных коробках Артём обнаружил: модные итальянские трусы в бело-чёрную клетку, серые носки, чёрный костюм-тройку, белоснежную рубашку с кружевным воротником, брючный ремень, чёрные остроносые туфли и – в завершении комплекта – ярко-синюю бабочку в крупный чёрный горох.

– Никогда не носил бабочек! – сообщил Артём недовольно-испуганным голосом, приступая к процессу переодевания. – Даже и не знаю, как быть… Тань! Может, ну его?

– Она же в цвет моих бантиков! – напомнила невеста, чем-то громко шурша за ширмой. – Я сперва хотела соорудить пышную причёску с лёгкой завивкой, благо на складе нашлись и термо-бигуди, в корпуса которых заливается кипяток. Да, и Глаша мне советовала… А потом я увидела эту приметную мужскую бабочку и решила, что останусь так, как есть. Мол, пусть в наших с тобой свадебных туалетах будут присутствовать одинаковые детали. Только голову, естественно, помыла наспех… Так что, не упрямься, милый, и бабочку надень. А по размерам – как оно? В смысле, одежда-обувь? Я же выбирала на глаз, сугубо по визуальным ощущениям.… Кстати, тебе не кажется странным – появление в нашей спецкоманде этого мордатого фашиста Бормана?

«Ого! Уже – «в нашей» – спецкоманде!», – удивился (возмутился, засомневался, подозрительно высказался?) внутренний голос. – «Однако! Какая быстрая адаптация! Впрочем, общеизвестно, что женщины гораздо лучше мужчин умеют приспосабливаться к переменчивой и туманной действительности…».

– Конечно, кажется! – выдохнул (по-настоящему) Артём, с усилием втягивая живот, чтобы застегнуть брючные пуговицы. – Откуда он, то есть, Борман, вообще, взялся? С каких таких румяных пирожков?

– Капитан Горнов привёл с платформы и поручился за него перед подполковником Мельниковым. Попросил оформить – оперативно, без дополнительных мероприятий – по всем правилам.

– Ерунда какая-то, беспримерная! Совершенно непохоже на Горыныча. Он же у нас – изначально – считался самым недоверчивым и консервативным. То бишь, профессионально осторожным сотрудником, досконально разбирающимся в людях…

Примерно через полминуты относительно тишины, Таня, неуверенно кашлянув раз-другой, высказала предположение:

– Знаешь, я думаю, что они – отец и сын.

– Кто? – машинально уточнил Артём, неприязненно и растерянно рассматривая пятнистую бабочку.

– Горыныч и Борман.

– К-ха! К-ха! К-ха… Также и подавиться можно! Типа – от неожиданности, блин спецназовский… С чего ты взяла, фантазёрка отвязанная? Очень, уж, смешная и неожиданная версия! Не, Таня, это тебя понесло куда-то, явно, не туда… Горыныч, правда, говорил – тогда, на алжиро-ливийской границе – что разведён и сынишка-школьник остался жить с матерью. Но – Борман? Он же на две головы выше Горыныча! И, вообще…

– Что – вообще? – не сдавалась невеста. – И Глаша Иванова говорит, что они лицами слегка похожи. Вернее, мордами лиц, выражаясь напрямую, без девичьих обиняков. Если, конечно, представить физиономию Горыныча без этого страхолюдного шрама… Опять же, отдельные словечки-выражения. Вот, к примеру, ты помнишь, что Борман мне сказал прошлой ночью – на платформе «Технологического Института»?

– Мол, пошли с нами, бикса симпатичная…

– Нет, не так! Дословно он сказал: – «Пошли с нами, девонька!». Понимаешь, «девонька»?

– Ну, и что?

– А то, что уже здесь, на «Лесной», меня и Горыныч пару раз называл этим редким словечком. То есть, «девонькой»… Скажешь, мол, случайное совпадение?

– Конечно! – подтвердил уверенным голосом Артём, понимая, впрочем, в глубине души, что уверенность эта – отнюдь – не железобетонная. – Иначе, получается совсем уже странно и неправдоподобно. Прямо, как в плохом телевизионном сериале про коварных шпионов. Вот, ты сама подумай… Отец служит в тайной армейской спецкоманде, скрытно дежурящей на станции метрополитена. Сын, который не виделся с папашей много-много лет, едет в электричке. Неожиданно начинается атомная война, на поверхности гремит ядерный взрыв, электричка останавливается, срабатывают заградительные щиты, станция отрезана от всего наземного мира. Отец и сын случайно встречаются, узнают друг друга, обнимаются, мирятся и далее – уже совместно, плечом к плечу – борются с мировым злом… Согласись, что это уже попахивает откровенным голливудским фарсом… Кстати, я готов! А ты?

– Я тоже!

– Тогда… выходим?

– Выходим!

Артём, сделав три широких шага вперёд, резко развернулся на девяносто градусов и застыл на месте, чувствуя, как его рот предательски (абсолютно непроизвольно!) приоткрывается…

«Кто это такая? – зачарованно прошептал неожиданно поглупевший внутренний голос. – «Таня, Татьяна, Сталкер? Не может такого быть! Не может – и всё на этом… Куда подевалась смешная девчушка с веснушчатым носиком? Невысокая такая, скромно одетая – или в пятнистый камуфляж, или в докторский светло-зелёный комбинезон? Сейчас передо мной – томно строит глазки – настоящая гламурная красавица (с журнальной обложки!), облачённая в шикарный, белоснежный брючный костюм. Высокая (наверное, из-за длинных каблуков-шпилек?), стройная, фигуристая, с ярким макияжем на симпатичном личике… А какая шикарная русая коса, перехваченная пышным бантом! Тёмно-синим, естественно, в крупный чёрно-белый горох… Обалдеть и не встать! Я, что, брежу? Похоже, что некоторым отставным майорам крупно повезло! Очень – крупно – повезло…».

– Я тебе нравлюсь? – пунцово покраснев, спросила Таня.

– Очень!

– Тогда – поцелуй! Только осторожно, чуть-чуть, чтобы мне заново не помадиться.

– Всё равно, сейчас ребята будут безостановочно вопить: – «Горько! Горько! Горько!». Помада и сотрётся…

– Это будет потом, уже после заключения брака. А в самом начале церемонии невеста обязана – по всем писанным и неписаным правилам – предстать перед почтеннейшей публикой во всей красе… Ну, давай, увалень неторопливый! Осторожно, как и договаривались… Ещё осторожней, ещё нежней…

Минуты через полторы-две Татьяна упрямо вернулась к прежнему разговору:

– Вот, ты, Белов, говоришь, мол, отец и сын не виделись долгие годы, случайно встретились на перроне станции, ну, и так далее, вплоть до совместной борьбы с наглым мировым злом… А если, всё повернуть задом наперёд?

– Это как?

– То есть, предлагаю начать – именно – с «совместной борьбы»… Ты, майор, сколько лет не виделся с Горынычем?

– Примерно пять с половиной.

– Вот, видишь! – обрадовалась Таня. – Мог он за это время измениться, помягчеть душой? Наладить с сыном нормальные отношения?

– Предположим.

– А, значит, мог и устроить – любимого сынишку – на работу в это ваше хвалёное ГРУ! Или, к примеру, в ФСБ…

– Как прикажешь тебя понимать, любимая мной амазонка? – растерянно поморщился Артём. – Ведь, Борман – фашист.

– Предположим, что этот молодой человек – на самом деле – является агентом спецслужб, внедрённым в современные фашистские ряды… С какой целью? С оперативной, естественно! Допустим, на «Лесной» – в данный конкретный момент – Борман должен был распрощаться с «подопечными» и проследовать…, э-э-э…

– Куда проследовать? – вкрадчиво промурлыкал Артём. – Не придумала ещё, фантазёрка неисправимая? Ай-яй-яй!

– Придумала! Например, на встречу с собственным папашей и прочими «грушниками», чтобы принять участие в некой секретной и тайной операции…

– Какой ещё – тайной операции?

– Есть у меня определённые мысли-доводы, позволяющие надеяться, вернее, верить, что моя мать и младший братишка – живы…

– Эй, молодые! – долетел из коридора Лёхин голос. – Где вы? Вылезайте! Праздничный стол уже накрыт и ломится – от кулинарных и алкогольных изысков. Врачебная банда прибыла. Ждём только вас, потеряшек…

– Про тайную и секретную операцию я тебе потом дорасскажу, – пообещала Татьяна. – Ну, пошли жениться? Если ты, конечно, не боишься…